Ностальгия

      Маринетт ещё раз в задумчивости пожевала кончик карандаша, пытаясь понять, как же решить математическое уравнение. Она усиленно думала, время от времени не менее усиленно потирая виски и прожигая взглядом дыру в тетради. Казалось, что её мозг сейчас взорвётся от перенапряжения. Ну, вот зачем, зачем давать такое сложное домашнее задание? Они ведь такого на уроке даже не проходили. Вернее, проходили, но великолепная ЛедиБаг поприсутствовать на разборе новой темы не имела возможности, так как в это время тщетно пыталась откачать потерявшего сознание Кота Нуара, снова бросившегося закрывать её от удара врага.       Леди тогда даже мельком не взглянула, как очищается Париж с помощью силы её Чудесного Исцеления, тут же бросившись к Коту Нуару, безвольно лежащему на холодном сером асфальте. Она запрыгнула на него, чуть ли не оседлав, и принялась нещадно трясти, всё время повторяя, как мантру, его имя. А он никак не просыпался, пугая девушку ещё сильнее. Из жуткой раны на его плече тихой струйкой стекала по костюму алая кровь, смешиваясь изредка с солёными слезами Ледибаг. Лицо Кота Нуара было мертвенно-бледным, рот — приоткрытым.       А до маленькой Леди вдруг резко дошло, что всё происходящее не весёлая игра, а суровая реальность, в которой её Котёнок может не выжить после того, как его проткнули саблей. А ведь раньше казалось, что всё так радужно, весело и что единственной проблемой является отсутствие времени на домашние задания. Тогда она впервые по-настоящему испугалась за Кота. И пусть девушка не понимала, что её почти истеричное состояние и невероятно колотящееся от ужаса сердце не просто боязнь потерять лучшего друга, ей от этого лучше не становилось. Страх за жизнь Нуара никуда не исчезал, а только множился, заставляя Ледибаг трястись от охватывающей её паники.       Жёсткие удары судьбы учили получше, чем ласковые объяснения родителей, Альи или Тикки, которые Маринетт обычно предпочитала пропускать мимо ушей. От таких уроков, конечно, как и от назиданий родных, можно было ненадолго скрыться в своём выдуманном, розовом мире. Вот только от «улетания» в астрал проблемы никуда не девались, не испарялись и не исчезали. Поэтому Маринетт Дюпен-Чен пришлось взрослеть. Со слезами и болью. Не с первой попытки. Но всё равно подниматься и стараться жить так, чтобы не было стыдно, чтобы близкие ей люди не пострадали (больше никогда не страдали) по её вине.       Ведь это именно из-за невнимательности и детской наивности Кот Нуар едва не отправился на небеса… Слава Всевышнему и всем, кто живёт на облаках, что с напарником в итоге всё было хорошо… Маринетт никогда не смогла бы простить себя, если бы с ним случилось что-то непоправимое. Она и так довольно длительное время не могла отойти от произошедшего, слоняясь из дома в школу, как привидение, безэмоциональное, тихое и пришибленное. Родители на этот счёт только понимающе кивали головами, думая, верно, что их дочь так сильно ломает и выворачивает из-за неразделённой любви. У неё ведь как раз тот возраст, чтобы страдать и переживать за своё собственное сердечко… И Марин не развеивала иллюзий родителей, покорно принимая по многу раз в день горячие булочки, конфеты в ярких упаковках и ромашковый чай, который, как говорила её мама, успокаивает и забирает все негативные эмоции.       Маринетт не спорила с родителями ещё и потому, что отчасти их догадки были верными. Она, конечно, не собиралась губить собственное здоровье из-за неразделённой любви, ибо слишком любила себя, чтобы убиваться настолько сильно, насколько думали мама с папой, по кому-то, но всё же… Она переживала из-за Адриана не первый месяц и даже не первый год, но в последние несколько недель могла похвастаться или просто гордиться тем, что волнения по вине любимого практически напрочь испарились из её сердца, головы и мыслей.       Да, Маринетт вспоминала об Адриане: временами общались в коллеже, но детского восторга мечты о нём больше не вызывали, а девушка считала, что либо хочет сделать Адриана своим лучшим другом окончательно, либо её детская влюблённость трансформировалась в более взрослые, глубокие чувства… Что первый, что второй вариант полностью устраивали Марин, но её всё равно что-то беспокоило… Конечно, в последнее время голова девушки была занята напарником по большей части, так что времени на Адриана попросту не оставалось.       Маринетт удивляло то, что раньше Кот казался ей хоть и клоуном, но совершенно самостоятельным и практически всесильным. Она, конечно, дорожила им как другом, но всерьёз никогда не воспринимала… Тогда же, когда Нуар лежал у неё на руках, истекая кровью, ей впервые в жизни было плевать на себя, плевать на Алю, которая, наверное, нигде не найдя Дюпен-Чен, сошла с ума от беспокойства, плевать на весь Париж и… плевать на Адриана. Единственное, чего ей хотелось на самом деле, так это, чтобы её Котик вернулся к ней целым и невредимым. Пусть после этого она как следует врежет йо-йо ему между ушей, выражая всю степень своего недовольства, гнева и облегчения… Наверное, в тот момент её сознание раскололось надвое. Одна сторона до сих пор была влюблена в Адриана, другая же — бесповоротно влюбилась в Кота Нуара. Странно… Но Маринетт была даже рада этому, не понимая, что полюбила приставучего напарника намного раньше. И, безусловно, не в тот день, когда он чуть не погиб…       Когда сила Исцеления роем ярко-красных божьих коровок окружила Кота, мгновенно вылечивая его страшную рану и возвращая коже его лица нормальный оттенок, Ледибаг всхлипнула, еле удерживая себя от порыва поцеловать его глупое, но столь родное лицо. Никогда прежде у неё не возникало подобных желаний, никогда… Она внезапно осознала, что любит его. Всем сердцем. Возможно, не такой страстной любовью, как Адриана, например, но тёплой и нежной, почти дружеской. Такой, с помощью которой она способна разрушить целый мир, лишь бы он был в порядке… Маринетт ни за кого ещё так сильно не боялась. Никогда её сердце ещё не стучало настолько громко, а понимание всего происходящего не отдавалось столь горьким привкусом на языке. Он же мог погибнуть!       Она бы не смогла без него: он был ей слишком дорог. Не хватало ещё потерять его из-за его собственной глупости и склонности к самопожертвованию. Конечно, где-то глубоко Маринетт понимала, почему он каждый раз бросается под удары акуманизированных, прикрывая её спину. И это понимание грело душу, заставляло сердце биться чаще, в чём девочке было очень неловко себе признаваться. Но насколько бы сильно Маринетт ни переживала из-за своего осознания и прозрения, она никак не могла заставить себя поговорить об этом с Тикки и уж тем более — с Котом.       Квами наверняка затянула бы свою волынку о том, что созидание и разрушение должны уравновешивать друг друга, будучи вместе, а потом уже через секунду запела бы о том, что любовь Маринетт к Адриану сильнее, чем тяга к Коту по судьбе, и потому девочка сама должна выбрать. А Кот Нуар, скорее всего, стиснул бы её в объятиях и сказал бы, что будет ждать сколько угодно, лишь бы однажды Леди призналась ему в любви. Как же получить совет, если Тикки отвечает двусмысленно, не давая конкретной подсказки? Всё у неё как-то туманно, неточно, будто она старается запутать подопечную. А Кот Нуар просто обнимает, глядя верными глазами, полными нежности? Никак!       Ну или же самой по многочисленным советам Тикки уже наконец решить и выбрать…       Маринетт тряхнула головой, лишь на одно мгновение прикрыв глаза, но тут же открыла их, понимая, что домашнее задание ещё не закончено. После математики нужно было дописать эссе по английскому, выучить все формулы по физике, начертить контурную карту для географии, а после отправиться на патруль вместе с жутко мило каламбурящим любимым дурачком надоедающим до невозможности Котом Нуаром.       — Тикки, — жалобно протянула Маринетт, подперев рукой щёку. — Тебе ведь так много лет, ты столько всего знаешь, почему же ты не можешь помочь мне с математикой? — Марин улыбнулась почти заискивающе. Услышав заявление подопечной, квами чуть не подавилась печеньем, которое с наслаждением уплетала за обе щеки последние минут десять, изредка кидая на мычавшую от досады и усталости Маринетт сочувственные взгляды.       — Ты думаешь, что я всё время, пока жила, изучала математику? — иронично, но с улыбкой спросила Тикки, подлетая к подопечной. — У меня было много других, более серьёзных дел, — она важно кивнула, что со стороны смотрелось довольно комично, но девочка была настолько измотанной, что не нашла в себе сил даже рассмеяться. Маринетт медленно подняла голову, устало посмотрев на свою квами. Она была уверена, что раз Тикки живёт на свете так долго, то просто обязана знать всё, в том числе и проклятую математику. А чем же ещё заниматься целый миллион лет? Или… сколько она там живёт?..       — Ну, ты ведь много чего знаешь, — неуверенно пробормотала Мари. — Да и обещала во всём мне помогать. А я ничего не успеваю делать из-за того, что время от времени скачу по крышам в окружении тонны каламбуров и комплиментов Нуара, — Марин легонько стукнулась лбом о столешницу. Тикки улыбнулась, заметив, как при словах о Коте щёки Маринетт едва заметно покраснели, а сама она постаралась скрыть улыбку за длинным и очень картинным зевком. У квами было немного времени для того, чтобы подумать, и она пришла к выводу, что Плагг прав, — влюблённость Маринетт в напарника не так уж страшна. Просто нужно верно направить девочку.       — Я обещала помогать при серьёзных проблемах, — ответила квами, паря в воздухе. — К тому же предыдущие ЛедиБаг также боролись со злом и успевали делать всё, что хотели, — голос Тикки сделался довольным. Маринетт, отчаянно взвыв, повалилась лицом в тетрадку. И почему Тикки так нравится порой рассказывать Маринетт свои басни про прошлых пятнистых героинь?       — Математика — это не простое зло, — на абсолютном серьёзе пробубнила она, всё ещё лежа, — это гораздо хуже, — искренне закончила она. Тикки хихикнула, прикрыв малюсенькой лапкой свой рот, и присела на плечо к подопечной.       — Ну конечно же, — улыбнулась она и добавила: — Не унывай, вот прошлая владелица Камня Чудес была очень жизнерадостной девчонкой, — малиновая кроха грустно-мечтательно улыбнулась. — Никогда она не позволяла себе раскисать, всегда улыбалась и лучилась всемирной добротой. И однажды… — протянула Тикки.       Дальше Маринетт не слушала. Она уже давно заметила, что раз в месяц на красную квами нападают приступы ностальгии по прошлым подопечным. В такие моменты Тикки могла по много часов сидеть на одном месте и с вдохновением рассказывать про Бриджит, про Коксинель и про остальных. Первые несколько раз Дюпен-Чен с упоением слушала рассказы своей квами, внимая каждому слову. Но уже через три месяца, вдоволь наслушавшись историй про Бриджит, которая, очевидно, была одной из самых любимых бывших подопечных Тикки, Маринетт старательно и всегда совершенно безрезультатно пыталась перевести тему разговора в более-менее интересное ей русло. Девушке еще ни разу не удалось сделать это до конца — Тикки отвлекалась на её слова, выслушивала, давала советы и мгновенно возвращалась к своей ностальгии по Бриджит и прошлым победам.       — Да, да, да… — пробурчала себе под нос Маринетт.       — …она и тот Кот Нуар были так похожи на тебя и твоего Кота, — продолжала вещать малиновая кроха, даже не заметив, что Маринетт её совершенно не слушает. — Ох, бедный мальчик был так отчаянно влюблён в неё, пока она с ума сходила по Феликсу, грубо отшивая Кота раз за разом. Целых три года…       И тут Маринетт вслушалась в слова квами. На секунду ей стало немного стыдно, ведь она припомнила, что знакома с Котом Нуаром уже почти три года и он не один раз демонстрировал своё неравнодушие к ней, а она, шутливо уходя от довольно щекотливой для неё темы, убегала, крикнув лишь «Пока, Котик» ему на прощание.       — И-и-и, чем у них всё закончилось? — заинтересованно прищурилась Маринетт, поняв, что про отношения между предыдущими героями Тикки ей ещё ни разу не рассказывала. А ведь это было намного интереснее какой-то там битвы или силы притяжения, размножения… Или как там Тикки называла её?.. Маринетт потёрла лоб, с усердием размышляя, но слово, так часто повторяемое квами, вспомнить так и не смогла.       — Ну-у, — вдруг стушевалась квами, отводя глаза в сторону. — Бриджит понимала, что ей нравится Кот, но из-за любви к Феликсу она не могла принять его чувства… Понимаешь, всё в этой жизни так запутанно. И порой то, что шепчет тебе подсознание, является правильным… в отличие от того, что говорит разум, — квами фыркнула. Маринетт громко сглотнула — слова Тикки немного настораживали и пугали. Не казалось, что квами шутит, — её глаза были абсолютно серьёзными. Может, она просто тянет время перед тем, как сказать что-то очень важное? — Была битва, решающая… — вздохнула Тикки, болезненно морщась, вспоминая бессвязные мысли Бриджит в тот момент, её страх потерять дорогого сердцу и душе напарника, её полные отчаяния крики, когда Кот всё же покинул этот мир, рассыпавшись прахом, как после использования Катаклизма. Она помолчала несколько секунд, борясь с желанием прервать историю на этом моменте, но, переступив через свои эмоции, тихо продолжила, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. — Кот Нуар бросился защищать Бриджит и принял на себя смертельный удар, предназначавшийся ей.       Маринетт от неожиданности вздрогнула и пожевала нижнюю губу, усиленно гоня от себя возникающие в голове одна за другой страшные картинки Кота, лежащего в луже собственной крови с навсегда потухшими глазами и плотно сжатыми губами. Глазами, в которых больше не горит задорный огонёк; губами, которые больше никогда не прижмутся к её губам, шепча при этом: «Моя Леди».       Собственные мысли о возможном поцелуе с напарником сбили девушке весь её мрачный, серьёзный настрой, заставив на секунду выпасть из реальности и улететь в мир грёз. Наверное, Кот Нуар сам всё же побоится поцеловать её, Ледибаг или Маринетт — не важно! Напарник, конечно, может флиртовать, намекать на что-то, делать вид, что собирается по-настоящему поцеловать, но в действительности сделать что-то конкретное или действовать слишком напористо он не будет. Это же Кот Нуар. Всё у него в шутку или несерьёзно…       — Бриджит кое-как смогла одержать победу, отправив врага в нокаут, и подбежала к умирающему Коту, — квами внезапно затихла.       На этот раз молчание длилось невероятно долго. Маринетт не решалась спрашивать, что же случилось дальше, так как уже примерно представляла себе исход подобной ситуации, а Тикки всё молчала. Марин тихо попросила квами закончить, но та внезапно вспылила:        — Он умер, Маринетт, — жестко и прямо ответила Тикки, чудом не сорвавшись на крик. — Умер у неё на руках, улыбаясь и шепча, что любит её, — Маринетт поёжилась, чувствуя внутри странную пустоту пополам с горечью. Она знала! Знала, что всё закончилось именно так, но всё равно попросила Тикки дорассказать. Глупая… — Он шептал, что любит её, — продолжала, словно в забытье, Тикки. — Её, Бриджит, а не Ледибаг. Он знал, кто она, и из последних сил извинялся перед ней… А Бриджит так и не удалось спросить за что же… Он умер раньше, — квами судорожно вздохнула, прикрывая глаза. Маринетт облизнула пересохшие от волнения губы и, зная, что поступает неправильно, спросила:       — Бриджит узнала, кто он? — и лучше бы она этого не спрашивала: лицо квами исказилось от боли. Она тихо всхлипнула, её плечи задрожали, и Маринетт внезапно стало невыносимо жаль свою маленькую подругу. Девушка старалась даже не представлять, сколько боли, крови и смертей пережила Тикки. Её маленькая, но отважная и стойкая квами.       — Узнала, Маринетт, узнала, — тихо ответила ей Тикки, вытирая лапкой слёзы. — Кот оказался тем парнишкой, в которого она была влюблена, тем, из-за которого она отвергала Кота. Он оказался Феликсом, — Маринетт изумлённо округлила глаза — как же могла судьба быть столь бесчестной? Если они любили друг друга искренне, то за что им выпали испытания, закончившиеся смертью? Что за дурацкая ирония судьбы?! — И в тот же момент, когда казалось, что хуже уже быть не может, — как сквозь слой ваты, услышала Дюпен-Чен голос своей квами, — парень рассыпался прахом прямо в объятиях горько рыдающей Бриджит, в руках которой осталось лишь сверкающее серебряное колечко и потерявший сознание Плагг — к-квами Кота Нуара…       В комнате установилась пугающая тишина.