запутанные в любви

      Кажется, будто время останавливается, задерживает своё дыхание вместе с Джеком, зависает в воздухе. Нет. Этого не может быть. Грейзер смотрит на Финна, отступает от него на шаг и не верит. Что за бред тот несёт? Это ведь шутка, как может быть иначе? Ему послышалось, без сомнений – Вулфард не стал бы изменять. А Ноа, если это тот самый Ноа, никогда бы не позволил ему этого сделать. Что, черт возьми, происходит?       Грейзер отводит взгляд в сторону, роняет его себе под ноги и почти задыхается. Что? Как? Финн?       – Джек, послушай, – Вулфард выглядит растерянным, разбитым не меньше самого Джека и тянет к нему руку, хватает за плечо и встряхивает, потому что тот будто и не здесь, не с ним, – это произошло случайно и…       – Этого больше не повторится? – вопрос озадачивает Финна, выбивает из него воздух и сейчас он видит Джека прекрасно, видит его бурлящую любовь, видит эти слепые попытки наладить. Видит ревность, которой раньше не было. Повторится ли это вновь? Финн уверен, что да, что удержать себя от Ноа не сможет. Не теперь, когда дотянулся и привязал, пришил к себе.       – Послушай, – переводя дыхание, Вулфард подходит совсем близко и руками на плечи, губами по щеке, – я люблю тебя. Люблю так сильно, что мне, правда, невыносимо говорить тебе все это. Я чувствую себя ужасно, но…       – Ты расстаешься со мной? – голос у Джека внезапно обычный, почти и не грустный, и у Финна внутри все скручивается в жгут колючий. – Я просто не совсем понимаю, чего ты теперь хочешь и…       – Ну, не рвать с тобой отношения точно, – ответ получается сконфуженным, потому что Финн правда не знает, чего хочет. Хочет обоих; удержать, убедить, что все выйдет. Вот только сам сомневается, что получится.       – Финн, послушай, это так не работает, – Грейзер начинает ходить по комнате с видом уставшим, и идею, которую пытается донести до него Финн, он никак не понимает. – Если ты влюбился в Ноа, значит что-то не так у нас, я прав? Тогда проще будет не мучиться и расстаться.       – Что? Нет, что за бред, Джек, нет, – Финн хмурится и лихорадочно качает головой, жмёт поцелуй в приоткрытые губы и лбом прислоняется ко лбу, склоняется, почти нависая над Грейзером. – Все совсем не так. Я знаю, что чувствую к тебе и ничего не изменилось. Но с Ноа, я понятия не имею. Меня словно снесло и я не знаю, что делаю.       Шёпотом по коже и ладонями по волосам, отчаянно цепляясь, влюбляясь и растворяясь в притихшем Грейзере, который и сам не знает, что делать. Что обычно делают в таких ситуациях? Что делать ему? Смириться и делить Финна с другим парнем? Бросить все, оторвать от себя Вулфарда и медленно подыхать от кровопотери?       Финн обнимает крепко и поцелуями легкими по щекам, вниз к шее, носом по коже и словами в тишину комнаты о том, что постарается все наладить, о том, что любит его, Джека, безумно, о том, что запутался сильно. И вместе с сердцем Джека, кажется, замирает все время в мире, застывает и клубится дымом вокруг них.       – Я запутался, – чуть отстраняясь и глядя в глаза Грейзера, говорит Финн, – я так запутался и чертовски облажался, что пойму, если ты решишь уйти, но… Черт, пожалуйста, не делай этого. Не бросай меня, я не могу потерять тебя.       И Джек не бросает – обнимает в ответ крепко, утыкается носом в ворот его толстовки, и почти задыхается от этих диких чувств, от этой любви. Он сам не может, сам запутал себя в Вулфарде так, что уже, наверное, не вытянуть.       Когда Финн целует его вновь, углубляя и прижимая к себе ближе, кажется, будто замирает время, застывает и застревает на вдохе – поцелуи жалят, а прикосновения гладят по сердцу. Сладостно больно в объятиях, за которыми скучал так сильно и которые почти потерял сегодня. Джек задумывается, а было ли у Финна что-то со Шнаппом, заходил ли он с ним дальше поцелуев, но сдерживает себя от вопроса – сделает только хуже этим. Будет больно, если да.       – Прости меня, – выдыхает Финн в шею, пока ладони под футболкой поглаживают спину и греются о тёплую кожу. – Прости, пожалуйста, мне так жаль. Я так люблю тебя.       Когда Финн подводит к кровати, у Джека в голове одна мысль покоя не даёт, отравляет собой все, и он не сдерживается, обхватывает ладонями лицо Финна и заглядывает в глаза – смотрит пристально, почти задыхаясь от интенсивности его чувств.       – Мне придётся делить тебя с ним? – вопрос шепотом громким отскакивает от стен и Финн понимает, и сердце его сжимается, но ответить он не может – Джек и так знает ответ прекрасно. Знает и потому топит себя в Вулфарде, утягивая обратно в поцелуй и откидываясь на подушку. Так лучше, так проще, так ближе.       Где-то на периферии сознания Грейзер понимает, что ошибка, что нужно было порвать тут же, но отпустить Финна ему кажется за пределами возможного, кажется, будто никогда и не были порознь, и потому без него никак. Без него не спится нормально, не дышится, и плевать, что придется делиться, что придётся ждать и накручивать себя. Отвечая на поцелуи жаркие, Джек почти и не думает о Ноа; стягивает с Финна футболку, горячими ладонями водит по коже и знает, что будет прощать Вулфарда все равно. Что так просто не отпустит и не отдаст другому.       – Джек, я… – Финн отрывается от губ, смотрит затуманенным взглядом и ловит ртом горячее дыхание – возбужден. – Мне просто нужно время.       И Джек кивает – примет все, что тот скажет, все что сделает, пока рядом, пока вжимает всем телом в матрас и руками по ребрам. Тоже любит. Тоже хочет.       Тянется за поцелуем сорванным дыханием, искусанными и зацелованными губами, всем телом, когда руки Вулфарда уже на поясе его брюк, а язык на острой ключице. Совсем не хватает кислорода в легких, будто выкачали весь, будто заполнили ватой и Джек лишь отчаянно хватает ртом воздух, когда Финн касается, когда Финн его полностью.       С возвращением в свой крохотный и одинокий лофт, Ноа замирает на пороге и опускает руки. Он так устал. Застывая посреди комнаты и так и не включая свет, он прикрывает глаза и дышит глубоко, надеясь, что отпустит, что пройдёт. Кажется, будто все время замирает, застывая вместе с его сердцем, когда он думает о том, что сегодня сделал. С каких пор он переступает через себя и рвёт сердце? С каких пор разрушает чужие отношения? С каких пор он “плохой парень”?       Прижимая ладонь к груди, где сердце стучит глухо и больно, Ноа дрожит всем телом и понимает, наконец, понимает, что же происходит. Финн Вулфард, один из его близких друзей, парень, счастливый в отношениях, сегодня сказал, что чувствует больше, чувствует бурю внутри. Чувствует к нему, то же, что и к Джеку.       У Ноа сжимается в тисках сердце от воспоминаний и теплом по венам, когда ощущение губ чужих на его собственных, мягко и до сбившегося пульса. Щеки пылают, и Шнапп не знает, что делать, потому что Финн сказал, что нравится, но сейчас не рядом, сейчас далеко и любит кого-то другого. Его щеки горят огнём и больно оттого, что спасти себя не может – Вулфард тянет на дно, ломает кости и влюбляет в себя глубоко.       Обхватывая себя руками, Ноа опускается на пол и дышит так тяжко и рвано, словно марафон пробежал. Что теперь будет? Как все будет?       Ответов у парня не находится; мысли и слова рассыпаются по полу, закатываются в темные углы и первый сухой всхлип срывается с губ – он облажался. И хочется позвонить Милли, рассказать и облегчить душу, признаться во всем и выслушать совет, но знает, что не может, знает, что та в секрете держать не станет. Знает, что, возможно, будет и не на его стороне – на Джека. Финну тоже хочется позвонить, успокоить себя его голосом, но реальность бьет новым срывом, вопит дичайшим хрипом в горле – тот ничем не поможет, сделает лишь хуже, сказав, что обсудят это завтра, отбросив его ради другого. У Ноа в груди скулит; хочется просто, чтобы кто-то был, чтобы выслушал и помог, чтобы укрыл и успокоил, но у Ноа никого. Совсем один, и задыхается от переизбытка чувств; вины, раскаяния, обреченности и тоски. Какой смысл поднимать осколки, когда ничего остального не осталось, разбилось и стерлось в порошок.       Его усталость сменяется срывом. Парень задыхается нехваткой воздуха в легких, не роняет слез на колени, но скулит тихо, потому что его расщепляет болью – Финн почти уничтожает его желанным “ты мне нравишься”, почти сжигает заживо позволением быть рядом с ним, любить его и, внезапно, быть любимым в ответ. Но Ноа не чувствует, не ощущает и грамма любви Финна, пока здесь, в своей одинокой темной квартире, на полу у входной двери, совсем один. Пока горит в своей безудержной, трепетной и живой.       Ноа собирает себя с пола минутами позже, когда время словно останавливается, замирает и застревает комом в горле, когда истерика проходит и оставляет пустоту в венах, в голове. Он бродит в полумраке по комнате, знает каждый поворот и растворяется в мыслях быстро; выпивает остатки сока и залипает на мгновение – как завтра ему вести себя с Финном? Как и сегодня? Замечать и улыбаться, но не ближе, не глубже, не в сердце. Или полностью и абсолютно в него, встречать улыбкой и скрывать ото всех. Серьёзен ли был Вулфард, прося о том, чтобы быть рядом? Или розыгрыш жестокий, больной до разбитого вдребезги сердца?       Ноа не знает, но ощущения похожи сказочно – счастливым на ответные чувства быть не получается – не чувствует, не видит, не верит, и потому задыхается.       Ноа засыпает с трудом, проваливается во сны беспокойные и сворачивается под одеялом в клубок, словно надеясь, что удержит в себе, не сорвется. Его мысли к Финну не возвращаются; вальсируют вокруг Джека и вины перед ним бесконечной. Нужно было оттолкнуть, не приходить вовсе, проигнорировать, нужно будет сделать это следующим днём, пока не стало хуже.       Уснуть выходит в полной мере под утро, проснуться не получается до следующего дня – Ноа ходит потерянный и тихий, совсем поникший и будто тенью себя прежнего. Все на площадке замечают, но молчат, лишь Милли спрашивает бесконечно, заваливает вопросами и не получает ничего в ответ. Финна все ещё нет. Финн не появляется почти до самого окончания съемок.       Ноа прислоняется лбом к прохладной стене их небольшой комнаты отдыха, где сейчас тихо, где нет никого, кроме него, и кажется, будто он проваливается глубоко, не достать. Но кто-то все же достаёт.       Росс касается ладонью его плеча, когда у всех перерыв, и уводит в сторону. Он смотрит пристально и Ноа слегка сжимается под его взглядом – знает, что сейчас последует лекция о том, что не собран, что подводит весь процесс. Но Даффер ничего такого не говорит, смотрит обеспокоенно и наконец, выдыхает:       – Ноа, у тебя все нормально?       Шнапп не знает. Не знает, нормально ли все у него, ведь Финна все ещё нет, а без него все неясно, все туманно и как во сне. Он пожимает плечами и глядит себе под ноги; стыдно за то, что выбился из колеи настолько, что даже Росс подошел сделать замечание.       – Ты не заболел? – убеждать в том, что все с ним нормально Ноа даже не берётся, знает, что не поверят, знает, что будет неубедительно – совсем рассыпан и словно не здесь вовсе. – Может, лучше пойдешь, отдохнешь дома? Думаю, мы справимся сегодня без тебя; Милли отснимет несколько своих сцен, да и Вайнона переживает, что ты неважно выглядишь.       Поднимая взгляд на Росса, Ноа кажется, будто времени больше нет – слилось воедино, спуталось и застыло стрелками на циферблате, – о нем беспокоятся. Он слегка кивает Дафферу; возражать ему не хочется, как и не хочется здесь оставаться, и внезапно идея о том, чтобы вернуться в лофт, кажется такой заманчивой, желанной и правильной. Просто передохнуть немного, перевести дыхание и наконец проснуться.