Глава 3. У Ноа спутано все.
12 декабря 2017 г. в 19:12
У Ноа спутано все.
Он смотрит на свои руки, на тонкие пальцы и недавно остриженные ногти, на родинку на тыльной стороне ладони, которую оглаживает каждый раз, когда задумывается, и не знает. Он понятия не имеет, что теперь делать; стоит ли с Финном вести себя как обычно, или же лучше будет поменять отношение, отстраниться и обходить стороной? Стоит ли говорить Милли о случившемся? Что вообще теперь делать?
После произошедшего Ноа не видел Финна весь оставшийся вечер, и, признаться, был ему благодарен за это – был таким потерянным в мыслях, запутанным в себе. Чувство растерянности не покидает его и сейчас, когда уже приехал домой, в крохотный лофт, который помогли снять родители, когда ему только исполнилось 15. Поначалу они здесь жили вместе с Милли, но, уже полгода как облюбовав квартиру на верхнем Вестсайде, девушка здесь почти не проявляется. Раньше это печалило его, но сейчас Ноа рад – он в полном раздрае и объяснять ей все пока не готов. Он не уверен в полной мере, что сам все понял, чтобы объяснять ещё и кому-то. Финн, мать его, Вулфард сегодня его поцеловал! Поцеловал дважды, и, Ноа готов поспорить на полтинник, что если бы он не стал его отталкивать от себя, Вулфард бы на этом не остановился. Целовал бы снова и снова.
Ноа краснеет при воспоминании, прячет лицо в ладонях и дышит тяжело – что на этого идиота нашло? Как он все объяснит, будет ли вообще объяснять? Что делать дальше?
– Придурок ты, Вулфард, – тяжело выдыхает Ноа и откидывается на кровать.
На Финна он не злится, касается кончиками пальцев собственных губ и прикрывает глаза. Как давно? Как давно натянутой леской в его душе теплятся чувства к Финну? Как давно он с отчаянием и страхом прячет каждый лоскуток собственного сердца прочь от любого взгляда друга? Как давно он влюблён в Финна Вулфарда, безнадежно и сильно? Ноа не помнит, не может скорректировать даже год, не говоря уже о дате – ему кажется, что это было с ним всегда, каждую минуту каждого дня, возможно еще даже до начала съемок, когда ему только сказали, кто будет участвовать в проекте.
Ноа проводит пальцем легонько по нижней губе, вспоминает каждую секунду тех поцелуев и не может сдержать тихого вздоха – никогда не повторится больше, ошибка огромная. Финн с Джеком, любит его безумно и этот поцелуй не более, чем случайность, Ноа знает. Он знает, что с трудом придется перекраивать себя по новой из-за Финна – тот разнес вдребезги стены вокруг израненного любовью сердца, – что больших усилий займет только постараться забыть.
Переворачиваясь на живот, Шнапп тянет к себе ближе телефон и думает о том, чтобы пригласить Милли – компания ему не помешает. До номера подруги он так и не добирается, глядит на сообщение от Финна и сердце в груди замирает, почти подскакивает к горлу и холод по коже. Финн.
“Нам нужно поговорить”
Ноа смотрит на сообщение и думает о самом худшем – обычно хорошего подобные фразы не несут в себе, но надежда не покидает его и он с минуту думает над ответом, пока на полуслове его не прерывает еще одно входящее сообщение.
“Прости, это не должно было звучать так! Черт. Просто нам стоит поговорить об этом, потому что я чертовски облажался и я, правда, не хотел тебя в это втягивать.”
Еще полминуты и Ноа вместо номера Милли набирает сотовый Финна, ждет полтора гудка и слышит голос, родной и любимый, от звука которого руки дрожат так, что приходится крепче сжать мобильник, чтобы не выпал.
– Ноа? – Вулфард звучит удивленно и сломлено, и Шнапп думает, что сам сейчас не лучше – почти на грани срыва, почти теряет близкого и родного.
– Я не скажу Джеку, если это то, что ты хочешь знать, – выдавливает сипло и бьется лбом о подушку: почему сказал именно это?
Финн же ничего не отвечает, дышит в трубку тихо и топит в этой тишине взволнованного Ноа. Он и понятия не имеет, что творит со Шнаппом, когда проговаривает тихое, но такое четкое:
– Не в этом проблема, Ноа, – начинает он и выпаливает быстро, словно беспокоясь, что передумает на полуслове, – а в том, что я ни капли не жалею. Хотя, может и жалею, что ушел так быстро, может, я мог бы еще урвать пару поцелуев и… Черт! Это снова не то, что я хотел сказать и… Твою ж мать!
На деле Ноа не особо вслушивается в слова, прекрасно понимая, что тот взволнован, что говорит первое, что приходит в голову, знает, что просто для своего же блага лучше не вслушиваться – сердце целее будет.
– Послушай, это, правда, не телефонный разговор, – выдыхает уже спокойнее Финн, и Шнапп может поклясться, что слышит, как тот ходит из угла в угол в своей комнате. – И я, правда, хотел бы поговорить с тобой об этом.
Ноа кивает, но Финн не видит и потому неловкое молчание виснет между ними на добрую минуту прежде, чем Шнапп, наконец, произносит тихое и печальное:
– Я не сержусь на тебя, Финн, если ты беспокоишься об этом, – Ноа не хочет говорить лицом к лицу и ищет темы, перебирает их ловко пальцами и предлагает очевидные сейчас, надеясь, что проблему они разрешат и Финн оставит его в покое, забудет о его существовании и все вернется на свои места. – И мы все еще друзья, если…
– Ты нравишься мне, – признание получается скомканным и приглушенным, словно Вулфард говорит сквозь прижатую ко рту ладонь, словно сам в ужасе от этого открытия, а у Ноа уже и не бьется в груди – разбилось и упало, почти, как и мобильник из ослабевших пальцев.
Ноа не верит, потому что невозможно, потому что Финн в Джека полностью, до самой глубины, так какой смысл? Идея приходит внезапно и комом горьким встает в горле, выдавливает слезы и морозом по венам, почти до крови. Нет. Он смеется над ним? Это какой-то прикол? Когда нужно смеяться? Когда можно будет навзрыд с душой наизнанку?
Ноа притягивает колени к груди и дышит; делает несколько глубоких вдохов и глядит на мобильный, лежащий рядом на постели, как на опасную змею, готовую выплюнуть ядовитым смехом. Неужели и впрямь очередной подкол от Финна и Джека?
– Это не смешно, Финнлард, – наконец прижимая трубку к уху, произносит Шнапп и слышит, как тот облегченно выдыхает.
– Именно поэтому нам надо было поговорить лично, – произносит почти шепотом, скорее себе чем Ноа. – Завтра? Перед началом съёмок?
Финн ждёт ответа терпеливо, давая время собраться с мыслями, а Ноа и собирать-то нечего – до рассыпанных по полу чувств уже не дотянуться. Он не хочет говорить, не хочет слушать Финна, не хочет, потому что тот чужой, но соглашается, чтобы не ранить Вулфарда, соглашается, потому что тот слишком дорог, дороже разбитого вдребезги сердца.
У Ноа все перепутано; в голове, в душе, в сердце. У Ноа все горит и замерзает, скачет американскими горками по чувствам и он ненавидит это. Ненавидит, что отказать Финну не может, ненавидит, что дышит им бесконечно. У Ноа все спутано так, что он понятия не имеет, что делает; слова Финна заевшей пластинкой проигрываются в голове уже тогда, когда прощаются и завершают звонок, звучат в мыслях до тех пор пока не засыпает, так и не переодевшись. Ты нравишься мне.