Слияние на две части

      — Ну что я могу тебе сказать. — начал тот, как будто на этом и закончил. И замолк, действительно. Откинулся лишь к потолку и стал смотреть на него так, как будто это небо.       Канда, как в старые добрые времена, испытал огромное желание его пнуть. Но что-то сейчас мешало. Эта пугающая инаковость его, странная новизна, какая-то выстраданная величественность, быть может?       — Стручок, если…       — Не надо. — оборвал его Аллен, снова отчего-то как маленького ребёнка, вредного и глупого, но немного несчастного. Канда сам не знал, почему ему постоянно так казалось. — Ты знаешь… Я, наверное, ещё не всё вспомнил. Вернее, не так. Я чувствую, что память моя… не моя как будто. Странно, да? Хотя, я думаю, ты можешь это понять… Но она не моя с момента… с момента моего предполагаемого рождения. Что-то я не оттуда, наверное, начал рассказывать. Так вот. Начну, пожалуй, с некоторого подобия начала. — И снова замолк, уставившись в потолок. Вспоминал, наверное. Ностальгировал? Рыдал беззвучно, бесслёзно, незаметно?       — Аллен. — тихо позвал его Канда.       Ему бы также хотелось, бесслёзно, безголосно повыть беззвучным, непроницаемым ртом…, но здесь не его было страдание.       — Да. — отозвался он. — Ну, мы дружили. Ты знаешь, мы ещё тогда… не знали, что Неа и Мана — Тысячелетний Граф. Этого не было. Как будто вообще, как будто это был мир другой, не этот, не наш. Я не помню ни одного акумы. До того, как Мана не сошёл с ума.       — Стоп, — нашёл нестыковку Канда, — это ж твой… приёмный отец. — Кажется, он всё ещё ничего не понимал. Или понимал, но осознать это словесно не мог. Или осознал, но пытался понять. Или просто поверить не мог. Хотя бы во что-нибудь в этом забитом, больном, издыхающем мире.       — Вот, я тоже так думал. Но на самом деле… знаешь, я чувствую фальшь, но не могу понять, где она. В чём она заключается. Я не помню, что было на самом деле, но Мана… не было Маны. И маленького меня тоже… наверное, не было. — Он коротко усмехнулся. — Я и сам, кажется, запутался. Но то, что он когда-то сошёл с ума, я помню. Было это… лет так тридцать семь назад, что ли. Он откуда-то узнал, что имеет силу Тысячелетнего Графа. Возможно… возможно, именно это на него и повлияло. А может, ещё что-то. Я просто даже придумать не могу, что.       Откуда-то из-за стенки, из кухни, раздался треск. И звон. И какой-то топот.       Аллен замолк и уставился в эту несчастную стенку, как будто мог сквозь неё видеть. Канда насторожился, готовый в любой момент подорваться с места, но Аллен не реагировал, ничего не предпринимал — и он тоже остался.       — А может, он сошёл с ума не сразу. — продолжил Аллен, оторвавшись от созерцания стены. — Просто мы сами в какой-то момент поняли, что что-то не так. Мы… ты, может, будешь удивлён, а может, и не будешь, но мы никогда не хотели никого убивать, нам не нужны были какие-то там акума. И мы по этому поводу… попросили Ману объясниться. — Пауза. Вздох. Печаль нескрываемая, боль вековая, горечь, обида, старое заскорузлое непонимание. Воздух, ими пропитанный. — Если коротко… он нас послал. А потом Неа понял, что он тоже может быть… Тысячелетним Графом. Они ведь близнецы. Ему долгое время понадобилось, чтобы решиться на этот переворот… попытку переворота. Каюсь, я, идиот, его отговаривал.       — Почему? — неуместно, сам понял, что неуместно, удивился Канда.       — Ну, как-то… брат ведь. — комкано ответил Аллен, пожимая виновато плечами и улыбаясь теперь вдруг уже совсем по-алленовски, извиняющейся своей улыбкой, милой, невинной, солнечной… обычно, не сейчас. — Да… брат. А потом переворот провалился. Как ты, наверное, знаешь. И я сам пустил Неа в своё тело. А что дальше… Хотел бы я это знать.       Он замолчал. Канда тоже. Не знал, что сказать, да и вообще чувствовал себя каким-то идиотом. А при этом с другой стороны хотелось думать, что чёртов графий Стручок ему солгал…       — Пойдём, — внезапно встрепенулся Аллен и поднялся легко, как будто не было сейчас всего этого горького месива памяти, — посмотрим, кто там кого… полюбил.       И улыбка его показалась Канде диковатой.