Энума Шунгаллу

      Асоланус выслушал все сбивчивые объяснения и безумные догадки — молча, спокойно, не перебивая, и лишь когда Келиофис замолчал, чтоб перевести дух, осторожно произнёс:       — А теперь повтори всё, что ты говорил, но уже для проснувшихся.       — Что?! — Келиофис чуть не задохнулся от возмущения: он столько времени распинался и всё зря?! Не услышал, не понял?!       — Ладно, ладно... — тут же отреагировал Асоланус и добавил, будто извиняясь: — Я же должен был отплатить тебе за побудку. А если серьёзно... Ты и впрямь полагаешь, что нечто может находиться в пещерах... в карстовых полостях, в воде? Почему не в океане, если на то пошло?       Келиофис усмехнулся, чувствуя, как пробуждается азарт.       — Может быть, в океане тоже что-то есть. Ну или было когда-то.       — Ну знаешь ли... — протянул Асоланус. — Подводные города, купола и тени Древних... Звучит немного бредово. Ты уверен в этом?       Если бы...       — Нет, — Келиофис покачал головой и вздохнул: — Но других идей, которые бы могли всё увязать, у меня пока нет.       Сказал — точно самому себе признался во всех страхах. И замер, ожидая первого приговора.       Асоланус молчал.       — Знаешь, — наконец он ответил, — я тоже, наверное, спятил, но я тебе верю. Я хочу верить, и я правда думаю, что в этой идее что-то есть. По крайней мере, она красивая, элегантная, как говорят о некоторых доказательствах. Её точно стоит проверить, вообще не сомневайся. А то я тебя знаю — до утра успеешь придумать тысячу доводов против.       — Ой, да будет тебе, — откликнулся Келиофис, — Сирингу-то я в любом случае всё расскажу.       — Ну-ну... А не расскажешь ты, расскажу я. Авторство, конечно, не присвою, но молчать не стану, даже если меня сумасшедшим сочтут. Ты уж извини, Келио, но такие случаи редко выпадают, их упускать нельзя.       — Я и не собираюсь ничего упускать, — осторожно произнёс Келиофис: энтузиазм друга казался неестественным. Слишком резкий переход от скепсиса к вере. Асоланус, конечно, мог и переигрывать — лишь бы поддержать Келиофиса, лишь бы не дать ему усомниться в себе. И всё-таки что-то было не так.       Любопытно...       — Слушай, мы столько лет искали хоть что-то, хоть какую-нибудь зацепку, поэтому обязаны проверить самую странную идею. Вот и проверим, если, конечно, геологи меня не пошлют.       — Не пошлют. — Келиофису почудилось, что он услышал в голосе друга смех: — Ты будешь вежлив и адекватен, ну и толика здорового интереса не помешает. Поэтому никто тебя не пошлёт, они скорее обрадуются.       — Ну не знаю, — Келиофис старался, чтобы его голос звучал неуверенно. Главное, не переиграть, иначе Асоланус почувствует фальшь.       — Келио, наивная ты змея, — кажется, друг ничего не заметил, — поверь мне! Я всю жизнь с людьми работаю. И знаешь, что они больше всего ценят? Искренний и ненавязчивый интерес к своему делу! Особенно когда он исходит от человека из совершенно иной области. Мне, чистейшему гуманитарию, математики в своё время много что пытались объяснить и местами даже преуспели! Причём по собственному желанию объясняли, достаточно было просто попросить. Да и вообще... Если ты объяснишь, что именно хочешь найти в этой бездне, то они тебя точно не пошлют. Они же не дураки, чтоб отказаться от такого шанса...       — Шанса на что? — довольно улыбнулся Келиофис: Асло наконец попался!       — На бессмертие, конечно же! Келиофис покачал головой: и это он тут ещё «наивная змея»?       — Всего-то?       — Зря смеёшься, — откликнулся Асоланус, вроде бы нисколько не обидевшись, — бессмертие в людской памяти дорого стоит. А тех, кто найдёт в «иной бездне» реликты Древних, уж точно вспомнят после смерти. Так что не выдумывай, никто тебя никуда не пошлёт. А пошлют — им же хуже будет. Ты, главное, не сомневайся.       — Не буду, — усмехнулся Келиофис, — теперь уж точно не буду.       И дело не только в неожиданной поддержке. Не в том, что даже произнесённая вслух идея осталась настолько же завораживающей и изящной. Не в том, что он наконец приблизился к разгадке тысячелетней тайны. Иллюзия побега — в нечаянную радость, в небывалое приключение, где не будет места привкусу крови. Впрочем, время покажет...       Однако улыбка не сходила с его губ до самого утра, пока Келиофис продумывал план действий и искал необходимые коды и адреса. Несколько вопросов, письмо Сирингу и паре незнакомых людей — и ещё одна проблема, решить которую он должен был немедленно. Иначе запах водорослей, ветер и кровь окажутся всего лишь тенью ненужной жестокости. Желанной, но недопустимой.       В пасмурную погоду понять, когда же ночная темнота сменяется прозрачными предутренними сумерками, почти невозможно. Просто в какой-то момент угольно-тёмное небо начинает сереть, и на улицах понемногу светлеет. Пронзительно холодная ночь незаметно превращается в столь же промозглое и будто бы выцветшее утро.       Но сегодня ни дождь, ни туман не могли испортить Келиофису настроение. Он даже не шёл, почти бежал по мокрым улицам, вглядывался в туманный сумрак. Темнота всегда искажала знакомые места, сбивала с толку, и даже загоравшиеся при его приближении фонари — благодаря Ксианг и её товарищам все датчики были исправны! — не могли вернуть миру привычный вид. Их мертвенный свет совершенно не походил ни на солнечные лучи, ни на мягкое мерцание Муммис. Наверное, это было к лучшему — меньше сходства, меньше памяти...       Закрыть бы глаза, не обращая внимания на холод и ветер. Келиофис облизал губы, будто пробуя на вкус ночную сырость и колючую морось дождя. Не самая приятная погода, следовало бы предупредить Хететию и отменить встречу, но он забыл комм дома. Да и запахи мокрой земли, холода, морских водорослей манили к себе, заставляли забыть о расстоянии и проблемах. Он знал, где живёт Хететия, знал, что сможет перехватить её по пути к набережной или даже раньше — тогда ей не придётся мокнуть под дождём. Это ему не страшны ни холод, ни простуда, даже промокшая одежда не причиняла особых неудобств. Хотелось просто бежать через тьму и лужи — тихо и долго, бесконечно долго, до самого рассвета. Келиофис беззвучно рассмеялся: глупость, но сколько от неё радости! Бездна реальна, знаки наконец сложились в единое целое, осталось только найти нужную систему пещер. Капли на лице — то ли дождь, то ли туман, то ли слёзы, а на душе неожиданно легко.       В голубоватом свете фонарей он заметил Хететию ещё на другом конце улицы. Она тоже бежала по улице через лужи, правда, не в куртке-дождевике, а с зонтом, похожим на полупрозрачный купол медузы. То ли от ветра, то ли от резких движений Хет, но мерцающий зонт и впрямь колыхался, точно живая люксофолида. Заметив друга, она помахала ему и подняла зонт повыше, чтобы Келиофис под ним хоть как-то поместился. «Давай ко мне», — он скорее не услышал за шумом дождя и тихим свистом ветра, а догадался по осколкам её радости и слишком живой для этого мрачного утра улыбке.       Пересечь улицу — дело пары мгновений, бежать навстречу друг к другу легко. Главное, чтоб никто при этом не покалечился — особенно тот, кто никогда не ходит спокойным шагом.       Не покалечилась. Он волновался напрасно, да и думать о возможных неприятностях больше не хотелось, стоило лишь взглянуть на белозубо смеющуюся Хететию.       — Ну что ж, одной мокрой змеёй на улицах стало больше.       — Кто бы говорил... — не остался в долгу Келиофис: — Ты-то зачем в дождь пошла? Она неопределённо повела плечом.       — Уговор есть уговор, да и дождь я люблю. Ну и потом... Не одному же тебе мокнуть!       Келиофис только фыркнул, снимая бесполезный капюшон.       — Я не мокну, я жабры увлажняю.       — А я думала, что змеи лёгкими дышат!       — Всё, признаю, ты меня поймала. Пошли куда-нибудь, где посуше.       Хететия потянула его за собой к ближайшему зданию, где под террасами этажей вполне можно было укрыться от дождя. Он не сопротивлялся, лишь в шутку приобнял её за плечи — по-человечески хрупкую и тёплую. Она не отстранилась, Келиофис чувствовал, что ей действительно нравится их слегка безумная встреча, хотя её радость и отличалась от той, что охватывала его самого. Не только бег и нелепый восторг заставляли её сердце биться быстрее — так же часто, как билось чужое сердце там, среди рыжих камней. Руке достаточно было скользнуть по мокрой ткани к шее, никто бы не успел ничего сделать...       Нет уж! Келиофис отдёрнул руку и отшатнулся — не в этот раз, не сегодня, никогда!       Хететия резко обернулась.       — Что такое? — улыбка на её губах померкла. Неужели он её обидел? Келиофис быстро покачал головой:       — Прости, Хет. Я... Я просто боялся тебе навредить. — Не рассказывать же ей всё?       Хететия подняла голову, без тени веселья посмотрела ему в глаза.       — Келио, с тобой точно всё в порядке?       Келиофис прикусил губу — отчаянно хотелось поговорить хоть с кем-то откровенно, объясниться, оправдаться, рассказать о запахе водорослей и вкусе крови. Хоть что-то, чтобы понять, как вообще жить дальше. Но всё, что случилось тем утром, должно было остаться лишь его воспоминанием.       Келиофис посмотрел на неё и чуть помедлив — совсем немного, в рамках нормальной неуверенности — ответил:       — Да, вроде бы... Только вот настроение то ли убить кого-то, то ли сдохнуть самому.       Тоже правда, но половинчатая, безопасная, хоть и тяжёлая. Давно следовало признаться, что он не справляется со всем, что взвалил на себя; что он не выдерживает постоянный шум чужих эмоций, что он бежит от них и от людей; что наполовину ночной образ жизни — вынужденная мера, которая уже не помогает; что даже недавняя догадка не перечеркнёт череду прошлых неудач с геометрическими знаками; что постоянные споры уже вымотали его; что он попросту устал.       — Не знаю, как уж так вышло и почему, но я замотался. Сил уже не хватает и на письмо, и на статьи, на ругань со всякими. И ведь ничего не бросишь... Свалить все проблемы на Сиринга было бы предательством, да и не могу я исследования бросить, столько лет на них потратил. И вообще... Был бы человеком, сказал бы, что они мне уже снятся, но нет, я просто постоянно помню о них, об адаптации, о наших поисках. Не знаю, как это объяснить, чтобы ты поняла, но какой-то частью сознания я всегда там, среди таблиц и знаков. Но я не могу погрузиться в работу полностью, только не сейчас.       — Почему?       — Это тоже было бы предательством. Если я займусь только своей работой, не буду отбивать никого из наших... ну ты же в курсе, как даже в нашем вроде бы продвинутом и равноправном университете относятся к модификантам. Да, всё меняется потихоньку, но не само собой. Расшевелить их, вбить им в головы, что за свои права действительно можно и нужно бороться — непростая задача, знаешь ли. С сомнениями в собственных силах и правоте, с неуверенностью в себе, с ощущением, что ты не на своём месте, очень сложно справиться. Даже если это была твоя мечта, всё равно где-то в глубине души будет жить гаденькое чувство, что это какая-то ошибка, что ты всех обманываешь, что ты хуже, чем все думают. И нарушение твоих прав воспринимается заслуженным, всё-таки это своего рода плата за «обман»... Я в себе это до конца проработать не могу, а в чужой разум влезть ещё сложнее. А бросать нельзя, даже среди Змей просто сочувствующих гораздо больше, чем тех, кто реально что-то делает. Да и те в основном нашим околонаучным проектом занимаются. Конечно, скандалю я в последнее время не в одиночестве, но опускать руки мне нельзя. В общем, не знаю, что мне делать, либо бросать всё, хотя бы на время, либо падать совсем и помирать.       — Нет, Келио, помирать точно не надо, — погрустневшая Хететия осторожно погладила его по плечу, но за кажущимся спокойствием Келиофис явственно различал её беспокойство. — Но тебе точно стоило бы взять перерыв. Не обязательно тащить всё на себе. Просто дай окружающим делать своё дело. Да, я понимаю, что ты чувствуешь, но мир не крутится вокруг одного тебя. Позволь Асоланусу и его товарищам скандалить и писать про то, как у вас в Солери модификантов обижают — они этим и занимаются, их действительно слышно. Ты же не лезешь в мои статьи, не мешаешь Двенгу делать метаобзоры и готовить критику...       — Потому что я не могу следить ещё и здесь за новыми работами.       — А во всех остальных областях можешь? — поджала губы Хететия. — Да, без тебя бы не удалось... как бы сказать поточнее... сконцентрировать неравнодушных, свести их друг с другом. Без тебя нас поодиночке никто не услышал, но это не значит, что тебе надо делать всё за всех и разом. Успокойся, брось всё, уезжай в пустыни или в горы без доступа к базам данных и сетям. Отдыхай и просто живи.       — А ты со мной поедешь? — Келиофис попытался перевести всё в шутку. — Я, помнится, обещал тебе такое приключение.       Хететия усмехнулась, кажется, принимая его игру, хотя за внешним весельем явственно ощущалась прежняя тревога.       — Если подождёшь меня немного. А то у нас сейчас завал, наконец удалось сконструировать геном по нашей модельке. Надо посмотреть, сможем ли довести эмбрион до полного созревания, — начала было Хететия и тут же пояснила: — Нам просто заказ на экспериментальный образец сделали, я тебе уже рассказывала. Хотя она будет не такая, как ты, это точно. Но тебе это, наверное, неинтересно?       — Неправда, — покачал головой Келиофис, — мне очень интересно, чем ты занимаешься. Для тебя это важно, а мне для общего развития пригодится. Только лучше пойдём куда-то, где будет потеплей. А то ещё замёрзнешь...       — Не успею, — улыбнулась Хететия и показала на небо. — Сегодня обещали тёплую погоду, да и дождь почти кончился.       Келиофис покачал головой, глядя на розоватые отсветы среди рваных серых облаков. Над Солери понемногу разгорался новый день, который должен был стать ясным и светлым.       И всё-таки один разговор ничего не мог изменить.       Да, Келиофис умел отодвигать в сторону лишние переживания, но не забывать о них полностью. Когда память нечеловечески цепкая, и воспоминания со временем не бледнеют, как вроде бы и происходит у неизменённых, а возвращаются с прежней яркостью, стоит только дать им волю, сложно просто не думать о случившемся. Тревога всегда остаётся с тобой — где-то на заднем плане, на краю сознания, неотступно, но вполне ощутимо.       С другой стороны, в этом же постоянстве крылось и спасение. Келиофис мог обсуждать с Сирингом свою идею подводных городов у Древних, мог искать намёки на них в легендах и работах других лингвистов, мог писать спелеологической группе, мог узнавать у береговиков и рыболовов о планируемой охоте — и в то же самое время обдумывал, как и через кого нужно преподнести всё, что он знает о Малакостре и «Тихом братстве». И страх постепенно отступал, сменяясь решимостью и азартом. Только вот чем кончилась бы для него это игра? Келиофис будто разделял сознание на части, отодвигая ненужные сомнения и чувства так же, как отстранялся и от чужих отражённых эмоций. Так не могло продолжаться долго, от такого расщепления он, наверное, и уставал больше всего.       Келиофис не знал, сколько ещё выдержит, прежде чем снова сорвётся. Он понимал, что Хететия права, но не мог последовать её совету. Только не сейчас. Оставалось только стиснуть зубы и идти вперёд. Не вспоминать, не пытаться вернуть прошлый день, не забывать о лекарствах — просто идти дальше. Ругаться, объяснять, писать геологам и спорить с ними, искать, думать. Просто жить.       А ветер с моря по-прежнему манил, напоминал о себе, о солёной глубине и скользких водорослях, о запахах, звуках, ощущениях — и о вкусе крови.       Нет уж.       Келиофис пытался идти дальше, но, кажется, весь мир был против. Несчастный случай на побережье, которое до сих пор считалось тихим и вполне безопасным, растревожил местных жителей. Ещё бы: даже мелкие нападения ракоскорпионов были здесь редкостью, смертельных случаев не было уже много лет, поэтому жуткая смерть Малакостра, растерзанного ими, встревожила многих. Кто-то предлагал устроить облаву на ракоскорпионов — очередную и бесполезную, кто-то предлагал изменить список безопасных побережных зон и хотя бы временно убрать из него Ассель и другие южно-солерские пригороды, однако никто не сомневался в том, что происшествие было всего лишь трагической случайностью. Келиофис вздохнул свободней, но полностью успокоиться так и не смог — он должен был использовать гибель Малокостра и поднявшийся шум в своих интересах. Его не интересовали ракоскорпионы, но это был шанс привлечь дополнительное внимание к тихарям и их стычкам с модификантами.       Правда, на этот раз Келиофису без чужой помощи было не обойтись — в одиночку он не смог бы рассказать всё. Слишком много вопросов могли бы вызвать подобные обвинения из уст модификанта. Ему нужны были союзники из неизменённых, желательно из Змей, и в первую очередь ему нужен был Асоланус.       Встретиться с другом удалось только через несколько дней, почти случайно — тот приехал то ли к своей Эусфене, то ли ещё к кому и лишь чудом застал Келиофиса в Университете. Правда, разговор не складывался с самого начала: Асолануса слишком сильно взволновал несчастный случай, сильнее, чем Келиофис мог ожидать. Но почему? Разве Малакостр заслуживал сочувствия? Келиофис считал, что нет, но с мнением Асолануса приходилось считаться.       — Тебя сильно расстроила его смерть? — Келиофис был почти уверен, что прав, но убедиться всё-таки стоило. Асоланус неопределённо покачал головой.       — Не люблю, когда умирают такие же люди, как я или ты, или как кто-то ещё из моих знакомых. Это похоже на напоминание...       «Не такие же!» — мелькнула злая мысль, но Келиофис усилием воли подавил её. Грусть Асолануса была настоящей и не имела никакого отношения к Малакостру. Не было повода шипеть на друга, он-то точно не виноват в делах «Тихого братства».       Келиофис не хотел его расстраивать ещё больше. Но почему именно в тот момент, когда он действительно нуждался в помощи друга, Асоланусу самому нужно было понимание? Это несоответствие раздражало, заставляло чувствовать себя если не предателем, то бесчувственной тварью. Змеёй с холодной скользкой шкурой... Нет уж, лучше просто промолчать.       К счастью, Асоланус не заметил его метаний, он продолжал как ни в чём не бывало:       — И вообще... Странно он как-то помер. Что он вообще среди тех скал забыл?       — Бегал, наверное. Места там красивые, тропы хорошие и широкие, осыпей и обвалов почти не бывает. Самое оно для пробежки.       — Только вот Малакостр свалился... — не сдавался Асоланус. — Видать, не такие уж безопасные и хорошие там тропы.       — Ну извини, подходить к краю обрыва его никто не заставлял. Лезть куда-нибудь на карниз или ползать по скалам среди ракоскорпионов, наверное, тоже.       — Или же ему кто-то помог подойти к краю.       — Но ведь экспертиза доказала, что это и впрямь несчастный случай, — осторожно заметил Келиофис. Асоланус только вздохнул.       — И всё-таки странно. Что-то не сходится. Я думал, хоть ты что-то знаешь.       Спокойней, спокойней… Вдох и выдох…       — Я? — криво усмехнулся Келиофис.       — Ну, ты-то у нас всё знаешь. Особенно в последнее время…       — Не, я больше по геометрическому письму теперь. Предпочту заняться чем-то более мирным, надоело воевать со всем светом разом.       — Да ладно? И надолго ли тебя хватит? — Асоланус скептически прищурился.       — На первое время… — откликнулся Келиофис и непонятно зачем добавил: — Если это убийство было, я б руку пожал тому, кто это сделал.       Ещё бы, ведь утренний холод, солёный ветер и горячая человеческая кровь — всё это было не с ним и точно не наяву.       — А что он тебе сделал? Откуда такая кровожадность? — тут насторожился Асоланус.       — Мне лично и своими руками ничего не успел. Но он много кому сумел жизнь подпортить, так что мне его ничуть не жаль! Ещё не хватало мне тихарей жалеть. А этот товарищ — один из тех, кто вообще организовал всё это «Тихое братство».       — Подожди-ка, а как ты это узнал?       — Долгая история, даже не только со мной связанная. Но информацию я собирал и проверял года два, не меньше.       — И теперь, когда у тебя есть доказательства его вины, Малакостра так удачно загрызли ракоскорпионы. Восхитительное совпадение...       — Асло, я не настолько безумен, — негромко произнёс Келиофис, глядя ему прямо в глаза. — Я понимаю, что я теперь первый подозреваемый, да и Користа с Алефом тоже, всё-таки они помогали мне с поисками. Но уверяю тебя, ни я, ни они не хотели бы подвергнуться коррекции личности. Не знаю, как с Алефом, а нам с Кор вполне могли бы такое устроить. Всё-таки модификанты с асоциальными наклонностями опасны для общества... Нет уж, я бы так не подставился.       Ложь, от которой почему-то не замерли сердца, не дрогнул голос, ничего не изменилось, и Асоланус, кажется, даже в неё поверил.       — Я не знаю, сможем ли мы теперь что-нибудь сделать. Если попробуем распространить всё, что сумели найти, сам понимаешь, что будет. Начнутся вопросы, а была ли смерть Малакостра случайностью. А вдруг ему всё-таки помогли — кто-то из нас, к примеру? Хотя бы я.       — Да уж... — покачал головой Асоланус. Келиофис чувствовал его сомнения и раздражение, но отступать не собирался. Только не сейчас.       — Нам придётся рискнуть. Я не хочу быть крайним, но мне нужна огласка этой истории, Асло. Мне нужна твоя помощь, понимаешь?       Асоланус молчал. Келиофис чувствовал его неуверенность, но уже не сомневался в ответе. Через пару секунд друг кивнул.       — Я понимаю, но... Ильника тебе за шиворот, во что же ты опять меня втягиваешь, а?       Игра началась.       Казалось, будто что-то в этом мире сломалось. После озарения, подарившего Келиофису разгадку таинственной надписи, время словно ускорило свой ход, и чтобы успеть за ним и ничего не упустить, приходилось бежать со всех ног. Заявить о своём открытии — точнее, о связанных с ним предположениях, — было легко, но Келиофис предпочёл бы сделать это только после того, как у него будут реальные доказательства. Однако Сиринг с ним не желал соглашаться. Сошлись они на небольшой заметке с основными идеями, но этого было недостаточно! Келиофис жаждал большего, хотя коснуться «иной бездны» было непросто.       А тут ещё и обещанный гром разразился. Асоланус со своими коллегами не подвёл. Он понемногу разжигал страсти, привлекая внимание к взглядам покойного Малакостра на модификантский вопрос — не забывая, конечно же, об осторожности. Ракоскорпионы ракоскорпионами, но всё-таки понемногу фокус смещался. Оставалось в нужный момент вкинуть результаты расследования Змей...       ...И подставить их под удар. Келиофис спешил успеть как можно больше до начала основных событий, решить все вопросы, которые только успеет. Ну или хотя бы часть из них — те, что были связаны с грядущей охотой.       Как же много могут решить несколько дней! Их вполне хватает, чтобы влезть в неприятности и найти способ вывернуться из них. А ещё пересечься с парой нужных людей — хотя одна из этих встреч явно не была необходимой. Всё-таки после того, как удалось уладить все вопросы с береговой охраной, получить разрешение на охоту и найти суда и людей, которые займутся облавой, сам Келиофис уже был не нужен. Он уже ничего не мог сделать — как не мог ничего сделать с новым нападением симолесты.       Однако он пригласил Эусфену для личной встречи, несмотря на всё сопротивление Асолануса. Она должна была дальше следить за ходом этой операции, и не было повода не доверять человеку, связанному и со Змеями, и с береговой охраной разом. Келиофису просто хотелось увидеть её своими глазами и задать несколько вопросов, пустяковых для дела, но важных для него лично.       Зря Асоланус волновался, Келиофис ни словом, ни единым жестом не выразил своей неприязни или неодобрения. Да и не было этой неприязни, Эусфена ему понравилась. Прежде всего — своим спокойствием, не только внешним, но и внутренним. Некоторые люди хорошо владеют собой, и никакие душевные бури не имеют над ними власти. Эусфена же была иной, гораздо более цельной. В каждом её движении сквозило истинное спокойствие, не безразличное и равнодушное, а сдержанное. Каменная дева — знающая себе цену, не способная и не желающая рвать душу из-за всякого пустяка.       Однако под чёрной и явно не от загара кожей, под внешней невозмутимостью скрывалось глубинное пламя. Эта женщина могла совершить всё что угодно — дремлющая решимость таилась в глубине её ярких, прямо-таки нечеловеческих глаз: не карих и не золотых, а рыжих, точно смола у юмасий. Странно, но очень гармонично...       Келиофису хотелось улыбнуться: нечасто ему встречались настолько красивые люди. Но мало ли... Кто знает, понравились бы его восторги Эусфене? И видел ли хоть кто-то её так же, как и он? Кто знает...       С ней было легко говорить или молчать — будто с давней и хорошей знакомой. Увы, ему пришлось довольствоваться только необходимым.       — Насколько я знаю, ты ведь уже участвовала в охоте на симолест? — Келиофис предпочёл перейти к делу сразу после знакомства и не тешить себя напрасными надеждами. Всё-таки это не дружеская встреча, хоть небольшие диковатые кафетерии и не располагают к официальным разговорам.       — Да, приходилось, — спокойно кивнула Эусфена. С каждым её словом Келиофис всё больше и больше проникался к ней симпатией. Он даже готов был попросить её об одолжении, которое точно не входило ни в чьи планы — если она, конечно, в силах ему помочь. Он должен был тоже поучаствовать в поисках симолесты, и это был его шанс.       — А можно ли и мне побывать на одном из кораблей во время облавы?       — Зачем? — удивилась Эусфена.       — Мне просто хотелось посмотреть, как вы охотитесь. Чтобы точно знать, как всё происходит на самом деле.       «И какую цену всем придётся заплатить», — озвучивать свои мысли до конца Келиофис не стал, вместо этого коротко добавил:       — Одно дело читать или слушать чужие рассказы и совсем другое — видеть самому.       Немного подумав, Эусфен подняла на него глаза и улыбнулась.       — Думаю, это вполне можно устроить.       В тот же день, когда Келиофис беседовал с Эусфеной, его ждала другая встреча, куда более серьёзная. Ему нужны были доказательства, что Древние могли соорудить что-то в пещерах. Ему нужны были места, которые могли бы оказаться той самой «иной бездной». К сожалению, полностью разобраться с помощью писем не удалось — постоянно появлялись какие-то неясные одной из сторон мелочи, и наконец один из его собеседников-геологов, Ругос, предложил обсудить всё лично. Правда, пришлось идти к нему на геологический факультет, но организованная геологами выставка, а главное облик самого геолога вознаградили Келиофиса за долгий путь.       Встретить одного удивительного человека — большая удача. Встретить сразу двух удивительных людей в один день — случай почти невозможный. Именно он и приключился с Келиофисом.       Ругос, невысокий и быстрый, точно ртуть, явно был родом откуда-то из высоких широт — слишком специфичный фенотип. Только у жителей северного Аэрнского побережья или Венлы бывает такая бледная, почти лишённая пигмента кожа. Только у них бывают золотисто-прозрачные глаза. Но больше всего Келиофиса поразили его волосы — светлые, точно серебристые перья-плавники у морских крылаток, да ещё и собранные в хвост. Непривычно было видеть человека, которому длинные волосы не доставляли никаких неудобств. Странно — большинство знакомых Келиофиса предпочитали стричься покороче, а модификанты и вовсе налысо.       «И не жарко ему с такими у нас? Одно слово: северная рыба!» — чуть заметно улыбнулся Келиофис.       — Здравствуйте... — начал он было, но Ругос замахал на него руками:       — Отойдите, отойдите от стенда, его уже трижды ломали!       На всякий случай Келиофис сделал шаг в сторону и решил для себя ни в коем случае не приближаться к стендам с экспонатами, сколько бы интересными они ни были. В конце концов, он тут не ради зернистых агрегатов кварца.       — Простите, пожалуйста, — Ругос был уже рядом. Осторожно посмотрев в сторону злополучного стенда, он добавил: — Просто мы ещё не всё собрали, а его уже трижды успели сломать, причём разными способами...       Келиофис чувствовал его смущение, но ситуация была настолько забавной, что он с трудом удержался от смеха.       — Помощники? — осведомился он.       Ругос только вздохнул:       — С такими помощниками только за смертью ходить. Простите за весь этот хаос. Вы же Келиофис, правильно?       — Да, я хотел поговорить с вами о Древних и их... скажем, городах, которые могут находиться в пещерах.       — Да, я всё помню, — кивнул Ругос, — и я попытался найти хоть что-то подходящее. Но знаете, на самом деле задача у вас интересная, хоть и почти безнадёжная. Маловероятно, что мы что-то найдём, но можно попытаться. Для ваших городов точно нужны многоуровневые сложные системы, а они встречаются в древних горных системах наподобие Имесской. Большинство из известных нам достаточно хорошо изучено, и никаких следов Древних там пока не обнаружено. Вероятно, стоит проверить не до конца изученные пещеры вроде Фраманской, возможно, там есть не открытые ещё затопленные гроты.       — Или Целенитовой Пещеры?       Но Ругос покачал головой.       — Целенитовая едва ли подойдёт. В её известных залах нет никаких следов Древних. Если ваш объект реален, то сами Древние должны были как-то до него добираться, да и построить что-то, не повредив гигантские кристаллы, было бы невозможно. Но ни в одном из залов в кристаллах нет никаких признаков разрушения, никаких систематических дефектов. Ну или технологии Древних превосходили наши гораздо сильнее, чем считается, в таком случае мы никак не сможем обнаружить их город или что вы там ищете.       — А другие пещеры, подобные Целенитовой есть?       — Есть, — послышалось из-за стенда, через пару мгновений оттуда же вышла женщина, со стопкой прозрачных коробок от образцов. — Простите, пожалуйста, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я Милерна, я с динамической геологии. Есть шанс, что затопленная часть Кунгуртских пещер не меньше, чем была в Целенитовой, да и расположены они тоже над магматическим очагом. Раз уж вы ищете Древних, то им ведь нужен был источник энергии, они вполне могли использовать его.       — С Кунгуртом пока не очень понятно, — откликнулся Ругос. — У вас же вроде есть только предположения.       — И результаты сканирования. Да, они пока не очень точные, но они показывают, что в Кунгурте должен быть огромный пещерный комплекс, большая часть которого до сих пор скрыта под водой. Она же намного больше, чем Целенитовая... если предварительные оценки верны. Их в любом случае надо проверить, да и вообще Кунгурт это уникальное место. Уверена, что там найдётся что-нибудь интересное и для археологов, — обратилась женщина уже к Келиофису.       — Простите, но я не совсем археолог, — осторожно поправил её Келиофис, — из археологов никто пока не собирается исследовать эти пещеры, насколько я знаю.       — Совсем нет? Как жаль, вроде бы даже биологи собирались скооперироваться с нашей группой, хотя их пока больше кристаллы в Целенитовой интересуют. Теперь нам только археологов и не хватает.       — С вашей группой? — переспросил Келиофис, не веря собственной удаче.       — Да. Кто бы что ни говорил, а результаты сканирования, ну и записи со съёмкой, которые нам прислали, слишком многообещающие. Странно, что никто из ваших ничего не слышал ни о них, ни о проекте Кайна.       — До сих пор никто и не предполагал, что реликты Древних могут сохранится в столь экстремальных условиях, — возразил ей Ругос. — Признаться, я и сам впервые о таком слышу.       — Верно, — поддержал его Келиофис, — это совсем новое предположение. Совсем недавно нам удалось изучить текст Древних, судя по которому реликты там вполне могли существовать. Не факт, что в пещерах действительно сохранились артефакты или остатки каких-то строений, но следы должны были остаться. Невозможно же сделать что-то... построить или провести какие-то работы, к примеру... в столь необычном месте, не изменив условия в «иной бездне»... то есть, я имел в виду в пещере. Насколько я знаю, после откачки воды в Целенитовой пещере нескольких лет хватило для того, чтобы её кристаллы начали разрушаться.       — Да, вы правы, — согласился Ругос. — Пока что это микротрещины, но наша техника уже позволяет обнаружить подобные изменения в структуре кристаллов. Вопрос в том, требовалось ли Древним надолго откачивать воду из пещер или менять температурный режим. Даже сейчас можно создать щадящие условия, которые замедлят разрушение.       — Однако нельзя утверждать, что Древние хоть сколько-нибудь заботились о том, чтобы сохранить пещеры в первозданном состоянии, мы ведь ничего об этом не знаем. Можно попытаться найти подобные следы, да и от участия ещё и археологов никому не станет хуже. Они тоже могут вложиться в исследование Кунгуртской пещеры.       — Думаю, это не станет проблемой, — улыбнулся Келиофис, внутренне торжествуя: через эту Милерну он доберётся до «иной бездны». Любой ценой! — Наследие Древних интересует многих. Затраты на поиск и изучение реликтов всегда окупаются.       Радости Милерны не было предела. Келиофис ясно это чувствовал, и её искренний энтузиазм во время разговора вместе с привычной тревогой сказали ему многое. Простить ей заинтересованность в материальной стороне вопроса было легко — в конце концов, Кунгуртский хребет не самое доступное место, да и на «чистые» исследования средства всегда выделяют неохотно.       — Это радует, — сдержанно ответила Милерна. — Наверное, вас интересуют подробности проекта и сроки... Простите, я не спросила ваше имя...       — Ничего страшного, — кивнул он, — меня зовут Келиофис. Я оставлю вам свои координаты, и мы потом обсудим подробности. Посмотрим, что я смогу сделать.       Какая удача, что пещеры Кунгурта только собираются исследовать! Необходимо собрать группу из археологов, согласовать всё, но это уже сущий пустяк, он отправится в Кунгурт любой ценой. В конце концов, ключ к тайнам Древних есть лишь у него. Таблицы не закончены, и прочесть неизвестные элементы никто не сможет. Да и экспедиция в горы ему нужней, чем кому бы то ни было. Несколько недель отдыха, тишины без оглушительного шума чужих чувств, да ещё и на законных основаниях. Наконец-то можно будет обойтись без препаратов...       А ещё у него будет новый, никому не известный объект Древних — кто знает, что скрывается в недрах земли? Милерна хочет изучить какие-то нужные геологам параметры, а ему достанутся геометрические знаки и оттиски чужих мыслей. И всё это — в окружении гигантских кристаллов и теней Древних, в нескольких сотнях метров под поверхностью земли. Будь здесь Асоланус, он наверняка бы сказал, что Келиофис просто-напросто не может пройти мимо такого приключения. И бы был прав, пусть и не полностью.       «Но всё-таки в значительной степени», — с чуть заметной улыбкой подытожил Келиофис. От радости хотелось кричать: экспедиция состоится, и тайна «иной бездны» будет раскрыта. Если она, конечно, на самом деле существует.       Но Келиофис гнал сомнения прочь. Ему удалось нащупать верный путь — в этом он был совершенно уверен. Точно так же он чувствовал себя, когда понял смысл геометрических знаков, и теперь он стоял на пороге нового открытия.       Правда, осталось ещё одно незавершённое дело на побережье.       День для охоты выдался прекрасным — солнечным, но не слишком жарким, полным свежего ветра и огненных бликов на воде. Растревоженное море шумело, билось о борта «Цианеи», которая должна была принять участие в поисках симолесты-людоеда. Облаву удалось организовать не сразу, но она наконец состоялась, все приказы и разрешения были уже отданы и получены.       И всё же день был слишком хорош для убийства.       Келиофис ждал у пирса, пока все участники охоты соберутся и «Цианея» отчалит. Он уже успел перекинуться парой слов с командиром Хаасом и расмотреть остальных членов экипажа. Почти половина из них была модификантами, однако особых конфликтов или напряжённости в команде не наблюдалось. Приятная неожиданность, но Хаас был не первым неизменённым, который умел находить равновесие между интересами всех своих людей. Однако по отношению к Келиофису он не питал никаких чувств, ничего, кроме дежурного равнодушия. Просто модификант — не больше и не меньше.       К той же Эусфене Хаас отнёсся куда внимательней. Как-никак, с офицерами береговой охраны шутки плохи, а присутствие её на борту никому бы не помешало. Всё понимали, что на этот раз она всего лишь наблюдательница, но рыбаки по-прежнему слегка её сторонились.       Однако её это ничуть не смущало и уж точно не тревожило. Так поразившее Келиофиса спокойствие не изменяло Эусфене ни на суше, ни в море.       А ещё она единственная пришла точно в назначенное время — сама пунктуальность. Келиофис оглянулся, заслышав её шаги. Её короткие, золотисто-пушистые от солнечных лучей волосы сияющим ореолом окружали голову, не скрывая совершенный, будто вырезанный из тёмного камня профиль. Да уж, Асоланус совсем не промах, такую рыбку себе нашёл! И в каком только море её выловил?       — Ну что ж, здравствуй, — улыбнулся ей Келиофис, она лишь кивнула вместо приветствия.       — У них всё в порядке? Никаких проблем?       Он только улыбнулся, вслушиваясь в привычное рабочее волнение моряков.       — Всё в совершеннейшем порядке.       — Добро, — выдохнула Эусфена и окликнула модификанта-моряка: — Скоро ли отправляемся?       — Сейчас, — отозвался тот и перемахнул с бетона на палубу. Ждать оставалось немного.       Глухо загудел мотор, и «Цианея» наконец отчалила. Свежий ветер дул в лицо, оглушая запахами моря и рыбы, которые почему-то казались иными и незнакомыми, ничуть не похожими на те, что ощущались на берегу. Не смотря на все опасения Хааса, море не успело разыграться, и волны осторожно покачивали судно. Легкое волнение — и не более того, оно не должно было помешать.       — А, вон опять медузят принесло! — воскликнул кто-то с палубы.       — Медузят? — усмехнулся Келиофис и посмотрел на Эусфену. Та коротко кивнула и пояснила:       — Они так сцинтил зовут.       Медузята... Да уж, сложно было назвать медузами крохотных существ, бесцветные купола которых мелькали в пене у борта, будто голубоватые пузыри. Встретить такую кроху даже у Берега Каменных Столбов или ещё севернее — неслыханное дело, зато к скалам Солери и южнее сцинтилы приплывали сотнями, а иногда и тысячами, прямо-таки накатывались скользкими волнами. Сцинтилы почти не стрекались, но плавать с ними было не слишком приятно — когда вокруг тебя комковатая желеобразная масса вместо воды, это уже не море, а суп с медузятами! Одна радость: случались подобные нашествия редко, чаще ветер и течения приносили небольшие стайки медуз, которые тихо плескались среди камней и таяли на берегу, выброшенные прибоем.       Судно скользило по зеленоватым волнам прочь от берега, к тёмному глубоководью, где муть и грязь со дна уже не поднимались к поверхности и море казалось прозрачным в любую погоду. Тем временем на палубе кипела работа: там готовили приманку из мелкой рыбёшки — симолесты хоть и умели охотиться сами, но не брезговали и мелочью или потрохами, которые рыболовы выбрасывали за борт. По крайней мере, если верить самим рыболовам, ну и береговикам. Эусфена и Хаас объяснили, что симолест будут ловить на крюк с наживкой — если они вообще сюда приплывут. Местным крокодилам-зухусам крюк не поместится в пасть, а акулы и другие рыбы покрупней в этих водах не встречаются, поэтому охоте никто не помешает. Разве что плиозавры могут, но встретить взрослого лиоплевриса вблизи берега в это время года почти невозможно. Ну и к лучшему, им нужна только одна симолеста.       Келиофис смотрел на воду, не отрываясь. Казалось, что ещё немного, и он сможет разглядеть среди синевы и серебристые рыбьи спины, и стройные серые тела симолест. Но среди волн мелькнула только острая морда крокодила, и вокруг вновь раскинулась безжизненная гладь воды, морщинистая, текучая, рассыпающаяся солнечными бликами. Где-то высоко над судном пролетела огромная талассадра, лишь изломанная тень скользнула над палубой, и спустя мгновение сквозь шум моторов донёсся одинокий всплеск.       Охота у талассадры была в самом разгаре.       Всё так же разбегались волны от судна и так же вскипали клочья пены у бортов, но Келиофис уже чувствовал: они постепенно замедляются. Охота начиналась.       — Ну вот мы и на месте. Иди сюда, модификант! — окликнула его Эусфена.       Приманка полетела за борт, Келиофис почти ощущал, как растекается в воде тёмная рыбья кровь, как течение уносит с собой чешую и частички плоти, как сплываются на запах морские обитатели: сперва рыбы, затем и кто-нибудь покрупнее. Опустили крюк с насаженной на него головой шипача — Хаас мрачновато пошутил, что если симолеста побрезгует рыбой, придётся ловить её на ракоскорпионов и надеяться на плезиозавриное любопытство. Теперь оставалось только ждать.       Охота обещала быть долгой.       Тихо плескалось море, волны качали судно, бились о борт. Тихий скрип, какой-то неясный скрежет, шум воды, свист ветра в ушах, палящее солнце и одуряющая жара — время тянулось медленно и однообразно. Ни следа симолесты — ни серой тупоносой головы среди морской пены, ни всплеска плавников, ни скользящей в глубине тени. Радар пищал так, что пришлось его перенастраивать: какие-то существа кружили вокруг судна, но это были всего лишь вездесущие крокодилы. Временами они всплывали, чтобы сделать очередной вдох, и тогда среди волн можно было заметить их блестящие головы или ребристые тёмные спины. Наглые и вёрткие, зухусы совершенно ничего не боялись, даже ухитрились стащить с крюка остатки рыбы, но отогнать их было невозможно.       Внезапно Келиофис почувствовал: что-то произошло. И недоступная вода за бортом, и жар, и резкий ветер, и монотонное гудение приборов были теми же, но Келиофис был начеку. Неуловимый импульс, предчувствие — за несколько мгновений до того, как радар взвыл. Нашли! Объект нужных размеров — почти четыре метра длиной! В грубых пятнах на экране едва угадывались ласты-плавники и змеиная шея. Это она! Симолеста! Чужой азарт и волнение не оставили места для раздумий, в голове билась одна мысль: уйдёт ли? Несколько шагов до троса с крюком — трос должен вздрогнуть. Не так, как раньше, гораздо сильней, симолеста будет биться, тянуть на себя. Удар сердец, другой, третий — ещё немного подождать, ещё чуть-чуть! Пусть схватит рыбу, пусть заглотит крюк.       Схватила, дёрнулась — да так, что аж палуба вздрогнула, — потащила за собой крюк, но напрасно. Лебёдка взвизгнула, вытягивая трос — симолеста попалась!       — Отойди! — прикрикнул на Келиофиса подоспевший рыбак и прошипел сквозь зубы: — Не уйдёшь...       Не ушла. Несмотря ни на что, катушка держалась, вытягивала трос, и наконец над вскипевшей водой показалась глазастая голова с шипящей пастью.       Напрасно извивалась симолеста, пытаясь избавиться от крюка и уйти под воду, в спасительную глубину. Механизм против дикой силы — всё-таки исход был предопределён. Симолеста уставала, медленно, но верно вытягивалась над водой её шея, слишком длинная и тонкая для воздуха. У самой симолесты не хватило бы сил удержать голову над водой, но её тащили вверх, несмотря на удары и шипение.       Шансов у неё уже не было. Никаких. Трос был надёжен, но извиваться симолеста могла долго. Зачем? Келиофис смотрел на неё, всё для себя решив, и когда мокрая голова симолесты поравнялась с бортом, нанёс единственный удар ножом в чёрный, лишённый век глаз.       Ничего — ни страха, ни отчаяния, ни сожаления. Пустота и решимость, да возвращающиеся звуки, запахи мира, злоба с примесью страха и крик:       — Совсем сдурел?!       — Нисколько.       Келиофис обернулся к человеку — слишком медленно для обострённого восприятия. Он ничего не сделал, просто посмотрел на рыбака и почти ничего не сказал. Келиофис так и не понял, что именно того напугало: ледяное ли внешнее спокойствие, точность интуитивного удара, граничащее с глупостью бесстрашие или всё-таки отголосок той пустоты, что захлестнула Келиофиса и каким-то образом передалась человеку. Но тот отшатнулся от него с ужасом, забыв про мёртвую симолесту.       — Что такое? — Хаас был рядом, ему хвалило одного взгляда, чтобы разобраться в произошедшем, по крайней мере, он сам так думал. Келиофис чувствовал его страх с первыми ростками неприязни, ощущая себя какой-то совершенно чуждой тварью.       — Ладно, — взял себя в руки Хаас и, не оборачиваясь к Келиофису, окликнул остальных: — Оттащим тушу к берегу и вернёмся. Вдруг тут ещё такая же зубастая плавает.       — Вернёмся? — переспросил Келиофис и тут же прикусил язык. Мог ведь сперва и сам подумать, а потом уже раскрывать рот.       — Ну да, — кивнула Эусфена, тогда как Хаас предпочёл не обращать на вопрос внимания. Ну и пусть.       — Просто я думал, что вы выловите только людоеда, — рассеяно откликнулся Келиофис, вглядываясь в сероватую глубину.       — Как ты себе это представляешь? — она обернулась к нему и покачала головой: — Мы не сможем выловить только одну конкретную особь. У нас нет метки, мы знаем только примерное описание, по которому и смогли определить, какой именно плезиозавр нападал на людей. Очень надеюсь, что мы хотя бы не ошиблись, и это действительно симолеста.       — Ясно, — он быстро кивнул. Не было страха, не было безумного ощущения нереальности, вокруг пахло не водорослями, а рыбой и кровью. Кровью плезиозавра, от которого теперь осталось только тело. Только мясо...       Однако Эусфена вроде бы ничего не заметила.       — Тут уж ничего не поделать. — Она по-прежнему казалась спокойной, даже почти равнодушной, но Келиофис чувствовал её искреннее сожаление. «Любопытно», — машинально отметил он для себя, не чувствуя уже привычного интереса, только пустоту и усталость.       Однако повод расспросить Эусфену появился лишь под вечер, когда их охота наконец подошла к концу. Три симолесты — три в один день, неслыханное дело! — убиты, одна их экипажем, две другие ещё кем-то. От парящих в воде созданий остались лишь неуклюжие длинношеие туши, всего лишь мёртвое мясо — и ни тени былой красоты.       Келиофис был уверен: эта охота не принесла радости никому из команды, особенно Эусфене. Келиофис явственно ощущал её подавленность, несмотря на бодрый и ровный голос.       — Вот и всё на сегодня! Ну как тебе наша работа? — последние слова были обращены к Келиофису, который вглядывался в сероватые волны у бортов, втайне надеясь, что в этих водах не осталось ни одной симолесты. Он ответил предельно честно:       — Как-то это неправильно... Нет, даже не неправильно, хуже. Это просто подло по отношению к симолестам. Их жизни — в наших руках. У нас есть техника, знания, мы можем предсказать действия симолест, а они наши — едва ли. Условия изначально неравны...       Эусфена пожала плечами, глядя на приближающуюся полоску берега.       — Сделано то, что должно. Не больше и не меньше.       — Жаль, что люди умеют влиять только на разум себе подобных, — конечно, Келиофис понимал, что выхода у них не было, но до конца смириться всё равно не мог.       — К сожалению, — тихо ответила Эусфена, — слишком уж мало о симолестах известно. Это не рамфорнихи и не рапторы, у которых даже модель нейронных связей построили. Пока что выбора у нас нет.       — Мы знаем лишь малую часть того, что нам следует знать об этом мире, — вздохнул Келиофис.       — Увы... — откликнулась Эусфена и тут же спросила, как ни в чём не бывало: — Слушай, а что случилось тогда на палубе?       — Я добил симолесту раньше, чем они выволокли её из воды.       И как всегда, сделал всё ещё хуже... Но эту мысль Келиофис решил не озвучивать.       — Да уж, напугал ты их. Зачем же ты к ней полез?       Келиофис посмотрел на неё, удивляясь, что она по-прежнему его не боится — в отличие от Хааса и остальных. Пожалуй, ей можно было довериться.       — Никто не заслуживает лишних мучений, — вздохнул и посмотрел в воду у пирса, где среди водяного мусора и пены болтались мутновато-светлые купола мёртвых медузят, — даже если эта симолеста и была людоедом. Как-то паскудно всё это... тащить её наверх, на палубу, при том, что я мог закончить всё одним ударом. Это жестокость, которой можно было избежать.       — Ясно, — только и ответила Эусфена без тени насмешки или пренебрежения. Похоже, она его всё-таки поняла, пусть и не до конца.       Мёртвые симолесты оказались дурным предзнаменованием. Несмотря на то, что людоеда всё-таки выловили — Эусфена рассказала, что потом уже, на берегу, содержимое желудка у выловленных плезиозавров тщательно изучили, и охота была закрыта — следующие несколько недель слились в единую череду неудач.       Асоланус выполнил обещание, но боя, к которому так готовился Келиофис, не случилось. Рейтинги у статей вышли провальными — мало кого заинтересовали результаты расследования, проведённого Змеями. Для глобального скандала не хватало охвата аудитории, им всё ещё не хватало влияния и известности.       Напрасно Келиофис волновался и о проблемах со Службой Безопасности — его потенциальная причастность никого особо не волновала. Всех совершенно устраивала версия с несчастным случаем, а «Тихое братство» и вовсе не считалось организованной группой, отдельные нападения и стычки с модификантами никто не пытался связать воедино. Всё это почти в открытую объяснил Келиофису при последней встрече безопасник. Кажется, его звали Санаех...       — Вот же гад! — Келиофис пнул опору ограды, чуть не выворотив её из земли.       — Сколопендрин сын, — поддержал его Асоланус, переживавший очередной отказ не намного легче самого модификанта. Правда, друг не позволял себе срываться ни на ком и ни на чём. — Но мост всё же ни при чём, не ломай его.       — Не буду.       Они молча поднялись по мосту над монорельсовой станцией, изнемогающей от жары, пропитанной запахами резины и горящего металла, сонно гудящей, точно гигантский улей. Келиофис смотрел на неё и вдруг обернулся к другу:       — Пойдём вниз.       Асоланус устало удивился, но последовал за ним. И хорошо, что не стал расспрашивать, иначе у Келиофиса не хватило бы духу осуществить задуманное.       Каждый шаг по платформе — как молчаливое подтверждение. Шаг, другой ещё один... Ни в чём не сомневаясь, он спрыгнул с края платформы, обречённо пробормотал:       — Ильника ему под бок, — и лёг поперёк монорельса.       Впервые на памяти Келиофиса Асоланус действительно растерялся. Впервые в его голове скользнула откровенная неуверенность:       — Келио, не переживай так из-за этого гада. Ну серьёзно, он того не стоит!       — Асло, мы и так уже всё за него сделали! Возьми всё, что у нас есть, все результаты, просто иди и проверь! Открывай дело, материала хватит! Так нет же, я уже не знаю, что ещё я могу сделать! Ни слова, ни шипение, ни просьбы на него не подействуют.       Асоланус вздохнул:       — И долго ты так будешь лежать?       — До ночи. И завтра тоже приду. И потом приду... Буду приходить и лежать, пока хоть кто-то не заставит этих людей выполнять свою работу! Либо пусть меня давят!       — Не задавят, вызовут безопасников, которые тебя оттащат. Ну и меня тоже, — пожал плечами Асоланус и опустился рядом на землю. — Жаль только, что штраф на двоих нам не разделят.       Келиофис с трудом заставил себя улыбнуться. Слишком уж сильна была обида, что не давала ему покоя последние несколько недель. Да и всё равно уже было, в общем-то. Пусть на него смотрят, пусть смеются, пусть вызывают хоть врачей, хоть безопасников, он всё равно никуда не уйдёт.       Чужое удивление, стыд, недоумение, даже тревога уже ощущались кожей вместе с любопытными и не очень взглядами. Но Келиофис не собирался сдаваться, даже когда в толпе мелькнула серая форма безопасников и даже Асоланус заволновался, он оставался спокоен. Он дождался, пока пара безопасников, мужчина и женщина, приблизятся и тут же предупредил их:       — Сам я никуда не пойду, а оттащить вам меня не удастся. Считайте это своего рода протестом.       Он ожидал замешательства или раздражения, но безопасники оставались всё так же бесстрастно-сдержаны.       — И против чего же? — спросил один, мужчина.       — Против халатности некоторых ваших коллег. Оббиваем пороги, разбиваем лбы, — безразлично откликнулся Келиофис, — и всё ради того, чтобы ваши наконец-то признали убийство модификантов настоящим преступлением.       Безопасники бегло переглянулись.       — Что? — недоуменно переспросила другая. Асоланус вместо ответа протянул ей всю «коллекцию» отписок и отказов, полученных от Санаеха и его коллег. Она бросила лишь беглый взгляд на первый из листов, грязно выругалась и отошла в сторону, возмущённо скрестив руки на груди. Похоже, безопасница что-то знала о капитане и раньше, либо подобные люди встречались в Службе гораздо чаще, чем казалось Келиофису. Её напарник только покачал головой, изучая записи.       — Я могу их забрать?       Келиофис не стал отвечать. Копий, даже заверенных, не жаль — пусть сами с ними разбираются, может, дело наконец сдвинется с мёртвой точки. Хотя кто знает... Что у них вообще творится в Службе? Эти двое, кажется, возмущались вполне искренне, тем же было безразлично. Они должны охранять порядок — вероятно, они все это и делают, правда, по-разному. Кто-то бьётся изо всех сил и работает, а кто-то просто-напросто не желает портить статистику ненужными делами. Вот и что с ними делать?       Ничего пока и не сделаешь. Келиофис закрыл глаза, прислушиваясь к едва различимому гудению рельса. Звук в металле распространяется на огромные расстояния, но мысль о том, какой громадный участок пути из-за них сегодня перекроют, впечатляла. Нет, давить их с Асоланусом никто будет, хотя штраф выпишут немалый. Ну и пусть.       Шорох чужих шагов по гравию заставил его обернуться и приподнять голову.       — Что у тебя случилось-то? — пара человек в форме работников станции осторожно к нему подошли. Оба модификанты, ведь у неизменённых никогда не бывает зеленоватых или просто серых глаз.       — Да так... В глазах нашей доблестной Службы «Тихое братство» не считаются преступниками.       — До сих пор? — тихо спросил один из модификантов.       — До сих пор. Несмотря на все доказательства, в возбуждении дела против них мне отказано. Опять, — ответил Келиофис, уже зная, что будет дальше. Чужая решимость не оставляла никаких сомнений.       Вскоре к ним с Асоланусом присоединились не только работники станции, но и кое-кто из случайных людей, в основном, модификанты. Слух о протесте стремительно распространялся, и вскоре, насколько удалось узнать Асоланусу, несколько монорельсовых линий встали полностью. Это было невероятно — жест отчаяния превратился в нечто большее. Едва ли кто-нибудь мог теперь остановить эту стачку.       И всё же нашлись желающие. Какой-то неизменённый долго и нудно доказывал сидящим на рельсах, что их протесты бессмысленны. Модификанты лениво с ним переругивались, будто отмахивались от назойливой мухи, но неизменённый не сдавался. Хотя бы за одно упорство его стоило послушать, что Келиофис и сделал.       — ...Ну что вообще изменится от того, что вы потеряете целый день? Плюс ещё штрафы.       — Катился бы ты уже отсюда, — кинул ему кто-то из сидящих, но неизменённый никак не унимался:       — Чего вы вообще добиваетесь? Зачем так сидите?       — Затем, чтобы к нам по-людски относились.       — Но это же глупо, — пожала плечами мужчина, — вы же и сами не люди.       — Это ты сам придумал или тебе кто-то сказал? — кинула ему какая-то модификантка, Келиофис чувствовал её застарелые злость и обиду, которые она и не думала скрывать. Превосходно...       Но неизменённый всё никак не унимался.       — Есть же исследования, учёные уже установили, что вы видите и чувствуете мир совершенно иначе, и это факт. Почему вы все отрицаете их?       Тут Келиофис уже не выдержал:       — Потому что это ложь! Подобные «учёные» уже знают ответ, который хотят получить. Их не интересует истина, они не исследуют — они пытаются подтвердить то, что и так знают. Это не наука, это попросту формопоклонничество! От исследования тут только форма, внешнее сходство, но по сути это профанация! Они попросту ищут оправдание, почему такие, как я, модификанты, должны быть хуже любого неизменённого. Только вот забывают о том, что и люди различаются очень с-с-сильно, — окончание фразы Келиофис попросту прошипел, но тут же взял себя в руки: — Взять хотя бы компенсацию*... Почему, когда речь идёт о неизменённых, никого не удивляет, что некоторая разница в строении мозга не обязательно приводит к различиям в поведении, а? Но как только дело касается модификантов, в ход идут какие-то нелепые стереотипы о косности мышления, искусственных личностях, нейропрограммировании и непостижимой модификантской логике. О роли научения, о влиянии общества и среды все почему-то забывают.       — Но... — попытался ответить что-то неизменённый как только смог справиться с удивлением, но Келиофис не дал себя перебить. Он резко сел и проговорил чётко, глядя человеку прямо в глаза: — Нет. Сегодня ты уже будешь молчать.       Он едва не сорвался на шипение, едва не оскалил клыки. Чужой страх, привкус яда и память о чужой крови — хватило бы единственного рывка. Но ведь Келиофис всего лишь не желал слышать возражений. Не сейчас и не от этого человека.       Не в этот раз.       Тирф переехал в Ассель десять лет назад. Каждый рабочий день он ездил в Солери на монорельсе до самой Нулёвки, а затем за семь с половиной минут доходил до своего офиса. Каждый вечер он тем же маршрутом возвращался домой.       Этим вечером Тирфу впервые за все десять лет пришлось добираться до дома кружным путём. Когда ему рассказали, что пригородная линия монорельса полдня не работала из-за стихийной стачки у модификантов по всему городу, он долго смеялся. Ну незачем им протестовать, наверняка у рельсовиков просто-напросто случилась какая-то авария. Когда Тирф увидел запись этой модификантской стачки на одной из станций, ему уже было не смешно. В мире, где модификанты приходят и ложатся на рельсы, а безопасники просто стоят и наблюдают за ними, что-то определённо не так. Модификантам никто не помешал, чего они хотели добиться, так никто и не понял, но пресечь это безобразие ни у кого так ума и не хватило. Один-единственный здравомыслящий вмешался, да и тому не повезло. Высокий и тощий модификант, который вообще лежал поперёк монорельса, тут же вскочил, начал что-ему доказывать и нести какой-то бред про мозги. Заговорил и запугал беднягу напрочь.       — Зря к чокнутым полез! — усмехнулся Тирф, но что-то в словах модификанта неприятно его зацепило.       Голова просто раскалывалась.       Келиофис знал, что голова у него болеть не должна, но не мог ничего поделать. Никаких объективных причин, никаких нарушений в работе тела — усталость не в счёт, бывало и хуже, — чистая психосоматика, и именно поэтому унять боль было невозможно. Только успокоиться, подремать и надеяться, что всё обойдётся. Забыть об утреннем разговоре с капитаном Санаехом и о забастовке. Разобраться с письмами и отключиться, чтобы никого не видеть и не вспоминать. Идея хорошая, жаль только, что невозможная.       Письмо от Милерны с контактами и сроками — всего лишь десять недель до экспедиции в Кунгурт! — файлы с новой версией программы от Сиринга, материалы и статья на проверку, не самые приятные новости от Асолануса... Весть о том, что запись с его участием разлетелась по сети, уже не расстроила его. Келиофису было всё равно — хуже едва ли могло быть. В конце концов, не в первый раз он так позорится. Скандалом больше, скандалом меньше. Как будто все, кто с ним знаком, не знают о его похождениях...       Боль постепенно ослабевала, оставляя вместо себя липкую серую пустоту. Не хотелось ни о чём думать, ничего делать, просто опустить руки, лечь и больше не двигаться с места. Да и зачем что-то предпринимать, когда все твои усилия уходят в такую же бездонную серую пропасть? Кричи — не кричи, смысла нет ни в чём, никто не услышит.       И всё же он заставлял себя жить — сегодня вечером, несколько дней назад, когда его преследовал запах водорослей и крови. Всегда. Смесь долга и привычки — вот что держало его. А ещё вера в собственную правоту и в то, что выбранный им путь — лучший из возможных.       Келиофис не позволял себе сомневаться, хотя споры что в реальности, что в Сети давались тяжело. Особенно в последнее время, да скандал с убийством Малакостра, расследование и эта случайная стачка вымотали его. Хотелось уже послать всех и всё — пусть ракоскорпионы сожрали бы и тихарей, и капитана Санаеха, и самого Келиофиса за компанию! Да, это был бы не худший вариант...       Но сильнее всего угнетало противное ощущение, что он выбрал не тот путь. Чем дальше, тем отчётливее Келиофис понимал, что есть и другой способ изменить этот мир и решить все проблемы. Если действовать иначе, не словом, а силой, если перейти от писем, статей и бесконечных споров к более активным действиям, возможно, всё будет гораздо проще — также, как с Малокос-с-стром, наверное? Кровь и каменная пыль на губах... И страхи с сомнениями.       Однако кажущаяся лёгкость иного пути не давала Келиофису покоя. В конце концов, кто знает, что хотели из него создать? Среди легенд и слухов о Древних встречались и упоминания о живом оружии, да и на одном из реликтов был знак со схожим значением. И речь явно шла не о микроорганизмах, а о более сложных живых существах. О модификантах — возможно, таких же, как он. Кто знает, чем Келиофис был на самом деле? Экспериментальным образцом или нелепой попыткой повторить творение Древних?       Но даже если забыть о влиянии среды на личность — любую, не только его, — даже если бы Келиофис признал свою природу, перед ним встало бы множество новых проблем. Да и кто вообще пошёл бы за ним, пусть не сейчас, но через некоторое время? Среди модификантов недовольных хватает, среди Змей есть и неизменённые, которые бы поддержали их. Ваальбара только кажется мирной, даже оружие или нужные штаммы достать было бы реально, мало кому пришло бы в голову, что так тоже можно... Нет необходимости в массовых убийствах, но если что... Даже после преступлений «тихого братства» воздействие было бы колоссальным. Тем более, смерти уж точно были бы во благо...       Нет.       Келиофис сжал зубы, скривился — то ли от горечи яда, то ли от собственных мыслей. Этот путь будет легче лишь для него, но дорого обойдётся всем остальным. Слишком много на нём будет боли и крови — своей, чужой, случайной. Необходимой.       И всё же мир сломается быстрее. Истребить идею вместе с носителями гораздо проще, чем вытеснить из чужого разума. Люди инертны, людям тяжело пересматривать свои взгляды, свои привычки, свою культуру — опыт множества поколений нельзя так просто забыть. Слишком глубоки корни неравенства — так уж исторически сложилось за долгие годы. И неизменённые, и модификанты привыкли к своему положению, привыкли настолько, что готовы во всём видеть ему обоснование. Генетические, физические, нейрологические различия — всё что угодно может оправдать несправедливость. Так и должно быть — попробуй, докажи обратное! Не лучше ли разрушить старый мир и на обломках его построить новый?       Именно так, наверное, рассуждали модификанты Древних и их союзники. Они разрушили мир, но так и не смогли выстроить новый, сгинули во мраке, потеряв знания и технологии. Много веков прошло с тех пор, но мир остался прежним — уже без Древних, но с той же пропастью между настоящими людьми и живыми орудиями. Кому же нужны были их восстания, кому пригодились кровь и боль?       Нет уж.       Келиофис закрыл глаза, стараясь дышать глубоко и спокойно. Вдох и выдох, вдох — и ещё один. Он всего лишь устал, измотался, вот и выдумывает всякий вздор. Осталось продержаться ещё совсем немного. Десять недель — это не так уж долго. Их просто надо пережить. Выжить, не сойти с ума окончательно. А дальше будут рыжий песок, жар пещер да выплавленные в камне и металле геометрические знаки. И свобода, азарт, почти забытый поиск приключений без оглядки на страхи и здравый смысл.       Десять недель — это всего ничего. И ни одна мелочь ему не помешает.       Внезапно одно из писем заставило Келиофиса рассмеяться — ему ещё и психофизики написали. Долго же собирались, о его умениях и модификациях давно уже известно, все желающие успели убедиться в них лично. Надеются поймать себе подопытного?       «...Ваши способности являются подтверждением, что предсказанная моими коллегами психофизическая аномалия принципиально возможна. Вероятно, Вам будет интересно принять участие в исследовании...»       Келиофис равнодушно просмотрел письмо до конца. Всё именно так, как он ожидал. Вот только психофизиков ему сейчас и не хватало — он предпочёл бы иметь дело скорее с недоучёными-формопоклонниками, чем с этими исследователями сверхъестественного. И что теперь? Просто проигнорировать письмо? Или написать им, что в ближайшие три месяца он будет занят?       Было ещё кое-что, в чём Келиофис никогда никому и ни за что бы не признался. Его тревожили собственные необъяснимые способности, но как только появился реальный шанс изучить их, страх оказался сильнее любопытства. Почему?       Потому что они лишний раз доказывали, как мало в нём на самом деле человеческого.       Уже ни в чём не сомневаясь, Келиофис стёр запись.