In the shadow

Юнги действительно не понимает, что с ним творится. Его бросает то в холод, то в жар. Хосок, как самая большая вкусность в мире, с каждым днём всё больше манит и манит. Своей яркой улыбкой, родинкой на губе и невероятно милыми ямочками на щёчках. Мин думал, что Тэхён для него центр вселенной, но познакомившись с Хосоком, он понял, что этот светлый, но сильно обиженный жизнью ребёнок и есть эта вселенная. Юнги терпит, держится, не переходит черту. Он обещал, что пока тот не пожелает большего, Мин к нему даже не притронется. А тот чертяка, будто издевается, расхаживает по квартире в одних шортах, светя своим молодым подкачанным телом. Соблазн настолько велик, что Юнги уже готов на стены лезть, лишь бы перестать судорожно облизывать губы и пускать слюнки на этот непозволительно-сексуальный прессак и рельефные икры ног. Эти вздувшиеся венки на руках, сильная, не очень широкая спина, и, блять, дорожка тёмных волос, уходящая вниз под шорты… Сука... —Оденься, – в приказном тоне просит Юнги. Хосок сначала непонимающе вскидывает брови, но потом заметив затуманенные глаза старшего, сразу же срывается в комнату за футболкой. И таких моментов множество. Младший раззадоривает, старший мысленно вешает себе петлю на шею. Но потом приходит поездка в Пхёнчхан. Юнги этого не показывает, но он очень благодарен Чонгуку за предоставленную возможность отдохнуть за городом. Тем более, в таком необычайном, но невероятно дружном обществе. Ведь, это были не просто веселые и забавные выходные, но одни из самый запоминающихся и навечно впечатанных в память. *** В первый же вечер поездки. —Хён? Можно? – парень просунул свой нос, любопытно взглянув на распластавшегося по всей кровати Юнги. Старший положительно кивнул и присел в более-менее мало-занимающую пространство позу, чтоб подросток смог разместиться рядом. —Ты что-то хотел? —Да… Прости, я на ужине взболтнул лишнего. Я не знал, что Тэхён о тебе… —Всё в порядке. Рано или поздно ему придётся об этом узнать. – Мин поддерживающе похлопал мальчишку по плечу, в очередной раз зависнув на родинке, что удачно разместилась слева на верхней губе. —Но разве вы не близки? Почему он не владеет информацией о твоей ориентации? – Чон наклонил голову, но поняв, что мужчина напротив не здесь и, кажется, даже не на этой планете, громко его окликнул. – Хён! —А? – Тот замешкал и перевёл взгляд на чужие глаза. Лучше бы он этого не делал. Минов мозг второй раз за вечер выдал ошибку. – Почему Тэхён ничего не знает? – сам для себя повторил Юнги. Он смущённо потёр ладошкой затылок. – У меня не было шанса ему всё рассказать. Когда он был ребёнком, то эта информация была не для его ушей, а когда Тэ подрос, то мои слова могли восприняться немного не так, как надо. —«Немного не так»? —Эх… Как-бы тебе так объяснить… – от сомнения Юнги прикусил губу. – Я любил Тэхёна. А он, как понимаешь, любит Чонгука. Моё признание стало бы преградой в их и наших отношениях. Вот чего-чего, но этого Чон услышать не ожидал от слова совсем. Он и так считал, что его специально заманили в это логово голубятины, так ещё, оказывается, тут что-то похлеще Санта-Барбары развернулось. —А сейчас? – осторожно спросил младший. —Что «сейчас»? —Ты до сих пор… любишь Тэхёна? —Да, – сразу же ответил тот. – Только не так, как раньше. Он очень мне дорог, что-то вроде брата, или даже ребёнка. – Юнги дотронулся кончиком пальца к той самой манящей родинке на губе и шёпотом выдохнул, – теперь моё сердце полностью принадлежит тебе… Чон вмиг весь покраснел. Кончики ушей горели, а сердце было готово тотчас выпрыгнуть из груди. Юнги руку не отвёл, наоборот ещё больше придвинулся всем телом. Его губы находились в нескольких миллиметрах от чужих, Юнги уже хотел отпрянуть, дабы не пугать ребёнка, как Хосок сам обхватил миново лицо и неуверенно, с дрожью во всём теле, поцеловал в самые губы. Старший не претендовал на лидерство, полностью отдаваясь неопытным ласкам мальчишки. Хосок проник языком в горячий рот и со всем пылом, который у него только был, начал целовать мужчину. Поцелуй получался неумелым, очень мокрым и слюнявым. Но что первому, что второму несло крышу от такой близости. Чон старался привыкнуть к новым ощущениям, пытался отбросить все свои предрассудки и страхи. И знаете, это помогло. Он смелее врывался внутрь и упорно налегал на старшего. —Ты уверен, что хочешь перейти эту черту? – оторвавшись от горячих губ, спросил Юнги. Хосок смутился, но деваться уже было некуда, его собственное возбуждение позорно топорщилось из-под штанов. Но в голове мимолётом мигнула мысль и он, испуганно дёрнувшись, пытливо посмотрел на мужчину. —Я не лягу под тебя. – Твёрдо произнёс он. – Ты мне нравишься, но я ни за что на свете не дам себя трахнуть. —То есть, ты хочешь трахнуть меня? – Юнги заулыбался, как только Хосок опустил глаза, и ещё больше зардел, – что, одна только мысль нагнуть старшего, приводит твоего малыша в стоячее состояние? —Никакой он не малыш! – громко возразил Чон. —Тише-тише, а то сейчас все в доме сбегутся посмотреть на твоего «не малыша». – Юнги резко навалился сверху и удобно устроился задницей на бёдрах подростка. – Не хочу делиться этим зрелищем с остальными. А на счёт «не лягу под тебя», то окей, без проблем. Раз тебе так принципиально, то я не против побыть и снизу. – Он прошёлся пальчиками по выпирающим рёбрам, чем вызвал ответные мурашки по коже. —А это больно? —Не знаю. Я никогда не был пассивом. Так что, можно сказать, что в этом плане я - девственник. – Не стесняясь, отвечает Мин. Сказать, что Хосоку не льстило такое самопожертвование – значит соврать. Он открыто восхищался старшим, а желание управлять и руководить таким мужчиной приводило его в дикий восторг. Хосок попытался вернуть своё прошлое положение, но Юнги недовольно шикнул и сказал, что хочет доставить ему удовольствие. Мин аккуратно снял с парня огромную широкую серую футболку и, как только рвано-вздымающая обнажённая грудь предстала перед его взором, он сразу же присосался к смугловатой, ровной коже. Он целовал, кусал, слизывал терпко-солоноватый пот. Скользил мокрым обжигающим языком по соскам, рельефному прессу, наконец спускаясь к той самой дорожке грубых тёмных волос. У Чона от этого сразу сбивается дыхание, а рука рефлекторно зарывается в чёрную шевелюру Юнги. Тот издевается, целую пытку устраивает, кусает в самом низу живота, абсолютно не прикасаясь к торчащему бугорку. —Ты прикалываешься? – не вытерпев, срывается младший. Он приподнимается на локтях и смотрит на Мина недовольным, даже обиженным взглядом. —Неа~,– тянет Юнги. Он специально из-под лба глядит ошалелыми глазами на подростка, попутно ведя языком по хлопковой ткани шортов. Доходит до пульсирующего даже через ткань члена и не больно кусает его зубами. —Блять~,– Хо шипит и громко стонет одновременно. Юнги, удовлетворённый такой реакцией, сразу же забирается рукой под кромку шорт. Не успевает Чон очухаться, как минов язык уже вовсю смакует его природную смазку. —А ты был прав, он совсем не малыш, – Юнги слизал предьэкулянт с губ и, причмокнув, присосался к налитой кровью красной головке. Хосок восхищённо ахнул и сильнее надавил на чужой затылок, полостью заполняя похабный рот своим членом. Мин начал откашливаться, а от напряжения по его лицу начали спускаться слёзы. Чон испуганно отпустил руку и обеспокоенно поднял лицо старшего. —Прости-прости, я не хотел… Юнги стёр влагу с лица и, хитро сверкнув глазами, вернулся к своему занятию. Он старательно обхватывал ствол губами, двигался то мучительно медленно, то слишком быстро, пальчиками сминал и массировал яички. Хосок заново запустил руку в шелковистые волосы и откинулся головой назад. Мин брал за щёку, дразня покусывал нежную кожу зубами и упорно проводил кончиком языка по уздечке. Когда, в очередной раз он заглотил по самые гланды, Хосок весь затрясся и, не успев предупредить, кончил. Юнги не возмущался, а только удовлетворённо проглотил белёсую вязкую жидкость и вытер подбородок тыльной стороной ладони. —Прости… Я… —Всё в нормально, Хоби. Я очень счастлив. – Мин поцеловал парня в лоб, а сам встал с кровати. —Ты куда? —В ванную. Мне нужно избавиться от этого, – он указал пальцем на выделяющийся стояк. —Прости… Может, мне помочь? —Нет, мальчик мой, ты ещё не готов, – Юнги ещё раз поцеловал Хосока, но уже в макушку, и удалился из спальни. После этого вечера что Хосок, что Мин были на седьмом небе от счастья. Они буквально окрылёнными ходили по земле, то и дело стреляя в друг друга Купидоновы стрелы. Чон ещё в тот же вечер рассказывает Юнги о приближающемся дне рождения, делясь грандиозными планами на весь день, вечер и, возможно, ночь. *** Но счастье длилось недолго. Тэхёна рассекретили, он попал в больницу и слишком болезненно расстался с Чонгуком. С тех пор в их квартире поселилась смута. Хосок не возникал, потому что сам понимал что в данный момент переживал Тэхён. К этому человеку паренек изначально хорошо относился, ведь именно он спас его от хулиганов. Чон не знал подробностей всей истории, но и щипцами исповедь с Мина не тянул. Юнги волновался, постоянно проводил время с Тэхёном и трясся над ним, как над сломанной игрушкой. Юнги по рукам и ногам был привязан к Киму. Поэтому Хосок даже не удивился, когда утро своего дня рождения встретил в одинокой мёрзлой постели и холодной пустой квартире. Юнги ведь с Тэхёном. И ему нисколечки не обидно. Ну вот совсем. Сука, конечно ему обидно, ведь изначально ты думаешь сердцем, а не мозгом. Парень решает окончательно себя добить, поэтому едет туда, где его не было несколько месяцев – к своей матери. *** Психбольница, что снаружи, что внутри выглядит белой и чистой. Вот только её обитатели с самыми израненными душами и осквернёнными сердцами. О его маме тут заботились как могли, и врачи не были теми извергами, как их показывают в сериалах и фильмах. Вот только таблеточки, которая способна вылечить всех, не существует, а потому уже не один год госпожа Чон всё никак не выходила из своего придуманного мирка, где всё хорошо и прекрасно. —Здравствуйте, я к маме. Хосока все сотрудники жёлтого дома* знали в лицо, так что сразу же повели его к нужной палате. В уютной, даже тёплой комнате на одинокой койке, скукожившись в позе эмбриона, лежала женщина. Она смотрела в одну точку, но взгляд её был пустым и отрешённым. Она и бровью не повела, когда через дверной проём прошёл её сын. Женщина просто-напросто его не узнала. —Мама? Ты меня слышишь? – парень присел на низкую табуретку. Никакого ответа. Впрочем, как и всегда. —Мамочка… – Чон нежно провёл ладонью по коротко-стриженным женским волосах. У мамы всегда были красивые, живые и очень густые волосы. Она никогда их не портила краской, отдавая предпочтение дорогим косметическим средствам по уходу. Но её гордость пришлось отрезать, потому что женщина непроизвольно начала выдёргивать сначала одинокие волоски, а потом и целые пряди. – Представляешь, а я влюбился… Хочешь расскажу о нём? И вновь тишина. Но парень привык. Ведь так всегда. —Хочешь спросить, почему «о нём»? Всё просто… Да, мама, оказывается, я гей… Самому не верится… – Чон усмехнулся и взял холодную руку матери. – Юнги такой красивый… Он, правда, старше меня и даже имеет приличную должность в известной компании… Но он меня любит и говорит, что возраст не помеха. Вот только, кое-что произошло и он забыл о моём дне рождении. Мама, а ты помнишь, когда я родился? – подросток посмотрел на женщину, что так и продолжала смотреть сквозь стену. Хосок попытался снова улыбнуться, но вместо этого его губы задрожали, а из глаз пустились слёзы. И так каждый раз. Мальчик надеется, ждёт, старается вести себя непринуждённо. Но один только безжизненный взгляд родного человека разбивает его на осколки. Хочется кричать, орать, бить кулаками о стену, лишь бы она заговорила. —Мама… – Всхлипнув, Чон вытер влагу с глаз. – Почему ты молчишь? Не помнишь? – сквозь наигранную улыбку спрашивает он. – Мамочка, это сегодня… Именно сегодня ты меня родила… – Хо сильно сжимает хрупкие пальцы и опускает лоб на чужую руку. – Мамочка, всё-таки не помнишь, да? А меня… меня ты хоть помнишь? В ответ молчание. Ни движения, не изменившегося дыхания или ритма сердца. Его мать не здесь. Она там, где чонов отец примерный семьянин, она сама наилучшая домохозяйка, а маленькая дочка та ещё проказница и забияка. Там есть и сын, и, кажется, его зовут Хосоком. Вот только в грёзах женщины тот Хосок до сих пор ещё четырнадцатилетний ребёнок, а никак не этот возмужавший, подросший парень возле её кровати. —Мама… – Он целует тонкие запястья, – я так по тебе скучаю… – Хо последний раз глядит прямо в глаза и, не заметив там изменений, отворачивает голову в сторону. – Я пойду, наверное. Спасибо, что явила меня на этот свет. Хосок уходит, но женщина этого даже не замечает. *** Домой парень возвращается ближе к вечеру. Он подолгу бродит по улицам, кутается в абсолютно не согревающий шарф и зло пинает попавшиеся под ноги камешки. Когда холод окончательно проникает до самых костей , только тогда Чон заваливается в квартиру. Как он и ожидал та оказывается пустой. Он заходит на кухню, чтоб попить воды, как неожиданно загораются огоньки и низкий, с хорошо ощутимой хрипотцой, голос начинает петь песню. —С Днём Рождения тебя… С Днём… – Юнги не успевает что-то сказать, как Хосок отбирает у него торт и захватывает в объятия. —Эй, ты чего? – Мужчина ощущает, как обволокшее его тело содрогается, – ты что, плачешь? —Почему ты не с Тэхёном? – обиженно бурчит парень куда-то в чужую шею. —Потому что сегодня твой день. За ним сейчас следит Джин. Но, Хоби, что случилось? —Я был у мамы. Юнги осторожно вылезает из крепких рук и между ладонями зажимает чужое лицо. Он целует нежно, без напора и излишней пошлости. Мин не умеет успокаивать словами, потому отдаётся инстинктам и старается поддержать прикосновениями. Он не забыл и никогда не забывал о Хосоке, просто внезапно-свалившийся Тэхён на данный момент был важнее. Точнее не он сам, а его психика. Старший не мог в силу недостатка времени и фантазии приготовить сюрприз, оттого его хватило только на скромный тортик и бутылочку вкусного вина. Он прождал целый день именинника, начал было волноваться такому долгому отсутствию, как всё же виновник торжества наконец появился дома. Вот только Юнги никак не ожидал, что увидит Хосока в слезах, всего такого промёрзшего и дрожащего. Родители - это закрытая тема в их доме, и Мин терпеливо ждёт, пока парень сам откроется и более детально расскажет о своей семье. Но сегодня его терпение дошло до самой высшей точки кипения. —С меня достаточно этих недомолвок. Ты сейчас же рассказываешь о своей семье. – Старший потянул Чона за руку и усадил на диван в гостиной. – Я ведь практически ничего и не знаю о твоей прошлой жизни! Хосок молчит. Слишком долго. А потом начинает. Еле слышно и с дрожью в голосе. —Анью – имя моей сестры. Сейчас бы ей было двенадцать. – Он вздыхает и обнимает себя руками. Юнги заботливо снимает с него курточку и укутывает в плед. – У меня была обычная среднестатистическая семья. Отец работал офисным планктоном в какой-то небольшой компании, мама занималась домохозяйством и следила за малолетней сестрой. Как-то раз она ушла в магазин и оставила Анью на детской площадке возле дома. В тот день, ещё утром, перед тем, как уйти в школу, я видел сестру за завтраком. Я как-то её даже подколол по поводу маленьких узких глазок… – Парень всхлипывает и хочет вытереть одиноко-скатившуюся слезу, но Мин его опережает и сам вытирает солёную дорожку сухими губами. – Она нахлобучилась, но потом звонко засмеялась… После этого дня сестру я больше не видел. Даже мертвой. Мне просто не позволили. Сказали, что по сути там ничего и не осталось и для меня, как для подростка с ещё не полностью сформировавшейся психикой, это зрелище может оставить глубокий след на сознании. Её дело так и не раскрыли, насильника не нашли, как и улики. – Хосок замолчал. Он собрался с духом и прикрыл глаза. – После этого мама сошла с ума. Не выдержала, ведь считала только одну себя виноватой в этой трагедии, а отец… Отец спился и кроме алкоголя больше ничего не видел. Я не знаю почему, но всю злость и обиду он начал вымещать на мне. Как-то раз следы побоев заметили учителя из школы и у папы временно отобрали родительские права. На полгода всего лишь. Но и этого мне хватило. Детдомовские дети те ещё чудовища. Их зависти не было предела. Они знали, что я с ними пробуду только полгода, потому старались отыграться на мне по полной, чтоб я запомнил. И я действительно запомнил. – Юнги осторожно садится у него за спиной и крепко-крепко обнимает за плечи. – Когда отцу возвращали опеку надо мной, то специализированные органы пригрозили, мол увидят побои, следы голодовки или плохие показатели учёбы, то мигом отберут родительские права. Отцу было плевать, он и дальше заливался алкоголем и, может быть, не только им. В итоге, деньги пришлось зарабатывать мне. Органы опеки устроили меня не в самую дешевую школу, да и есть же надо было что-то. Так что, теперь ты знаешь, почему видел меня в том клубе. Там была самая большая зарплата. Ну а так, вроде всё. Мне больше нечего рассказать. Юнги не знает что сказать. Он только перелазит через Хосока вперёд, чтоб быть с ним лицом к лицу. Старший обхватывает руками мальчишку и своим плечом собирает его горькие слёзы. Чону намного легче. Он смог выговориться, открыться и утонуть с головой в другом человеке. —Хоби, спасибо. Ты даже не представляешь насколько мне всё это важно. – Мужчина приподнимает тому подбородок. – Я люблю тебя. – Он едва касаясь, мажет по солёным от слёз губам и мягко целует в кончик носа. В ту ночь парни так и засыпают на диване, крепко сцепив руки под пледом. Отныне, весна потихоньку наступала не только за окном, а ещё и в самой жизни Хосока. Впереди были выпускные экзамены и начало учёбы в университете. Хосок ещё в начале зимы знал, что поступил в академию искусств на факультет современных танцев, но последние итоговые контрольные всё же никто не отменял. Он по уши погряз в учебниках и тетрадях, в то время, как Юнги вовсю следил за Тэхёном. До выписки было недалеко, только вот внутреннее состояние парня желало лучшего. Тогда ни Мин, ни Чон даже не подозревали, во что превратится их совместная жизнь. С наступлением весны началась студенческая жизнь Хосока и… выживание Тэхёна. Сначала свежие порезы на запястьях заметил именно Хо. Он как-то утром неожиданно ворвался в ванную комнату и именно в тот момент, когда острое лезвие скользнуло по коже. Порез был неглубоким и абсолютно неопасным. Но через день, два, три...ранок становилось всё больше и больше. С тех пор в квартире начали прятать все острые предметы. Хосок видел в Тэ прошлого себя. Как однажды сказал Юнги, что порезы в поперёк делаются для привлечения внимания. В связи с этим на дом вызвали врача-психолога. Вот только Хосок прогадал, Тэхён пускал кровь не для привлечения внимания, а для того, чтоб заглушить душевную боль физической. Чон начинает подолгу сидеть в комнате с Тэхёном. Он гладит его по отросшим волосам, поправляет складки одежды и не спеша рассказывает о приключениях в университете. Тэхён его слушает, подставляется под ласковые поглаживания, но ничего не говорит. Ну разве только иногда, очень-очень редко. Тэ напоминает Чону мать. Он такой же израненный, пустой и с вырванным сердцем. Хосок сам того не замечая, очень сильно привязывается к этому сломанному обстоятельствами и безысходностью парню. Ревность и глупые детские обиды резко отошли на второй план. Тэхён теперь для него такой же драгоценный человек, как и Юнги. Но лгать самому себе, что он не обуза и помеха для их с Мином отношений – было сложно. С того холодно-горячего февральского дня между ними ни разу не было огня, да куда уж там, даже намёка на искру не наблюдалось. Юнги уставал на работе (не только физически, но и морально, ведь Чонгук был тем ещё энергетическим кровопийцей), Хосока выматывала учёба, а дома еще и взрослый ребёнок, что так и норовит свести счёты с жизнью. Единственное, на что мог рассчитывать младший, так это смазанные мокрые поцелуи в тайне от Кима (и не важно, что тот один из таких «тайных» поцелуев давно уже видел) и очень редкие совместные пробуждения в одной постели. Однажды Тэхёна на полдня и всю ночь увозят в больницу для диагностики, чтобы проверить всё ли так срослось и зажило после перенесшей ранее аварии. Хосок считает, что это их шанс, но даже не успев обронить и одного слова, как оказывается Юнги совсем другого мнения. Он сразу же предлагает перевезти оставшиеся вещи с отцовской квартиры и раз сегодня не нужно следить за Тэхёном, то почему бы не провести это время с пользой. Хосок демонстративно фыркает, и умалчивает о желании отыметь старшего на самой ближайшей плоской поверхности. *** Отец не возражает, моментально пускает в квартиру и ведёт себя вполне адекватно. Обоим парням даже кажется, что мужчина абсолютно трезв и с чистой головой на плечах. Он грустно наблюдает за поочерёдно выносившимися картонными коробками и, когда самую последнюю тащил Юнги, мужчина внезапно его остановил и, посмотрев нет ли сына поблизости, сказал: —Береги его. Сделай для него то, что должен был сделать я. – Тот грубо взъерошил свои не первой свежести волосы и посмотрел на Мина, – я страшный кошмар Хосока. Жаль, что это осознание пришло ко мне так поздно. Вскоре я уеду из Кореи, и, наверное, навсегда. Мне нет места в его жизни. Возможно, я убегаю, трусливо поджав хвост, но… Всё же, позаботься о нём. Сделай Хосока счастливым. Уверен, тебе удастся это намного лучше, чем мне. Юнги понимающе кивнул головой и, ради приличия и в меру своей воспитанности, почтительно поклонился мужчине. *** К полуночи все коробки были разобраны, так как особо-то много вещей у Хосока не было. Юнги, проголодавшись, пошёл на кухню, а ещё с утра неудовлетворённый Чон поплёлся следом за хёном. Мин только начинает резать тонкими ломтиками ржаной хлеб, как в спину и попу упирается горячее, накачанное тело. Юнги застывает с ножом в руке, тогда как младший начинает медленно вести скользким языком по шейным выпирающим позвонкам. —Что… ты делаешь? – старший так и остаётся в той же самой позе, начиная ощущать колючие мурашки по всему телу. —Хён… Юнги… – надрывно стонет Чон тому в ухо. – Я так хочу тебя… Юнги резко разворачивается, попутно рассекая воздух острым ножом. Хосок моментально отшатывается и инстинктивно хватается за сокровище между ногами. —Эй, ты чего? Не хочешь – так не хочешь! Чего-то сразу нож? Мне мои бубенчики дороги! – Хоби хмурит брови и враждебно смотрит на холодное оружие в руке старшего. Юнги непонимающе морщит лоб и переводит взгляд на свои сцепленные пальцы вокруг рукоятки ножа. Сначала Мин хочет отбросить виновника сморщившихся яичек младшего, но потом, ехидно улыбнувшись и коварно захихикав, он блеснул лезвием в воздухе. Хосок отошёл ещё дальше и мысленно сам себе поклялся больше никогда не приставать к Юнги на кухне. Слишком, слишком опасно. Старший, наигравшись с ножиком откинул его в раковину и из-под опущенных ресниц наигранно виновато протянул: —Хоби… Что ты там, говоришь, хочешь? Хосок прямо урчит от такого тона и, не выдержав, срывается на хёна. Он припечатывает того к белой дверце холодильника, от чего все магнитики на ней с грохотом повалились на пол. Чон одним махом поднимает неожиданно лёгкого старшего на руки и тащит его в спальню. Парень аккуратно укладывает Юнги на мягкую постель, нависая над ним всем телом. Хосок старается не показывать своё волнение, но дрожащие пальцы на чужой рубашке выдают его с потрохами. —Ты уверен? – улыбаясь спрашивает Юнги. —Ты так говоришь, будто это в меня сейчас будут совать член, а не в тебя. – С издёвкой говорит младший. —Ох, нарываешься, мелкий, – Мин резко поднимает голову и прикусывает чонову нижнюю губу. Тот от боли шёпотом ругается и пригвождает чужие запястья к поверхности кровати. Хосок весь последний месяц читает поучительные статьи, поглощает полезную и нужную информацию и чисто с познавательной точки(ага, конечно) пересматривает целую кучу гейского порно, лишь бы сделать их первый раз поистине незабываемым и волшебным. Хосок с необычайной скоростью избавляет себя и Мина от одежды, тут же припадая губами к губам хёна. Он глубоко просовывает свой язык тому в рот, а пахом давит на уже затвердевший член. Чон отпускает чужие запястья и переводит юркие пальчики на миновы грудь и живот. Юнги плавится, эти руки разжигают в нём ярко-полыхающий огонь. У него внутри всё выгорает от этих лёгких касаний. Для Мина всё это в новинку. В основном, он всегда кого-то обхаживал и ласкал, а тут… Подросток оставляет тёмные, синюшные засосы на изящной шее, ногтями отпечатывает глубокие полумесяцы на алебастровой коже и метит, метит, метит… Он не может остановиться, всё больше и больше осыпая старшего короткими поцелуями и укусами. Хосок медлит, пытливо долго затягивает с предварительными ласками, всё больше опьяняя Юнги своими прикосновениями. Старший хрипит, тонет в собственных стонах и уже молит что-нибудь сделать. Чон незаметно выуживает откуда-то небольшую баночку смазки и, перевернув Мина на живот, начинает осторожно растягивать проход. Он действует нежно, аккуратно, пытается причинить минимум боли. Длинными пальцами проталкивается всё глубже и глубже. Дотягивается до простаты и с наслаждением упивается разлившимся по комнате протяжным стоном. Хосок кусает Юнги за загривок, одновременно проникая возбуждённым членом внутрь к мягким обволакивающим стенкам. Мина пронизывает тонкая нить острой боли, а за ней умопомрачительное удовольствие. Младший не сдерживается, полностью искореняет нежность, отдаваясь животным инстинктам и будоражащему возбуждению. Он грубо вколачивает Юнги в белые простыни, от чего тот ещё громче стонет и наконец срывает голос до болезненного хрипа. Оба почти одно целое, оба дышат почти в унисон, оба почти на грани. Сладостный, перехватывающий дыхание оргазм накрывает обоих практически одновременно. Хосок излившись на дрожащую бледную спину бессильно падает рядом с Юнги, притягивая старшего к покрытой блестящими капельками пота груди. Хо прикладывает минову ладонь к сильно бьющемуся своему сердцу и на выдохе произносит: —Я люблю тебя, Юнги. Старший в ответ целует обкусанными губами тот участок, где пульсирует кожа. —Я тоже. —Знаю. Хосок укутывает внезапно такого уменьшившегося Юнги в своих объятиях и носом зарывается в густые, пахнущие мятным шампунем волосы.