Глава 6. Залечивает раны.
14 января 2018 г. в 16:31
Просыпаясь утром, Финн глядит на запутанного в покрывале Джека, носом уткнувшегося в его, Финна, бок, и улыбается. Дышать внезапно легче, и совсем не ноет в груди – Грейзер рядом. Переворачиваясь осторожно на бок, Вулфард смотрит внимательно, изучает взглядом каждую родинку, каждый изгиб, и будит, склоняясь. Он думает об обещанном Рейлинн завтраке и в животе все скручивается от голода – ничего не ел со вчерашнего полудня. Интересно, что девушка приготовит сегодня.
Выпутываясь из рук Джека и поднимаясь с постели, Вулфард потягивается, подбирает с пола одежду и натягивает джинсы – хочет принять душ, но смущать Кастер совсем не горит желанием, как и получить горячим блинчиком по лицу.
– Останешься сегодня? – голос Грейзера спросонья грубый, но Финну нравится, нравится в нем все.
На вопрос он качает головой и чуть хмурится; хотел бы остаться очень, но на сегодня запланировано как минимум снять четыре сцены с его участием и отпроситься у Дафферов не кажется возможным. Финн не признается, но и Ноа ему хочется увидеть тоже; расставить все точки и объясниться.
– Работа, – на ответ Джек лишь кивает. – Но я думал позависать здесь до обеда, все равно я не нужен особо на площадке до часов так трёх.
Новость Джека радует и тот вмиг расплывается в улыбке, запускает в Вулфарда подобранной им футболкой и грозит занятой ванной. Это утро залечивает вчерашние раны и ласкает улыбающимся Финном, и ощущение того, что все как и прежде, не отпускает – словно и нет никакого Ноа, так грубо втиснувшегося в их отношения. Джек лелеет это утро, и растягивать его лишними минутами, проведенными в постели, он не хочет; одевается и выходит вслед за Вулфардом, улыбаясь бодрой Рейлинн.
Возвращаясь к себе в лофт, Ноа рассыпается и опадает. Он валится на кровать и зарывается носом в подушку, дышит надорвано и грубо, словно в легких комья снега, холодные и мокрые, и они душат его каждым вдохом. Что с ним такое? Заболел? Когда только успел; не помнит ничего.
Он проваливается в новую порцию беспокойных снов, кутается в одеяло и дрожит. Так плохо, так холодно.
Болезнь заползает на его раненые чувства, скручивается там змеиными кольцами и кажется, будто все из-за мальчика, будто Финн виной его лихорадке и ознобу, будто, помимо надтреснутого сердца и такой надорванной по краям любви, заразил еще и болезнью. Ноа ладонями трет горящие огнем щеки и губами хватает воздух, потому что не лечит ничего, потому что в легких так холодно, что инеем покрывается горло и хочется, чтобы отогрели, растопили, но Финн даже сообщения не присылает. Возможно, и впрямь все было шуткой – сейчас сидит рядом с Джеком и со смехом рассказывает о том, как Ноа, дурак, поверил.
– Пожалуйста, хватит, – выдыхает сквозь зубы сипло, прижимая ладонь к груди так сильно, что больно уже физически.
Когда все же отпускает и дышать получается легче, Шнапп поднимается с постели и бредет вдоль стены к шкафчику, где лекарства – эту зиму болел не часто, но все же болел, а потому и что-то, чтобы скинуть высокую температуру, находит. Руки предательски дрожат, и Ноа почти роняет таблетки, когда громкая трель телефонного звонка разрывает умиротворенную тишину помещения. Отвечать на звонок никакого желания у него нет, и потому игнорирует полностью, зная, что Милли, зная, что та волнуется и, возможно, вместе с ней кусает губы и Сэди.
Выпив лекарство и заворачиваясь обратно в одеяло, юноша вновь в тяжелое дыхание и сон легкий, словно кисельной пленкой затягивающий, но такой хрупкий, прерывающийся от любого звука. Сон, не залечивающий душевные раны, раскрывающий их еще сильнее, заражающий их новыми потоками боли.
Поздний вечер и Финн собирает вещи быстро, роняя на пол то толстовку, то ключи. Его руки не дрожат, но он торопится и оттого задерживается еще больше. Ноа сегодня он так и не увидел; искал взглядом почти везде, пока Милли не сказала, что напрасно – его здесь нет. Новость почти выбила весь воздух из легких Вулфарда и внезапно потребность в том, чтобы увидеть Шнаппа такая огромная, такая дикая. Заболел? Каким образом, еще вчера с ним все нормально было, Финн говорил с ним и не видел никаких признаков, а сегодня уже настолько плохо, что один из Дафферов отпускает с площадки. И Финн волнуется.
Натягивая, наконец, на себя толстовку и закидывая рюкзак за спину, Вулфард заказывает машину и набирает быстрое сообщение Джеку о том, что позвонит тому ночью – их общие полуночные разговоры никуда не делись и были спасением для обоих в дни разлуки. Сейчас Финн надеялся, что ничего не изменится. Еще он набирает сообщение для Ноа, спрашивая о том, в порядке ли тот, но ответа не получает и оттого проверяет уведомления ежеминутно.
Машина подъезжает спустя пять минут и Финн плюхается на сидение с тяжелым вздохом, устало потирая глаза и откидываясь спиной на спинку сидения. Добраться до дома хочется безумно, растянуться на своей постели и провалиться в сон крепкий, который наконец спасет, сотрет все эти дни, вернув прежнюю нормальную жизнь, сердце, что функционировало бы без перебоев, не разрываясь на двоих. Финн хотел бы, чтобы как прежде, только в Джека, но лишь от одной этой мысли все сжимается и вопит. Ноа.
Давя зевок в раскрытую ладонь, Финн нехотя морщится и тянется вперед, касаясь плеча водителя.
– Можно поменять конечный адрес? – спрашивает устало, но, ни капли не сомневаясь, что правильно. – Совсем забыл, что договорился о встрече.
Оправдывая свое спонтанное решение водителю, который кивает и спрашивает новый адрес, Финн уверен, что делать этого не стоило, уверен, что, приедь он домой и ляг спать, все было бы проще, возможно, что все и наладилось бы, потому что с Ноа все неопределенно, но он знает, что сделал правильно.
Поездка до лофта Шнаппа занимает чуть меньше двадцати минут и Финн все это время прокручивает в голове, что скажет парню, когда предстанет на его пороге. Ничего путного в голову не идет и Вулфард сжимает пальцы до побелевших костяшек – уже почти на месте, только машину припарковать надо. И внезапно по венам холод, а не жар, и изморозь по коже, стоит только подумать о том, что Ноа не захочет видеть.
И, замирая перед его дверью, Финн, наконец, замечает, как взволнован – не видел почти сутки и теперь хочется просто уткнуться взглядом, завернуться в его объятия и просто быть. Рядом, близко, всегда. Он стучит несколько раз и ждет, переминаясь с ноги на ногу, потом вновь ударяет по двери и слышит приглушенные шаги и поворот замка. Голос Ноа, чуть грубый и сиплый, он тоже слышит и улыбается.
– Милли, пожалуйста, – ворчит недовольно Шнапп, показываясь в дверном проеме в коконе из одеяла, – если я не беру телефон, это еще не значит, что я умер или…
И замолкает на полуслове, когда на пороге не Браун, и даже не Синк, а чертов Вулфард, который пропитал собой все мысли. Ноа проглатывает остаток слов и глядит на парня с выражением таким на лице, что у Финна внутри все леденеет – лишь бы не разревелся.
– Я очень рад, что ты не умер, – выдавливает улыбку мягкую, ступает на шаг ближе и почти сходит с ума оттого, как сильно хочется стиснуть в объятиях этот бурито из одеяла и мальчишки, который нравится дико, захватывает все мысли. – Ты в порядке? Ребята на площадке говорят, что ты заболел, но я…
– Уходи, Финн, – Ноа смотрит прямо и голос его не дрожит, в отличие от всего остального, ходящего ходуном под одеялом. – Уходи.
Сказанное разбивает, жалит больно и Вулфард смотрит непонимающе; какого? Он ведь только пришел! И вдруг осознание, словно волной накрывает – и впрямь не хотят видеть. Он смотрит на Ноа сконфуженно, вновь делает небольшой шаг вперед и рукой придерживает дверь, чтобы не захлопнули перед самым носом. Заглядывает в лицо и тянется вперед, прикоснуться к горящей жаром щеке.
– Поезжай домой, Финн, – пробует вновь, отшатываясь от прикосновения и плотнее затягивая на себе одеяло.
Возможно, Вулфард и развернулся бы сейчас послушно и отправился бы домой, наконец, предавшись сну, – он вообще сомневался в том, что стоит приезжать, – но теперь даже отвернуться от Ноа не может. Треклятое сердце рвется и ноет, канючит, чтобы отпустил вперед, прямо в руки мальчишки, и знает, что тот примет и будет оберегать, как бы сильно не был зол, как бы настойчиво не выставлял прочь. И Финн не уходит; стоит на пороге и смотрит на Ноа.
– Я же только приехал, – улыбается немного натянуто, потирая усталые глаза ладонью. – Я целый день тебя не видел и… Съемки затянулись, и я смог приехать только сейчас, прости.
Финн пробует вновь и вновь, грозит, что если Ноа не пустит его, то он заночует прямо здесь, под его дверью, говорит о том, как скучал и лжет о том, что мчался к нему сюда на всех парах. Он говорит и говорит, и Шнапп, наконец, отступает, вздыхая тяжко и пропуская гостя внутрь. Финн тут же загорается, перехватывает лямку рюкзака удобнее и едва ли не влетает в комнату. Он тянет в объятия Ноа, утыкается носом в край одеяла, пропахшего его запахом; смесью одеколона Шнаппа, его геля для душа и жидкостью для снятия грима, и почти стонет от того, что и впрямь успел соскучиться.
– Финн, нечем дышать… – Шнапп кряхтит, упираясь руками в грудь Вулфарда и замирая, когда тот отстраняется, но не отпускает, смотрит в глаза долго, почти вечность.
Финн ладонью по горячей щеке и взглядом глубоко, почти до самого сердца, и Ноа тонет в нем вновь, растворяясь. Склоняясь ниже, Вулфард ловит горячее дыхание губами и чувствует, как внутри все клокочет, как дрожь бьет изнутри – хочется поцеловать так сильно, так необходимо, до выжатых легких, до мурашек по коже, под ней. И Ноа будто знает об этом, читает все в его глазах и отстраняется, потому что болеет, потому что температура заразная, но Финна не волнует, Финн не болеет уже третий год, и потому тянет обратно за шею. Кончиком носа по носу, губами мягко в губы и дальше будто срывает клапан – Финн глубоко и неспешно, а Ноа в ответ искренне и без привкуса боли. У Шнаппа внутри тепло яркое и приятное, с ароматом Финна Вулфарда, с его послевкусием и ритмом сердца, залечивает раны глубокие и живые, затягивает собой и мягкими поцелуями на щеках, носу и скулах.
– Лучшее за сегодняшний день, – выдыхает Финн, прислонившись своим лбом к горячему лбу Ноа. – Ты в порядке? Милли сказала, что ты был совсем плох.
Шепот Вулфарда на собственных губах вводит Ноа в короткий ступор – все еще ловит ртом его дыхание, все еще не верит, что не снится. Он смотрит на него, такого близкого и понимает прекрасно, что не просто, а глубоко, что любит, а не влюблен.
– Как насчет чая? – Финн отступает, направляясь в сторону кухни, а Ноа взглядом за ним. – Я, конечно, мог бы предложить тебе суп, он поможет лучше, но я скорее спалю тебе тут все к чертям, чем приготовлю что-то годное. Чай бы я тоже себе не доверил, но ты болен и я просто обязан что-то сделать.
Вулфард гремит посудой и вызывает улыбку непроизвольную; хлопает ящиками, возмущается себе под нос и выставляет чашки разные, какими сам Ноа никогда не пользовался. Наблюдая за ним, юноша согревается и словно по-настоящему сейчас счастлив, словно не ворует эти крохи теплоты у чужих отношений. И ему, наконец, спокойно, на короткое время, пока Финн заваривает для них чай и остается здесь, рядом с ним, отпуская шутки и рассказывая про день на съемочной площадке без него, Ноа. Пока он залечивает раны на сердце своими объятиями и простым присутствием.