Филин и роза

— Ты не логичен, ты антилогичен, — с восторгом заявила Тварь, без труда удерживаясь на узкой желтой стальной балке. — Тебя это веселит, я вижу. — У меня нет таких эмоций. — Значит, ты притворяешься? — уточнил Филин, которого перспектива вести пространные философские диспуты в паре десятков метров над довольно твердой поверхностью, не слишком вдохновляла, но иного выхода не было. — Я не специально, — очаровательно улыбнулось безумное создание. Марк подумал о пленнике подвала. Сердце сжалось в приступе оглушительной, несравнимой ни с какими пытками боли. Ладони дрожали и, казалось, вот-вот соскользнут с балок, которые изо всех сил обхватывают, и мучения его прекратятся. И Ромкины, наверное, тоже. Он ведь не нужен Твари без Филина. Идеальный заложник, но никчемный информатор. Но внизу крутилась фигурка в камуфляже, и опять Филин ну никак не мог позволить себе счастливое забвение путем перелома шеи. Обещал же… — Роза, — позвал он в рацию. — Не стой под стрелой. Выйди туда, чуть подальше с моей стороны… Стажер моментально послушался. — Видишь слева от меня аномалию двуногую? — продолжил Марк, не отрывая глаза от Твари, которая в свою очередь с жадным интересом изучала его. Андрей ее, по всей видимости, не интересовал. — Аномалии слева нет, — послышалось из динамика. Тварь хохотнула. — Хорошо, — кивнул Филин. — Тогда просто шмальни в полуметре слева от меня. Тварь расплылась в улыбке.       Внизу грохнуло. Железо под руками содрогнулось от удара. Тварь дернулась, глухой вскрик вырвался из его горла вместе с голубоватой струйкой крови. Улыбка сменилась недоумением, а затем и вовсе какой-то детской обидой. Филин прижался лбом к балке и закрыл зрячий глаз. — Пуля. Хорошо, что пуля… Молодец, еще раз, чуть выше, — шепнул он в рацию. Но на этот раз Тварь соображала лучше. Он исчез за секунду до выстрела, не дав Розе проделать дырку в своей светлой головушке. — А говорил, что его убить нельзя, — пробормотал Филин. — Пиздабол. — А это как? — заинтересовался немедленно Роза. — Это матом, но ты такие слова лучше не запоминай. Так ругаются плохие дяди вроде меня, — уже с удовольствием ответил Марк. — Зачем? — Для внутреннего баланса, понятно? — Нет. — Ну и хорошо. Марк отстранился от холодного металла и с тоской посмотрел на стрелу с болтающимся на ней телом Лютого. — Господи, жалко то как! — с горечью воскликнул он. — Хороший же был мужик. Всех забирает сука, одной швали позволяет бегать и плодиться. Да, он немного лукавил, ибо означенную «шваль» Зона тоже прекрасно харчила, что, впрочем, популяцию оной отнюдь не уменьшало. На место сгинувших мародеров резво приходили новые, бесславно подыхали, уступая место очередным лихим сорвиголовам без совести и чести. Но от них не оставалось даже имен. А Лютого помнили, и Ромку будут помнить и даже Филина… Но, конечно, похоронить бы по-людски, раз нашелся, а для этого надо с крана снять. Но как? Филин знал, что стратег из него отвратительный, поэтому решил действовать по ситуации. — Роза, если я вдруг гробанусь отсюда и сломаю шею, ты дорогу обратно на КПП найдешь? — Найду, — лаконично и без дурацких уточнений ответил Андрей. — Точно найдешь? — Да. Филин успокоился. Да, скорее всего, найдет. Он чуднОй, а чудных судьба любит. Больше ни о чем не думал. Пролез осторожно между палками, оказавшись на решетчатых мостках, только следил, чтобы полупараличные рука и нога не забывали перехватывать балки, пока он медленно шел по стреле к покойнику. — Командир… — Снять надо человека, — не дожидаясь вопроса, сказал Марк. — Неправильно так ему быть… Нехорошо. — Мертвому все равно, — Филин даже остановился, удивленный непривычной холодной логикой во фразе стажера. — Мертвому все равно, — согласился он, — а живым нет. Это не ему надо, а нам. Ребята попрощаться должны. Иначе даже смерти наши будут обесценены Зоной. Она не просто убивает людей, она их стирает. И как хорошо, что не всегда ей это удается… Попробую посмотреть на блоки, может, получится спустить трос без электричества. Оставайся пока на месте. — Ладно. Филин не ответил, полностью сосредоточившись на переползание внутрь стрелы, затем, сгорбившись, поплелся к грузовой тележке. С сомнением оглядел ветхую платформу для ремонтника, или как там она называется, и совершил еще один смертельный номер по перемещению своего инвалидного тельца на нее. Ржавый металл пугающе скрипел под его небольшим весом. Протянул руку и потрогал тонкие тросы, держащие крюк. К тому же они, кажется, накрепко приржавели к блокам. Или их держали какие-то, хер знает, где находящиеся, фиксаторы… — Свинья, блядь, в апельсинах! — взвыл он с досады. — Азор, ты живой? — Ага. — А что не спрашиваешь где свинья и апельсины? — поинтересовался Филин, чтобы занять язык чем-то кроме рвущихся с него высотных, как этот ебучий кран, матерных конструкций. — Это афоризм, — ответил Андрей. — Вы хотели сказать, что не понимаете устройства этого механизма. — О, у нас прогресс, — не без легкого ехидства заметил Марк. — Слушай, а ты случайно не разбираешься в строительной технике? Может подскажешь, как трос раскрутить. — Не разбираюсь. — Погано, — Филин вздохнул, понимая, что совершенно задолбался. Он сел на платформу, спустил ноги вниз, ухватился саднящими ладонями за прохладные тросы и стал глядеть вниз на труп Лютого. Ветер шевелил пряди на макушке покойника. Отчаяние уговаривало его бросить эту затею к херам и идти уже на КПП. Наприключались на сегодня по уши. А совесть стыдила и требовала действовать. Только, увы, не подсказывала как… Голове было невыносимо жарко. Пот жег плешь. Марк не выдержал, снял шлем и положил рядом. Сразу полегчало. Но только, увы, голове. — Ромочка, родной, дай знак, как выпутаться из этой жопы, — прошептал он. — Тебе это точно нужно? — спросила Тварь, материализовавшаяся на противоположной платформе. Существо, перепачканное собственной синей кровью, вальяжно развалилось в объятиях шаткой конструкции. В груди под ключицей зияла синяя рана. — Я думал, ты на сегодня угомонишься и пойдешь домой, — устало сказал Филин. — Я дома, — резонно ответил Ромкин убийца. — Слушай, ты развивай абстрактное мышление лучше, а у меня дохера дел, а то ужин скоро, пропустить не хочу, — замороченно произнес Филин, борясь с искушением приказать Розе расстрелять к ебеням платформу тележки, но опасался, что все это ржавое дерьмо просто рухнет в итоге вниз вместе с ним, и в отличие от Лютого, ему, Марку, некоторое время будет сильно хреново. — Помочь? — издевательски предложила Тварь. — Помоги, блядь! — рявкнул Филин без задней мысли, чисто, чтобы спустить раздражение. — Сделай, скотина, хоть что-то полезное! Хоть человека похороним нормально. Которого ты, сука, убил. Улыбка исчезла с лица Твари. — Держи крепче, — холодно проговорил он и исчез.       Филин не сразу понял, почему его бросило вперед на блоки, почему вдруг стало так тяжело и больно рукам, груди, лицу. — Сукаааа! — заорал он, сжимая изо всех сил внезапно освободившиеся тросы. — Командир? — зашуршало рядом, но Филин, разумеется, не мог бы ответить. С каждой секундой становилось все тяжелее. — Роза! — крикнул он, надрывая связки. — Я спускаю человека! Лови! Марк зарычал, напряг мыщцы, сжал зубы с такой силой, что удивительно, как они не крошились… Медленно, причиняя страшную боль ладоням и суставам, тросы заскользили в его руках, спуская чудовищный, в сотню с лишком, вес вниз. Металлические жгуты обильно смазывались его собственной кровью и оттого стремились выскользнуть, невзирая на все усилия сталкера сдерживать их движение. Сначала Филин, упираясь грудью в борт тележки, терпел, закусив губы, затем боль совершенно затуманила рассудок, и он, не сдерживаясь, стонал, молясь лишь о том, чтобы не потерять сознание и не разжать пальцы. Невыносимо хотелось отпустить трос, чтобы гребаный крюк вместе с покойником упали вниз, но это был бы недостойный поступок в отношении умершего. Смысл тогда всех его усилий, если на КПП он притащит раскуроченную кашу вместо тела? Вернее всего, тащить придется Розе, ибо Филин предчувствовал, что не сможет в ближайший месяц даже собственный член в туалете держать.       Платформа вновь качнулась. Тварь вернулась, материализовавшись позади. Филин даже не удосужился посмотреть, да и чего он нового увидит? Та же глумливая, красивая рожа разумной аномалии. Глаз непроизвольно застилали слезы боли, мучительно щекотали щеку, текли из носа, но невозможно было даже плечо поднять, чтобы утереть их. Нога в потертом белом кроссовке как бы случайно столкнула его шлем с платформы… Ладони Твари легли на плечи, затем потянулись вперед по его вытянутым, дрожащим от напряжения рукам. — Ммммммм! — протестующе замычал Филин, не имея сил даже обматерить садиста. Тварь, обнимая, буквально легла ему на спину, ладони ее добрались до запястий человека. Холодные пальцы накрыли его судорожно сжатые окровавленные кулаки. Чужое тело тесно прижалось к спине, гладкая щека коснулась здорового уха. «Почему это важно?» — вопрос раздался сразу в голове. Отвечать он не хотел, и не стал бы. Но что может остановить мысль? «Потому что мы своих не бросаем!» Пальцы Твари сползли вниз и перехватили тросы под руками Филина. — Отпускай, — тихо приказала она. — А ты его об землю шваркнешь? — горько усмехнулся Марк. — Не шваркну. — Врешь. — Я не склонен к обману, — Филину показалось, или Тварь действительно его уговаривала? — А с чего вдруг такая доброта? Тварь не ответила. Его слабое дыхание шевелило волосы у Филина на виске. А еще, понял Марк, оно дышало реже, чем люди. Примерно через два его собственных вдоха. Он посмотрел еще раз на бледные руки уверенно державшие трос и сдался. Со стоном разжал собственные пальцы, без сил уронил крупно трясущиеся ладони на колени. Тварь чуть ослабила хватку, тросы возобновили движение, но ощущалось, что аномалии процесс не стоит каких-либо усилий, не причиняет неудобств и не повреждает кожу. Да и руки у него были пропорционально длиннее, что хватило и до тросов дотянуться и Марка одновременно «обнимать».       Марк никогда особенно не комплексовал из-за небольшого роста, но сейчас он ощущал себя совсем маленьким и слабым. Но ведь и Тварь скорее стихия, сильная и непреодолимая. Пока непреодолимая. Роза же попал, наверное, и боль должна быть… — Да, я чувствую, — ответила Тварь, привычно читая его мысли, — но не так, как вы. — А как? — спросил зачем-то Марк, откидывая голову на плечо Твари. Он устал. Немыслимо устал, чтобы морочиться моральностью этого жеста. Ему хоть черта рогатого в качестве подушки теперь… Плевать! — Приоритет у инстинкта выживания, — ответила Тварь. Вверху над ними поскрипывали стальные конструкции, блоки плавно крутились, словно не ржавели столько лет. Губы Твари коснулись уха, поднялись выше, ткнулись в висок. — Отстань, — лениво сказал Филин. — Тебе нравится. — Просто физиология, реакция на сексуальный раздражитель, с голодухи и на тыкву встанет, — Марк подумал, что с этим существом в принципе можно и не стесняться. Оно словно пролезло к нему под кожу и воспринималось теперь, как неизбежное зло, паразит, лекарства от которого пока не придумали.       Язык слизнул соленую, влажную дорожку со щеки. Марк скрипнул зубами, но стерпел. Вспомнил слова Ромки о неспособности Твари к адекватной коммуникации. Может оно действительно так людей изучает, а Филину просто не повезло оказаться первым выжившим подопытным. Кроме того, все эти взаимодействия, кроме его попадания в аномалию, не были неприятны физически, хотя и восторга не вызывали. Да и не стоит с ним сейчас задираться, пока труп Лютого не коснулся земли. В какой-то момент движение прекратилось. Филин посмотрел вниз и увидел стажера, бережно снимающего покойника с крюка. А освободившиеся руки Твари, между тем, обвили его тело, разворачивая к себе. Поцелуй пришелся на уголок губ. — Вот странный ты, — болезненно усмехнулся Филин. — Мне б со стреляной раной не до игрищ было. — Так нужно, — проговорила Тварь. — Ах, нужно! — разозлился Марк, совершенно неожиданно для себя хватая Тварь за волосы. — Я тебе тогда сам покажу… И кинулся в атаку на полураскрытые губы своего мучителя, выплескивая всю душевную и телесную боль и отчаяние. Удивительно, но Тварь, кажется, опешила. Привыкнув к яростному сопротивлению жертвы, существо просто не знало, что делать в этой ситуации. Он расслабился, покорно позволяя Марку исследовать свой рот, робко отвечая на его агрессивный напор. — Командир! — закричали внизу. Филин резко отстранился, разрывая контакт. Тварь на корточках отодвинулась от него. Он трогал пальцами губы, и на лице его отражалась бессвязная смесь непонимания и умиротворения. — Я пошел, — буркнул Филин, с подвыванием опираясь на ладони и подтягивая ноги на платформу. — Ебать, я альпинист! Как я с этой Эйфелевой башни теперь слезу? Слышь, белокурый! Телепортни меня вниз, только без переломов. Но Тварь продолжала смотреть на него с бессмысленно-блаженным выражением лица, а затем медленно истаяла в воздухе. — Гандон, — не стесняясь в выражениях, припечатал Марк, цепляясь руками за балки. Назад идти было легче. Усталость полностью изгнала страх, на смену ему пришла апатия и желание пожрать и заснуть, свалившись прямо в одежде и не снимая ботинок. Филин широко зевал, кривился от боли, но уверенно доплелся до кабины крановщика, затем с помощью молитв и какой-то матери переместился на лестничную площадку и стал спускаться, потратив на это ровно вдвое больше времени, чем обычный, здоровый человек. — Когда мы дотащим себя и Лютого до КПП, я уйду в казарму и буду сутки спать, — едва ноги коснулись тверди земной, как навалилась слабость, и Филин сполз в сидячее положение, едва успев уместить зад на куске железной трубы. Разорванные кисти рук, лежащие на коленях, мелко и противно тряслись. Текущая кровь впитывалась в штанины, но не было ни сил, ни желания ее останавливать. — Сука, как же больно! — прошептал Филин, зажмуриваясь. Боевой раж уходил, уступая место закономерному откату со всеми его прелестями. Рядом зашуршал гравий. Теплые пальцы бережно подхватили его ладони. — Сейчас пройдет, — тихо, но уверенно сказал Роза, — Ну конечно, — не поверил Филин, ловя себя на том, что ему неожиданно приятно это прикосновение. — Пройдет, — повторил стажер, и боль действительно стала притупляться. — Как ты это делаешь? — спросил Марк, все так же не меняя положения. Тусклая, серая, всепоглощающая апатия не давала даже удивиться. Да и чему можно удивляться в таком месте как Зона? Черта трехногого увидишь — не удивишься. — Это телесная аномалия, — просто, словно некий очевидный факт, ответил стажер. — Это легко. — Значит ты, наверное, экстрасенс, — Филин открыл глаз и стал разглядывать ладони, на которых уже запеклась толстая кровавая корка. — А я думал, это все вранье. Андрей не ответил, а вместо этого снял с пояса и протянул Филину флягу с водой. — Нужно много пить, — твердо сказал он. — Я знаю, — Марк не обиделся на то, что стажер учит его таким элементарным вещам. Простая холодная вода прогоняла сонливость и успокаивала саднящее пересохшее горло. Филин задрал голову наверх. В голубом небе медленно плыла сеть высоких мелких облаков. Ромка их уже никогда не увидит. И Лютый тоже… Роза забрал пустую фляжку и протянул командиру руку, помогая подняться. — Тебе, видимо, одному придется переть нас с ним, — кивнул Филин на труп. — Я ног почти не чувствую. Подай руку. Снова непривычное уютное тепло человеческой кожи. Филин стиснул зубы и подтянулся. Кое-как переставляя ноги, он с помощью стажера дохромал до трупа и склонился над бывшим знакомым.       Лицо Лютого было спокойным и расслабленным, будто он не был мертв, а только спал. В расстегнутом вороте курки виднелась шея с синюшной бороздой от веревки, черные замасленные куски которой валялись тут же рядом. — Славный был мужик, — проговорил Филин. — Жаль, не вернуть… Роза молчал, вероятно, понимая всю серьёзность момента. Филин смотрел на Лютого, и какое-то свербящее чувство неправильности картины скребло и мешало где-то в районе затылка. А Марк не мог понять, что не так, пока не остановился взглядом на жесткой линии подбородка и плотно сомкнутых губах покойного. Затем Филин вспомнил, что когда-то давно читал, что у висельников непременно вываливается язык, а у покойника и челюсть сама по себе держаться вроде как не должна. Он мертвых видел гораздо чаще, чем ему хотелось бы. И вряд ли Тварь об этом заботилась. — Меня терзают смутные сомнения… — Марк не договорил, протянул руку, хотел дотронуться до груди Лютого, но не решился, и пальцы зависли в воздухе. — Роза, — тревожно спросил он, — ты не видишь на нем ничего странного? — Странного не вижу. — А НЕ странного? — Филин уже понял более-менее, как разговаривать с чудиком-стажером, чтобы добиваться внятных ответов. — Стазис. — Ну нет, не бреши, — Марк хотел сказать слово покрепче, но сдержался. — Стазисные аномалии никогда не отмечались во взаимодействии с живой материей. Рвут они ее к ебеням… Уж не знаю почему. — Не знаете, — уцепился за оговорку Роза и довольно посмотрел на командира. — Ладно, — Филин умел признавать неправоту. — Пусть стазис. А зачем веревка тогда? Разве Зоне нужны материальные инструменты, чтобы вот так ловить и убивать людей? — Не нужны, — с подозрительной уверенностью ответил стажер. — Людям нужны. — Хочешь сказать, его кто-то живой убил? — Хочу. — А где следы борьбы? — возмутился Филин. — Думаешь, он не заметил бы, что его вешают? Думаешь… — он замолк, пораженный догадкой. — Стазис, еб твою мать! Он сначала в стазис попал! Как я в… Гипотеза была невероятной, неправдоподобной, но никакой другой не было. Филин растерянно посмотрел на Розу. — Так он может еще и жив? Роза не ответил, вишневые глаза были заняты какой-то серьезной мыслью. — А, впрочем, — Марк со вздохом продолжил, — все равно не повезло. Толку в таком состоянии? Как, блин, мебель. Я то хоть хожу сам. Слушай, экстрасенс, а ты с ним ничего не можешь сделать? — Марк кивнул на свои ладони. — Вот как с этим? Ты извини, что спрашиваю, просто если можно, то спасти бы человека… Хорошего человека, я тебе зуб даю. Можно? И он с надеждой, впервые с настоящей надеждой, которую нехило так подпитывали затянувшиеся за пару минут раны на ладонях, посмотрел на Розу. — Можно, — ответил Роза. — Ты сделаешь? — переспросил Филин. Роза не ответил. Его руки опустились на голову Лютого. Он согнул пальцы и резкими движениями начал рвать нечто невидимое, но явно материальное, судя по тому, как напрягались костяшки пальцев и сжались в тонкую нитку губы. «Видит! Он видит!» — кричало подсознание Филина, в то время как зрение отказывалось верить и понимать. Андрей переместился к плечам и груди Лютого и, не останавливаясь ни на миг, рвал и тянул путы аномалии. — Роза! — вскрикнул Марк, когда увидел, как из одной ноздри стажера внезапно полилась кровавая капель. Совсем как у него на лестнице. Но там было понятно — сосуды не выдержали неебической силы децибел, да и не так уж страшно, когда видишь кровь на себе. А что происходит с Розой? — Хватит! Стой! — закричал он, удивляясь, как бешено забилось у него сердце, и паническая волна прокатилась от горла до пят, подстегивая вскочить и немедленно пуститься в бегство, но тренированное тело привычно подавило трусливый порыв. — Все в порядке, — Роза слабо улыбнулся, не прерывая своего занятия, — сейчас закончу. — Роза, не надо! — Филин перешагнул через Лютого и схватил стажера за плечи, намереваясь оттащить. Но Андрей никак не отреагировал. Может быть потому, что успел потерять сознание раньше, чем это поняло его тело. Он сделал последний рывок и, широко и неловко взмахнув руками, начал заваливаться на только что освобожденное от аномалии тело Лютого. — Блин, — скрипнул зубами Марк, обхватывая обмякшего Андрея и прижимая к своей груди. — Только этого не хватало. Он скорее почувствовал, чем увидел или услышал. Инстинкты не до конца погребенные инвалидностью заставили сгруппироваться и закрыть собственной спиной отключившегося напарника, когда нечеловеческая, во всех смыслах слова, сила врезалась в них и отшвырнула от Лютого. Марк поморщился от боли в отшибленном плече и одновременно порадовался, что голова Розы лежит аккурат на подставленном локте. Рыжая пыль медленно плыла в воздухе, обволакивая душным коконом людей и разъяренную Тварь, замершую в паре десятков шагов.       Еще одно обличье, подумал Филин, гадая, как ему одному защитить уже двух недееспособных товарищей по несчастью. Ответом ему было злобное инфернальное рычание. В новой ипостаси Тварь привлекательную человеческую личину не утратила, но его поведение изменилось до неузнаваемости. Холодное любопытство ребенка, ломающего заинтересовавшую игрушку, уступило место прямо-таки животной агрессии. Тварь по-собачьи скалилась, в зловещей улыбке обнажая заостренные, после клыков, зубы. Белоснежные волосы, если бы не их длина, точно могли бы стоять дыбом, а вся поза его говорила о готовности к новой атаке. Медленно Филин потянулся к колену, к спасительному чехлу с охотничьим ножом. — Нет уж, мы тебе не игрушки, — проговорил Марк себе под нос. — Не отдам я тебе ни Лютого, ни Розочку. Филин был уверен, что со способностями Андрея у Твари на стажера будет заточен особенный зуб. Но и Филин не пальцем деланный. Если еще не сдох, значит повоюет. Попробует отбить ребят у обезумевшей аномалии. Марк вытащил нож и аккуратно повернул голову Розы на бок, чтобы кровь из носа стекала ему, Марку на рукав, а не Андрею в дыхательные пути. Он едва успел выставить клинок лезвием вперед, чтобы Тварь с разбегу напоролась на него, да пригнуть голову ближе к лицу Розы, чтобы ее не снесло ударом.       Но в этот раз Тварь не спешила нападать. Монстр нервничал и ходил взад-вперед, как лев в клетке. Вряд ли его пугал нож, который можно было без усилий выбить из израненной ладони Филина. Было нечто другое, а что именно, понять не мог сам Марк. Филин чувствовал, как его покидают остатки сил. По-хорошему, ему бы отрубиться и поспать беспробудно часов эдак двадцать. Или больше. Как Морфей даст. Но для этого нужно сначала хотя бы выбраться из этой западни, да только знать бы как… Роза заворочался и застонал. От этого звука Тварь буквально взвилась, взгляд ее вновь потерял всякую осмысленность, и она поперла на Филина, как танк. Все кончено. Убьет — пронеслась мысль. А затем за спиной что-то грохнуло.       Тварь налетела на невидимую стену. На груди расплывалось огромное синее пятно, сливающееся с другими такими, оставленными выстрелом Розы. — Время! — прохрипела аномалия, кобальтовые глаза закатились, он начал валиться навзничь, но до земли не долетел, исчез снова. Не веря себе от счастья, Филин обернулся. Бледный, осунувшийся Лютый опустил свою знаменитую винтовку и вопросительно посмотрел на него. — Марко, что за нахуй? В глазу защипало, и очищающая волна радости и облегчения затопила уставшее тело. — С возвращением, — слабо улыбнулся Филин. — Черт, возьми, с возвращением! *** — И все-таки так неправильно все это, — Лютый докурил сигарету, смял бычок и кинул под ноги. Стройка купалась в золотисто-оранжевом закатном солнце, и неестественная тишина Зоны привычно давила на уши. — Обычно, — отозвался Филин. — Из странного только зачем тебя повесили и кто. Роза говорит, что люди. — Тоже интересный чел, — кивнул сталкер на Розу, уютно возлежащего кудрявой головушкой на их вещмешках. — Дофига знает. — Но с ним лучше, чем без него, — пожал плечами Филин. — Ты видишь сам, во что я превратился. — И никто больше не видит, говоришь? — сощурился Лютый. — У тебя половины мордоворота не хватает. Совсем, нахуй, незаметно. — Ни одна живая душа, — выкрутился Марк, не желая огорошивать чудесно воскресшего Лютого новостью про говорящих мертвецов. Повисло молчание. Но не то неловкое, какое бывает при неуместных разговорах. Совсем иное. Позволяющее всем участникам диалога осознать происходящее, восстановить гармонию между логичным и противоестественным. Насколько это вообще было возможно. — Я только что шел через мост на Ключевой, — вновь заговорил Лютый. — Только что доски под ногами скрипели ветхие, ветки цеплялись, — он поднял руку, разглядывая рукав камуфляжки, — пахло водой и мокрой древесиной… Потом моргнул и уже здесь, и шея, блядь, болит вся. А так ничего… — Ну, оно и к лучшему, — философски заметил Филин, — представь, ты понимал бы, что висишь здесь годами, и у тебя нет никаких шансов спастись. — Не дай боже, — хрипло засмеялся Лютый — удавка все-таки не обошлась для него без последствий. — Моста больше нет, — продолжил Филин. — Вернее есть, но уже давно никто там не ходит. Фонит так, что болты аж в кармане скручиваются. Лютый кивнул и достал новую сигарету. Почему-то против его курения Тварь, если еще была жива, не возражала. Роза шумно вздохнул и завозился. На щеке алел след от неудачной попытки привести стажера в чувство чисто мужским, незатейливым методом. Кровь у него из-под носа Филин кое-как вытер кусками бинта из походной аптечки, но чисто не получилось — остались смазанные бордовые разводы. Ничего отмоется. У него самого рожа сейчас страшнее выглядит. — Где ты этого «специалиста» откопал? — Сам пришел, добровольцем, — ответил Филин. — Родственник тройняшек какой-то дальний. — Долго думал, — без задней мысли упрекнул Лютый. — Представь, скольких бы он людей спас. — Правильно думал, — неожиданно вступился Филин, — На нашу душегубку еще решиться надо. Это только такие отмороженные патриоты, как мы, кинулись с криками «Йоб тффаюю мать», что в переводе означает «Умрем за царя и отечество!». А сдохнуть он сам тут сто раз при желании успеет. — Ромка то как? — от этого простого вопроса Филин дернулся, словно от удара. Хотя ничего странного в нем и не было. Просто в свое время именно Лютый обучал Муфту и дал ему отличную базу, которую тот совершенствовал до самой своей кончины. — Отстрелялся, — сдавленно ответил Филин, стараясь, чтобы ком в горле не мешал говорить. — Царствие небесное, — помрачнел Лютый, не выпытывая, впрочем, никаких подробностей. — А остальные что? — Тьфу-тьфу, — осторожно сплюнул Филин, для верности стукнув трижды по лбу. — Пару часов назад видел в добром здравии. — Буду теперь, как дурачок, — Лютый выпустил носом дым, — восемь лет корова языком слизнула. — Зато ты не постарел. — Но и не помолодел, — хохотнул мужчина. — Девки табунами бегать не будут. Ладно, давай думать, как пацана вытаскивать. — Нас самих вытаскивать надо, — проворчал Марк. — Вокруг стройки аномалия стеной. Роза где-то лаз нашел, он же и обратную дорогу показать может. — Уверен? — скептически уточнил Лютый. — Как в том, что ты овода на коровьей заднице шлепнешь без оптики, — привел Филин самый веский для Лютого аргумент.       Сталкер польщенно осклабился, отправил второй окурок к первому и переместился с бетонной плиты, на которой сидел, к Розе. — Дети в школу собирайтесь, мойтесь, брейтесь, похмеляйтесь, — он энергично начал трусить Андрея за плечо. — Давай, чувак, приходи в себя уже! — Чувак — это кастрированный баран, — отчетливо сказал Роза и резко открыл глаза, словно и не был только что в глубокой отключке — Ой, бля! — шарахнулся Лютый и сам тут же заржал: — Вот так второй раз сдохнешь, блин. От инфаркта. Так что ты там про барана говоришь? — Командир! — Роза завертел головой, ища Филина. — Тут я, — отозвался Марк, — все хорошо, Тварь нас не слопала. Лютый на подлете подбил, хотя ты ее, наверное, и не видел. Слушай, — Марк повернулся к снайперу, — а как ты понял в кого стрелять? — По нашивкам конечно, — Лютый даже удивился. — Открываю, блин, глаза и вижу двух своих и какого-то урода в синей краске, который на них кидается. Что мне расспрашивать было? Тут же Зона, а не клуб. — Федька бы тебе памятник воздвиг за такие слова. — Ммм? — Потом расскажу, когда силы будут. Кстати форму могли и мародеры надеть. — Мародеры товарищей собой не закрывают, — Лютый протянул руку, помогая Розе сесть. — Ты как, спаситель мой? Марко говорит, что ты меня из аномалии вытащил. — Вытащил, — повторил Роза, словно сам не был вполне в том уверен. — Не допрашивай, — вклинился Марк, — он с особенностями. — Да я поблагодарить хотел, не сожрал бы. Но да, вопросов много у меня. — У меня не меньше, но не это в приоритете сейчас, — Филин огляделся, высматривая в окружающих их руинах затаившуюся Тварь. — Да, я уже на свободу хочу. Я ж второй месяц внутри сидел в охотничьей сторожке. — В санатории отдыхал? — поддел Филин. — Не твое дело, — криво улыбнулся Лютый и отвел взгляд. Тени вытянулись, небо на западе стало отливать краснотой. — Андрюх, ты в состоянии идти? — Да, командир, — в подтверждение своих слов Роза шустро принял вертикальное положение. — Орел, — одобрил Лютый, — у меня от резкого подъема башка кружится. Я, пожалуй, не буду рисковать так. И он, дурачась, покряхтывая по-стариковски, хватаясь то за поясницу, то за лоб, встал с корточек и стал разминать затекшие ноги. Филин же привычно принял протянутую руку стажера, облегчая себе борьбу с непослушным телом.       Лютый с сочувствием смотрел на худую изломанную фигуру и, конечно, поражался изменениям, произошедшим со знакомым. С Филином они не приятельствовали, Лютый всегда предпочитал одиночку, хоть это и было против всех правил. Но несколько раз вместе были на тяжелых заданиях, когда за территории влияния внутри Зоны велись настоящие бои. Последняя их встреча была на электростанции. Сразу после штурма Лютый ушел, никому ничего не говоря. Филин тогда был слишком занят, чтобы интересоваться его судьбой, но он запомнил одиноко бредущую в шумной человеческой суете между машинами скорой и военными УАЗами фигуру с винтовкой на плече и тоскливый волчий взгляд, брошенный на отбитую у бандитской группировки станцию. Он потерял кого-то там? Но спрашивать было бы уже вовсе неловко. — Врачи-то что говорят? — как само собой разумеющееся, вещмешок Марка был отобран и теперь соседствовал с винтовкой Лютого на его широкой спине. «Fabarm» Филина нес Роза. — Что жить буду, остального не обещают, — Филин теперь старался не упустить из виду другую спину, на которую падали блестящие темные кудри и которая теперь была для него путеводным маяком.       Вслед за Розой они вошли в дверной проем подъезда, стараясь не дышать серой пылью, поднялись по лестнице к лифтовым шахтам и дальше, к черному ходу, за которым виднелся знакомый бетонный забор. — Здесь, — сказал Роза, показывая на довольно широкую щель между плитами и собираясь вылезти наружу. — Погоди, — Лютый поймал его за руку, останавливая. — Я вперед пойду, а ты уж командиру помоги, чтоб не застрял ненароком. Сталкер снял с плеча винтовку, добыл в кармане болт, швырнул в пустоту, прислушался, а затем изо всех сил втягивая живот и, держа ружье вертикально в вытянутой руке, выбрался наружу. Следом без особенных сложностей, но с кряхтением, полез Филин. Роза встал рядом и следил, чтобы тщедушный командир не зацепился непослушными ногами за торчащую из блоков арматуру.       Снаружи было так же солнечно, тихо и… пусто. Лютого с его вещмешком и след простыл, будто его и не было. — И что это было? — Марк вопросительно повернулся к отряхивающемуся от пыли Андрею. — Коллективный глюк, который еще и барахло мое спиздил? Филин подошел к краю дороги и посмотрел вниз на пологий склон. Никого. Даже очень здоровый человек не мог так быстро удрать. — Зона что ли доела? — спросил он сам себя. — Он ушел искать, — загадочно улыбнулся Роза. — Что или кого? — Того, кто украл, — ответ был еще более загадочным и от того раздражающим. — Что украл? Объясни ты по-человечески! — рявкнул Филин. — Самое ценное, — веселая беспечность вдруг исчезла из вишневых глаз, взгляд стал стальным и хищным. — Жалко, — Филин поднял руки и посмотрел на рубцы, — столько сил зря. Я так обрадовался, что он живой, а он… — Он не был живым уже тогда, когда попал в стазис, — сказал Роза. — Ему все равно жить или умереть, но пока он здесь, он будет искать… Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Роза сейчас пересказывал Марку его собственные мысли. Ими Филин был одержим, разве что искать особенно не приходится. Тварь заявляется сама, бери да убивай, если поймешь как, а самое ценное… Самое ценное сидит взаперти с проломленной грудной клеткой и слышит, как тоскует Филин, как все внутри рвется от боли и бессилия все изменить. А этот чертов экстрасенс будто издевается над ним, озвучивая все то, что Филин никогда не озвучил бы сам. — Тебе-то откуда знать? — Знаю. Марк согнул и разогнул пальцы. Больно, но терпимо, будто день на третий-четвертый… Затем посмотрел на стажера. — Андрюх, вот чисто теоретически, ты бы мог своими способностями починить человека, который умер? — это было нечестно вмешивать сюда еще и Розу, но большего искушения не мог бы предложить и сам дьявол. Роза задумался. — Мог бы, — ответил он, помедлив, — только я тогда, наверное, сам умру. Нужно что-то отдать взамен, заполнить пустое, понимаете?       Он подошел к Марку и взял в руки его правую ладонь. — Тело живое, ему есть из чего восстановить потерю, — начал объяснять он, осторожно разглаживая пальцами кожу между корками засохшей крови. — Когда что-то мертво, брать неоткуда, только отдать собственное. Полностью отдать. — Понятно, — надежда обидно разрушилась, едва затеплившись, но Филин обругал себя. Не просить же, действительно, доверчивого Розу умереть за чужого в общем-то, ему человека. Ромка никогда не согласился бы так воскресать. Ни-ког-да! — Нам пора, — Роза улыбался добродушно и бестолково, протягивая командиру локоть. — Вот еще! — фыркнул Филин. — На руках еще понеси. — Хотите? — Только если волчок ноги откусит! И угрюмый Марк поплелся вперед по дороге, ведущей обратно к КПП. Роза шел следом.       Закат почти догорел, на зону спускался ранний осенний мрак. На железнодорожном мосту они опять сделали остановку. Хрюшки ушли, оставив разворошенный контейнер. Ржавые рельсы почти сливались цветом с землей, где-то очень далеко впереди зловеще горели красные огоньки семафоров. Имели, впрочем, право. Та часть железки всегда жутко фонила. Семафоры вполне могли быть миражами, а могли реально светить, подпитываясь от неизвестного источника энергии. Сейчас это все уже не напрягало. Зона казалось обыденной в своих пугающих чудесах. — Интересно, зачем ей все это? — настроение у Филина немного улучшилось, дорога была чистой, а Роза не донимал глупыми вопросами. Он вообще больше не воспринимался чем-то инородным в личном пространстве Марка. Ну странный, ну со способностями под стать Зоне, ну дураковат маленько. Зато оптимист и приказы исполняет четко и еще, как ему кажется, незаметно пытается Филина опекать. Милая, неуклюжая забота не могла не тронуть очерствевшее сердце Марка. Кроме Ромки о нем так давно никто не заботился. И видно, что это искренне, от души. Роза наклонился вперед, положил вытянутые руки на перила, устроил сверху голову и смотрел на Марка. — А если ответа на этот вопрос не существует? Или самого вопроса? — Вопрос как раз существует, раз я его задал, — сказал Филин. — Отвечать только некому. — Вы поймете. Обязательно поймете. И найдете ответ, — уверенно сказал Роза, выпрямляясь. — Можем вместе поискать, юный исследователь, — улыбнулся наивному порыву Филин, — мне не жалко. Ладно, почапали дальше, а то ужин без нас сожрут. Конечно, сам Филин скривился от мысли предстоящей пытке едой, есть не хотелось. Хотелось спать беспробудно, без сновидений и мыслей, как в коме.       На КПП вернулись без приключений. Приключения начались, когда их потрепанных и загвазданных кровью встретили дежурные. Несмотря на протестующие вопли Филина, его бодро, как муравьи кусок сахара, отволокли в медчасть, отругали, обработали все раны и ушибы, какие нашли, забинтовали, накормили антибиотиками и отпустили с миром на доклад к куратору. В соседнем боксе сидел ошеломленный Роза с марлевым тампоном в ноздре и йодной сеткой на щеке. — Командир! — жалобно позвал он. — Привыкай, — хохотнул Филин, проходя мимо. — Жду тебя у Севы. Мне одному он ни в жизнь не поверит. Марк вышел из павильона, уставился в чернильное небо, на котором сияли жирные точки звезд и задумался. А что же он готов рассказать куратору? Вместит ли доклад экстрасенсорные способности «темной лошадки» с крутыми кудрями и смешливыми вишневыми глазами, сможет ли он описать встречу с тем, кого считают, и кто является в самом деле, погибшим, но так и не умер, томясь в плену у Зоны? Что он расскажет о Твари, которая вполне могла выжить после выстрелов, или даже существовать не в единственном экземпляре? Куда делся Лютый, в жизненной истории которого, теперь зияет провал длиною в восемь лет? Не хотелось лгать, но и откровенно говорить не хотелось. Перед ним появился светлый прямоугольник. Роза тихонько закрыл за собой дверь и первым делом вытащил из носа тампон. — Неприятно, — пожаловался он. — И бессмысленно, — согласился Филин. — Кровь то уже не идет. Как ты себя чувствуешь? — Голодным, — скромно улыбнулся стажер. — Тогда иди в столовую и ужинай, — распорядился Филин, — а я на «ковер». Буду сочинять сказки Шахерезады, хоть мне это и противно. — Зачем сочинять? — удивился Роза. — Затем, что я еще раз хочу выйти с тобой в Зону. Макар действительно не дурак, я извинюсь перед ним. Он знал, что я не буду светить твоими талантами, иначе тебя самого запрут в лаборатории и будут изучать пристальнее, чем самую заковыристую аномалию. А мне нужен такой напарник, как ты. Меня не выпустят, если я расскажу, что меня целенаправленно преследуют разумные аномалии. Короче, понятия не имею, что говорить. — Наверное то, что не изменит сути, — предложил Роза. — А детали будут не столь важны. — Дело говоришь. Допустим, Лютый встретился случайно, он не числился мертвым, а Висельник мог исчезнуть сам собой, как и «стена» частично. Так уже бывало, — кивнул Марк. — А то, что мы с тобой приперлись битые-мятые, как после дебоша? — Эти детали можно оставить. И я не битый. Просто кровь… — Фонтаном, — закончил Филин. — Ну, попробую, может, не отстранят сразу. Иди, питайся, я скоро.       Из штаба Филин вышел спустя полтора часа, злой, голодный, но в целом довольный. Севу на мякине не проведешь, но Марку каким-то образом удавалось обходить самые острые подводные камни беседы, выдавая некий удобоваримый для всех отчет. Врать он, действительно, не любил и не очень умел, поэтому предпочитал просто не вдаваться в подробности. Из чего вышло, что «достопримечательность» в виде «стены» показать не удалось — в ней появились дыры, чем, конечно, Марк не мог не воспользоваться, да и любой на его месте тоже, но Висельника тоже уже не было, видимо развеялся вместе со стеной, зато встретили Лютого, подавшегося в отшельники. Пообщались, в виду бедственного положения сталкера-одиночки отдали ему мешок Филина, да и разошлись каждый своей дорогой. А что битые пришли… Так никто ж не говорил, что там, в недострое, мелких аномалий нет. Есть, гадюки, кусаются… Всеволод не верил. Щурился, задавал неудобные вопросы, цеплялся к деталям. Филин держал оборону, сам удивляясь, откуда выискивались нужные и правильные слова, словно кто-то ему их подсказывал, и куратор, заполучив запись доклада на диктофон, Филина отпустил, пожурив, однако, за неосторожность и проебанный инвентарь. Конечно, будет проверять. И патруль завтра пойдет на стройку, и дроны запустят. И допрашивать еще будут, но это все потом. Потом…       В столовой оказалось прилично народу, несмотря на то, что некоторые отряды дежурили в ночь. Филин словно под прицелами шел. Он знал, что все будет замечено и обсуждено — его параличная хромота, бинты на руках, некрасивая излишняя худоба… Новостей тут немного, а некоторые вообще мастера языки почесать. В итоге, когда он дошел до раздачи, его хватило только на чашку сладкого чая с лимоном. От мысли, что все будут смотреть, как он мучительно давится, корячится и сдерживает тошноту, сталкеру становилось гадливо. Поэтому он взял только чай и прошел к напарнику, рядом с которым было несколько пустых мест. Так всегда с новичками бывало — к тебе сначала присматриваются, что ты за фрукт такой, наблюдают, а уж потом решают, достоин ты компании или нет. — Приятного аппетита, — пожелал Филин. Роза поднял глаза от тарелки, улыбнулся, но, заметив единственную чашку чая в руках командира, неодобрительно нахмурился. — Вы сказали, что голодный. — Если я тут сяду жрать, голодными останутся все остальные, — вполголоса проговорил Марк, дуя на горячий чай. — Есть надо, — упрямо повторил Роза и подвинул к командиру тарелку с бутербродами. — Стошнит. — Не стошнит, — улыбнулся стажер. — Не дам. — А ты такое тоже умеешь? — Это проще, чем снимать стазис. — Ну, попробуй, — согласился Марк, протягивая руку за бутером. Роза опустил глаза, и Марк почувствовал, как горло и затылок обхватила приятная прохлада. — Ешьте спокойно, — шепнул он. Марк не стал предаваться сомнениям. Он пошевелил челюстью и, обнаружив отсутствие болезненных ощущений, набросился на еду. Хотя конечно не удержался от вопроса: — А почему у меня дома так не делал? — Вы не просили. — Я и сейчас не просил. — Вы сказали, что есть хотите. Тогда не говорили. Филин пристально посмотрел на Андрея. Тот тоже смотрел. Добродушно, спокойно, без тени издевки. Ну ведь не просил же, правда? Да и не факт, подумал Филин, что он в тот же миг не выставил бы Азора из квартиры пинками, решив, что в гости пришла очередная аномалия. А сейчас он просто Роза, молодой человек с чудинкой и некоторыми полезными способностями. Пусть себе экстрасенсом будет. Чего бы нет, если оно работает? Марк зевнул. Спать пора. Хоть еще и не поздно. Он давно отвык от подобной гимнастики, и теперь умный организм настойчиво требовал законную мягкую кроватку. Ну, можно не мягкую, даже не кроватку. Ящики бы подошли деревянные и кирпич под голову. Только чтобы часов восемь никаких взаимодействий с окружающей действительностью.       Чтобы не ругаться с Андреем выбрал пару бутеров и поспешно сжевал, то и дело прислушиваясь к себе и, готовясь на низком старте выскочить из столовки в ближайшие кусты. Но горло не сжималось мучительным спазмом, не тянулась до крика обожженная кожа. — Не спешите, — Роза не отрывал глаз от тарелки. — Я тоже не спешу. — А тебе это точно не вредит, как… там? — Нет. Это почти не требует усилий. Чем чаще, тем проще. Филин кивнул. Он конечно тоже не верил. Не мог довериться до конца, по сути, незнакомцу, которого знает чуть больше суток. Но и не довериться не мог. Доверие — штука хрупкая, как тонкий первый лед, и ты решаешься на риск, потому что, в конце концов, все зависит от того, насколько ты и напарник можете довериться друг другу. Роза не сомневался и не боялся. Доверял ли на самом деле — вот тут неизвестно, да и не очень тянуло выяснять. Спать тянуло. Марк вылез из-за стола. Отнес кружку на стол с грязной посудой, подождал Розу, чтобы никто не прицепился по дороге и повел в казармы — низкие бетонные домики, в которых уютно светились желтым окна с половинными, как в поездах, занавесками.       Внутри дом представлял собой длинную комнату с рядом двухъярусных коек, возле которых стояли тумбочки для личных вещей типа станков для бритья, мыла, зубных щеток и прочего мелкого барахла. Крупное, типа смены одежды, полотенец, любимых плюшевых мишек висело в личных сумках на крючках, приваренных к кроватям. Ребята все свои. Кто дрыхнет, кто читает, кто фильмец с планшета смотрит. Борода оторвался от шахматной партии, коротко кивнул им и обратно к фигурам. Потом поговорят. И про Розу и про вылазку и про все… Вот и его кровать. Его и Муфты. С аккуратно скатанными матрасами и сложенным в квадратик колючими зелеными одеялами сиротливо ждала она новых хозяев. Но вернулся один, старый. — Ты во сне не дрыгаешься? — спросил Филин. — Нет, — ответил Андрей. — Тогда полезай наверх, — скомандовал Марк. — Раньше я там спал, но теперь уже не заберусь. — Ага. Филин расстегнул форменную куртку, снял, оставшись в оливкового, защитного цвета футболке. Раскатал матрас, бережно расправил одеяло. Которое, бывало, укрывало их с Муфтой двоих и те мелкие приятные шалости, которым они незаметно предавались под покровом ночи. От воспоминаний горько защемило сердце и сладко в паху… Роза перестал раскатывать свой матрас, замер и покосился на Филина. — Что? — недружелюбно осведомился Марк. — Вы улыбнулись, — Роза продолжил стелить постель. — Анекдот вспомнил. Пошлый, — криво усмехнулся Филин. — А глаза у вас грустные, — с меткостью снайпера влепил ему в лоб стажер. — Глаз у меня, а не глаза, — поправил Филин. — Глаза, — настойчиво повторил Роза и улыбнулся своей фирменной блаженной лыбой. — Да тьфу на тебя, — у Марка не было ни сил, ни желания доказывать очевидное. До честотошного зуда хотелось помыться. Смыть с себя ядовитую пыль Зоны, свою и чужую кровь, пргорклый пот и воспоминания о сегодняшнем дне. И Ромку мертвого помнить не хотелось. С проломленными ребрами, тусклыми мутными глазами и холодной кожей, которую уже не отогреют никакие объятия. Почему выжил Лютый? Выжил и сбежал, сука хитрожопая, едва получив второй шанс на жизнь. Ну барабан ему на шею и волчка навстречу. Внутри стремительно рос вулкан отчаянной ярости. Закричать! Нет заорать истошно! Громить все вокруг, пока не только ладони, но костяшки пальцев превратятся в кровавое месиво! Ромка! Ромкаааааа!!!       Сдержался, придушил зарождавшийся в глотке крик. Нервным рывком сдернул полотенце с вешалки и буркнул: — Мыться пошли.       Душевая размешалась в кирпичной пристройке в конце казармы. Дюжина кабинок с тонкими перегородками. Девочек здесь, конечно, не было, но для особо стеснительных были предусмотрены клеенчатые занавесочки вместо дверей. Возле входа стояла допотопная облезлая тумбочка. На тумбочке стопка бережно запаянных в целлофан порножурналов. Роза остановился и принялся с интересом изучать грудастых девиц в разнообразных позах. — Только на место потом положи, — предупредил Филин, равнодушный к чужой половой жизни. Он разделся, сложил стопкой белье на деревянной лавочке у стены, отполированной за годы изрядным количеством задниц, поковылял к ближайшей свободной кабинке и плотно задернул за собой шторы, дабы не демонстрировать окружающим свои «балетные» экзерсисы, которыми обычно сопровождалось мытье. Включил воду, принялся обстоятельно намыливаться, не обходя вниманием и поврежденные участки кожи, хоть и щипало их мылом знатно, аж слезы выступали. Горячие, на грани терпимости, тугие струи впивались кусачей щекоткой в кожу, отгоняя усталость и дурные мысли. Филин смыл мыло, уперся лбом в стену и наслаждался, как водяной столб массирует гудящие шею, плечи и спину. А потому не сразу заметил, как чьи-то руки по-хозяйски взялись за тощую талию и решительно двинулись вверх, синхронно с водяными струями оглаживая и застирая уставшие мышцы.       Марк от такой безграничной наглости охренел. Он злобно лягнул ногой назад. Не попал, конечно, и сам едва не свалился, если бы его не удержали, затем резко развернулся и зашипел на довольного, как слон, Андрея. — Больше не нашлось места, где подрочить? — А? — Роза наклонил голову набок, тяжелые и еще круче завившиеся от сырости кудряшки россыпью свалились на левое плечо. — Меня дрочить тоже не надо, — уточнил Филин, — сосредоточь свои недюжинные таланты на своем чле… организме. — А как? Пока опешивший Марк раздумывал, как ответить на этот изумительный вопрос не матом и не в рифму, снаружи по кафелю зашлепали босые ступни, и зашуршала одежда. Сообразив, что четыре мужские ноги из-под ширмы должны выглядеть в свете его репутации ну очень двусмысленно, Филин немедленно сориентировался, схватил Розу за шею, подтянулся и обвил ногами, аки макака пальму, крепкий, стройный стан. — Тссс! — зашипел он на Андрея, открывшего было рот. Тот кивнул и, почувствовав, что мокрый Филин норовит с него сползти, подхватил того ладонями под ягодицы. — Ой, мороз-морооооз!!! — зычно заревел Федька, настраивая нужную температуру воды. Спустя полминуты морозные страдания заменила вполне комфортная "Издалека дооооолго течет река Воооооолга", обозначавшая, что Полботинка получил свои тридцать семь-тридцать восемь градусов, а Филин не выдержал и хихикнул Розе в голое плечо. Тот тоже хихикнул и прижал Филина к себе теснее, но это вызвало лишь новый приступ нервного смеха. Марк вскинулся, готовясь, против воли, расхохотаться в голос, но встретился взглядом с совершенно серьезными вишневыми глазами, и его ртом завладели губы Андрея, подавляя и истерический смех, и любые попытки сопротивления. Сладкий, горячий дурман, ударил в голову и хлынул от губ, языка, глотки вниз, в пах, бросая всю кровь и усилия в единственно нужное сейчас место. «Нет! Рома! Нет!» — мысленно застонал Марк, пытаясь остановить свое ужасное предательство.       Ромкин образ выплыл из подсознания сквозь шум водяных струй, заливавших затылок, шею и голую спину. Родной, любимый взгляд обласкал нежно, без тени укора, и исчез, растворяясь в мареве желания. Филину было жарко, Филину было страшно и, подсознанием ища защиты у безмолствовавшей совести, он лишь жадно отвечал на поцелуи своего ненормального напарника. Хотя он бы сам не смог в тот момент ответить на вопрос: кто же из них сейчас более ненормален?