Энума Шунгаллу

      Сперва Асоланус надеялся, что Келио решил его разыграть, пропав с радаров. Дурацкая вышла б шутка, но реальность была страшней: друг просто исчез. Дело так и не сдвинулось с мертвой точки, а безопасники только руками разводили. Получили указания сверху? Знали больше, чем говорили? Или в самом деле ничего не нашли?.. Асоланус считал, что верить им нельзя, но и сам не смог ничего узнать. Ни волонтёры, ни его знакомые ничего не выяснили. Келио точно растворился в воздухе. Залег на дно? Но тогда бы Асоланус нашел его, по крайней мере, он надеялся. Не хотелось думать, что ему не доверяют, хотя с этой змеи сталось бы никого не посвятить в свои планы.       И всё-таки Асоланус чувствовал: Келио не собирался сбегать и прятаться. Скорее всего, за ним пришли – если не за смутьяном, то за свидетелем. Да, именно так всё и было – неслучайно исчез Келио, неслучайно объявили сумасшедшей начальницу той экспедиции, Милерну, кажется. На днях её отстранили от преподавания и тут же отправили на лечение. Но почему?       Аспиранты и коллеги Милерны молчали, и Асоланус догадывался, в чём дело. Древние. Цивилизация, которой был одержим Келио до своей экспедиции. Что-то случилось там, в Кунгурте, и друг охладел к своим исследованиям. Исчез прежний азарт, осталось лишь маниакальное желание найти руку Древних в современном мире. А ещё был страх. Келио пытался его скрыть, но Асоланус видел: он боится того, что таится в Кунгуртских пещерах. Тьмы из безвременья, которая ранила тело и душу. И эта тьма была связана с Древними, ильника им под бок! Или клопов под золоченую маску!       Асоланусу всегда казалось, что Келио неуязвим, что он нечто большее, чем просто человек или даже странный модификант, нечто более опасное и завораживающее. Можно ли обуздать и сломить стихию? Древним удалось, они дотянулись до друга через тысячелетия, и от этой мысли веяло ужасом. Асоланус готов был ходить по грани, но только в мире живых. Не среди теней, которые чудились теперь за решениями политиков и модификантскими бунтами, ожесточившимися после исчезновения Келио. У людей отняли надежду на перемены, оставив злость. Отняли символ. Убрали лидера, с которым можно договориться.       Если Келио исчез по чьему-то приказу, этот человек подписал смертный приговор и себе, и Совету, и всей Ваальбаре, и теперь хаос захлестнул их мир. Впору было поверить в бессмертных технократов, которые ждут подходящего момента для возвращения и всеми силами его приближают.       От усталости и многодневного недосыпа двоились в глазах, но Асоланус продолжал поиски. Письма, ответы на официальные и не очень запросы, отказы, распечатки чужих сообщений... Никаких зацепок. Вызов, в реальность которого удалось поверить не сразу – кто знает, когда он наконец ответил и услышал голос Хететии? Она тоже волновалась за Келио, но помочь ему не могла. Асоланус слушал вполуха, что-то дежурно отвечал, с трудом вникая в суть её слов. В кудрявой голове Хететии не было места для призраков Древних, она опасалась более близких врагов. Правительство, санкции на использование нейтрализаторов, возможно, неизвестный ей состав... Интересно, насколько тяжело понимать, что именно могли сделать с твоим любимым человеком, раз уж ему не повезло оказаться модификантом?       – Я не знаю, что случилось, но мы его найдём, Асло. Ты же поможешь? – её голос дрожал, но Асоланус не знал, как её успокить, и просто кивнул, забыв, что Хететия его не видит. Поможет он... Кто бы ему сейчас помог.       Шорох наномашин в стенах – Зодчих, как называла их Элу, – стал для Келиофиса знакомым, как шум города и эхо далеких волн. Привыкнуть к нему было гораздо проще, чем к мысленной связи с комплексом и самой Элу. Благодарю вживленному в мозг импланту стражи не теряли контакт друг с другом даже в бою. Они не слышали все мысли друг друга, как боялся Келиофис, но достаточно было мысленного импульса-команды, чтобы отправить свой сигнал. Пара слов на й'лафше, игра формулировок и ассоциаций, которую невозможно вызвать случайно, – и простой перевод на Единый. Услышь меня.       Точность й'лафша была важна для Древних – слова и фразы стали командами для нейроимплантов и машин. Чем сложнее вызываемая функция, тем аккуратней и длинней приказ. За последние недели их было много: ракетный удар по Кунгурту повредил внешние системы комплекса, и после перерождения Келиофису пришлось помогать Элу восстанавливать связь с миром. До спуска в бездну он не представлял, насколько внимательно Древние могли наблюдать за происходящим на Ваальбаре. Если сейчас сил ослабленной Колонии хватало перехватить сигнал со спутника, то что могли сделать технократы целого домена?       Ничего хорошего – в этом Келиофис был полностью согласен с Элу. Дочь вероятности выслушала его и не сомневалась: Древние не исчезли, а только затаились.       Доверять ей полностью он не мог, но они оказались на одной стороне, и у них был общий враг. Не только современные ваальбарцы, но и живые Древние – Высокие, как поправила его Элу, говоря о технократах. Она не догадывалась, что произошло на Ваальбаре, пока лабораторный комплекс спал, но многое знала об эпохе расцвета Древних. В то время под властью Высоких была не только Ваальбара со своей луной, но и вся звёздная система. Тиамтум – так Элу обозначила свою планету – оказалась не первым миром, который принадлежал технократам. Их восхождение началось в соседней системе, на лунах Ура, а земли планеты-заповедника по соседству получили в награду вернейшие ученики одного из урских технократов. За что – Элу не ведала, но считала, что они нашли нечто чрезвычайно ценное. Благодаря собранным крупицам знаний Древние обезопасили сердце своей цивилизации и шагнуть в темноту космоса.       И всё же полного единства среди Высоких и их доменов не было. Тиаматские и урские Древние никогда не доверяли друг другу полностью. Временные союзы и интриги, растянутые на сотни лет, стали для бессмертных технократов игрой, в которую они не посвящали своих слуг. Призрачная власть Высоких не сулила ни модификантам, ни неизмененным ничего хорошего, и даже окончательная гибель одного тиаматского домена и исчезновение остальных не означали освобождения Ваальбары. Технократы из Ура или тиаматцы из тайных стазис-капсул – для Келиофиса не имело значения, кто играет жизнями его соплеменников.       Элу тоже не желала возвращения Древних, но не хотела действовать вслепую. Технократы не передавали данные столь беспечно, как нынешние ваальбарцы, и чтобы найти следы Высоких, пришлось использовать особого шпиона. Домен Ки-Аруру в века своего рассвета иногда изменял ваальбарских рептилий, превращая в послушный инструмент для своих стражей.       Морские странники-талассадры умели летать на огромные расстояния и всегда возвращались к родному берегу, и шпионы из них получались неплохие, но для им требовался дрессировщик. Келиофис справился с птеродактилями, научился их контролировать, смотреть на мир их глазами и слышать их ушами, но с трудом управлял нейротехникой Древних. Он освоил геометрическое письмо и й'лафш, мог формулировать команды, не отвлекаясь на семантические связи и образы, заставлял себя мыслить как Древние, но неведомый бионженер не создал его стражем, и потому работа с творениями Высоких давалась Келиофису нелегко. Его инаковость была очевидна.       – Всё сделано неправильно, – бесстрастно отметила Элу, когда он в очередной раз потерпел неудачу, – ты достиг нужного итога ошибочным путём.       Он старался изо всех сил и раз за разом ошибался. Талассадра должна была подчиниться мысленной команде, отданной с помощью имплантов, но Келиофис убедил её иначе. Он плохо контролировал свой психический дар, с трудом мог ослабить или усилить воздействие в нужный момент – точно привык давить им на окружающих. Келиофиса создали не только для того, чтобы читать чужие эмоции и оттиски чувств, неведомый создатель научил его приказывать всем, кто мог услышать и почувствовать безмолвную команду.       Психическая сила Келиофиса была отдельной загадкой. Слишком сильная для Стража, слишком тихая и пассивная для бренного или сотворенного псайкера – так ещё называли отмеченных ей, – чей разум мог бы послужить Высоким. Древние, как рассказала Элу, псайкеров опасались, но не гнушались их использовать. Не как слуг или разумных союзников, нет – ни один Высокий не рискнул бы держать при себе такое существо. Но от того, как технократы выходили из положения, Келиофиса передёргивало. Древние хозяева Ваальбары – нет, не Ваальбары, тогда планету ещё называли Тиамтум! – могли лишить человека не только личности и воли, как поступали со стражами и иными модификантами или бренными, в чем-либо виновными. Псайкерам не позволяли иметь тела, оставляя только мозг в питательной среде, и Келиофис не хотел знать, что ощущает сознание, обреченное на это подобие жизни. Когда-то ему казалось, что современные ваальбарцы шагнули за грань человечности, создав себе живые инструменты. Позже он узнал о нейпрограммировании, и отделяющая человека от монстра черта отдвинулась дальше. Теперь же он не мог отделаться от мерзкого чувства, что однажды и поступки Древних перестанут быть для него чем-то ужасным. Неужели он сможет оправдать и простить их? Деяния Высоких временами чудовищны и жестоки, но их творениями нельзя не восхищаться. Й'лафш и реликты, медицина и биотехнологии, микроинженерия и квантовые машины – наука и культура Древних превосходили его самые смелые мечты. Даже способ путешествовать между звёздами был им известен, хоть секрет и скрывали от непосвещенных под завесой тайн. Келиофис знал, что однажды узнает его, чего бы ему это ни стоило, и даже смерть больше его не страшила. Возможно, он был наивен и слишком верил в свою удачу, но после перерождения чувствовал себя обновлённым и почти всесильным.       Изменения, которым его подвергла Элу, отразились и на его внешности. Шрамы с лица и рук исчезли, но вместо них по всему телу появились металлические разъёмы. Большая часть их скрывалась под бронёй и служила для подключения к сложным системам доспеха, позволяла ощущать его как часть собственного тела. Тонкие полоски контактов, вживлённые в кожу над ушами, при необходимости связывали нейроимплант в мозгу с внешними устройствами.       Наномашины остались внутри тела, заместив и дополнив собой поврежденные ткани. Левая рука слушалась его столь же хорошо, как до спуска в комплекс, и Келиофис не боялся, что мышцы его подведут. Имплантация усилила его и залечила раны, но позволила Элу предвидеть его действия. Дочери вероятности был нужен союзник, способный свободно мыслить, но она не желала давать оружие, от которого не могла защититься. Разумная предосторожность, за которую Келиофис её не осуждал. Он знал, что время для битвы придёт нескоро, а доступ к технологиям Древних и возможность понять их казались достойной платой за временные неудобства. Однажды он разберётся с принципами работы имплантов и наномашин, научится ими управлять, и тогда подумает, как же обойти все запреты и ограничения. Сама-то дочь вероятности тоже не из камня и золота, разум её похож на человеческий – Келиофис чувствовал её эмоции и понемногу понимал мотивы. Пока урские технократы угрожают Ваальбаре и самой Элу, она не предаст, а дальше будет видно.       Лучше бы он считал удары сердец. Они были понятны и не требовали сосредоточенности, пусть и не совпадали с ритмом боя. Но Элу вздумалось сделать из Келиофиса стража, и она полагала, что он должен научиться думать больше одной мысли одновременно. Он знал, что стражи используют нейроимплант для связи во время сражений и даже способны держать при этом все психические щиты, но сам пока мог о таком только мечтать. У него почти ничего не получалось! Элу начала с обычного разговора без мысленной связи, но требовала, чтобы он был содержательным. С учетом её скорости и опыта это условие превращало тренировочные поединки в избиение Келиофиса. Наверное, он смог бы развлекать разговорами неизмененного, одновременно фехтуя с ним, но с дочерью вероятности надеялся на не слишком быстрое и позорное поражение. Пока что он держался, хотя выдумывать темы для разговора было всё сложней.       – Зачем... зачем всё это? – спросил он, с трудом отразив удар. – С вашим развитием технологий мечи бесполезны.       – Не всегда можно предпочесть иное оружие, – казалось, будто разум, тело и голос Элу существуют сами по себе. Она атаковала вновь и вновь, но вела беседу так, будто не было бешеной схватки. – Иногда обстоятельства не позволяют применять рельган или болтер. Иногда нужен единственный удар, который ты сможешь нанести лишь собственной рукой. Иногда от тебя ждут не только эффективности, но и демонстрации. Иногда технологии или чужая воля не дают шанса атаковать издали.       – Ты об отмеченных?       Выдох и вдох, не сбавлять темп, не принимать удар на электроды и острую кромку. Не останавливаться, если хочется контратаковать. Нужно бить быстрее, заставить Элу отступать, заставить защищаться.       Удар на пределе скорости – и новый блок. Застать Элу врасплох не вышло. Второй выпад ему сделать не дали. Плохо, снова оборона, которую он долго не выдержит.       – Психическим даром отмечены не только люди. Псайкеры некоторых ксенорас гораздо сильнее человеческих, но при этом физически не уступают Стражам и используют силовое оружие.       – Как звёздные странники? – Келиофис вспомнил об изящных существах, о которых читал в записях, оставленных технократами, и даже видел изображения. Они упоминались как противники Высоких, но информации среди архивов комплекса сохранилось мало.       – И они тоже, – Элу была невозмутима. Элу перетекала из одной стойки в другую, точно бесплотная тень. Ни следа усталости, движения столь же точны и быстры, как и в начале схватки. Она по-прежнему не допускала ошибок. Импланты или огромный опыт?       Не молчи.       Предупреждение оглушило Келиофиса, он чуть не сбился с ритма. Элу не терпела долгих пауз и мешала ему сконцентрироваться на бое и противнике. Нейроимплант стражей не работал на полную мощность автономно, но сейчас Келиофис не мог держать его и сражаться одновременно. Разговаривать было легче.       Очередная атака – и царапина на плече, точно насмешка. Он уже не мог держаться. Но шанс ещё оставался...       Приказ, похожий на команду для импланта – иначе пока не получалось. Не для импланта, для себя. Опусти оружие.       На миг Элу дрогнула, но тут же перехватила меч за лезвие, вскользь отразила клинок Келиофиса и ударила его по голове гардой.       Он замешкался, но не мог сдаться! Ещё чуть-чуть! Попытался в последний раз – вдруг повезёт?       Зря. Он кинулся вперёд, атаковав из верхней стойки. Элу почти позволила достать себя, но тут же крутанула клинок, связывая его меч, спустила свой по лезвию и отчеканила, приставив острие к его горлу:       – Мёртв.       Асоланус с самого начала не скрывал, что задумал нечто опасное. Он сразу предупредил, что придуманная ими легенда рассыплется, стоит безопасникам присмотреться к ней и проверить некоторые факты. Хететии не было до них дела, ведь речь шла о спасении Келио. Все остальные, законные варианты они уже перепробовали, и теперь Асоланус хотел узнать правду о случившемся в Кунгурте.       Келио и начальница экспедиции Милерна точно знали, что скрывалось в недрах под нагорьем. Таинственное нечто связано с Древними – это факт. Вероятно, остальные тоже могли столкнуться с некоторыми странностями. Кое-кто из экспедиторов был молод и мог привязаться к Милерне настолько, что согласился бы рискнуть своей свободой, – например, её аспиранты, Териф и Фенеллия. Коллеги? С ними было сложнее: единственный человек, который побывал в недрах Кунгуртской пещеры, оказался ненадежным. Зря Асоланус связался с этим Ивантом, тот явно сотрудничал с безопасниками, и теперь уже самому Асло пришлось заметать следы, чтобы никого не выдать.       Хететия осталась одна, а добраться до аспирантов Милерны и товарищей Келио было непросто. Получить информацию и распространить – пустяк в мире всепланетных инфосетей, но как не позволить ей затеряться в их океане? Как-то Келио заявил, что их мир идеален для анархического сверхсознания, которое никогда не бывает едино и состоит из отдельных личностей, как стая рамфоринхов из отдельных особей. Каждый ящер движется по-своему, но вместе они летят к одной цели, и потому кажутся группой. Такой стаей почти невозможно управлять и её нельзя обезглавить, а участники даже при желании не смогут выдать друг друга – анонимность не позволит. Зато цепкие руки сетевых невидимок простирались очень далеко, и потому их помощь была незаменима.       И всё же план Хететии не нравился. Задуманная им с Асло авантюра могла сорваться, но действия не показались бы чересчур странными. Всего лишь личное письмо от человека, заинтересовавшегося школой для спелеологов-любителей, которую организовали университетские энтузиасты, в том числе – какая удача! – и Фенеллия. Да, ей сейчас не до чужого любопытства, но некоторых намёков на судьбу Милерны и возможность её изменить может хватить. Письмо, скорее всего, прочитает только та, кому оно предназначено, но согласится ли она встретиться? Был ли вообще смысл в их затее? Асоланус считал, что шансы на успех у них велики. Хететия сомневалась – слишком много случайностей должно совпасть. Говорить придётся на нейтральной территории, а значит, разговор могут услышать или даже подслушать – медицинскую глушилку она с собой не принесёт, – Фенелия может тоже сотрудничать с безопасниками, она может отказаться говорить о Древних с посторонними... Но ведь на кону – надежда помочь Келио, а риски... Хететию они устраивали.       И чудо свершилось – аспирантка Милерны написала ей! Радости Хететии не было предела, и в назначенное время они с Фенелией встретились среди диковатой зелени нижнего парка, переходящего в прибрежную растительность. Не самое удачное место для камеры или диктофона: местная фауна может попробовать их на зуб или просто утащить. Возможно, стайки селофизов и любовь этих ящериц к блестяшкам помогут сохранить разговор в секрете.       Аспирантка Милерны оказалась сильно ниже Хететии и немного шире в плечах. Нарочито небрежная стрижка, светлые волосы, то ли высветленные, то ли выгоревшие на солнце, футболка с эмблемой факультета – Фенелия резко отличалась от большинства её знакомых. И лишь припухшие веки да тёмные круги под глазами, едва заметные за загаром, выдавали её тревогу.       – Я так понимаю, говорить мы будем не о скалолазании и пещерах, сейчас меня от них тошнит, – вместо приветствия бросила гостья.       – Разумеется, – кивнула Хететия, – не думаю, что я похожа на любительницу спелеологии.       – Тогда зачем?       – Я хочу помочь своим друзьям, вы своим... Возможно, мы окажемся друг другу полезны.       – Чем ты мне поможешь-то? – скривилась Фенелия. Она приняла приглашение Хететии, хотя та явно ей не нравилась, и Хететия не стала бы отрицать, что эти чувства взаимны. Но любить друг друга им и не требовалось, дежурной вежливости вполне хватало.       – Мне известно, что ваша научница после участия в проекте Кайна находится на принудительном лечении, – спокойно продолжила Хететия, наблюдая за собеседницей. Та никак не отреагировала ни на слова, ни на подчеркивание дистанции. Ну и и ильник с ней! – А основания для её лечения слегка преувеличены. Думаю, независимая экспертиза могла бы их оспорить. Если, конечно, выводы медиков действительно подтасованы...       – Проф никогда сумасшедшей не была! – возмутилась Фенелия и добавила чуть тише: – А то, за что её отправили в дурку, действительно существует.       – Что же это?       Гостья склонила голову набок, вгляделась в лицо Хететии – ну точно местный селофиз, раздумывающий, укусить человечесткую руку или сразу убежать.       – Скажу так, ни один нормальный человек не рискнёт сказать, что видел живых Древних, и уж точно не обрадуется такому везению. Кроме всяких там археологов и реконструкторов, конечно. Но и они бы передумали, столкнись со своими кумирами. Я не встречала Древних, но мне довелось поработать кое с какими реликтами.       – В Кунгурте?       Фенеллия кивнула.       – В Кунгурте. В пещерах под нагорьем.       – И что же это было? Какие-то вещи?       – Хуже. Целое сооружение. То ли храм, то ли гробница, то ли бункер, но я видела его так же близко, как и тебя. И Милерна с Ивантом, техниками и археологами побывали внутри. Я не знаю, что они там нашли, но вернулись не все, а те, кому повезло спастись, болтали про живых Древних. Трое людей не сходят с ума одновременно и одинаково, а гробница и реликты реальны!       – Но кричать о них всему миру не стоило... – Хететия почувствовала укол обиды: Келио не рассказывал о том, что же произошло в экспедиции, он даже не упомянул Древних.       – Увы... Проф на это не согласилась бы, но... Есть ли шанс списать её слова на временное помешательство? Например, из-за какого-то психотика?       Хететия качнула головой. С неизмененными она не работала, но догадывалась, кто может знать препарат, способный вызвать галлюцинации и пострашней живых Древних. Как же невовремя Асоланус влип в неприятности! Ложный диагноз для устранения неугодной ученой – прекрасная тема для расследования.       Если Древние реальны и до сих пор живы, то эксперт по их языку слишком ценен, чтобы его убивать. А значит, у Келио шанс есть.       Солери спал, убаюканный вечным шумом прибоя. Даже не верилось, что транспортные жилы, промышленные узлы и многие машины никогда не замирают, а тихие набережные и лабиринты улиц могут превратиться в поле битвы. Если Высокие вернутся, весь этот город изменится до неузнаваемости. Если Ур распутает остатки защитных кодов и решит, что пришло время для вторжения.       Келиофис не знал точно, умерла ли Тиамтум, когда родилась Ваальбара, но так и не смог найти следы живых тиаматцев. А вот сигналы из Ура, переданные ретрансляторами, поймать удавалось. Они с Элу не расшифровали чужие послания целиком, но и то, что удалось вычленить, заставило дочь вероятности напрячься. Высокие отдавали команды чему-то, спрятанному на Ваальбаре, и это что-то не сулило миру ничего хорошего. Приходилось спешить.       От Ки-Аруру остались одни воспоминания. Несколько законсервированных объектов: приемники-ретрансляторы в пустыне и оружейное производство, чьё машинное ядро не удалось разбудить – вот и все тени былого величия. Не хватало электричества, а использовать ваальбарские сети не вышло: такую потерю мощности обнаружили бы местные энергетики. Но кое-какие рабочие образцы там нашлись, и, к счастью для Келиофиса, системы маскировки хорошо взаимодействовали с нейроимплантом и броней. Теперь можно было выбраться в живой город.       Он вернулся в Солери и теперь направлялся к знакомым окраинам. Ни один сенсор его не засёк, и темноту улиц не резал свет фонарей. Келиофис в нём не нуждался и теперь рассматривал застигнутый врасплох мир. Взгляд цеплялся за шелестевшие на ветру тонкие ленточки – тёмные в ночи, при свете дня они горели кровавыми отблесками. Как знак для тех, кто боится выйти на улицу с толпой, но тоже хочет что-то сказать. Кое-где мелькали светлые – не для тех, кто требует справедливости, но для желающих мира. Срывать их не успевали, и шепот лент во мраке переплетался со скрипом ветвей и свистом ветра.       Солери обрастал лентами изнутри, их краснота пятнала город свежими ранами. Днём его лихорадило от уличных беспорядков, а иногда жар не спадал до конца и ночью. Так продолжаться не могло, и Келиофис должен был его вылечить. Он видел глазами аугментированных рептилий достаточно, чтобы предсказать судьбу города. Он помнил геометрически правильные строения Древних – брошеные и занесённые пылью, они опустели, когда модификанты восстали против хозяев. Он знал, как хрупка жизнь неизмененных и насколько те слабее модификантов, а потому понимал, что Солери может повторить судьбу мёртвых тиаматских доменов.       Он видел и аркогорода – более совершенные и лёгкие, чем старые многоуровневые поселения. Тот же Солери, растянувшийся вдоль моря, напоминал термитник, в глубинах которого почти всегда царил полумрак, но хотя бы продувался с моря, другие крупные города не могли похвастаться и этим. Арки же казались костяным кружевом, которое по желанию архитектора адаптировалось и к прибрежным ненастьям, и к сухому солнцепёку пустошей. Наверное, когда-нибудь их тонкие щупальца проросли бы и в каменное сердце материка, сплетаясь в полупрозрачные лабиринты, прохладные и обманчиво изящные.       Именно тогда, глядя на рождение рукотворного чуда, Келиофис с горечью осознал, что не сумеет прожить несколько жизней. Даже ему не под силу успеть везде, и придётся выбирать один путь из множества желанных. Информации слишком много. Когда-то давно он ловил каждый интересный ему клочок, а потом постепенно отказался от всего лишнего. Он отстал от постройки арков, закопался в дела, в учебу, преподавание, каллиты й'лафша и войну со всем миром, забыв о мечте из ранней юности, и теперь оставалось лишь тихо сожалеть о несбывшемся.       Сожаления сожалениями, но ночь коротка. Стоило навестить старых друзей, а потом идти в бой.       Солери дремал под зеленоватым светом Муммис и даже не догадывался о том, какие потрясения его ждут.       На переходах средних уровней, среди искусственных огней и вечного полумрака случайные прохожие попадались нечасто даже днём, что уж говорить про поздний вечер. Любой нормальный человек предпочёл бы набережные с их парками под открытым небом или окраины, над которыми не нависали верхние уровни, на худой конец отправился бы во внутренние зелёные зоны с искусственным светом, но Асоланус иногда блуждал по внутренним частям города в поисках уединения. Когда рядом никого, думается и пишется лучше, и не важно, личное это или необходимые бумаги. На переходе рядом с монорельсом – невольно вспомнилось, как Келио начал забастовку в давно забытой мирной жизни, прыгнув на пригородные пути, – не было ни души, и помешать ему смогли бы только заинтересованные личности.       – Далеко тебя занесло, – казалось, искаженный помехами голос слышался со всех сторон. Асоланус подобрался, прижался спиной к опоре. Умом он понимал, что один и окажется на рельсах, если неизвестному захочется. Но зачем тому помогать?       – Не туда смотришь, – окликнули откуда-то слева, но теперь живее и человечней. Он обернулся – Келио в странной чешуйчатой броне сидел на полу, скрестив ноги, всего в нескольких шагах от него. Рядом с ним лежал шлем, до жути похожий на маски Древних.       – Предупреждаю сразу, – проговорил друг, – меня тут нет и быть не может.       – Галлюцинация, что ли? – нервно усмехнулся Асоланус. Либо спятил он сам, либо Келио действительно явился в Солери и опять затеял что-то безумное. Или это просто сон, а от осознания сна до пробуждения обычно всего пара мгновений..       – Скорее голограмма.       Не сон – Асоланус ущипнул себя за руку, но боль и попытка изменить сюжет видения его не разбудили. Оставалось успокоиться и принять морок как данность. Усталый мозг всё равно не сопротивлялся и не хотел придумывать объяснение получше.       Итак, Келио и впрямь здесь, в маске Древних и, наверное, их же чешуе. Голограмма, как же... Но намёк понятен: объяснять ни свое исчезновение, ни внезапное возвращение Келио не собирался.       – Прости, Асло, чем меньше ты знаешь, тем лучше.       И так всегда. Если бы эта рептилия делилась своими планами, жить было бы легче. Если б Келио рассказал о Кунгурте и своих связях с Древними, Асоланусу не пришлось бы лезть к геологам и этой черномордой сколопендре! Знал же, что Иванта неспроста оставили в покое! Не бывает таких чудес! Милерну убрали, а Келио пришлось бежать аж к Древним, и при этом Асло поверил, будто третий свидетель всё ему расскажет?! Ивант и рассказал, но не Асоланусу, а безопасникам, и за него ожидаемо взялись.       С другой стороны, рассказать про Келио и его нынешние подвиги он никому ничего не сможет, потому что ничего не знает. Только вот присутствие друга в городе объяснить точно не удастся...       – И ты думаешь, тебе позволят разгуливать по улицам? Ты вообще-то в розыске, – нарочито спокойно заметил Асло. Нет, всё-таки зря змей вернулся. Лучше бы вышел к толпе средь бела дня, а так ведь никто ни о чём не узнает. В одиночку против всей Ваальбары даже Келио не выстоять.       Но тот, кажется, за себя совершенно не волновался.       – Подслушать или записать нас не смогут. Не скажу, что это было легко, но у меня получилось.       – Ты ограбил Древних на реликты?       – В какой-то мере, – серьёзно откликнулся Келио.       – Я так понимаю, свою роль ты наконец понял и принял, – начал было Асоланус, но друг яростно замотал головой.       – Нет-нет-нет, не сейчас! Важно другое, и постарайся это запомнить. Древние действительно выжили, но на Ваальбаре их почти нет, а те, что есть, пока не опасны... Всё несколько сложнее, чем мы думали, но я в их планы вообще не вписываюсь.       — Что?!       Вмешательство Древних, которые есть, но их нет, сверхсложные планы, которые не включают сами себя... Что эта рептилия откопала теперь?!       – Они прилетят из космоса. Из системы Ур, но собирались сделать это только тогда, когда Ваальбара будет готова их принять. Они следили за нами, но то, что я натворил... Все эти беспорядки и модификантские восстания должны были случиться, но немного позже, и теперь я не знаю, что сделают Высокие. Не знаю, когда они ударят, но мы все в опасности.       – Высокие?       – Потом объясню, – отмахнулся Келио, – сейчас нам нужно как можно скорее успокоить Ваальбару. Увы, с Советом придётся договариваться, мы не сможем сражаться с двумя врагами сразу, и пока стоит помириться со смертным и понятным. Но нужно подготовить наших к новой задаче. Нужно как-то рассказать миру о Древних так, чтобы нас не приняли за сумасшедших. А сейчас возьми это.       Асоланус завороженно протянул ему руку, и в ладонь ему скользнул корпус магнитного накопителя. Даже странно, что не Скрижаль или другой реликт.       – Там некоторые записи из Кунгурта, и ты знаешь, как связаться с участникам проекта Кайна. Они могут подтвердить реальность того, что ты увидишь.       – Этого недостаточно.       – Ненадолго, но скоро сам поймёшь. А пока расскажи о том, что есть, большего мне от тебя не нужно, – Келио поднялся, собираясь уходить. Взял в руки шлем с безликой золотой маской и посмотрел на Асолануса. Тот знал, чего от него ждут.       – Ладно, я постараюсь. Многого не обещаю, но сделаю всё возможное.       Отступать было поздно. Он уже доверился стихии, он уже дал слово дойти до конца, и настало время исполнять обещание.       – Только осторожней, – добавил Келио, но Асоланус только отмахнулся:       – Я влип слишком глубоко, беречься нет смысла.       – И всё же... У тебя же есть дополнительные идентификаторы, за которым пока не следят, – заметил друг, обернувшись к нему.       – Да, но всё равно... Даже с ними я мало что смогу для тебя сделать.       – Это лучше, чем ничего.       Келио окончательно отступил в темноту, и Асоланус больше не видел его лица, но знал, что тот готов засмеяться.       Ночью пришёл дождь. Сначала появился шум, как будто налетел жуткий ветер, потом из него выделился тихий стук капель по подоконникам, стенам и стёклам, и эхо разнесло этот влажный шепот по городу. Дождь окутывал здания, полз из темноты, рассыпался туманом и водяной пылью, дрожащей в свете фонарей.       Хететии не спалось. Рисовать уже не было сил, да и начатых работ у неё хватало. Куда ей ещё эскизы? Но тени и страхи требовали воплощения. Древние из Кунгурта, архивные записи и короткое пространное письмо, которые отправил ей Асоланус, пара обмолвок Келио, прикосновения к рукам, кожа к коже, объятия при последней встрече... Как же Хететии его не хватало! Теории заговора, над которыми они смеялись, уже не казались настолько забавными. А когда она вспоминала, как близки к истине бывали шутки Келио, становилась ещё тревожней. Келио понял, что Древние ждут в кунгуртской бездне, а потом догадался: они не ограничатся глухими пустынями. Глупо, недоказуемо, но страшно и больно. Да, выплеснуть эмоции в рисунке стоило бы, но она сама не знала, с чего начать и за что зацепиться.       Хететия распахнула окно, зажгла свет и села за стол. Включила планшет и стилус, стала вспоминать. Отвратительное ощущение, когда хочешь спать и не можешь – то ли из-за воспоминаний и всего пережитого, то ли из-за предчувствия новой беды. Металлические нити проволоки могут сплестись и в мечту, и в кошмар. Сердце сжалось, когда среди старых набросков мелькнула пеламида. Ищи не ищи, эту змею так просто не найдешь. Келио точно не в Солери, и хорошо, если вообще среди живых...       Очертания безликой маски пугали – нет, она не станет делать даже её часть, даже обломок, и попытка поставить камень или стеклышко вместо глаза только ухудшит ситуацию. Но если изменить идею, добавить крылатый силуэт – рамфоринх, текстура плетения вполне подойдет для его пернатой шкурки, – тогда что-то получится. То ли сордес, то ли кто-то покрупнее, неважно. Всё равно они летят в одном направлении, двигаясь порознь, и ни один из них не знает остальных – маска скрывает чужое лицо и личность, оставляя лишь общее имя, одно на всех.       – Да, рамфоринхи... Их можно только выпустить на волю или прикормить, но не загнать обратно, – тихий знакомый голос заставил её вздрогнуть. В её жилище не было никого! Тут не было Келио!       Она обернулась и отшатнулась, всплеснув руками. Планшет полетел на пол, но Келио — родной и незнакомый, как никогда раньше похожий на рептилию – поймал его и вернул на место.       – Ты?.. Но как?.. – только и смогла сдавленно выдохнуть. Это. Было. Невозможно. Так. Не. Бывает. Мозг пытался найти объяснение, но тщетно.       – Тише. Мне здесь быть не полагается, но я всё объясню, – прошептал он и как-то по-мальчишески усмехнулся: – Ты не закрыла окно.       Когтистая рука осторожно сжала её ладонь.       – Всё будет хорошо. Ты мне веришь?       – Больше так не делай! – наконец собралась с мыслями Хететия. – И... здравствуй, раз пришёл.       – Не буду, – улыбнулся он, – и здравствуй.       Хететия почувствовала, что тоже улыбается, а мокрая ночь больше не кажется мрачной и полной зловещих теней.       Ксианг переоценила свою смелость. Она подготовилась, постаралась запомнить все советы правозащитников, собрала документы, которые пригодятся при задержании, взяла дневные очки – глаза дороже, хотя тех, кто скрывает лицо, ловят чаще и высматривают внимательней. Она пыталась обмануть себя и пришла на Плавинскую набережную после ночной смены в рабочей одежде, взяв с собой даже ремонтную сумку, как будто оказалась рядом с заболоченным устьем Косанти случайно. Как будто хотела просто посмотреть, что происходит на набережной. Как будто не собиралась присоединяться к протестам.       Людей было немного, но Ксианг так и не решилась подойти к ним. Она думала, что однажды рискнет залезть на баррикады, но не посмела даже встать плечом к плечу с теми, кто выражал свое несогласие мирно! Даже сейчас, когда ей оставалось всего несколько шагов!       Может, она бы решилась, вот только безопасники заметили её раньше. Тех, кто в толпе, ловят реже, тех, кто без плакатов, лент и рюкзаков, задерживают не так часто, тех, у кого полностью открыто лицо, скорее отследят по камерам, чем увезут в участок с набережной, но Ксианг забылась и сделала всё не так. Её не за что задерживать, но попробуй объяснить это службисту! Документы на руках, протокол составят, спорить не имеет смысла, и всё же...       – Не имеете права, – рванулась из упрямства, из последних сил. На миг освободилась, но коллега безопасника тут же её перехватил. Ну уж нет! Ей ещё повезёт! Бей и беги, тогда шанс есть!       Чутьё заставило обернуться к морю, откуда явилась тень. Перемахнувшая через ограждения высокая фигура в пыльно-золотой броне соткалась прямо из горячего воздуха. Искусственная чешуя и панцирь зловеще блеснули на солнце, безликий взгляд красных линз на золотистой маске смотрел и в пустоту, и на неё разом. Знакомый облик, знакомая пластика – но она никогда, никогда раньше не видела ничего подобного. Безумие, это невозможно!       Ксианг попятилась, охваченная смутной тревогой. Что-то было не так – вид чужака напомнил ей о давно забытом, зацепил какие-то глубинные страхи. Иногда люди беспричинно боятся змей, пауков, ильников, глубины или скопления дыр и трубочек, и их фобия не имеет объяснения. Есть просто страх, заставляющий сердце бешено колотиться, и никакие разумные доводы не могут его успокоить.       Похоже, не одну Ксианг напугало странное существо. Люди вокруг – и модификанты, и неизменённые – замерли в предчувствии беды. Если хоть кто-то дрогнет, наступит катастрофа.       – Нельзя бежать, – еле слышно пролепетал службист рядом с Ксианг. Ещё недавно он был врагом, но сейчас оказался во власти той же чудовищной силы. Он знал, что их всех ждёт, если кто-то сорвётся, а может, тоже понял: нельзя пооворачиваться спиной к чешуйчатой твари. Невозможно убежать от хищника, который сильнее и быстрее тебя, невозможно отбиться от него в одиночку. Ты в безопасности лишь в стаде, когда вас много и тварь неспособна вычленить одного. Нельзя бежать, нельзя нарушать порядок, нельзя разбивать неразличимое и безликое "мы" на горстку уязвимых "я". Не на глазах твари.       Люди отступали, откатывались, как море во время отлива, шаг за шагом отодвигались от неведомой угрозы, точно в общем кошмарном сне. Ксианглонг отходила вместе с ними – без давки, без паники и бега. Она просто не могла бежать, не сумела бы заставить сердце биться быстрей, а мышцы – сокращаться. Чем дальше, тем меньше она вспоминала и о службистах, и об их машинах, и о перспективах остаться ночевать в участке или даже за решёткой. Нет, она бы сама предпочла любой участок и любую кару тому золотому чудовищу, что шло по пустеющей набережной.       Не бежать. Удары сердца – своего или чужого? – отдавались в ушах. Шепот или мысль, приказ или остатки здравого смысла – неважно. Останавливаться нельзя. Дышать, не переставать дышать и не переставать двигаться. Уходить как можно быстрее, но шагом. До сплетения улиц и полутёмных технических переходов.       Когда живая волна донесла её до стены, Ксианг наконец вспомнила, зачем ждала и отступала. Взлетела по стене, как ящерица – чудо, что пришла в рабочей форме, чудо, что светильники на стенах гаснут так же часто, как и уличные фонари! Если добраться до верхних уровней, можно скрыться в глубинах города. Лезть, цепляться за стены и металлоконструкции, перемахнуть через монорельсовую линию, не разбирая пути. Темнота не выдаст. Можно забиться в нору, свернуться клубком и плакать, зная, что теперь-то её не найдут и не достанут.       ...Спустя пару часов Ксианглонг наконец пришла в себя. Липкий ужас отпустил её, и произошедшее казалось нелепостью. Она не понимала, что на неё нашло там, на набережной, и заставило отступать на негнущихся ногах, точно сломанный автоматон. Ей было мерзко от себя и очень стыдно.       Очередной день, ещё более безумный, чем все прошлые, давно отгорел, и в комнате за стеклянными стенами царила мгла, точно отражение черной небесной бездны или морской пучины. Но неверный свет во мраке не всегда означает спасение, и губоководные знают, как часто фосфорическое сияние заманивает доверчивую жертву в ловушку – в тонкую паутину, усыпанную каплями блеска, или зубастую пасть удильщика... Не был свет путеводным и для Кайхонга – от мерцания экрана уже болели глаза, он вглядывался в обрывки текстов и пересматривал записи раз за разом, но не приблизился к разгадке. Кайхонгу довелось ощутить на себе всю прелесть старого проклятия-пожелания, хуже и изящнее которого, наверное, и придумать нельзя было. Когда-то давно он бы лишь посмеялся, услышав "жить бы тебе в интересное время" – что ж, времена и впрямь настали интересные: Древние бродят по городам, разгоняя митинги вместо безопасников, астрономы сходят с ума от инопланетных посланий, а советник делает вид, будто ничего не происходит и он не нуждается в дополнительной охране. Хорошо, что Эрима не стала настаивать на своём и требовать, чтобы Кайхонг о себе позаботился. Лишнее беспокойство о собственной персоне может навести наблюдателей на опасные мысли...       Что-то случилось. Что-то изменилось, и необъяснимая тревога захлестнула Кайхонга. Предупреждение опоздало. В комнате никого не было, но советник не успел даже поднять голову, как темнота сгустилась и приняла очертания существа, слишком чужеродного для этого мира. Тёмная чешуя, зловещее сияние алых глаз и появление из пустоты – эффектно, нечего сказать. Разумеется, оптическая иллюзия, но какими техническими средствами она создана? Слишком уж много вызова, слишком много демонстрации. Кайхонг узнал облачения Древнего, так хорошо запечатленные в записях со вчерашнего митинга, и лицо человека, на этот раз не скрытое золотой маской.       – Рад вас видеть, уважаемый... Келиофис, верно? – Кайхонг с трудом удержался от искушения назвать его библиотекарем. Не стоило щелкать опасность по носу и начинать с провокаций, пусть останутся на крайний случай.       – Зачем вы лжёте, советник? Я прекрасно знаю, что вы совершенно мне не рады, – чужой голос звучал слишком живо, словно собеседник на самом деле стоял рядом с Кайхонгом. Зрение и слух ему удалось обмануть, но чего-то в этой иллюзии не хватало, и неуловимая неправильность превращала гостя в жутковатый призрак. Впрочем, не советнику опасаться иллюзий.       – Дань вежливости. Предпочитаю начинать разговор именно с неё, а то некоторые собеседники пытаются использовать мою непочтительность против меня.       – Не надейтесь, наш разговор никто не запишет, – хищно усмехнулся модификант. – Попробуйте, проверьте и сканеры, и камеры.       Отворачиваться не хотелось, но показать свой страх порождению Древних Кайхонг не мог. Не спеша взял в руки планшет. Без особо интереса бросил взгляд на экран, коснулся секвенаторного датчика, ввёл пару команд. Что ж, подозрение подтвердилось – змеиного отродья для систем безопасности попросту не существовало. В призраков Кайхонг не верил, зато о технологическом могуществе Древних представление имел и знал достаточно о провале в Кунгурте и его причинах. Обычно создания из плоти крови оставляли хоть какие-то следы своего существования, которые можно было зафиксировать и изучить позднее. Возможно, даже Древние не могут предусмотреть всё и ослепить все устройства, если, конечно, глаза и уши Кайхонга действительно видели и слышали пришельца.       А пока следовало узнать, что же привело к нему гостя.       – Вы могли официально связаться с Советом и не устраивать это представление. Но так уж и быть, учитывая обстоятельства, давайте начнем с разговора с глазу на глаз. Посмотрим, чем мы с вами сможем быть друг другу полезны.       Щепотка показного недовольства и полное спокойствие – большей реакции Келиофис не получит. Кайхонг обязан держать лицо, и даже если небо завтра упадёт на голову, паника – худшее из зол. Тем более встреча может оказаться любопытной и уж точно кое-что объяснит. Нет, упускать такой шанс нельзя.       – Вы надеетесь на честную сделку с террористом и государственным преступником? – кажется, в голосе модификанта послышалось удивление.       – Почему бы и нет? – пожал плечами Кайхонг. – Что-то же вам от меня нужно, верно? Иначе бы вы начали не с мелочей и не предупредили бы весь мир о своём присутствии.       Не хотел бы известить весь мир о возвращении Древних – не явился бы в Солери и не показался бы сотням людей и десяткам камер, чтобы запись разлетелась по инфосетям.       Келиофис склонил голову набок, точно готовился к атаке, и снисходительно пояснил:       – Вчерашняя маленькая демонстрация доказала всем, что Древние реальны, и теперь вы не сможете скрыть опасность от людей. А про моё участие в ней знают лишь немногие. Те, кто должен понимать: в отличие от Совета, я могу прекратить все беспорядки. Или наоборот, – с нажимом закончил он, глядя Кайхонгу в глаза. Советник предпочел бы отвернуться, но не мог отвести взгляд, как будто смотрел в синюю бездну, однако взял себя в руки и произнёс спокойно, не обращая внимание на бешено бьющееся сердце:       – Тогда зачем вам я и Совет?       – К сожалению, официальной власти над планетой у меня нет. А переворот, гражданская война и долгое восстановление порядка обойдутся Ваальбаре слишком большой кровью. У нас с вами есть общий враг, который может мне помешать это сделать.       – Допустим. И кто же это, по-вашему?       Вместо ответа модификант прикрыл глаза, наконец отпустив Кайхонга, посмотрел вверх, где за стеклом и бетоном простиралось звёздное небо, и неопределенно качнул головой.       – Сначала скажите, что вы, советник Кайхонг, вообще знаете о Древних? Что о них знают ваши особисты?       – Предполагаете, вам известно больше? – Кайхонг не сомневался, что сейчас Келиофис обладает сведениями куда более обширными, чем весь Особый отдел и все лингвисты разом. Но едва ли он просто так обо всём расскажет, Келиофис не полный идиот, он поделится лишь немногим и при этом постарается преувеличить опасность. Он хочет убедить Совет заключить перемирие, не отдавая ничего взамен. Наглость, но увы, оправданная – Совет уже не контролирует ситуацию и точно не может справиться с технократами. Хотя если верить собранной особистами информации, раньше Древние не нападали первыми, возможно, особой необходимости в союзе всё же нет... Забавно, но что, если из двух зол меньшим окажется вовсе не модифицированный сброд на улицах?       – Не думайте, что сможете с ними поладить. Технократы предпочитают договариваться с равными и не заключают союзов со смертными. Если они вернутся на Ваальбару, все неизменённые окажутся в модификантской шкуре. Правда, вы всё-таки обойдётесь им чуть дешевле, чем мы.       – Зачем же им тогда смертные?       К ильникам всё! Сохранять маску спокойствия становилось всё трудней, Кайхонг был почти уверен, что Келиофис может читать его мысли.       – Чем совершенней инструмент, тем сложнее его создать, – усмехнулся модификант. – Что уж говорить про обучение и настройку... Они не вкладываются в выращивание слуг чаще необходимого.       "Или сами нуждаются именно в неизменённых людях!" – мелькнула безумная мысль. Невовремя. Келиофис не мог этого не понимать, он многое не договаривал, но в одном Кайхонг был с ним согласен: возвращение Древних не сулит Ваальбаре ничего хорошего. Технократы бессмертны, их знания и опыт многих прожитых столетий способны сделать из ученого или политика человека, безжалостности которого хватило бы на всех советников и палачей Галактики. Открытую войну с Древними ваальбарцы проиграют.       – И чего же вы хотите?       – Отмены всех дискриминирующих законов, расследования преступлений "Тихого братства" и подобных им выродков. Ну и чтобы моих людей и университетских экспедиторов наконец оставили в покое.       – Вы же понимаете, что я не могу принимать такие решения в одиночку?       – Вы можете поднять этот вопрос на следующем заседании или хотя бы не мешать его обсуждению, это уж точно в ваших силах, – невозмутимо парировал Келиофис. – Если у вас возникнут сомнения, стоит ли принимать мои условия, побеседуйте с кем-то. Например, со своей спутницей жизни, тем более, с программистами найти общий язык несложно.       А вот сейчас угадал. Ударил прямо в цель. Если Эрима узнает хотя бы часть этого разговора, объяснять придётся слишком многое. Гораздо больше, чем в прошлый раз,– с его репутацией сомнения объяснимы, но она предпочла бы найти доказательства измены или любой другой гадости, чем те данные, которые он собирал на самом деле. Не хотелось её впутывать, хотя возможно ли это в их время в их мире? Как бы то ни было, страх или сомнения показывать Келиофису нельзя. Он может угрожать распространением любой информации, может даже попытаться что-то сделать, и его слова необходимо обдумать и оценить позже. А пока они не так уж важны — Келиофис может быть достаточно отчаянным и рисковать собственной головой, но переход некоторых границ требует моральной эквилибристики. По силам ли она противнику?       – Вы готовы играть настолько грязно?       Вопрос не требовал ответа, по крайней мере, Кайхонг в нём не нуждался. Кажется, Келиофис понял намёк. Он посмотрел на Кайхонга так, будто увидел на его месте какое-то странное насекомое, и нехотя покачал головой:       — Нет. Таких ультиматумов я никому не ставлю. Но подумайте, что будет с ней, если начнётся война с Древними. А что её ждёт, когда они победят? Программистке даже руки не обязательны для работы, а нефункциональные излишества Высокие своим слугам не позволяют. Подумайте хорошенько.       Разговор был окончен, и призрачный гость исчез, просто растворившись в воздухе.Теперь Кайхонг мог бы поклясться, что остался в комнате один. Несколько ударов сердца – и несколько невыносимо долгих мгновений. Проверка чувствительности оборудования, сделанная скорее для собственного успокоения, ведь никаких следов после своего визита Келиофис не оставил. Вернуть душевное равновесие было непросто, но Кайхонг умел справляться с собственными чувствами. Откинувшись в кресле, он размышлял об услышанном и увиденном спокойно и холодно, точно сторонний наблюдатель. Разумеется, с планшетом в руках – привычка записывать мысли, показавшиеся важными, всегда помогала ему проанализировать свои впечатления глубже и полней.       Что ж, библиотекарь удивил – то ли самоуверенностью, то ли высказанным желанием переиграть своих хозяев, то ли внешней наивностью, которая даже могла кого-то обмануть. Возможно, Келиофис или его создатели знали об отправленном Совету послании гораздо больше, чем Кайхонгу того хотелось. Или же Древние предчувствовали столкновение с куда более опасным врагом, который мог стать спасением для Ваальбары, и пытались опередить Совет. Да, этот разговор стоило даже прослушать и пережить ещё раз, обращая внимание на каждую мелочь, ведь иногда детали гораздо важней, чем общий смысл.       Кайхонг покачал головой и сделал несколько коротких пометок к файлу. Позже он добавит к ним обработанную запись сегодняшнего разговора, если, конечно, связанные с нервной системой датчики записали хоть что-то.       Хуже, чем возвращение Древних или беседа с их посланником, хуже уязвимости систем безопасности перед атакой технократов и их модифицированных порождений, хуже того змеиного гнезда, с которым Семурии приходилось вести дела, могли быть только две вещи. Сообщение, полученное с границ планетарной системы, и те, кто его отправил. Почти забытые, чудом сохранившиеся коды и идентификаторы, которые не использовались тысячелетиями, – чужой человеческий мир связался с Ваальбарой. Язык его был далёк от Единого, но к счастью, поддавался анализу и переводу, а содержание вызвало много новых вопросов. Терра. Это имя ничего не говорило советнице, но оно встречалось в редких легендах и немногочисленных работах, посвященных колонистам-Предшественникам. Предполагалось, что именно с неведомой Терры человечество начало заселять Галактику, но когда и как это произошло, никто не знал.       О Терре слышали хотя бы ученые, но Империум Человечества не упоминался ни в одной легенде, а именно его звёздные корабли сейчас находились на орбите Ваальбары. Пришельцы звали потерянный мир примкнуть к человечеству и не желали слышать отказ. Расшифровка сообщения лежала на столе перед Семурией, но она не могла зачитать её. Не могла заставить себя рассказать обо всём, что знала. Совет ждал её слов, ждал объяснений, а она молчала.       Обстановка накалялась, и в тишине сгустившаяся тревога почти ощущалась физически. Семурия чувствовала её кожей, увязая в ней, как в зыбучих песках. Наконец она заговорила:       – Уважаемый Совет, учёные наконец дали ответ. Ситуация оказалась сложнее, чем мы предполагали...       Она говорила, и коллеги слушали её молча. Когда Семурия перешла к условиям, на которых Империум Человечества предлагал Ваальбаре присоединение, в зале раздался смех.       Смеялся советник Кайхонг.       – Они прилетели за библиотекарем! Помяните мои слова, это точно за ним! – хохотал он, утирая слёзы.       Подслушивать заседание Совета было рискованно, но Келиофис не мог отказаться от своей затеи. Не мог не убедиться, хоть и знал твёрдо: всё пройдёт по плану. Он потратил достаточно сил и времени, чтобы взломать внутренние инфосети, и теперь не хотел отказываться от удовольствия услышать и увидеть, как советники примут его условия. Они не могли не принять, но их занимал совсем иной вопрос! Келиофису стоило оскорбиться, но известие о послании из космоса, обращенном к потеряному осколку человеческой расы, выбило у него почву из-под ног. Он думал, что он готов к любым неожиданностям, но картина, в которую складывались все перехваченные известия, оказалась слишком странной. Даже не странной, нет, безумной! Высокие Ура пытались играть с Ваальбарой, но замолчали. Со стороны их звездной системы астрономы получили странный сигнал, похожий на шум или вспышку, затем похожая случилась гораздо ближе, на границе их собственного кометного облака, а теперь к Ваальбаре подошёл чужой звёздный флот! Не Древние, скорее их предшественники, но это же было невозможно! Невозможно – и маняще, даже... даже правильно, как бы Келиофис это ни отрицал.       Чужаки начали переговоры с Советом, что было логично, и собирались отправить делегацию на планету. Они принесли весть о воссоединении Ваальбары с остальным человечеством и звали в новый рассвет после Долгой Ночи – так они именовали тысячелетия изоляции, – смешав планы всем: и Совету, и модификантам, и Высоким, и Келиофису с Элу. И ведь реальность только-только стала понятной и предсказуемой! Он почти разобрался с погромами и почти дотянулся до этих политиканов: после своих наблюдений и тайных встреч с каждым из советников Келиофис уже знал, как заставить их пойти на уступки. Они бы сделали всё, если бы не пришельцы из космоса! А дальше его Ваальбара сумела бы освоить наследие Тиамтум и отомстить урским Высоким, решившим, будто они вправе играть чужими жизнями. Ваальбарцы вернулись бы в космос и догнали Предшественников!       Всё рухнуло в одночасье, и теперь игра велась на чужих условиях. Опять. Злость и обида захлёстывали Келиофиса, но какой-то частью себя он понимал: всё идёт именно так, как должно. Ему казалось, что он всегда знал и верил: однажды чужаки спустятся на его планету. Тот, кто звал его сквозь пустоту, не мог не прийти за ним. Но почему? Откуда это странное чувство? Из каких глубин разума или, может быть, памяти, оно поднялось?       Некоторые псайкеры могли прозревать будущее или прошлое, другие умели передавать свои мысли и образы на огромные расстояния. Тот, кто искал его и звал сквозь сон, был отмечен психическим даром и, наверное, мог напомнить Келиофису о забытом и растревожить его. Или подмешать к его сомнениям собственные мысли – предположение страшное, но пока необоснованное. Тем более имплант, вживленный в его мозг, позволял закрыться от чужого взгляда и зова. Рано бояться каждой тени и не верить своей памяти. Даже если неведомый псайкер его нашёл, навредить он не сможет, пока Келиофис не раскроется. Да, он не должен и не мог постоянно держать имплант включенным, но это лучше, чем остаться совсем без защиты. Его уже заметили, но встретятся они лишь тогда, когда этого захочет Келиофис.       Пришельцы собирались спуститься на поверхность планеты, и делегатов, разумеется, примут с подобающей вежливостью. Их встретят у челнока и сопроводят до Солери – посланники отказались воспользоваться космодромами Лейаса и хотели высадиться почти у самой столицы, где и пройдут переговоры с Советом.       Место приземления было известно, и Келиофис хотел добраться туда затемно, раньше, чем прибудут журналисты, безопасники и сопровождающие. Он убеждал себя, что просто желает знать, с кем ещё придётся иметь дело, но сердца сжимались от смутного предчувствия. Как будто для него лично эта встреча была важнее, чем для всех ваальбарцев или тиаматцев разом. Глупая и нелепая мысль...       Чернильно-синяя ночь, разорванная колючими звёздами, окутывала его мир, скрывая все сомнения и страхи. Неумолимое вращение планеты приближало рассвет, похожий на тысячи прошлых, но за ним ждала неизвестность, по сравнению с которой все модификантские протесты и интриги Высоких казались мелкими неприятностями. Но одно Келиофис знал точно: что бы ни случилось, завтрашний день навсегда изменит Ваальбару.       Они прибыли, когда солнце стояло в зените. Огненная точка в небесной синеве превратилась в угловатый космический челнок, что привёз чужаков с орбиты на поверхность. Большинство ваальбарских машин, предназначенных для движения в атмосфере, отличались более грациозными и плавными формами, не было на них и излишних украшений, а челнок пришельцев горел золотой краской, на которой выделялся двуглавый крылатый силуэт – не птеродактиль или ещё какой-то ящер, а иное существо, неизвестное Келиофису. В когтях странная тварь сжимала пучок молний.       Он не успел удивиться странному облику инопланетной машины – чужаки вышли из её чрева. Да, они определённо любили золото – формой золотые доспехи пришельцев походили на тяжелую броню стражей, но покрытую рельефными фигурами, неизвестными символами и ограненными камнями. Не пыльное зеленоватое золото чешуи, не тусклые маски Высоких, а сияющий, начищенный до блеска металл. Келиофис покачал головой – в солнечный полдень эта парадная броня смотрелась красиво, но в бою позолота слетела бы быстро. И всё-таки вид и стать пришельцев впечатляли, несмотря на избыточную роскошь и вычурность доспехов. Чужие стражи на несколько голов возвышались над ваальбарцами, а их предводитель, кажется, даже без брони превосходил в росте и самого Келиофиса. Лицо его, смуглое и жёсткое, чуть грубоватое – лицо человека, привыкшего повелевать и видеть чужое повиновение, могло бы принадлежать одному из урских Высоких, но облачение кричало о совсем иной культуре. Причудливые узоры, драгоценные камни, алый плащ, чья-то пернатая шкура – знаки власти, так не похожие на тонкие рисунки Древних и голубовато-фиолетовые росписи на масках и одеждах технократов. Но кем был неведомый правитель? Почему его облик всколыхнул глубины памяти?       Словно почувствовав взгляд, незнакомец обернулся, на мгновение посмотрел Келиофису в глаза. Случайно или заметил? Нет... Предводитель золотых воинов не мог его видеть, даже псайкер не почувствовал бы его присутствие. Вокруг слишком много живых людей, которые скрывают неестественную тишину имплантированного разума. Ваальбарцы приветствовали жителей далекого чужого мира, Терры, мифической прародины человечества, в которую не верили даже фольклористы и литераторы, а Келиофис наблюдал, как вестники новой эры и таинственный правитель уходят прочь, оставив ему только горечь обиды. Его всё же не обнаружили и не узнали. Жаль... Именно этого момента он с трепетом ждал и именно от того, кто спустился с небес, закрывался в последние дни. Но стоило ли?       Пустота отступает вновь и вновь.       Келиофис опустил все щиты, осматривая людей и вновь привыкая к хаосу чужих эмоций. На краткий миг ему показалось, что он заметил среди пришельцев ещё один неестественно высокий силуэт, но стоило ему моргнуть, как морок пропал. Всё заслонило ощущение присутствия. Взгляда. Сопрокосновения с чьим-то разумом, столь же невыносимого, как свет солнца после долгих лет, проведённых во тьме пещер. Золото на броне, золото во взгляде, отблеск золотого сияния на смуглой коже – всё лишь отражение того пламени, что ощущалось в гигантской фигуре. Огонь опаляющий и жизнетворящий... Тот, кто стоял на земле Ваальбары, не мог принадлежать этому миру. Геральдическе знаки на золоте доспехов, гораздо более массивных, чем любая броня Стражей, представляли не какой-то из доменов Ура или Тиамтум, они говорили о большем. Лики, орлы, молнии, ветки и листья – забытые символы, недостаточно абстрактые для Высоких, но понятные бренным. Пыль иных планет на пластинах брони – как отпечаток давно потерянного. Чуждые ваальбарцам черты, золотой лавровый венок на черных волосах – награда триумфатора из глубин веков. Из времен, где не было ни Высоких, ни Предшественников, а звёзды лишь манили людей мечтой о свете.       Нестерпимо хотелось закрыться, вернуться в тишину, но Келиофис знал, что не должен этого делать. Он обязан принять и признать прикосновение этой ослепительной Сущности, неведомой и знакомой одновременно. Он не должен отводить взор от совершенного лика того, кому был обязан величайшим осознанием в своей жизни.       Келиофис пошёл вперёд, навстречу двум делегациям, ваальбарской и терранской, и каждый шаг приближал его к свету. Видеть и стать видимым – собственный шепот вторил его мыслям. Не потеряться бы, не забыться... Пусть Он увидит, и плевать на маскировку, Древних и посланников Совета!       Дрожащими руками снял шлем, глядя в глаза правителю. Он чувствовал, как слёзы радости текут по его лицу. Всё наконец встало на свои места, мир приобрёл законченный вид, и ответ на самый важный вопрос, мучивший его так долго, был найден. Келиофис опустился на колено, приветствуя своего Создателя, и тот тепло улыбнулся ему. Сильный и глубокий голос заставил его на миг позабыть обо всём на свете:       – Здравствуй, сын мой.