In the shadow

Приглушённый свет, тесно расставленные столики, смех и бестолковый галдёж – незаменимые атрибуты любого ресторанчика корейской кухни. Где-то в углу за прилавком, время от времени местная аджумма приветствует новоприбывших посетителей, по всему помещению разносится вкусный запах жареного мяса, а постоянные постукивания рюмок с соджу уже начинают раздражать слух. Хосок с интересом наблюдает, как Юнги перед ним поочередно переворачивает каждый кусочек сочной свинины на гриле. Желудок сводит от голода, а изо рта вот-вот водопадом польётся слюна. Но как-бы урчание живота и громкие звуки в ресторанчике не отвлекали, Хо никак не может оторвать своих глаз от мужчины напротив. Не потому что тот неотразимый красавец (хотя это тоже не исключено), а потому что Юнги в своём дорогом костюме, с Ролексами на запястье и в лакированных туфлях ну никак не вписывается в общую картину и атмосферу помещения. Он будто потерялся или сошёл с обложки какого-нибудь бизнес-журнала, а все эти подвыпившие мужчины с хозяйкой-аджуммой в перепачканном фартуке смотрятся слишком нелепо на фоне делового и серьёзного Мин Юнги. —Перестань на меня пялиться. Мне неуютно, – не отводя внимательных глаз от мяса, попросил Юнги. Он давно заметил, как его рассматривает мелкий, хотя тот особо-то и не скрывался. —Ты часто бываешь в таких местах? —Довольно редко. А что, брезгуешь питаться такой едой? —Ни в коем случае. Я сам работаю… – Чон прикусывает язык, – работал в подобном месте. Просто, не думал, что такие, как ты, едят обычную еду, вроде этой. —Опять дерзишь? Что я говорил об уважении? – Мин видит, как паренёк виновато опускает глаза, и тут же охлаждается. – Кто это «мы»? Я такой же человек, как и ты. Есть руки, ноги, умею говорить и думать. То, что у меня есть деньги, не делает меня особенным. Не верь стереотипам и заблуждениям. – Он замотал в листик салата овощи с мясом и протянул его к Хосоку. Парень сначала смутился, но всё же поддался вперёд, беря зубами еду из рук старшего. А потом Юнги подозвал хозяйку, чтоб заказать себе пиво, а мальчишке Кока-колу. Хосок чувствует себя не в своей тарелке. Нет, сам Юнги его не раздражает, пугает другое – почему старший так дружелюбно себя ведёт? Они виделись всего лишь два раза, и с чего бы ему кормить какого-то незнакомого мальчишку? Когда аджумма принесла заказанные ранее напитки, Юн ушёл в размышления, а младший начал наминать халявную еду. Повисла неловкая тишина. Но, кажется, это затишье смущало только Хосока. Он не прекращал ёрзать на стуле, бросать на мужчину косые взгляды и колупаться металлическими палочками в закусках. Но потом Мин заметил состояние парня и предложил Чону рассказать о школе и друзьях. Это был достаточно умный ход, ведь мелкий, почувствовав себя в своей стихии, начал трещать без остановки. Ему редко выдаётся шанс рассказать о многочисленных приключениях с одноклассниками, так как родители даже слушать не будут, а друзья как-раз и являются главными героями всех этих историй. А Юнги – самый идеальный слушатель. Он не перебивает, тщательно переваривает каждое слово, иногда вставляя остроумные шутки и поучительные наставления. —Хочешь ещё? – спрашивает Юнги с улыбкой на всё лицо. Школьник уплетал свинину за обе щёки, что даже непрерываемый поток слов был не в состоянии закрыть этот голодный рот. —Угу! – Довольно закивал головой младший. —А тебе на работу сегодня не нужно? – Спросил Мин, когда принесли новый заказ. —Не-а. Пока рука не заживёт – я бесполезен. —Прости… —Да успокойся ты… – Юнги недовольно зыркнул на Хосока, который опять забыл об уважении, – да успокойтесь Вы. Сколько мне ещё повторять, что в этом нет Вашей вины? —Глупый ты, Хосок-и, – Мин тепло улыбнулся и мягко погладил младшего по волосам, – такое нельзя прощать. Не важно, бросился ты сам или нет, я превысил скорость, и если бы я чуть позже заметил что-то впереди, не факт, что мы смогли вот так сейчас беззаботно болтать. Пожалуйста, отныне цени свою жизнь. Хосок судорожно сглотнул. Чужая рука на макушке отдавала теплом, что медленно разливалось, словно патока, по телу. Он выдавил тихое «хорошо» и продолжил яро наминать очередную порцию жареного мяса. Юнги же давно уже насытился, но переворачивать кусочки свинины не перестал. Ему хотелось хоть как-то позаботиться от парнишке. Когда Чон расстегнул пуговичку на школьных брюках, Мин понял, что наконец-то смог утолить голод этого ребёнка. Оплатив счёт, парни вышли на оживлённую улицу, освещённую бесчисленным количеством фонариков и вывесок. —Давай прогуляемся? Хосок недоверчиво прищурился, но кивнул в знак согласия. Они не спеша гуляли по улицам центра, заинтересовано разглядывая витрины разнообразных магазинов. Паренёк не мог окончательно расслабиться, потому что мужчина рядом напрягал и заставлял продумывать планы побега, в случае чего-либо. Мало ли, Юнги сутенёр, который с помощью еды заманивает цветочных мальчиков в свой «бизнес» или человек, который видит в людях лишь кожаные мешки с органами, которые можно за немалую сумму продать. Ведь, Хосок так до сих пор и не узнал, откуда у того так много денег на одежду, часы и машину. —Чего ты такой взвинченный? – заметив некую настороженность в младшем, спросил Юнги. —Почему ты меня кормишь? Почему мы гуляем? Что ты от меня хочешь? И кем ты работаешь? Ты хочешь продать меня в рабство? Только учти, я девственник, – с перепугу затараторил парень. Ему было хорошо в обществе Мина, но Хосок не привык получать любовь и заботу за просто так. Поэтому поведение старшего давало полную волю его безудержной фантазии. —Аа, как же много вопросов, – Юнги начал смеяться, изображая руками невидимую стену, будто создавая защиту от бесчисленных вопросов парня. – Ну для начала, я не собираюсь продавать тебя в рабство и об отсутствии своего сексуального опыта, говорить было не обязательно, – он утешительно похлопал школьника по спине, а тот ещё больше зардел, понимая, какую чушь он смолол, – На счёт работы… То, я работаю в компании «Royal Jeon Group», слышал о ней? – Хосок кивнул, – На счёт ужина и прогулки… А что собственно, в этом такого? Я же не требую ничего взамен. Потом, я считаю своим долгом заботиться о тебе. Ведь нет законного запрета на заботу, не правда ли? Тем более, мне кажется, что ты нуждаешься в помощи, хотя это отрицаешь. Я ведь… видел твои шрамы, Хосок, – мальчик аж встрепенулся, услышав об этом. – У меня есть человек, который имеет такие же отметины. Так что, можешь даже не пытаться мне лгать или как-то прикрываться половым созревание или чем-то подобным. Ты делал это намеренно и осознанно. Ведь этими метками вы показываете свою боль и страдания. Эти шрамы… – Юнги хватает чужое запястье, отдёргивает рукав курточки и водит пальцем по затянувшимся ранам, – Эти шрамы – немой крик о помощи. Ведь, будь у тебя настоящее желание умереть – резал бы вдоль, а не поперёк. Хосок остолбенело вслушивался в речь старшего. Ответить ему было нечего. Он хотел как-то оправдаться, отшутиться или выдать какую-нибудь колкость… Но язык сам отказывался шевелиться, ибо Юнги говорил чистейшую, словно хрусталь, правду. Ту, от которой Хосок последние годы так усиленно убегал. Старший умолк. Он дал время Хосоку подумать, а это лучше делать в тишине. Так мысли лучше вгрызаются в сознание и заставляют трезво проанализировать свои поступки. Ночь одержала полное право царствования над днём, а потому мрак окутал всё небо, и лишь огоньки домов и фонарей освещали дорогу перед парнями. Они давно отошли от центра столицы, больше блуждая по спальным районам с их небольшими домиками и уютными парками. Юнги завернул в один из таких парков, умещая свою пятую точку на первую попавшеюся лавочку. —Помнишь наш разговор в машине? На счёт родителей? – неожиданно тишину разрезал охрипший голос Мина. – Расскажи мне о них. Хотя бы чуть-чуть. Так тебе станет намного легче, – он похлопал ладошкой по лавочке, приглашая младшего сесть рядом с ним. Чон послушно присел. Он нервно выдохнул пар изо рта. Рассказывать – значит вспоминать. Вспоминать – значит причинять себе боль. Причинять себе боль – значит показывать свою слабую сторону. Хосоку этого совсем не хочется. Но перед Юнги слова сами выходят наружу: —У меня не самые лучшие отношения с папой. А мама… У неё тяжёлая шизофрения на почве стресса и депрессии. Так что, на данный момент она в психлечебнице, – всё на что хватило его духа. —Про маму я понял… Но, что значит «не самые лучшие отношения»? – Мину пришлось нагнуться, чтоб посмотреть прямо в глаза Хосоку, – Он тебя… избивает?.. У Чона ком в горле, словно кость поперёк глотки. Он осторожно поднимает опущенную голову и тут же утопает в глубоких и тёмных, как смоль, глазах. Страшно. Стыдно. Унизительно. Признаться? Однозначно, нет. Чем больше о тебе знают секретов, тем слабее ты себя ощущаешь. Его разум говорит «нет», а предательский язык: —Да, – Хосок возвращается в прежнее положение, устремляясь разглядывать свои поношенные ботинки. Ему не хочется видеть жалость и сострадание на лице старшего. От этого хосокова гордость ещё больше пошатнётся. Если, конечно, от неё что-то осталось. – Ну точнее, так было раньше. Сейчас я уже научился себя защищать, – оправдываясь лжёт Хосок. Это была лишь частичная правда, ведь когда отец заливает в себя немереное количество алкоголя, то становится в разы сильнее и безжалостнее. Одно хорошо, в последние разы Чону удавалось убежать до того, как начнётся его «воспитание». —Почему ты не обращаешься в органы опеки? – Юнги уверен, что ему врут, но виду не подаёт. —Я не хочу… возвращаться в детдом… – шёпотом произносит парень. Он не знает, стоило ли вообще говорить это. Но слова не вещи, их не вернуть обратно. У Мина всё сжимается внутри от этих пропитанных болью и страданиями слов. Колет, режет, ноет. Сердце окунается в котёл с растопленным маслом, а душа иссыхает, словно роза, опадая истлевшими лепестками на устланную снегом мёрзлую землю. – Мне осталось совсем немного. Как только наступит моё совершеннолетие, я буду волен делать, что захочу. Уеду куда-нибудь, подальше от Сеула и отца, – мечтательно протянул Хосок. Он посмотрел наверх и указал пальцем на небо без звёзд. – Сейчас моя жизнь такая же, как это небо: в пелене туч, морозно-холодное и без огоньков, что вселяют надежду… Мне хочется верить, что и у меня когда-то встанет яркое тёплое солнце, что осветит путь к счастливой жизни… Но пока это только мечты и ничего больше… – он разочарованно посмотрел на старшего, треснуто улыбаясь его растерянному виду. – Я не жалуюсь и не ною. И ты… Вы первый, кому я хоть что-то рассказал. Только… Прошу не жалейте меня. Это чувство превращает меня в беспомощное нечто. Хотя с моей-то руко… Хосок не успевает договорить, как Юнги впивается своими губами в чужие. Чон не знает, как поступать в подобной ситуации, поэтому следуя инстинктам, поддаётся, с головой отдаваясь сладостному поцелую. Мин проводит языком по нижней губе младшего, приоткрывая его рот. А того несёт от такого напора, да и, в принципе, от происходящего. Если не думать о том, что тебя целует мужик, который на десять лет тебя старше, то всё кажется, очень даже неплохо. Хотя зачем врать, это невероятно. Никак не сравнимо с неопытными чмоками с одноклассницами. Юнги проникает слишком глубоко, слишком горячо, слишком откровенно. Он надавливает своей рукой Чону на затылок, наклоняя его голову немного в сторону. И вот это-то и отрезвляет Хосока. В голове что-то щёлкает и он осознаёт, что, блять, здесь что-то не так. Парк, лавочка, Юнги… Юнги?! Парень резко отстраняется, упираясь своими руками в грудь старшего. Тот смотрит на него затуманенным взглядом, довольно облизывая свои покрасневшие губы. Хосок до сих пор ощущает их вкус. Вроде… Яблочная гигиеничка? Сука, да о чём ты вообще думаешь?! —Хосок-и… Младший из-за паники начинает неровно дышать. Страх перекрывает лёгкие, ускоряет сердцебиение и сводит желудок. Чону очень страшно. Ведь ему понравилось, не так ли? А ведь не должно было… Юнги протягивает руку и ещё раз произносит имя парня, которого поцеловал. Но Хосок, боясь собственной ответной реакции, грубо отдёргивает чужую руку и вскакивает с лавочки на ноги. Дикий испуг делает с ним что-то невообразимое, и он выпаливает то, что никогда бы в трезвом уме не сказал: —Отъебись от меня, пидорас! Видеть тебя не желаю! Чтоб ты сгорел в своём голубом пламени! Хосок срывается с места и убегает прочь из этого парка. А Юнги не до конца осмыслив, что он наделал и, что его сподвигло на этот поступок (ведь он же любит Тэхёна, ведь так?), медленно оседает на асфальт. Момент поцелуя раз за разом вспыхивает яркими огнями, разрывая разум на мельчайшие пылинки. Юнги сам готов стать этой пылью, лишь бы вернуть время вспять. До того, как поддался эмоциям, до того, как поцеловал, до того, как совершил ошибку... *примечание автора* Юнги, это растление малолетних и пропаганда гомосексуализма!!! *** Давно Чонгук не ждал определённого дня с таким трепетом. Он все выходные изводил себя терзаниями и сомнениями. Что у них с Тэхёном? Тэхён на него обиделся? Как дальше себя вести? Всю субботу Чон каждый час отправлял глупые и простые сообщения. Тэ ответил на все двадцать четыре сообщения одним словом: понедельник Гордость Чонгука от этого даже не пошатнулась, а просто умерла, была погребена где-то там, рядом с его же бесчувственностью и умением держать свои эмоции в замке. И вот настало утро долгожданного понедельника. Гук на работу не шёл, а летел, причём с реактивным двигателем и дополнительной парой крыльев. Обязательно чёрных, как и его душа. Но это так, к слову. Чонгук проходит главный холл, личный лифт, длиннющий коридор и встречает сонную секретаршу с огромной кружкой ядрёного кофе в руке. —Доброе утро, Минджи! —Доброе? Утро? В понедельник? Господин Чон, с вами всё в порядке? – Мин медленно несколько раз разлепила свои глаза и отпила большой глоток бесполезного для такого кадра, как она (ибо тут уже чем-то другим надо лечить) кофе. —Так-с, что у нас сегодня по расписанию? – проигнорировав риторический вопрос, спросил Гук. Секретарша продиктовала все запланированные встречи, отмечая, что до десяти утра и после семи вечера Чонгук свободен. Это ему не подходило, так как уборщики больше всего заняты как-раз до десяти. —Так, хорошо. Вызови мне в кабинет Мин Тэхёна, – Гук от неловкости своей просьбы (которую Минджи даже, если хотела б не заметила) потёр затылок. Он открывает входную дверь в кабинет, проходит пару метров и застывает на месте, намертво прирастая к паркету. На его столе сидит Тэхён. Он развёрнут к Чонгуку спиной, видимо, увлечённо разглядывая лес небоскребов из панорамного окна в пол. Тэ согнул одну ногу, закинув её на столешницу, опираясь своим подбородком о колено, а вторую – отправил в вольное плаванье по воздуху, нервно телепая ею из стороны в сторону. —Господин Чон, у Мин Тэх… Чонгук на автомате и слишком резко закрыл дверь прям перед самым носом Минджи. Тэхён дёрнулся и взглянул на хозяина кабинета из-за спины. —Как ты сюда проник? – С осторожностью, словно зверь, пытающийся не спугнуть свою добычу, наступает Гук. —У тебя оказывается не самая внимательная секретарша~… – намеренно сладко протянул Ким. Как-бы брюнет не пытался превратить его в добычу, Тэ ощущал себя тигром. Причём довольно красивым, возможно даже редким, как тигры-альбиносы, например. – Уволь её. Чонгук низким охрипшим голосом тихо засмеялся. Он так боялся встретить обиженного и игнорирующего Тэхёна, а тут судьба вручила довольно своеобразный подарок – сероволосый, на свету почти белый, Тэхён, восседающий на чоновом столе, как полосатая величественная кошка на собственном троне. —Мне кажется, или я слышу в твоём голосе нотки ревности? – Чон окончательно добирается до своего тигрёнка. Он расправляет согнутую чужую ногу, опуская её вниз, и устраивается у Тэ между ног, своевольно кладя горячие ладони тому на бёдра. —Тебе не кажется, – Ким обнимает брюнета за шею и тянется к его лицу. Он прикрывает глаза и нежно, будто боясь причинить боль, водит кончиком носа по чужой щеке. Проходится сухими губами по линии подбородка, скуле и виску. – Одно дело, когда это Лирён, – горько выговаривает Тэ, – а другое дело, когда это другие девушки… Чонгук возбуждается от настолько простых движений, что с первого раза не до конца понимает, что ему говорят. Он открывает глаза, внезапно встречаясь с тёмными омутами напротив. Гук не отводит взгляда, наоборот, концентрируется ещё больше, детально разглядывая густые и очень длинные ресницы, аккуратные родинки на носу и под глазом и сами зрачки, что практически слились с чёрной радужкой. —Тэхён, ключевое слово «девушки». Я не би, а гей до мозга костей. Так что, тут даже смысла нет ревновать. И прошу, не порть этот момент Лирён. Сейчас есть только ты и я, – Гук схватил лицо младшего, чтобы тот даже не думал отворачиваться, когда он говорит. – Да, Лирён моя невеста, но она, как приложение. Что-то вроде условия, при составлении контракта. Поэтому перестань забивать себе голову, договорились? – Тэхён в ответ мягко поцеловал в уголок рта. – Стоп, а почему ты не на работе? Сероволосый игриво усмехнулся и притянул Чона за талию, обнимая её своими ногами. —Ты хочешь, чтобы я ушёл исполнять свои обязанности? – шёпот в ухо, – Но не сегодня, Гуки, не сегодня… – Он прикусил хрящик, чем вырвал у старшего шипение. – У меня выходной… Брюнет теряется в наслаждении. Не в силах больше терпеть, он валит Тэхёна на стол и сразу, без прелюдий, проникает обжигающим языком Киму в рот. Он скользит по ровным верхним зубам, задевает уздечку под губой и почти вгрызается в чужой язык. Тэ млеет от того, как терзают его губы, как чоновы крепкие руки подбираются под его рубашку, и оттого громко скулит в поцелуй. В одежде становится слишком тесно и жарко и Чонгук, словно читая мысли младшего, расстёгивает его рубашку, оголяя медового цвета кожу. На вкус она такая же сладкая, старший знает это. Тэ дышит через раз, рвано глотая каждую порцию воздуха. У него кружится голова, и картинка перед глазами идёт ходуном. Если ещё утром он считал, что может пожалеть о своём поступке, то сейчас он готов себе прежнему голову свернуть из-за таких мыслей. Нет смысла убегать от Чона, боясь погибнуть от его деяний. Наоборот, Тэхён быстрее засохнет без него. Чонгук как кислород, как вода и солнце. То, без чего и минуты прожить невозможно. Тэ по любому встретит свою смерть, и в обоих случаях будет виноват Гук. Но раз конец один и тот же, то зачем тогда страдать? Чон стягивает с младшего узкие джинсы вместе с бельём, и будоражащий холодок проносится по нежной коже, от чего тело сероволосого покрывается мурашками. —Ты такой красивый… – Гук слегка целует кожу под пупком, – и очень сладкий, – он скользит шершавым языком вверх по подтянутому животу, останавливая в области сердца, чтобы сделать засос, – а ещё.. —Чонгук, прекрати! Твои слова отвлекают! – на самом деле они не отвлекают, а дико смущают. Мало того, что тебя тут вылизывают и выцеловывают, так ещё чтоб наверняка, окончательно добивают комплиментами. Старший поднимает голову и, ехидно улыбнувшись, возвращается обратно к своему занятию. Он поднимается к острым, хорошо очерченным ключицам и будто рисуя созвездие, рассыпает целую кучу засосов разной величины и насыщенности. Тэхён аж всхлипывает, ощущая, как его мягкую кожицу раз за разом засасывают чужие губы. Он зарывается в чоновы волосы и сам тянется за поцелуем. Чонгук отвечает, но вновь припечатывает дрожащее тело к столешнице. Он кусает того где-то за ушком, на что тот громко вскрикивает. —Малыш.. Будь тише, там же Минджи, – шепчет Гук, а потом снова прикусывает чуть ниже. Издевается, сволочь! Но Ким вскрикивает вновь. Он оттягивает Чона за волосы от своей шеи и укоризненно пронзает его взглядом. Чонгук, игнорируя боль на голове, целует властно и по-собственнически. Будто тэхёновы губы принадлежат одному ему. А дабы это было правдой, Гук прокусывает нижнюю губу, собирая языком выступившую красную кровь. Тэхён шипит, ощущая во рту металлический вкус, и бьёт старшего кулачком по груди. Нет, он, конечно, тащится, словно маленькая школьница, от такой грубости и напористости, но ранка на губе будет заживать несколько дней, причиняя много неудобств в самых обыкновенных ситуациях. Тем более, если считать, что они окончательно помирились, целоваться с Гуком будет ой как неудобно и больно. А избежать поцелуев после ссоры невозможно. Чонгук отстраняется, хитро улыбается и прикасается к чужим губам подушечками пальцев. Кровь до сих пор не остановилась, и Чон размазывает её, делая губы младшего ещё ярче и краснее. Но потом Тэхён прикрывает глаза и засасывает большой палец Гука. Он проводит зубами, облизывает языком, и делает это так пошло, что Чонгук аж стонет от таких манипуляций. Он отгоняет старые воспоминания о минете, чтоб постыдно не кончить раньше Тэхёна, и засовывает ему в рот ещё два своих пальца. Тот приоткрывает глаза, полностью затуманенные желание, и демонстративно обсасывает каждый пальчик. Киму нравится, что он может доставлять такое удовольствие, заставляя чонов лоб покрыться испариной, а брови свести до напряжённо-болезненных морщинок. Чонгук не выдерживает и отнимает облизанные пальцы. Он не медля, сразу же вводит один из них внутрь младшего. Тот от неожиданности вскрикивает и сжимает зубы. Гук несколько раз проходится по узкому проходу, а потом добавляет и второй. Он аккуратно давит на нежные стенки, разводит пальцы на манер ножниц, но Тэхён всё равно ощущает боль, от чего невольно по его лицу скатываются слёзы. Чонгук собирает их все своими губами, мягко целуя каждый миллиметр бархатной кожи и шепчет какие-то нежности в покрасневшее ушко. Тэ расслабляется и больше не ощущает дискомфорта от скользящих пальцев внутри. Чонгук добавляет третий и, дабы отвлечь от новой волны боли, вгрызается сероволосому в шею. Он ставит большой, слишком тёмный засос, а отпрянув довольно оглядывает своё творение. —Чонгук, ты садист… – несвязно шепчет Тэхён. —Пф, это мелочи, по сравнению с тем, что я на самом деле хочу с тобой сделать… – Гук облизывает нежную мочку и горячим дыхание опаляет чужое ухо, – ты знаешь, что такое искусство шибари? Тэхён густо краснеет. Сначала он пугается, ибо быть полностью связанным крепкими верёвками как-то не комильфо, но стоило только представить, какую власть в этом случае над ним будет иметь Чонгук, его достоинство призывно колыхнулось, предательски выдавая увеличившееся возбуждение своего хозяина. —Кажется, знаешь, – Гук шаловливо усмехнулся одним уголком губ и провёл тугим кольцом своей другой руки по затвердевшему члену Кима, заодно находя заветную точку внутри. Тэхён протяжно стонет и неестественно выгибается дугой. Плевать на всё, для него сейчас существует только умелые, слишком божественные руки старшего. Но не успевает Тэ насладиться моментом, как его в два счёта стаскиваю со стола и переворачивают на живот, прикладывая оголённой грудью к крышке стола. Стопы его прикасаются к полу, но волна возбуждения вкупе с эйфорией не дают крепко стоять на ногах. Чонгук развязывает свой тёмно-синий галстук и связывает им руки младшего за спиной. Тэхён только в последний момент понимает, что небольшую часть своей мечты брюнет всё же выполнил. Но уже поздно. Руки обездвижены, ноги разъезжаются в стороны, а сам он намертво пригвождён к поверхности дубового стола. Гук без предупреждения входит в Тэхёна и моментально срывается на бешеный темп. Их прелюдия надолго затянулись, и оттого терпеть больше не было сил. Он закрывает тэхёнов рот одной рукой, чтобы тот не издавал слишком громких и надрывных стонов, а другой хватаясь за связанные руки, выгибает его спину навстречу себе. Чон грубо и резко вколачивается в податливое тело, заодно шепча много пошлостей в чужое ухо. Тэхён двигается навстречу и кусает руку старшего, каждый раз как чужой член проходится по комочку нервов. —Ты мне сейчас руку откусишь, – куда-то в шею говорит Чонгук. Сейчас боли он особо не чувствует, но глупый страх лишиться плоти даёт о себе знать в самый неподходящий момент. Тот неразборчиво что-то мычит в ответ, в очередной раз вгрызаясь на особо глубоком толчке. Гук ощущает, как острые зубки всё же смогли прокусить грубую кожу ладони, и решает сменить позу. Он выходит из ануса младшего, садится на кожаное кресло и притягивает Тэ к себе. Парень понимает всё без слов и послушно седлает колени старшего. Он мучительно долго насаживается на набухшую плоть Чона, поэтому тот сам дёргает того вниз. —Аа... – Ким громко стонет и прячет своё лицо в изгибе чужой шеи, мягко целуя пульсирующую венку. – Ты… полностью во мне… – низким голосом обжигает он чонгукову шею. —И кто из нас ещё способен вгонять в краску одними только словами… – хрипя проговаривает Чон. Он не двигается, пытаясь впитать каждой клеточкой всё волшебство этого момента. Гук развязывает тэхёновы руки и мокрыми поцелуями осыпает покрасневшие запястья. Тэхён стискивает между своими ладонями лицо старшего, утягивая его в чувственный, даже в некотором роде, невинный поцелуй. Они еле ощутимо касаются губами, не переходя черту между нежностью и страстью. Чонгук начинает потихоньку двигать тазом, приподнимая сероволосого за ягодицы. Он вонзается кончиками пальцев в мягкую кожу половинок, оставляя после себя небольшие, но болезненные синяки. Гук по нарастающей набирает темп, а Тэхён в ответ сам насаживается, трясь своим членом об пресс старшего. Разрядка приходит слишком неожиданно и внезапно. Чонгук успевает заглушить тэхёнов стон наслаждения проникновенным поцелуем, но потом сам изливается, когда от оргазма Тэ изнутри сжимает его плоть. —Ты очень красивый… – Вновь повторяет Чон, ласково поглаживая под рубашкой кимовы позвонки, – а когда ты кончаешь, становишься ещё красивее… —Перестань, а то я от стыда провалюсь под землю… —Не провалишься. Я не позволю, – с неподдельной серьёзностью твердит Гук. Так и не выходя из желанного тела, он прижимает к себе Тэхёна, обвивая своими руками его талию. Чонгуку так хорошо, всё кажется настолько правильным, настолько идеальным. Они с Тэ одно целое, и Чону всеми фибрами души хочется, чтоб эта целостность была не только физической, но и ментальной. Чонгук в очередной раз убедился, что нарушил собственное обещание… *** —Минджи, господин Чон у себя? – сонно пробормотал Юнги. Все выходные он то и дело, что изводил себя из-за совершённой ошибки. Эта ночь не исключение, он как всегда не выспался. Секретарша заметно нервничала. Она испуганно посмотрела на Мина и согласительно кивнула. —С тобой всё в порядке? Минджи хотела что-то сказать, но вновь сцепив зубы, кивнула. —А почему ты так напряжена? Девушка громко сглотнула, снова открыла рот, чтоб хоть что-то вымолвить, но томный стон из чонового кабинета ответил на все интересующие Мина вопросы. —О боже, ты знаешь кто там? – теперь уже Юнги стало не по себе. Что ему, что Минджи было очевидно, чем на данный момент занят их начальник. Вот только, судя по растерянным глазам девушки, с кем именно Чонгук занимается весьма интересным делом, догадывался только Мин. – Так хорошо, Минджи у тебя внеплановый обед. Иди развейся, что ли, – из-за двери раздался ещё один низкий стон, явно не принадлежащий девушке. Минджи всю передёрнуло. Она впопыхах собрала свои вещи и, кинув на помощника президента взгляд, полный испуга и замешательства, пулей вылетела из приёмной. Юнги хотел уйти вслед за девушкой, но неожиданно дверь открылась и с неё неуверенно вышел довольный и счастливый Тэхён. Но стоило увидеть Мина впереди, как он шокировано уставился на старшего, отчаянно надеясь, что тот пришёл только сейчас. —О, хён! Что ты здесь делаешь? —По моему, это я должен тебя спросить. Что ты делаешь на верхних этажах в свой выходной? – зная всю правду, Юнги было очень интересно, как мелкий попытается выкрутиться из данной, слишком нелепой ситуации. —Эм… Я… – Тэхён блуждал взглядом по всему помещению, лишь бы не пересекаться с глазами хёна, – Премия! – воскликнул он. – Точно, я приходил за премией! —И где же она? – Мин оглядел руки младшего, ища в них конверт с деньгами или что-то подобное. —А я… Мне на карточку пришлют! —Ладно, я понял. Мне нужно к Чону. – Юнги похлопал парня по плечу, замечая фиолетово-красные засосы у того на шее, и входит в кабинет. Неважно, что всеми премиями самолично занимается Юнги. Неважно, что своё вознаграждение Тэхён получил ещё в прошлом месяце. Неважно, что у младшего даже банковского счёта нет, куда можно было бы прислать деньги. Юнги специально прикинется дурачком, потому что слишком интересно насколько долго Тэхён будет хранить в тайне их отношения с Чонгуком. Да, у Мина тоже есть секреты. Но раз Тэ не желает делиться своими, то Юнги и подавно. Справедливо, не так ли?