In the shadow

Как они и договаривались, вечером того же дня Тэхён с Чонгуком вместе идут на прогулку. Они надевают чёрные маски, дабы не светить своими прекрасными личиками, Чон натягивает капюшон с густым мехом, а Тэ – кепку. Так безопасней и спокойней. Тем более можно публично ходить за ручку. Чонгук перекрещивает их пальцы и тянет возлюбленного по любимым местам своего района. Прохожие, конечно, замечают двух сцепившихся парней, но тактично отводят глаза, мол не их дело, чем занимается испорченная молодёжь. —Ненавижу февраль. —Чего так? – Гук удивлённо вскинул брови. —Пиздец, как холодно, а снега ноль. Старший рассмеялся, борясь с желанием скинуть тэхёнову маску, чтоб посмотреть на его надутые от обиды щёчки. Это так по-детски – обижаться на природу. —Хочешь, я увезу тебя туда, где много снега? —Хочу! – у того аж глаза загорелись от ещё не начавшегося путешествия. —Хорошо, я придумаю что-нибудь. Чонгук хочет поцеловать парня в покрасневший от холода носик, но они как-раз проходят мимо одного из многих тёмных проулков, слыша неразборчивые выкрики и звуки чего-то ломающегося. Тэхён фокусирует взгляд именно на том моменте, как один из парней бьёт другого чем-то длинным и явно тяжёлым. Потерпевший немного виснет, а потом размякнувшим телом валиться на землю. —Суки, я вам щас, как въебу! – орёт Тэ, которого и танком не остановить на пути к обидчикам. Он не разбирается, кто виноват, кто прав, ведь, когда трое на одного, это уже не честно. Чонгук поздно спохватывается и не успевает притормозить своего горе-героя. Он срывается вслед, защищая больше не упавшего в обморок мальчишку, а самого Тэхёна. Впрочем, тому, как оказывается помощь совсем не нужна. Гук с нескрываемым удивлением наблюдает, как тот умело уворачивается практически от каждого выпада, отвечая точными ударами в раза два сильнее чужих. Брюнет перестаёт стоять в сторонке и присоединяется к неравносильной драке. Он также хорош, хоть и не имеет такого опыта уличных потасовок, как у сероволосого. Удар за ударом, в итоге троица, словно поджавшие хвосты собаки, все побитые и униженные, сбегают из переулка долой. Тэхён снимает сползшуюся маску и вытирает ею разбитую губу и чонов рассеченный висок. —Не знал, что ты так умеешь, – Гук подставляется под чужие осторожные прикосновения, млея от нежности и заботы в каждом движении возлюбленного. —Это мелочи по сравнению с тем, в каких передрягах я бывал до этого. Однажды Юнги пришлось отстегнуть немалую сумму за то, что я одному парню чуть-ли не все кости переломал. Вот честно, все думали, что он уже мертвец. —Не говори об этом так спокойно. Тебя ведь могли посадить, – старший перехватывает кимову руку, чтобы тот смог посмотреть на него прямо. —Знаю. Но тогда я совсем не мыслил, что творил. Это в прошлом, Чонгук, так как я теперь та ещё размазня, и вообще я - милая коричная булочка. И всё из-за тебя, – он поднимается на носочки и сладко целует Чона в лоб. – Пошли, проверим того парня, – Тэ подходит к, с первого взгляда, бездыханному телу и, опускаясь на колени, обеспокоенно смотрит на кровоточащую рану на затылке. —Ну что там? —Сложно сказать. Но, думаю, нам следует поехать в больницу, – констатирует младший. Но тут слышится болезненное мычание и паренёк разворачивается побитым лицом. Он открывает единственный не опухший глаз и тихим, почти беззвучным голосом молит: —Нет… Только не… в больницу… —Эй, парень, слышишь меня? – Чонгук тоже падает на колени, придерживая тяжёлую голову незнакомца. – Тебе есть куда идти? У тебя есть близкие? Мальчик смотрит опустевшими глазами сквозь брюнета, напрягая раскалывающуюся башку, чтоб вспомнить нужную информацию. —«RJ Group»… – Старшие шокировано округляют глаза, – … Мин... Юнги… – Хосок остаётся в сознание, но после с трудом выговоренного имени затыкается и тает в руках своих спасителей. Тэхён сначала тормозит, но потом достаёт смартфон из кармана курточки и вызывает быстрым вызовом хёна. Тот не отвечает после долгих восьми гудков, и Тэ, что в душе не ебёт, как этот подросток связан с Мином, просит Чонгука подогнать машину поближе и, не без помощи старшего, загружает полуобморочного паренька на заднее сиденье. Он настолько отвлекается своими мыслями по поводу хёна и этого школьника, что напрочь забывает о том, что едет вместе с Гуком на квартиру к Юнги. В это же время тот выходит из душа и только разблокировав телефон, слышит звук открывающейся двери. Юнги проходит в коридор. Мин в замешательстве, ибо видеть эту троицу вместе ну как-то слишком странно. Нереально, скажем так. Но потом он замечает повисшего на плечах парней Хосока, и чуть-ли не падает от спёртого дыхания внутри. Глаза печет, лёгкие сдавливает, а сердце пронзает не одна тысяча иголок. Он на ватных ногах шагает к мальчишке и перехватывает его на себя. Тот ещё, пусть и мутными глазами, что-то видит и еле-еле различает очертания Юнги. Ему тоже сложно дышать и двигаться и не только из-за ран по всему телу. Просто те две недели порознь оказались бзиком, жалкой попыткой, неудавшимся экспериментом заставить себя думать, что тебе все равно на этого человека, который хилыми ручками удерживает твоё обмякшее тело. Хосок не в силах больше держаться, окончательно расслабляется, прикрывает глаза и шепчет старшему в самое ухо: —Помоги мне... Паника поселяется голове Мина со всеми привезёнными вещами. Она колотит и так бешено-стучащее сердце, покрывает тело липкостью от страха потом и заставляет зрачки, словно под тяжёлым наркотиком, ошалело двигать из стороны в сторону. Юнги с невиданной ранее силой поднимает парня на руки и тащит в гостиную. Чонгук с Тэхёном ничего не спрашивая, так как не время, плетутся вслед. Мин аккуратно укладывает мальчишку на диван, плюя на испачканную кровью обивку и просит Тэхёна срочно принести аптечку, а Гука – тёплой воды и побольше полотенец из ванной комнаты. Первый приходит с небольшой белой коробочкой в руках, а второй с миской прозрачной воды и белоснежными махровыми полотенчиками на плече. Юнги осторожно раздевает младшего, оставляя в одном нижнем белье и бережно обтирает побитое тело смоченной тканью. —Может, всё же в больницу? – спрашивает Чон, видя ужасного вида ссадины на коже парнишки. —Ему нельзя. Не спрашивайте почему, я потом всё объясню. А пока, Тэ, принеси, пожалуйста, какую-нибудь одежду. Когда все раны были обработаны и Хосока осторожно переложили на минову кровать, Тэхён сварил всем кофе и мог бы ещё плеснул б туда коньячка, а то нервы нехило так расшатало от пережитого. Он протягивает поочерёдно каждому кружки с тёмно-коричневой жидкостью и усаживается за кухонную барную стойку. —Откуда ты знаком с этим мальчишкой? Он ведь ещё в школе учится, не так ли? – Тэ изгибает одну бровь и, не отводя пристального взгляда, отпивает кофе. —С Рождества. Его зовут Хосок. И да, он учится в старшей школе. Чонгук хитро улыбается, ибо чуйка твердит, что сегодня раскроются многие карты. Даже те, которые никому не будут видны, кроме самого Чонгука. —А как вы познакомились? И почему ему нельзя в больницу? И как так получилось, что за полтора месяца я ничегошеньки о нём не слышал? Хён, у тебя от меня как-то слишком много секретов! – Ким раздражённо отодвинул кружку, что та чуть не поцеловалась с напольной плиткой, и, задетый пренебрежением старшего, отводит голову в сторону. —Я сбил его на машине, – спокойно отвечает Мин. Чонгук, не ожидавший такого поворота, давится кофе, а Тэ обеспокоенно смотрит на хёна. —А в больницу нельзя, потому что его отца лишат родительских прав, и Хосока заберут в детдом. Гук ставит кружку на стол, дабы не встретиться со своей смертью раньше времени, а Тэхён пододвигается ближе. —А на счёт тайн… Ты сам не хочешь мне ничего сказать? Ким глядит непонимающими глазами и мотает головой. —Уверен? А чего тогда Чонгук здесь? – старший щурит глаза и складывает губы в тонкую линию. Ему эта игра «у кого больше секретов» порядком надоела. Тэхён за секунду теряется, не зная куда себя деть, бегает глазами по сторонам и натыкается на ухмыляющегося Чона. —Он… Как-бы это… Сук… Я… —Трахаешься с ним, – вместо младшего отвечает Мин. – Я по-твоему совсем слепой? Тэ, словно рыбка, открывает и закрывает рот. А на заднем фоне, еле сдерживая смех, хрюкает Чонгук. Он затыкает себя ладошкой, умиляясь с «серьёзного разговора». —Нет, ну вот честно, ты считаешь, что я такой дурак, не способный сложить дважды два? – спрашивает Мин, – вы б ещё громче занимались сексом в офисе Чонгука! И прекрати ты уже уссыкаться! – он шикает на почти плачущего от смеха Гука. Тэхён разворачивается к брюнету. —Так ты всё знал?! – Ким не сдерживаясь, переходит на крик. —Ага, – Чон отходит подальше, чтоб не получить оплеуху от любимого, – он ведь... Юнги резко преодолевает расстояние в два шага и затыкает Чонгука своей рукой. Он смотрит холодно, будто предостерегает, чтоб тот не сказал чего лишнего. И пусть Тэ сейчас не занимает в сердце Юнги то самое первое почётное место, признаваться в том, что тот ему нравился до беспамятства – не хочется. Ибо появится никому ненужная неловкость и неудобство. —Он ведь… приходил и не один раз всыпал мне за то, что я плохо с тобой обхожусь, – когда рту дали волю, проговорил Гук. – Чего вы всё это время молчали, я не понимаю… Тэхён виновато, хотя также и обиженно, опускает голову, не зная чего в нём больше: злости на всеобщую молчанку или дерущей душу совести, что мстит за участие в той же молчанке. Он начинает водить пальчиком по уже холодной кружке, чувствуя два прожигающих взгляда на себе. Чонгук подходит первым и нежно обнимает сероволосого за плечи. Тот дёргается, увиливая от прикосновений, но потом сдаётся и сам начинает ластиться и тянуть ручки к теплу. Юнги до сих пор ещё немного больно смотреть на такое, ведь это прямое доказательство того, что он проиграл и упустил, возможно, самое драгоценное сокровище. Но то, как младший льнётся, прижимается, облегчённо прикрывает глаза – дает некую надежду и веру в что-то светлое и безоблачное. Кажется, прямо сейчас Мин Юнги официально для самого себя отпускает Ким Тэхёна. Не факт, что в лучшие руки, но всё же отпускает. Отрывает от кожи, сердца и головы. Он никогда не перестанет любить Тэхёна, но отныне это будет любовь иная, наполненная только заботой и нежностью, а не ревностью и завистью. Чонгук замечает, как облегчённо и опустошённо вздыхает старший. Он будто мысли читает, решая, что сегодня будет спать один. Гук отлепляет от себя комочек наигранной обиды и, мягко целуя в лоб, говорит: —Думаю, сегодня вам нужно побыть вдвоём, согласен? – Тэ моргает пушистыми ресницами, – только не доводи его до слёз, – просит он у Юнги, на что тот только хмыкает. – Как только я приеду домой, то я тебе позвоню. Всё, я пошёл, – Чонгук нежно целует младшего в шелковистую макушку, просит его не провожать и уходит, захлопывая за собой дверь. На кухне повисает гробовая тишина. Тэхён осторожно спускается со стула и обнимает хёна крепко-крепко. Ему очень жаль, ведь он обещал, что не будет ничего скрывать и таить. А выходит так, что Юнги Тэхёну нужен только в сложные периоды жизни, а когда он захлёбывается счастьем, то отодвигает старшего куда-то на задний план. —Прости. —ТэТэ, ты такой идиот, – Мин отвечает на объятья, – почему ты ничего не говорил? —Я боялся… Твоей реакции… Тем более, насколько я знаю, у вас с Гуки не лучшие отношения… —Ну да, у нас с ним самая глубокая, самая взаимная, самая красочная ненависть друг к другу, – Юнги умалчивает, что по большей части всё это у них с Чоном из-за самого Тэхёна, но ему об этом знать не обязательно. – Но при встречи, я обязательно пожму ему руку, ведь это каким надо быть отбитым, чтоб встречаться с такой занозой в заднице, как ты, – он чувствует легкий удар под рёбрами и тихо смеётся, сильнее прижимая к себе младшего, – но надо отдать ему должное, он совершил поистине благородный поступок: из-за него ты стал таким нежным и ранимым, что аж затискать от умиления хочется! Теперь ты абсолютная противоположность того бандюгана, которого я забирал с полицейских участков! —Я тебе ща по ебалу дам! Я не игрушка, чтоб меня тискать! И вообще, видел бы ты, как мы с Чонгуком раскидали тех самоубийц, что избили Хосока! Юнги вмиг теряет ту игривость, с которой он отшучивался, становясь темнее тучи. —Тэ… Ты ведь не против, чтоб Хосок остался жить здесь? Тот отвечает, что с руками и ногами только «за», ведь это квартира старшего и, что Тэхён вообще половину ночей ночует у Гука. Мин ещё раз обнимает Кима и эту ночь они проводят вместе, спя на кровати младшего, так как на другой кровати они разместили Хосока. *** Утром Тэхён сначала просыпается от сигнала пришедшей смс-ки, а через секунду всю сонливость снимает ор из соседней комнаты. —Отпусти! Больно! Не трогай, я кому сказал! МИН ЮНГИ, СУКА! Тэ запутавшись в одеялах, падает лицом на пол, и кое-как освобождая себя от плена коварных тканей и хватая мигающий от уведомления телефон, выбегает на крик. Как оказалось, Юнги проснулся чуть-ли не с рассветом, и сразу же устремился проверять, как там их раненый гость. Он только начал обрабатывать стянувшиеся ранки на лице подростка, как тот от щемящей боли мигом распахнул глаза и начал со всей силы отбиваться от «лекаря». —Хосок, прекрати вести себя, как ребёнок! Тэ вбегает в пропахшую спиртом и антисептиками спальню хёна и видя, что спасённый им ребёнок, более-менее в порядке, улыбается. —О, ты как раз вовремя. Помоги мне с ним. Главное захватить эти распоясанные культяпки, а то я скоро буду выглядеть так же, как он, – без единой доли шутки, говорит Юнги. Тэхён ещё шире улыбается от ошарашенного ребёнка и заваливается на кровать, хватаясь за чужие запястья. —Ааа! Насилуют! Куда я попал?! Юнги, забывая, что рядом ещё и Ким, приближается к подростку уж слишком близко, почти соприкасаясь с дрожащими губами, и цедит сквозь зубы: —Молчи. А то сделаю это ещё раз. Оба младших затыкаются. Юнги, удовлетворённый эффектом на своё предупреждение, усмехается и густо мажет по ранам на лице смоченной в спирте ваткой. Хосок извивается, шипит, но ни слова не произносит, уж больно боясь захвата в плен своих губ. После того, как все раны были продезинфицированы и смазаны заживляющей мазью, Мин тяжело вздохнув, посмотрел на Тэхёна: —Можешь оставить нас наедине? Сероволосый не отвечает, послушно выходя за дверь. —Расскажешь, что случилось? Чону, как назло врезаются в голову воспоминания того вечера, и он весь раскрасневшийся отворачивается к стенке. Ему не нравится Юнги, но находиться с ним так близко слишком неловко. —Хосок, пожалуйста… Кто тебя так избил? —Мужчина, что по свидетельству рождения приходится мне отцом, – бубня, отвечает мальчик, – а по голове, то их я не знаю… Встретились в какой-то подворотне… Юнги сдавленно выдыхает воздух и взбирается на кровать, обнимая Хосока со спины. Тот дрожит от прикосновений старшего, но не отпихивает, ведь он так нуждается в тёплых заботливых объятьях. —Давай, ты на время поживёшь у меня? А если будет желание, то останешься хоть навечно, – шепчет Юнги мальчишке на ухо. А тот, слишком смущённый горячим дыханием, возмущённо смотрит из-за спины, – клянусь, что не буду тебя трогать, пока ты сам этого не захочешь. —Но ты понимаешь, что уже нарушаешь свою же клятву? – Чон тыкает пальцами на чужие руки, что опоясали его талию. —А разве, ты против? Хосок только открывает рот, чтобы возразить, как в комнату врывается возбуждённый и запыхавшийся Тэхён. Он радостно прыгает на своих двоих и кричит на всю квартиру: —Мы едем на лыжный курорт! Ура! – Тэ вскидывает обе руки к верху, беспорядочно махая ими из стороны в стороны. – Слышите?! Мы все едем в Пхёнчхан*! – он смотрит горящими от предвкушения на обнимающихся парней, медленно впадая в ступор от переваривания той картины, что у Юнги на кровати. – Секундочку… А что вы делаете? Мин, будто ошпарившись, резко отодвигается и так же, как Ким утром, падает с кровати. Он кривясь, потирает пострадавшую задницу(Хосок в это время глаз не может оторвать от аппетитных булочек старшего) и укоризненно пронзает сероволосого глазами. —Можно подетальнее? —Эм… А ну ладно… – тот забивает на разъяснения получившейся ситуации, и, словно на одном дыхании, выпаливает, – я просил снега. Чонгук пообещал, что даст мне его. Теперь мы едем на выходные в Пхёнчхан. С Ёнхи, Сонмёнг, Намджуном и Джином. Гук сказал, что вы тоже должны поехать. Всё. Мин вопросительно смотрит на Хосока и после неуверенного кивка подростка, соглашается на поездку. Немного диковатая у них получилась компания, но от этого ведь ещё веселее будет проводить время. *** В назначенную субботу вся компания разделяется на три мини-группки и доезжают до места встречи на разных машинах. Тэхён едет вместе с Хосоком и Юнги. Чонгук хотел забрать его к себе, но Тэ, не придумав ни одной правдоподобной причины, чтоб ехать наравне с родной сестрой и племянницей, решает добираться с хёном. Он вообще в непонятках, как благоразумно объяснить всем своё присутствие, не раскрывая тайных отношений с Чонгуком. Чон заверяет, что всем побоку и они только рады видеть Тэхёна на отдыхе, а в особенности Мёнг. Но тот всё равно разъедает себе мозг до самых выходных, в конечном итоге так и не придумав нормального оправдания. Первыми к снятому на двое суток домику, что находится недалеко от лыжных гор, приезжает машина Чонгука. Но только они выгружают привезённые вещи, как девочка звонко пищит и кидается на Тэхёна с распростёртыми руками. —Оппа~, я так по тебе скучала! Тэ поднимает Мёнг над своей головой и кружится вместе с ней вокруг своей оси. —Я тоже, моя принцесса, – он целует малышку в миленький носик и подходит к Ёнхи с Гуком. – Здравствуйте. —Боже, Тэ, не веди себя так официально! Ты ж нам почти, как родной, – девушка скромно смеётся и стреляет глазками, будто она что-то знает. – Вы тоже не стесняйтесь, милости просим в дом! – Она подзывает оторопевшего Юнги с Хосоком и, когда они подходят ближе, одновременно нежно тискает их за щёчки. —Ёнхи, перестань. Юнги, между прочим, практически одного с тобой возраста, – Гук отдирает гипертактильную сестру и тянет её подальше от вспыхнувших парней. Так толпой они и вваливаются в ещё не отогретый двухэтажный домик и, не торопясь, разбирают сумки. Чуть позже приезжают и Намджун с Джином. Их появление в доме не остаётся незамеченным, так как громкий, похожий на стеклоочиститель, смех розоволосого слышат, кажется, даже на верхушке горы, с которой они будут сегодня съезжать. Разобрав все вещи, компания пешком добирается до высоких склонов, поросшие хвойными лесами и укрытые не искусственным снегом. Все разбирают между собой специальное снаряжение и делятся на две группы: те, кто умеет кататься и, соответственно, те, кто не умеет. В итоге, перемешавшись, Чонгук берёт на себя Тэхёна с Сонмёнг, а Ёнхи – Намджуна. Юнги с Хосоком, оказываются, умеют ездить только на сноуборде и решив, что этого им достаточно, решают покататься только вдвоём. Джин отказывается от всего, оставаясь рядом с Ёнхи и Намджуном, ради шоу, что вот-вот устроит Джун-человек-катастрофа. Через добрых два часа обучения, только Тэ смог нормально стать на лыжи, и не кубарем покатиться вниз, на высокой скорости рассекая февральский морозный воздух. Мёнг обиженно дула губки, но устроенная Хосоком и Юнги битва снежками моментально озарила девочку улыбкой. Намджун тоже наплевал на свои уроки и вместе с Джином и Ёнхи присоединился к сражению. А когда Тэ вернулся обратно, то тут же потерпел самое несправедливое поражение в своей жизни, а может даже истории. Его изначально завалили неизмеримым количеством снега, а потом все шесть с половиной (Мёнг) человек придавили несчастного своим весом. К обеду компания, вдоволь насмеявшаяся и выморенная, вяло доползает до дома. Они рассыпаются по комнатам, кто-то принимает согревающий душ, а кто-то только переодевается в сменную одежду. Джин с Намджуном только переодеваются и, захватив по пути Сонмёнг, проходят на огромную кухню, которую уже успели оккупировать кастрюльками и мисками Тэхён с Ёнхи. Они решили приготовить обед вместе, когда узнали, что в готовке одинаково неплохи, но намного лучше всех остальных в этом доме. Ну кроме Сокджина, конечно. Но с ним нет смысла даже пробовать тягаться. —Что готовите? —Суп из говядины. Поможешь? – спрашивает девушка розоволосого. Парень кивает и надевает оставшийся розовый фартук. Он берёт один из самых широких ножей и мастерски начинает быстро шинковать помытые Тэхёном овощи. —Ваа~, ты поразителен! Тебе так нравится готовка? – изумлённый умениями старшего, восхищается сероволосый. —Да она ему не просто нравится, он готов на ней жениться, была бы возможность, – хохоча поддевает Джина Намджун. —И то верно. Нет любви более искренней, чем любовь к еде! – уверенно заявляет Сокджин. В этот момент как раз на кухню заходят Чонгук, Юнги и Хосок. —А как же твоя любовь к сладким мальчикам? – с издёвкой спрашивает Гук, даже не подозревая на что подписывается своими небрежно брошенными словами. —Ах, ну да, я как-то забыл! Тут как раз есть один такой… – тот ехидничает и демонстративно кладёт свою голову стоящему рядом Тэхёну на плечо. Хосок охает и, не сдерживаясь, в полный голос спрашивает у Юнги: —Он, что тоже гей? Всех в комнате моментально конфузит. Каждый перекидывает с одного на другого озадаченные взгляды, а после минуты молчания, все хором говорят то, что первое взбредает в голову. —Ага, – не скрывая, отвечает Джин. —Что значит «тоже»? Хён, что ты ему уже рассказал? – гневается Тэхён, думая, что тот растрепал о его ориентации. —Мама, что такое «гей»? —Хосок, вот что у тебя за язык без костей? – Мин фейспалмит, обдумывая, как теперь выкарабкаться из этой смущающей ситуации. —Да, Юнги, расскажи-ка нам, что значит «тоже»? – Чонгук знает, что Чон-младший о самом Юне, но недостаточно натешившись, делает вид, что ничего не понимает. —Так всё, я валю из этого курятника. Позовёте, когда еда будет готова, – психуя, умывает руки Джун, мечтая побыстрее покинуть поле брани. —А НУ ПОЗАТЫКАЛИ ВСЕ СВОИ РТЫ! – Словно гром среди ясного неба, горланит Ёнхи, ударяя по столу кастрюлей. – Да, Джин – гей! «Тоже» – выясните позже! И, Сокджин, отстань ты от Тэхёна, Чонгук же от тебя и мокрого места не оставит! Хосок, ради всего святого, лучше молчи! Намджун, сейчас же сел на место, пока я твою прекрасную задницу не приклеила к стулу! Чон перестань ухмыляться, а то я мигом сотру твоё лицо в порошок! – Девушка прокашливается, и будто по волшебству, натягивает милую, искрящуюся улыбку, – Тэхён-и, помой мне, пожалуйста, это, – она протягивает испуганному не на шутку парню нож, и поворачивается к дочери. – Солнышко, гей – это мальчик, который любит мальчика. —Как дядя, да? – нисколечки не удивлённая маминому порыву гнева, спрашивает Сонмёнг. Тэ с Чонгуком одновременно краснеют, желая сейчас же провалиться сквозь землю. Хосок же переваривает новый повисший в воздухе вопрос, и минуя предостережение Ёнхи, заново спрашивает уже у всей толпы: —Стоп, так они тоже геи?! Куда вы меня привезли?! Юнги ударяет ладонью ещё сильнее, оставляя красный отпечаток на своём лбу. —Так ты говорил не о нас? – Тэ озадачено смотрит на Хо, а тот понимает, что опять сказал что-то не то. —Я вот тоже думаю, куда я вообще попал… Перевелись на свете мужики… Один я в поле воин… – меланхолично проговаривает Нам. —Смотри, не зарекайся раньше времени, Джун-и! Уверен, испробуй ты однажды этот запретный плод, и тебя за уши не оттянешь! Я могу даже, ради эксперимента пожертвовать своё тело, – сладостно тянет Джин, кидая на младшего озорные огоньки. Ёнхи еле держится, медленно вскипая, готовая в любой момент взорваться от напряжения. —Да в гробу я видел твоё тело, – фыркает Джун, – вон лучше с Тэхёном экспериментируй! —Я тебе сейчас башку оторву! – Заходится Чонгук. —ДА Я ВАМ ЩАС ВСЕМ БОШКИ К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ ПООТРЫВАЮ!!! – Ёнхи делает передышку и, найдя взглядом пустую сковородку, берёт её в руку. – Вот, вы и нарвались, мальчики! Молите о пощаде, пока не поздно! – Она начинает носиться по всему дому, то и дело всыпая каждому определённую заслуженную дозу ударов. А Мёнг, привыкшая к внезапным вспышкам матери, удобнее усаживается за столом, и, тихо напевая весёлую песенку, разрисовывает привезёнными с дома фломастерами столешницу. Она тоже отгребёт своё, но намного меньше, ведь Ёнхи ещё долго исполняла роль палача, практически летая за провинившимися с этажа на этаж. Отобедали они только на ужин. Больше вопросов никто не задавал, ибо сестра Чонгука тот ещё дьявол во плоти ягнёнка. С виду милая, добрая и заботливая. А на деле, стоит её только разозлить, как ты познаешь все семь кругов ада от это милой, доброй и заботливой Ёнхи. Вместо подколов и смущающих вопросов, они начали обсуждать работу, учёбу Хосока, и, как ни странно, политику. Атмосфера была безумно уютной и, может, даже чересчур семейной. Но это то, чего так не хватало каждому из них. Они все были кем-то обижены или брошены, а этот вечер дал понять то, что не обязательно иметь кровные узы, чтобы почувствовать себя родным и кому-то нужным. Ибо семья – это не всегда те люди, что у тебя числятся по документах. Изнемождённые морально и физически, Чонгук с Тэхёном, не боясь публичной огласки, так как все и так уже всё знают, засыпают вместе в одной кровати. Глубокой ночью к ним прошмыгивает Мёнг, нагло умостившись между обнимающихся парней. Следующий день компания проводит ещё веселей и травмоопасней. На этот раз с горки удаётся спуститься всем, кроме так и не захотевшего кататься Джина, а после они отрываются по-полной, мстя за увиливание трусость уже розоволосому. Битва превращается из детской забавы в сражение, с тщательной продуманной тактикой, и желательно было бы отвадить ребёнка от взрослых, в которых детство в одном месте заиграло, но Мёнг непреклонна, а потому получает роль главнокомандующего. Её команда выигрывает (и заметьте, без подачек), и уже дома, на ужине, пользуясь правом загадать желание, просит Чонгука поцеловать того, кем он дорожит больше всего на свете. Девочка ожидала, что тот поцелует её, подставляет свою пухленькую щёчку, но тут дядя притягивает Тэхёна и прикасается губами к чужому виску. —О боже, Гуки, она имела ввиду себя… – заалевшая, как и все за столом, Ёнхи прикрывает глаза руками. Скажите спасибо, что хоть не в губы, а то пришлось бы исправлять ещё не пошатнувшуюся психику ребёнка. —Ой, малышка, прости… Иди сюда… Мёнг тоже смущается, но совсем не обижается. Просто знать, что дядя любит мужчин это одно, а видеть это вживую как-то… странно… Девочка умна не по годам, и этой ночью уже не приходит в спальню Тэ и Чона. … Чонгук с Тэхёном укладываются на мягкую кровать и спутываются всеми конечностями. Гук прижимает к своей груди сероволосого, а тот впритык утыкается носом и прикрывает глаза, убаюкиваясь размеренным дыханием и гулким стуком сердца под рёбрами. Он почти засыпает, как старший тихонечко его отзывает: —Тэ, ты спишь? —Ещё нет. —Откуда ты узнал про меня? —А? – младший поднимает голову. —Тогда, в школе, ты сказал, что знаешь мой секрет и что я такой же, как и ты. – Гука давно мучали эти мысли, но почему-то только сейчас у него развязался язык. – То, что я по мальчикам на тот момент знали только сестра и отец. Так откуда ты узнал об этом? —Помнишь тот день, когда признался отцу? —Смутно. Я тогда очень сильно напился. А что? —Ну… Эх… Это надолго, – Тэхён включает прикроватный светильник и, положив себе под спину подушек, прислоняется к краю кровати. – Ты мне нравился ещё со школы. Правда, я очень долго не понимал, что к тебе чувствую. – Чонгук переворачивается набок и опирается головой об руку, согнутую в локте. Ему льстит, то что младший настолько давно по нему сохнет, но одновременно что-то гложет его изнутри. – Я ничего не делал, а только наблюдал: слишком часто, слишком пристально, и, к счастью, незаметно. А это, поверь, было трудно, ведь, можно сказать, я тогда был на вершине своей популярности. А ты, падла такая, даже внимания на меня не обращал! – Тэ обозлённо ударяет Чона в плечо. Несколько раз. Так, чтоб наверняка. —Ха-ха, хватит! Прости меня, прости! Сам бы себя задушил, если бы мог, – брюнет целует занесённый на него кулак, и Тэхён сразу же растаивает. – Так причём тут день, когда я рассказал всё отцу? —В этот день мы впервые встретились. И Тэхён рассказывает всё. Как Чонгук рассуждал о несправедливости в жизни, как он без спроса забрал его первый поцелуй, как Тэхён долго ждал от него ответа, как решился на публичное признание и как переживал отречение родителей. Гук слушал каждое слово, впитывая раз за разом горечь скрытой обиды и остроту собственной дурости. Какой же он всё-таки мудак! Чонгук только сейчас осознал, что он сотворил с жизнью ни в чём неповинного семнадцатилетнего ребёнка. Если бы ни их встреча, Тэхён бы не испытал столько преград на своём жизненном пути. Чонгук для него оказался самым большим наказанием. —Это всё из-за меня. Если бы не я, то… – Старший проглатывает ком в горле и остервенело трёт переносицу. —Не говори ничего. Здесь нет твоей вины. Я бы всё равно рано или поздно признался. А родители… Я даже благодарен за то, что смог увидеть их истинное лицо. – Тэхён действительно уже не обижается, он просто не представляет своей жизни без, пусть и принёсшего столько горя, Чонгука. – Давай, не будем хвататься за пройденное. Как ты однажды сказал, есть только ты и я, и никакого прошлого… …и будущего тоже… Тэхён садится Гуку на живот и, едва касаясь, целует в сжатые губы. Он специально шевелит бёдрами, ёрзая задницей по паху старшего. Тэ осторожными движениями стягивает с Чона футболку, обнажая подкачанный торс. Он водит пальчиками по рельефному прессу и мокро целует где-то в районе пупка. Чонгук вздрагивает и окончательно расслабляется. Он дожидается, когда младший поставит ему метку внизу живота, а потом резко переворачивается, нависая над Тэхёном. —Мы можем всех разбудить… – Гук задирает кимову футболку и присасывается к одному из сосков. —Ахх… Ничего… Главное, что Мёнг дальше всех… Аа… Чонгук прикусывает бусину, перекатывая её между зубами горячим языком. Тэ, будто в лихорадке, двигается по всей кровати, зажимая между пальцами ткань простыней. Ему жарко и холодно одновременно. Чон проделывает тоже самое и со вторым соском, окуная младшего в ещё одну сладостную пытку. Он короткими поцелуями переходит сначала на грудь, потом на шею, завершая свою экскурсию милыми ушками. Он щедро рассыпает небольшие засосы, что со временем приобретут тёмно-фиолетовый окрас, и царапает клыками нежную бархатную кожу. Сероволосый подставляется, максимально выгибая шею под обжигающие прикосновения, и заодно поднимает бёдра, подначивая старшего к дальнейшим действиям. Тот не поддаётся, продолжая и дальше метить «своё». Брюнет ныряет под ткань тэхёнового белья, сжимая тугим кольцом член Тэхёна, а губами впивается в приоткрытые от ещё не вырвавшегося стона губы. Ему самому хочется поскорее перейти на следующий уровень, но отчего-то Чон до последнего оттягивает момент соития, ощущая неведомое беспокойство, что это их последний раз. Чонгук полностью раздевает и себя и Тэхёна, и вновь возвращается к соблазнительным красным губкам. Он проникает внутрь и сплетает их языки в безудержном страстном танце. Рукой же он переползает к маленькой дырочке. Тут до Чона доходит, что у них нет ни смазки, ни крема, а идти к сестре за чем-то подходящим взападло. Он переворачивает младшего на живот и поднимает его зад, как можно выше. —Подожди, мне ведь будет больно, – Тэ встревожено облокачивается об кровать, но тут же от новой волны возбуждения, бухается лицом в подушку, – ааа... Что… ты… тво-ришь… Чонгук обхватывает чужие ягодицы и облизывает языком сжатый сфинктер. Он ощущает, как Тэ замирает на каждом движении, еле удерживаясь на трясущихся коленях. Гук отдаляется и, не щадя, пока ещё ровную кремовую кожу, шлёпает по сочным ягодицам. Он делает парочку засосов на покрасневших участках и опять скользит по заветной дырочке. Язык с трудом проталкивается внутрь, срывая с губ Тэхёна протяжный тягучий стон, и движется дальше до упершегося чонового носа и подбородка в промежность. —Ах… Чон-гук… Мне так хо… ро-шо… —Я даже не сомневаюсь, – отпрянув, хрипит старший. Он облизывает собственные пальцы, проникая ими вглубь, между мягких, нежных стенок. – Думаю, ты готов. —А ты... сделаешь так ещё раз? – тихонечко спрашивает младший. —Как так? Вылизать твою задницу? – потешаясь, спрашивает та ещё зараза, – что, понравилось? —Угу. Тэ прячет раскрасневшееся лицо между простынями и подушками и мычит туда же, когда Чон проникает языком внутрь него. Но потом, он грубо врывается своим членом до самых яичек и через несколько секунд выходит полностью. Тэхён виляет бёдрами, неудовлетворённый образовавшейся пустоте, которую тут же заполняет легко скользящее возбуждение старшего. Он дразниться ещё парочку раз, но потом падает на лопатки из-за взбешённого Кима, что сам решил трахнуть своего любовника. Он насаживается до упора и, прокусывая шею Чонгука до крови, начинает медленно и мучительно двигаться вверх-вниз. —Ещё раз подобное выкинешь, и я обещаю, что секс ты увидишь не меньше, чем через месяц! – язвит младший. —А ты сам-то вытерпишь без моего дружка? —Вытерплю! Пойду трахать баб! Опыт есть, так что сложностей не будет! —Трахалка у тебя не выросла, чтоб бросаться такими словами! – Чонгук специально необоснованно задевает Тэхёна, ведь тот спокойно может померяться с его собственным размерчиком. —Ах вот как! Ну всё!.. – Вместо того, чтоб встать и уйти, Тэ фиксирует руки старшего над головой и намеренно замедляется, считая это лучшей мукой, которую он мог доставить. Чонгук шипит, пытается вырвать захваченные запястья, и медленно погибает от колючей пульсации в члене. Младший сжалившись, ослабевает хватку, моментально оказываясь вжатым в постель спиной. —Теперь, даже не надейся, что сможешь завтра спокойно ходить! Чонгук остервенело вдалбливается, из мести обкусывает всё, что попадается под острые зубки, и сдавливает налитую кровью головку чужого члена. Тэ на каждом толчке по простате вскрикивает и сдирает кожу на спине старшего. Оргазм накрывает обоих в один и тот же момент. Тэхён кончает в руку Чонгука, а тот, как по-старинке – внутрь. Чон показывает Тэ слипшиеся от густой спермы пальцы и умышлено, прямо перед ним, слизывает каждую белёсую капельку. Сероволосого от этого кроет и он, улизнув из-под Гука, наваливается на него сверху и целует слишком откровенно и возбуждающе. —Ну и как тебе вкус собственной спермы? —Отвратительно. —Согласен, – смеётся тот, – но я всё равно обожаю этот вкус. Ну что, по новому кругу? —И всё же, ты и правда ненасытный, – Тэхён проказливо улыбается и самостоятельно проталкивает заново взбухший член в растраханную дырочку. Они не покидают кровать вплоть до самого рассвета, а точнее до посторонних звуков, что слышались из-за двери, отдалённо напоминавшие бормотание Намджуна. Как и грозился Чонгук, Тэхён еле-еле мог передвигаться. А им ведь ещё на работу. Позавтракав под изучающими взглядами всех присутствующих, они собрали свои вещи и, тепло попрощавшись со всеми, уезжают вдвоём прямиком в компанию. —Я заеду на парковку, чтоб нормально с тобой попрощаться. —Ты так говоришь, будто мы больше никогда не увидимся. – Тэ заботливо оглаживает бедро старшего. —Даже не мечтай. Ты так просто от меня не отвяжешься. Гук паркуется вдалеке от лифта и видеокамер. Он выходит из салона и сразу же заключает младшего в объятья. Тэ зарывается под оттопыренный ворот чужой рубашки, вдыхая уже родной запах сандала и детского мыла. Чонгук немного отстраняется и целует парня в щёчку. —Тэхён, я… – «… люблю тебя». – … позвоню тебе, когда буду заканчивать с работой. Он хочет сказать те слова вслух, но сейчас немного неподходящее время, место, ситуация… Только один Тэ подходящий. —Я… – «… тебя тоже», – … буду ждать. – Тэхён целует любимого в губы, отдаваясь с такой силой трепетному прикосновению, будто это их последний поцелуй. Чонгук ласково проводит ладонью по серебряным волосам и уходит, провожаемый тоскливым, полным беспокойства взглядом. Они чувствовали, что что-то в этом дне не так. Но будь они заранее осведомлены о произошедшем – изменить всё равно ничего б не смогли. Таймер запущен, и он уже на последних секундах до взрыва, а у сапёра, как некстати, нет ни единого инструмента, чтобы обезвредить взрывчатку, способная разрушить, как минимум две жизни. SPOILER Запах резины. Скрежет колёс. И глухой удар об железо. Тэхён видит вспышки перед глазами и что-то красное, что разливается на асфальте. Резко хочется спать. Он прикрывает глаза и проваливается в беспросветную темноту. Как и мечтал младший, сегодня природа подарила ему снег. Она припорошила кристальными снежинками все дороги и деревья, укрыла тонким пушистым слоем всё вокруг. Чонгук любит сочетание белого и красного. Любил. До этого дня. Пока не потерял самое драгоценное, что есть у него в жизни...