Глава 15
14 июля 2018 г. в 00:20
Отторжение можно назвать производной небезразличия: вроде бы общие схемы и копошащиеся под пленкой кожи реакции, приводящие к потребности действовать, только чуть различается выражение самих намерений, которые вырывают из слепой бездны статичности навстречу хаосу. В последнее время Наруто сам толком не знал, нравится ему это или нет. Хаос умел быть спасительным и оглушающим, нервным, выматывающим и дающим оттенок надежды. Мало ли звучаний у того, что само по себе не укладывается ни в чьи нормы, образовав для себя единственную точку опоры.
— Идем. Нечего под дождем бродить, а так хоть погреемся у меня, — взяв Саске за руку, Узумаки мягко, но настойчиво потянул его вслед за собой, ощущая в ладони холодные, немного скользкие от растершихся по ним капель пальцы.
Саске не вырывался. Он позволял вести себя, позволял себе не сопротивляться. Иногда хотелось не брать на себя ответственность, а разрешать обстоятельствам брать верх. Горело внутри, промерзшие ноги перешагивали трещины на асфальте. Наруто был беспросветным дураком, лезшим туда, где норовил утонуть. Ну и пусть. Сам-то Саске выберется. Как то уже бывало не раз.
Так и шли, взявшись за руки, но безлюдные улицы только провожали укоризненным взглядом ослепших днем фонарей, отсчитывающих повороты и перекрестки до дома. Наруто на полшага впереди, вернувший себе то подобие ответственности за другого, которое так лихо разметало по трассе полчаса назад. Наверное, понравилось чувствовать себя значимым, способным на поступки, и хотелось продлить это чувство, повторяя его в каждом следующем шаге. А может быть, он просто пользовался редким случаем побыть ближе к Учихе, на время соединяя свой и его путь в тесном сплетении зябко подрагивающих пальцев.
— Мам? — окликнул он ее, зайдя в квартиру, но та не отозвалась. Жизнь домохозяйки достаточно скучна, и Кушина пыталась разнообразить ее то уходом в выдуманные виртуальные миры, то прогулками по магазинам.
— Раздевайся, а одежду на сушилку закинь в ванной, — это было сказано уже Саске, пока Наруто торопливо расшнуровывал мокрую обувь, прямо в прихожей стягивая с ног носки.
Что надломилось в Саске — не ясно, раз он послушно вытаскивал руку из рукава. Когда успело? Когда дали краткую инструкцию, не оставляющую места для раздумий? Приказ, к которому так привыкаешь. Или когда струйка дымка поднялась от среза ствола? Саске закрыл за собой дверь и пустил воду, позволяя горячим струям обтекать и скручиваться в стоке. Хорошо, что Кушина была не дома. Лишние вопросы… Сейчас он не нашел бы правильных ответов.
Покопавшись в шкафу, Наруто надолго завис над полкой с домашней одеждой, разглядывая непритязательные футболки и штаны, в которых обычно проводил время дома. Это, конечно, не белье, но все же предлагать кому-то свои вещи для переодевания сейчас казалось чем-то выходящим за рамки обыденного, вызывая крутящее где-то в районе солнечного сплетения смущение. Чтобы побыстрее покончить с ним, он все же выхватил чистую смену одежды, постиранную на днях матерью, положив на пол возле ванной и крикнув сквозь шум льющейся воды, что Саске может взять ее, когда закончит.
Вскоре на кухне уже вовсю пыхтел чайник, в кружки был засыпан кофе, в ожидании прочих добавок по вкусу, а вынутый из рюкзака пистолет отправился на свое прежнее место в глубины шкафа, заботливо завернутый в прежнюю тканевую оплетку. Как будто она могла бы предохранить от уже расползшихся по корпусу отпечатков, вздумай кто изучить оружие повнимательнее.
Лежащая на полу одежда, словно подачка, смеялась. Но Саске сейчас был не в том положении, чтобы огрызаться. Едкие мысли были отложены на задний план. Пусть. Быть может, Наруто сам поймет, что ошибался. А может, скоро надоест. Саске сел на приговоренный стул. Этого достаточно или нет?
— Я занял полотенцесушитель, — сообщил он. — Пока я тут.
— Подожди, я тоже сполоснусь. Я быстро, — Наруто поставил поближе к Саске чашку и пакет с холодным молоком, считая, что с остальным он разберется и сам, а потом оставил его в кухне одного.
Ванная еще хранила ощущение только что бывшего здесь человека — не запахи или раскиданные по полу волосы, которыми умудряются «пометить» весь пол некоторые, а теплый дух прогревшегося помещения, медленно расходующего это тепло наружу. Даже хорошо, что Учиха пошел первым, и не пришлось мерзнуть под первыми струями горячей воды, кажущейся почему-то в таких случаях почти ледяной.
Переодеваясь в своей комнате, Наруто случайно заметил в ворохе растревоженной одежды гладкое темное стекло, блеснувшее на свету — врученный когда-то Итачи ликер никуда не делся, мирно ожидая своего часа, и, пожалуй, сегодня он наступил.
— Вот, — объявил Узумаки, появляясь в кухне с бутылкой в руках. — С кофе самое то будет. И для профилактики, чтобы не простудиться.
Саске сидел в чужих тренировочных штанах и выглядел таким «не опасным». Он повел коленями и усмехнулся, смотря на Наруто. Кофе остался без молока. Тонкий, едва заметный пар вился вверх.
— Итачи любит такой, — заметил Саске, и не ясно, случайно ли замечание или нет.
— А ты? — повозившись с неподатливой пробкой, Наруто все-таки выковырял ее из горлышка, тут же чувствуя своеобразный, сладко-алкогольный аромат напитка. — Что ты любишь?
В отношении антипатий вопрос всегда решался куда быстрее и явственнее — людям проще ощущать и раскладывать по составляющим свою ненависть, чем щепетильно выцеживать из плотной взвеси впечатлений любовь к чему-то. Даже если им оказывался бургер в фаст-фуде или цвет чехла для телефона, и хочется лениво буркнуть «любой», побыстрее свернув тему. Любовь как будто унижала самим фактом причастности к личности, старательно отрицающей важность своих привязанностей, преображая их в ничего не значащие привычки при отсутствии альтернатив.
Наруто щедро долил ликер в кружку Саске, а потом в свою, добавив поверх молока и сахара — должно получиться приторно-терпко, но именно такое сейчас и было нужно.
Простые манипуляции — свернуть крышку, поставить стакан и брызнуть на два пальца, погладить горлышко, смахивая остатки, а из-за персонализации столько всего лишнего. Саске смотрел и думал о пальцах, на которых остался непривычный напиток.
— Любовь отягощает, даже если это просто вещь, — Саске смотрел на предметы, словно между ними и был диалог. — У меня нет предпочтений.
— Тогда у тебя бы не было тебя самого. Личности. Мы все разные, потому что тянемся к чему-то или наоборот терпеть не можем другое. Без этого разве отличишь отца от соседа или от знакомого продавца в магазине?
Наруто залпом осушил кружку до половины, прислушиваясь к ощущениям — прокатившаяся по горлу и желудку теплая, согревающе-вязкая волна взбодрила, придавая сил, по капле вымытых прежде бесконечным дождем. Разбавленный кофе алкоголь потерял часть своей едкости, как змея, лишившаяся яда в зубах со временем, но он все еще оставался действенным.
В опустевшую вскоре кружку был долит уже чистый ликер — ну и что, что по правилам приличных попоек следовало достать специальные стаканы для алкоголя или хотя бы вымыть посуду. Наруто не перед кем было играть во взрослость, изображая ценителя подобных тонкостей запретных удовольствий.
Саске сделал всего глоток, но не потому, что ему не нравилось. Не хотелось напиваться. Было в этом предболезненном состоянии что-то волшебное. Что-то такое, что бывает лишь на смертном одре. Когда тебе все равно на последствия, и ты смело смотришь на чужие проблемы. Чёрство. Понимаешь, что это все мелочно и насущно.
— Тогда перед тобой человек без личности. В это ты веришь?
— Передо мной человек, которого задолбали чужие принципы и указы, поэтому он делает вид, что потихоньку стирается из этой реальности, лишь бы от него отстали, — на свой лад выразил сформировавшееся постепенно мнение Наруто, болтая зажатой в пальцах кружкой, где плескалась густая, напоминающая по цвету кофе с молоком жидкость. — Пей, оно не очень крепкое, да и мы же чуть-чуть совсем.
— Прибереги эти увещевания для наивных дурочек, — сказал Саске, кивая на керамическую кружку. — И что если реальности не существует? Что если, заходя за угол, ты прогружаешь локации, как в компьютерной игре, а вместо других людей — лишь обладающие набором эмоций боты?
Наруто бросил на Саске задумчивый взгляд поверх кружки, делая еще несколько глотков. При ином раскладе можно было бы посмеяться над киношно-наивными выкладками с претензией на глубокие философствования, но после сегодняшнего дня вполне нормально, что Учиху заносит в подобные странности. Впрочем, не стоит позволять ему проваливаться туда с головой. Это похоже на плавание на глубине, когда рядом найдется готовый подстраховать и вытянуть обратно приятель, если безмятежная водная гладь вдруг потеряет поддерживающую тело прочность, утягивая ко дну одинокого пловца.
— Пойдем в комнату, там теплее, — поднявшись с места, Наруто на секунду задержал руку на плече Саске, а потом забрал с собой кружку и холодящую пальцы бутылку.
Главное, не утонуть, забыв о том, что приятель, может, и сделает за тебя что-то, но дышать и вставить себе чужие лёгкие не получится. Саске пошел следом, мысленно засчитав этот раунд за собой. Кружку тоже прихватил.
— Здесь и прячешь пистолет? — оглядываясь, спросил Саске. Зачастую комната рассказывала о людях больше, чем они сами.
— Прячу, — согласился Наруто, забираясь с ногами на кровать и оставляя бутылку возле нее. Со стороны можно подумать, что двое подростков, воспользовавшись отсутствием родителей, решили отдохнуть в свое удовольствие, не задумываясь о последствиях и вполне очевидных уликах. Может, Саске когда-то и имел возможность устраивать подобное, хотя бы с братом, но Узумаки был далек от положенных по возрасту нарушений, и сейчас не вполне знал, чем занять и о чем говорить с приятелем, изучающим его комнату.
— Мама в вещах не роется, так что… — он оборвал фразу, похлопав по пружинящему матрасу возле себя. — Садись, чего стоишь, как на вокзале.
Но Саске не собирался тут оставаться долго. Или не собирался идти на поводу. Ещё один глоток из кружки, снова слабое жжение на корне языка. Слишком мало, чтобы опьянеть. Достаточно, чтобы в груди разрасталось тепло, вытесняя жар болезни.
— Значит, место для твоих скелетов, — продолжил Саске, игнорируя поворот от темы. Рука потянулась к двери шкафа, как бы между прочим открывая его.
— Эй! — Наруто привстал, напоминая о себе, но пока еще не пытаясь унять слишком вольно ведущего себя гостя. — Тебя не учили, что лазить по чужим вещам нельзя? Или вам отец каждый вечер досмотр устраивает на всякий случай? Ну, знаешь, ремни и шнурки снять, наклониться, раздвинуть ноги…
В голове тем временем шел быстрый перебор возможных вариантов увиденного в недрах скромного деревянного хранилища — вроде бы, кроме оружия, там нечему удивляться или стыдиться. Никаких припасенных на всякий случай презервативов размера XXL, над обнаружением которых в аналогичных условиях посмеялся бы и сам Наруто.
Но Саске лишь скользнул взглядом по куче разной степени изношенности футболок, приметил кучку трусов с широкими резинками, реплики известного дизайнерского. И обернулся.
— Ты путаешь гарнизон с тюрьмой, — напомнил Саске, а потом секунду спустя усмехнулся. — Хотя общего действительно много.
Содержимое бутылки вновь наполнило чашку, в этот раз меньше, чем наполовину, потому что следовало знать меру и останавливаться раньше, чем это вынудит сделать кто-то другой. Наруто снова пил, проглатывая сливочно-обжигающую жидкость и признавая, что пристрастия Итачи хоть и напоминали типично женские, были по-своему удачны, если воспринимать их абстрагированно. Парням положено довольствоваться пивом из помятых алюминиевых банок или в крайнем случае дешевым виски, с важным видом выдаваемым за престижный атрибут шикарной жизни, но Итачи, кажется, было наплевать на условности — личный комфорт ценился им куда больше.
Подойдя к Саске, Наруто долил новую порцию и ему, деля на двоих еще одну порцию впечатлений этого долгого, дерганного дня, от которого хотелось избавиться, заглушая чем угодно — слова, вкус, жесты, они смазывали картинку, добавляя в нее лишних, неправильных красок, от которых та растекалась, теряя смысл, и это тоже было пока единственно верным и подходящим, чтобы держать себя в руках.
Бутылка тихо стукнула дном о пол возле двух пар ног, и Наруто, секундно задерживая взгляд на светлой кружке с пестрой окантовкой, потянулся к Саске, обхватывая его за плечи. Приторная, не принадлежащая ему сладость губ, снова скрывающая настоящего его от чужих попыток проникнуть за границы недозволенного, и, словно наперекор ей, Наруто чуть прикусывает губы Учихи, ловя на себе теплое, пронизанное алкогольной остротой дыхание.
Наруто вел себя так, как бывает в бульварных романах: выпивает для храбрости или очистки совести, а потом уже тянется и пытается поцеловать, чтобы утром сказать — это все алкоголь. Саске же был слишком трезв и напиваться не собрался. Достаточно было вспомнить, как стоял над унитазом тогда, а Суйгецу бегал с полотенцем к раковине. И все же Саске остановился первым. Нет, он не отвечал, а прислушивался к ощущениям, позволяя Наруто получить свое. А теперь приподнял подбородок и смотрел на разомлевшего парня.
— И часто ты к себе вот так приглашал? — низко спросил Саске. — Там, в городе.
И в этот раз все тоже получилось совсем не так, как должно было бы, если верить опыту хвастовства одноклассников или фильмам. Наруто скорее проверял себя, чем надеялся на ответ, и эта проверка дала прежний, ломающий нормы результат, хотя, возможно, в глубине сознания и хотелось с таким же бесстрастным видом взирать на Саске, исключая из возможностей любое продолжение. Где-то после поцелуя в столовой так и казалось — что все наконец-то закончилось и сломалось, как плохо собранный из кусочков конструктор, место которому на помойке.
Тяжело разобраться в мешанине чувств, когда ты настолько неопытен, а сравнения всегда не в твою пользу, но сейчас она медленно расслаивалась на составляющие, стирая пронзительную важность прежних обид, отваливающихся подобно прогорклому жиру, чтобы открыть под собой чистую, блестящую холодность металла. Выстрел вернул равновесие расшатавшимся ориентирам, убил подложные, чтобы больше не мешали строить собственный путь.
— Никого я не приглашал. Но ты можешь уйти, если боишься, — Наруто так и держал руки на обтянутых собственной футболкой узких плечах. — Одежда почти высохла, наверно.
Можно было скинуть руки. Плеснуть в лицо месивом из кружки. Дать промеж ног, в конце концов. Но Саске стоял, упрямо смотря на разомлевшего Наруто.
— Ты говорил, что представлял меня с тем взводным, — напомнил Саске. — Что стоял за спиной. — И, помолчав, все-таки переспросил. — Или все же хотел оказаться им?
— Я не… — Узумаки потер бровь, вскидывая руку в каком-то защитном жесте, ограждающем себя от прицельной точности вопроса. Знать бы самому, чего старается добиться противоречивостью поступков, опровергая одни намерения другими. Но Саске не тот, кто протянет руку помощи для спасения из темных закоулков души, и было бы бесчестно обвинять его за это.
— Я не стал бы принуждать тебя, — в конце концов собрался с мыслями Наруто. Задумчивая медлительность слов походила на неуверенность, но они и так в какой-то мере делали то, что звучало в сослагательном наклонении. — Так что быть на его месте — хреновая затея. Но я бы хотел чего-то нормального, большего, чем вот так.
Снова не отшлифованная угловатость ответов, оставляющая пространство для додумывания того, что осталось за кадром, но Саске ведь поймет подоплеку, образующую единственно возможную вероятность желания, о которой стыдно говорить вслух.
— Чем как? — Саске сощурился, пытаясь увидеть больше, чем мог до этого. Что там, под словами? Что может быть спрятано там: любопытство, ненужная бравада или болезнь, забравшаяся под корку мозга? Саске знал, что виновато в большинстве выпитое Наруто. И все-таки можно было узнать, как много у того в пьяных мозгах.
Он не был пьян. В бутылке плескалось достаточно, чтобы подтвердить это ощущение, да и градус напитка требовал гораздо более внушительных доз и времени для наступления эффекта. Прежде Наруто думал вручить запечатанную бутылку Итачи обратно, разрывая любые связи и напоминания обо всей их семье, но подходящий случай так и не выдался, и вот они с Саске стоят так близко друг к другу, влекомые сквозь секунды и минуты, позволяющие удержать, запомнить момент, который может и не повториться вновь.
Предыдущие тоже не должны были, но, вопреки логике, случились, и это давало колеблющуюся, муторную в своей неравномерности надежду на изменения, будто одной только искренности и смазанных, без единого отклика, поцелуев достаточно, чтобы заставить проснуться чужие чувства. Насильно мил не будешь, но все-таки?..
— Чем когда ты ищешь во мне слабое место, а потом позволяешь попользоваться собой, как бы в ответ за прошлые неудобства. Это взводный тебя научил — терпеть и ждать подходящего момента, чтобы отомстить разом за все?
Зарезонировали потревоженные струны души. Саске напрягся. И ведь даже поцелуй, признания и прочее не выводили из колеи, как это.
— А то что? Я получил то, что хотел. По мне не плачет армия, — огрызнулся Саске. Пожалуй, это было слишком эмоционально, пришлось сбавить пыл. — Ткнуть тебя носом в случившееся на обочине или не надо?
Руки продолжали цепляться за плечи, комкая мягкую, податливую ткань футболки, словно облаченный в нее приятель мог разом исчезнуть, оставив наедине с совестью и размышлениями о сделанном. Они и без того нагрянули бы позже, подкравшись в темноте, когда лежишь в ожидании сна, подводя итоги о прожитом дне — сегодня он оказался по-настоящему насыщенным и полным вынужденных решений, осознание которых не уложить в один вечер.
— Когда я стрелял, то только и надеялся промахнуться. Казалось, что куда бы ни отвел ствол, все равно попаду — даже если в небо, — Наруто вглядывался в искаженные гневным презрением черты лица Саске, по-прежнему видя под ними другие — испуганные, почти молящие о жизни, и выступившие в уголках глаз слезы, на которые старался не смотреть, все равно запомнив, говорили о правде лучше, чем любая бравада. Все-таки, он тоже настоящий. Сколько бы ни стремился к механической обезличенности голого рационализма.
— И все равно выстрелил, — жёстче заявил Саске и сделал шаг вперёд, понимая, что всё-таки попал в свою колею. — Ты всё-таки представлял себя на его месте, а потом злился, что я напал на тебя перед столовой. Ты хочешь творить глупости и оставаться в стороне, — пальцы перехватили запястье, — а что насчёт того, чтобы взять ответственность за поступки?
— Как будто я ее не беру! Я никого не просил о помощи, не ныл над ухом, что не знаю, что делать. Или ответственность — это спрятаться от мира, как ты, и ждать финала? А какой он будет, этот финал, если сам не знаешь, к чему стремиться?
Наруто забрал у Саске кружку с недопитым кофе, переставив на полку, чтобы не расплескать по запальчивости. Он напоминал горящий торф: обыденная с виду земля, под которой где-то в глубине тлеет и копится смертельный жар, выбрасывающийся наружу в сметающем все на своем пути порыве, когда накопится критическая масса. И тогда хватит одного неосторожного движения, чтобы провалиться, будучи затянутым в полыхающую ловушку.
От Саске тоже веяло жаром. То ли из-за мелькнувших в голове ассоциаций, то ли из-за выпитого горячего кофе — ощущения передавались и без прямого контакта, проносясь сквозь непреодолимую преграду отделяющих друг от друга сантиметров, и все же Наруто чувствовал изменения.
Не хотелось признаваться, но Саске уже забыл, с чего начался спор. Можно потратить несколько мозго-минут, но тогда будет безвозвратно утеряно время. И он позволял себе ехать на спущенных тормозах, осознавая, что уже давно не видит нити разговора.
— Слишком много говоришь, — брезгливо сказал Саске, смотря на отобранную чашку. Та была ещё одним толчком в спину, выбитой из-под ног землёй, но он ещё стоял. — Ты никак не слезешь с броневика. Что ты станешь делать с тем видео? Его оценят?
— Покажу его Пейну, думаю, после этого он примет меня в команду. Вряд ли он настолько идиот, чтобы давать совсем невыполнимые приказы, типа устранения неугодных, он же понимает мои возможности. Я удалю видео после, — пояснил Наруто, возвращаясь к просьбе Саске. И пусть он требует и бесится, но терять с таким трудом добытый материал до демонстрации — значит обратить в ноль все старания и личные жертвы, на которые шел ради цели.
— С чего ты вообще взял, что тебя примут, а не берут на понт? — Саске не знал, как еще донести до ума Наруто элементарную мысль. — Ему на тебя плевать. Он хотел убить тебя на каникулах!
— Если бы хотел, то убил бы, а не трепался о всякой ерунде! Да он просто развлекался и смотрел, как поведет себя Ино. Тебя там не было, зато я видел — она боялась не меньше моего, а он все ждал от нее этого последнего приказа! Ему плевать на всех, кто не приносит пользы, поэтому и нужно рискнуть.
В глазах Наруто все было куда яснее и проще, чем видел это вечно просчитывающий бесконечное количество условностей Саске. Что толку от осторожности, если она ведет к бессмысленному бултыханию в болоте, застою, тянущему к гибели, ведь не всегда она подразумевает именно физическую смерть. Знать бы, как расшевелить, запустить заново эти угасшие потребности в продолжении жизни, а не существовании по отработанным ролям — примерный сын, независимый одноклассник, требующий личного пространства младший брат. Кто из них более реален, чем прочие?
Знал бы человек, где падать, обязательно бы притащил на то место мягкий матрац. Или бы вообще не шел той дорогой. Знал бы Пейн о подобном исходе — как бы он поступил?
— Ты никогда не задумывался, к чему это прозвище — Пейн? Не думаешь, что его чужая боль заводит?
— Значит, нужно не показывать ему свою. Ни одного намека, кто мне важен и за кого я волнуюсь… — Наруто высвободил руку, снова кладя ее на плечо Саске в полуобъятии, хотя тот и оставался рядом. И, конечно, понимал смысл без лишних разъяснений, которые выглядели бы нелепыми и жалкими, стоит им напрямую прозвучать в размеренной тишине квартиры. — Не делай глупостей сам. А то мне уже кажется, что ты готов явиться к Пейну следом за мной, лишь бы все получилось по-твоему.
Встряхнуло от этого жеста. Такого неуместного сейчас. Словно они разговаривали о чем-то веселом. Но нет — они даже общей волны не могли поймать, не то что темы. И вроде бы слова знакомы обоим, но смысл удавалось поймать каждому свой.
— Делай что хочешь, — устал спорить Саске.
Это можно было засчитать за скромную победу. Над бездумным упорством или над благоразумием, в зависимости от того, с какой стороны оценивать происходящее. Наруто предпочитал видеть в таких исходах позитивный настрой, ибо подтверждений в бесконечных проигрышах хватало сполна.
Он вернулся на кровать, какое-то время молчаливо глядя на стену, оклеенную бледно-бежевыми обоями с сероватым схематичным узором. Пару раз приложился к бутылке, отхлебнув прямо из горла, но настрой пропал, полностью отрицая принятие алкоголя сверх выпитого и вместо прежней приятной расслабленности давая слишком резкие, слишком смелые ощущения. Со смелостью тоже пора бы заканчивать, по крайней мере в таких количествах и по любому поводу.
— Ты уже придумал, где будешь отмечать новый год? Хотя ты же с семьей, наверное, — тут же понял бесполезность вопроса Наруто. Наступившее между ними перемирие вернуло право вновь задавать подобные, легкие в своей бытовой посредственности вопросы, о которых не мог подумать еще вчера. И вроде бы Саске может привычно огрызнуться, напрочь закрывая подступы к личному, даже выраженному в таких мелочах, но теперь это снова видится естественно-знакомым, не требующим разбираться в контекстах и скрытых смыслах. И все как будто бы совсем терпимо для них обоих.
— Пойду к Карин, — без раздумий сказал Саске. Теперь, когда между ними вновь возникла дистанция, дышать стало легче… Прохладней. Саске сделал полшага и забрал свою чашку.
— К ней может нагрянуть Суйгецу. Не хочу потом слушать их срач. Они не могут нормально вместе. И по-отдельности тоже не могут. Достаточно было смотреть на Суйгецу, который уверял о том, что абсолютно не привязывается к людям, а самолично отыскивал пути добычи необходимых препаратов, когда встал вопрос о завершении курса. И пускай они оба отрицали, Ходзуки до сих пор не мог смириться с решением подруги. Но и поперек костями не ложился, за что спасибо.
— Хотел предложить «романтик»? — возвращаясь в реальность, усмехнулся Саске.
— Хината недавно спрашивала меня, а потом позвала погулять вместе, если я ничего другого не придумаю. Вообще, я не очень понимаю, почему она интересуется только мной, а не тобой, например, или Карин. В каждом классе есть свои одиночки — можно же подобрать компанию для всякой болтовни ни о чем, или что там положено делать остальным. А для «романтика» мне не обязательно ждать по полтора месяца, — Наруто выразительно посмотрел на Саске, стирая с губ непрошеную улыбку. — Ты и без праздников вполне «отзывчивый».
— Мной никто не интересуется, — напомнил Саске. Пальцы постучали по керамическому боку. Надо было себя отвлечь. Странное недовольство. С одной стороны, хотелось, чтобы Наруто напросился. Он бы ему, конечно же, отказал. Но упоминание о планах… — А ты что, жалуешься или хвастаешься? — И выдавил из себя смешок, снова подняв глаза на Наруто. — Мне было скучно.
Эта формулировка была у братьев какой-то общей чертой, когда известие предполагало разные варианты реакции с противоположным эффектом. И вроде бы обычный пересказ эпизода, но оба они всегда пытались уловить в нем личное отношение, чтобы следовать именно ему. Как будто в исключительно полярной реальности не существует нейтральных, избавленных от оценок сообщений.
— Вот поэтому тобой никто и не интересуется — ты сам считаешь всех бесполезными приложениями к жизни и скучаешь, когда они делают что-то для тебя, — это уже было на грани дозволенного, если подумать о прошлогодних развлечениях взводного. Уж там-то Саске было не до скуки. — И я не очень понимаю, почему Хината так ведет себя со мной. В смысле, я же парень, а она девушка, обсуждать всякие женские штучки, косметику и секреты было бы проще с Карин, а я… Надеюсь, она не ждет, что я заменю ей подругу.
Он голосом выделил последнее слово, вкладывая в него то особое, временами иронично-выделяющее значение, что подразумевало специфический и мало кому понятный тип отношений между женщинами всех возрастов и социальных статусов. Даже Кушина предпочитала переносить часть своих рассуждений и мыслей на подруг, признавая, что ее открытый всему новому, терпеливый и свободный во взглядах муж далек от части ее интересов, несмотря на многолетние отношения.
Наруто отрицал очевидное.
— Потому что она видит в тебе парня, — выложил на стол правду Саске, — потому что в ее мыслях ты возляжешь с ней на родительскую постель и будешь ласкать розовые соски, доводя до исступления, — с нескрываемым отвращением заметил Саске, — а она будет стонать и сводить ноги. Потому и втягивает тебя в свою жизнь, а не потому что ты ей пиздец как интересен.
Наруто уставился на Саске так, словно тот сам только что проделал все перечисленное, приглашая присоединиться. Иногда он почти что пугал такими внезапными выходами из образа, списывать которые приходилось на травмирующий опыт. Стало даже интересно, что он сам думает об уединенных развлечениях в отсутствие родителей, рано или поздно становящихся прямой потребностью каждого взрослеющего человека, принимающего их вначале с подростковым стыдливым бахвальством, и только потом — как нечто естественно-привычное, встроенное в череду жизненных изменений до самой старости.
— Она не такая, — все-таки переключился на защиту Наруто. — Может, я ей и нравлюсь, конечно, больше, чем друг, но ложиться под меня, лишь бы не засиживаться в целках, она не будет. Почему ты все меряешь сексом? Кроме него есть куча других поводов, чтобы общаться или не общаться.
— Это она тебе сказала, что целка? — фыркнул Саске, а после шикнул и с чувством вернул чашку на место. Та звякнула, почти опрокинулась, но устояла. Кофейный полукруг расползался уродливой кляксой. — Она попытается сделать тебя своим мужем. Тот, кто будет с ней каждый день. А папочка поможет ей. Или тебе.
— Да с чего ты взял? — Наруто искренне не понимал причин этого душераздирающего отвращения, причем единственная страдающая от него душа принадлежала Саске. — Мы еще даже школу не закончили, рано думать о свадьбах и всякой такой ерунде. Или твой папочка уже думает, куда вас с Итачи пристроить, и ты считаешь, что все живут так же? Хината другая. Странноватая, конечно, но в ее мозгах хотя бы есть место нормальным интересам и отношениям, и она не крутит задницей, надеясь привлечь кого получше, как Ино.
— Сколько ей лет, Наруто? Она вполне совершеннолетняя. Она может курить и пить, торговать своим телом или работать в баре, а утром надевать школьную форму и оставаться школьницей, — настаивал на своем Саске. — И нам с Итачи уготованы разные дороги.
Родители не поднимали тему дальнейшей «взрослой» жизни настолько активно, чтобы приучить сына думать наперед на многие годы, если не десятилетия, расписывая сценарий счастливого и радующего всех вокруг существования на благо чьим-то мечтам. Возможно, для Кушины Наруто так и оставался немного ребенком, что поддерживалось и манерой поведения, и излишне категоричными суждениями. А что касается Минато… Они слишком мало времени проводили вместе, чтобы давать друг другу какую-то внятную оценку, сложенную не из общих фраз, а из вполне однозначных наблюдений.
— А, ну да, это Итачи можно будет выгодно женить на какой-нибудь гарнизонной офицерше, а тебя даже в запасные участники этого балагана не возьмут. Так что можешь смело переходить на темную сторону — зато не зря будешь считаться «испорченным», — отрывисто парировал Наруто, упершись ладонями в мягко пружинящий матрас под собой. Хотелось расшевелить, вывести из бесконечного тоскливого вакуума Саске, вернув отмершие эмоции по местам, чтобы снова можно было пропускать сквозь себя их все до единой, злясь, радуясь или огорчаясь по-настоящему, без вечной маски отторжения, масляной пленкой закрывшей всю его сущность от продолжающего свой неторопливый ритм мира. Ведь кому-то должно быть не все равно.
И Саске бы съел эту едкую шутку, если бы не вот это движение.
— Тебе все смешно, — сказал он, и вышло куда злее, чем хотелось. — А что будешь делать с ответственностью? Готов ли ты взять ее на себя? Ты бегал, словно в жопу ужаленный, когда тебя у столовой засняли.
Сердце дернулось, ударившись о грудную клетку резче, чем следовало. Главное, не начинать думать за других, приписывая им собственные отчаянные желания: слова Учихи немного — самую малость — позволяли воспринимать их приглашением для чего-то большего, нежели взаимное отбивание аргументов в этой затянувшейся игре без приза. Так мог бы спросить тот, кто поддается, кто начинает осознавать подобие отклика и в себе, позволяя происходящему взять верх над стальной непререкаемостью жизненного опыта. Или Саске просто хорошо умеет надавить на больное?
— Я не люблю публичность, — Наруто глянул на него, но тут же отвел взгляд, чуть опуская голову. И без того очевидное признание тяжеловато произносить вслух, закрепляя в памяти свершившимся подтверждением. — Я тебя не стеснялся, но зачем это было нужно? Отношения, какие бы они ни получались — дело двоих, а не толпы наблюдателей, с лайками и комментариями на особо смачных моментах. У ответственности тоже есть предел, после чего она становится тупым геройством ради ублажения чьих-то капризов.
— С гуманоидами это не работает, — снова принялся за свое Саске. — Равно как и жить в уединении, — нервозность в словах Наруто лишь выводила из себя. Конечно, их возраст не предусматривал эмоциональной зрелости, но Саске казалось, что он выше других. Особенно Наруто. Хотя бы благодаря опыту. — Рано или поздно тебя начнут спрашивать, и что ты им ответишь? Будешь молчать до пятидесяти лет? Или что? Заведешь себе тупую бабу только потому, что она не будет знать, что ты долбишься под хвост?
— Ты всегда все до самого конца просчитываешь? Гроб заказать не забыл? — прозвучало цинично, если вспомнить произошедшее часом ранее, но откровенность по-своему упрощала разговор, пробиваясь через заслон упертой непримиримости с действительностью. — Раз уж мы живем среди людей, любой твой план зависит и от них тоже. Он рушится в тот момент, когда выносишь его с бумаги в настоящее — на войну, в матч, да куда угодно. И действовать придется по обстоятельствам, а не тыкать всем в нос своим списком идей, которые обязан воплотить до пенсии.
Спор, вроде бы оставляющий каждого исключительно в зоне собственного восприятия, без права на перемены, и все же отвлекающий от вкрадчиво стучащихся изнутри о черепную коробку мыслей. Их много, они разные — о случившемся и не способном наступить, о честности и жертвовании тем, что ценишь, вопреки логике. О подчиненности и агрессии, где переворачиваются с ног на голову распределенные издавна точки опоры. Пока лучше отвлечься от них, погружаясь в болтовню — та хотя бы помогала лучше узнать, от чего убегает и с чем не умеет справляться Учиха.
— Но какие бы ситуации ты не проигрывал, на футбольном поле тебе все равно придется пинать мяч, а будучи на войне — уклоняться от вражеского огня, — не унимался Саске, пытаясь выразить ту тонкую грань, от которой фонило недостатком слов и образов. — Ты…
Он не закончил из-за мелодии, донесшейся из коридора. Саске прикусил язык на полуслове, а после развернулся, чеканя босыми ногами по ламинату. — Да, — судя по голосу — звонил кто-то из тех, с кем сейчас мало хотелось иметь дело.
Наруто так и остался сидеть на кровати, недовольно нахмурив брови — звонок прервал, свел на нет все усилия вывести спор из тупика. Глупо продолжать его, когда человек уже переключился на другое, даже если это будет короткий звонок матери с вопросом «что готовить на ужин». Он прислушался к приглушенной стенами речи, пытаясь разобрать смысл диалога, не зная, чем еще занять себя в этот момент. Потом закрыл бутылку с недопитым ликером, зачем-то поболтав ее на весу, и наблюдая, как взметнулась по стенкам темная, тягучая муть, что подкралась к сознанию, но не нашла достаточных сил преобразить его до состояния, когда нипочем любые преграды. Потому ли они так и оставались рядом — в душе, в ближайших планах, да даже физически, здесь, в этой тесноватой квартире, поделенной на помещения-отсеки.
Он привык и сроднился с ними, встроив в часть собственного существования как нечто естественное. Может, сложись все иначе, и он бы не решился на свой отчаянный шаг к Пейну или напористо поставил Саске перед фактом своих намерений относительно его. Только дало бы оно больше, чем есть уже?
Саске вернулся задумчивым, заторможенным. Он все еще держал в руке телефон, одолженная футболка сползла с плеча, оголив ключицу.
— Пейн знает, что мы здесь, — как бы пробуя слова на вкус, сказал Саске. Он снова перевел взгляд на телефон — молчащий и серый. — Итачи просил передать, чтобы ты не натворил глупостей.
— В с-смысле? — запнувшийся голос разом выдал то, что и так бесполезно было бы скрывать, но шарахнувший сознание вопрос «откуда?!» перекрыл прочие соображения яркой вспышкой сверхновой на ночном небе. Сжавшиеся на покрывале пальцы комкали его длинными складками, а Наруто с требовательным беспокойством переводил взгляд с лица Саске на оголившееся плечо, светлым, посторонним пятном возникшим вдруг здесь, посреди перешедшего в новую плоскость разговора.
— В смысле, — Саске снова подял взгляд и, поймав себя на том, что сжимает телефон, убрал его обратно в карман чужих штанов. — В смысле, Итачи сказал, что любая дрянь не остается без внимания… — и тут же понизил голос, — а ты говоришь о том, чтобы избежать публичности.
— Итачи придумывает что-то непонятное. Откуда бы Пейну знать, чем я в итоге решил заняться, у него вроде и без слежки за мной дел хватает. С твоим братцем, например, — уже увереннее продолжил Наруто, наскоро прокручивая в голове все ходы: одинокая трасса на выезде из города, совместный поход до дома — значит ли это, что Пейн действительно узнал много интересных для себя фактов, или Итачи затеял собственную игру с необъяснимыми мотивами?
Узумаки сосредоточенно вперился взглядом в маячившее перед глазами плечо в обрамлении тонкого ворота футболки, едва ли видя его как часть целого. Пальцы перестали сжимать покрывало, постукивая теперь по нему в чуть раздраженном ритме. И все-таки нужно было что-то делать. Хотя бы наугад, на всякий случай, не допуская повторения уже имеющихся в запасе проигрышей.
— Если ты… — сказать Саске напрямую «если боишься» — значит оскорбить его без права на пересмотр отношений, — Пейн не будет ничего делать на виду у других. Скоро придут родители, соседи со всех сторон — тут любой шум полдома услышало бы.
Взгляд Саске изменился. Конечно же, в нем взыграло заложенное природой.
— Ничего не боюсь.
Если бы подобное случилось с каким-то неудачником, Саске бы ответил, что тот сам виноват и где-то спалился. Но сейчас не мог вспомнить момента, когда могли бы засечь. Там, на дождливой дороге, не было ни души. Ведь так? Даже машины появились ближе к району.
— Оставайся пока здесь. Одежда все равно сохнет, — Наруто старательно обходил стороной тему возможного малодушия друга, иначе это бы привело к новому спору на весь вечер. Может, проводить его после домой? Но вряд ли же он позволит топтать собственную гордость в лужах и канавах, сопровождаемый вынужденным эскортом. — Главное, чтобы нас не видели возле трассы. Тогда… не поверит. И никакое видео не поможет доказать.
Саске снова вернулся в реальность, хотя мысли тянули обратно, словно болото, не желавшее отпускать. Он тряхнул головой и после ступил в сторону. Словно качнуло, а он попытался устоять.
— Что ты собираешься делать с видео? — повторил Саске в сотый раз вопрос. — Удали его.
После звонка Итачи такой совет выглядел больше, чем пустая прихоть нежелающего быть замешанным в криминале парня. Но послушаться его — значит отбросить себя к началу того пути, на который выбрался и теперь преодолевал изо всех сил, сцепив зубы, до боли в истертых ногах. Тело и душа — заживают, они практически бесконечны, а время уходит быстрее, чем думаешь поначалу.
— Я не могу его удалить, — неловко качнув головой, выговорил Наруто, оглядывая Саске так, словно нащупывал в его скрытом темной футболкой теле узкие ходы ран, все-таки нашедших свою жертву, как и полагалось. — Вот прямо сейчас — не могу. И новой попытки уже тоже не будет. Хотя, может, Итачи сам мне за тебя голову оторвет, если Пейну уже рассказали, как все было.
Усмешка получилась звеняще-чистой, почти радостной — наверное, мозг просто не успевал справляться с поступающими данными, выдавая смещенные в противоположную сторону реакции, и перед глазами вставала картинка громко орущего и размахивающего руками старшего Учихи, с растрепавшимися в беспорядке волосами и отчаянно блестящими глазами. Интересно, он вообще способен злиться с таким размахом?
— Что оно тебе даст? — с нажимом наступал Саске. Он не понимал, не слышал половину сказанного, упорно подбирая варианты. Наруто хотел показать Пейну свою готовность заступиться за его отряд, предоставив запись того, как едва не убил одноклассника. Для зрителя камера дрогнула и повалилась. Но ведь Саске никуда не денется, в чем же тогда соль? — Тебя по нему посадить могут. Разве не понимаешь?
— Это могло быть постановкой — пистолет не настоящий, звук наложили дополнительно, мало ли, как мы в свободное время развлекаемся. Ты жив-здоров, даже царапин нет. Если только сам не подтвердишь какие-нибудь обвинения… — Наруто выразительно посмотрел в черные, сосредоточенные глаза, все-таки избегая говорить прямо то, что ни за что бы не смог связать с Саске. Только не после всего, что между ними случилось. Для кого-то именно оно и стало бы поводом разрушить трещавшую по швам реальность, обновив какой-то другой, логичной, крепкой и здоровой. Но Саске ведь не такой?..
— Я ставлю на то, что Пейн не сдаст меня — ему тоже можно много чего предъявить, у меня эта хрень до сих пор не зажила, — оттянув рукав, Наруто продемонстрировал покрытую ссохшейся коркой рану. — Смысл видео не в уничтожении, оно показывает, что я готов, что не побоялся взяться за дело. Он тоже понимает, что я бы не мог пойти и грохнуть первого попавшегося человека только потому, что он меня бесит. Должен понимать…
Снова захотелось курить, как часто накатывало в минуты неопределенности и волнения. Покопавшись в рюкзаке, Узумаки вытянул чуть смявшуюся сигарету и зажигалку, а потом приоткрыл оконную раму, наполовину высовываясь наружу. Обычно он не курил дома из-за слишком очевидного запаха, но сейчас бежать на площадку было некогда.
Люди никому ничего не должны. Ни государству, ни родным, ни друзьям, ни самим себе. Все обязательства они накладывают самостоятельно, ради собственной же выгоды, и, ноя над нечеловеческими условиями, они жалеют об упущенной выгоде, которая — к слову — оказалась не такой уж и привлекательной.
— Думай сам, — выдавил Саске, помня, каким влажным было отверстие в плече. И как точно такое же могло прошить самого. Как порвались бы под напором пули ткани, как стало бы невыносимо от ощущения чужеродного тела, а после бы пролетело насквозь. Или бы запнулось о кость, блуждая и раскурочивая все на своем пути.
Наруто сделал еще одну глубокую затяжку, вкачивающую в легкие порцию ядовитого дыма, от которого те со временем должны ссохнуться, испортиться, готовясь ко вполне очевидному и скорому концу. Ну, по крайней мере, так твердили с экранов телевизоров и полунаучных статей на медицинских порталах. Обернувшись, он хотел было отговориться чем-нибудь уверенно-жестким, показавшим бы твердость его намерений, но вместо этого сказал:
— Не стой напротив окна, заболеешь еще — у тебя волосы до сих пор мокрые.
Саске задевает забота о нем, вот и пусть отвлечется от наставительных поучений, во время которых наверняка чувствует себя таким значимым и важным. Даже если действительно стал важен для кого-то, помимо семьи.
Выбитый из привычной колеи, Саске огрызнулся, но всё-таки провел рукой по затылку, проверяя: не врет ли.
— Может, это мой план? — запоздало нашлись и слова, и издательская усмешка. — Может, я бы хотел так сдохнуть, чтобы не подсобить тебе перед Пейном?
— Если ты такой великий стратег, то скажи, что бы сделал на моем месте? — плечи холодило зябкостью вечернего воздуха, насыщающего пустынно-выцветшие под тяжестью осени улицы. Стоило признать, что сам загоняет себя в ловушку перемудренных планов, недооценивая своих противников. Возможно, если умерить гордость и дать честные ответы хотя бы внутри себя, ситуацию еще получится спасти без критических потерь. Но каждый из них — это шаг назад, в бессмысленное прошлое, державшее в заложниках из года в год, в охватывающей со всех сторон неизменности условий.
— И скажу, — отрезал Саске, делая очередной шаг вперед. — Я бы сидел на заднице ровно и наслаждалася бы своим положением. Тем, что меньше чем через год я свалю отсюда. А не махал бы пистолетом, словно ополоумевший.
И снова Саске отступал к прошлому, выставлял себя словно идеал, возвышая над остальными. В данном случае — над Наруто.
Прозвучало слишком прямо. Без полутонов, переходов и дополнительных, доверяемых не каждому размышлений, как бы и вскользь, но бьющих в самую сердцевину. В этой громогласной истинности пропечатывалась настойчивая попытка осадить, спустить с небес на землю, подтверждением рождая абсолютное по своей сути отрицание. И каждое «ты сможешь» превращалось вдруг в «это бесполезно», дергающее язык искусственным, солоновато-металлическим вкусом. Умел же Саске объясниться так, чтобы отбить охоту к любым поправкам и оправданиям.
— Этот год еще дожить как-то надо, — хмуро буркнул Наруто, потушив окурок о внешний откос окна и сбрасывая его вниз на асфальт или головы прохожих, смотря что окажется на пути. — И я спрашивал не о прошлом, а о будущем. Ну вот сейчас — что? Трепаться о чужих ошибках все умеют, потому что в них больше не попадешься заново, а каждый совет, как быть дальше, может в такие дебри завести…
Наруто не говорил так, как хотелось, выкладывая что-то свое, нелогичное, но свято уверенный в своей правоте.
— Будущее… — фыркнул Учиха, — оно может так и не наступить. — Они теряли нить разговора, а Саске злился от этого. — Хватит. Лучше скажи… — он окинул комнату взглядом. — У тебя есть во что поиграть?
— Поиграть? — Наруто рассеянно оглянулся, закрывая окно в порядком проветрившуюся комнату и еще не успев перестроиться на неожиданный вопрос — настолько банальный, а потому инородный среди всех прошлых, копирующих жизнь взрослых, разговоров. — В смысле, карты какие-нибудь или шахматы? Или ты про компьютерные? — наконец догадался он. — Одно время я играл в онлайновые, ну, а так — в контру рублюсь, когда времени мало, а отвлечься хочется.
Пройдя к столу, он включил вспыхнувший голубоватыми огоньками системный блок, почти бесшумно загудевший в своей нише и оживающий под напором поданного по проводам живительного электричества.
Саске стоял за спиной, смотря в мелькавшие рекламные слоганы чипсета и видеокарты.
— А консоли нет? — спросил он и усмехнулся. — Мне казалось, у всех городских они есть.
Саске оперся бедром о спинку кровати, все также пялясь в монитор. Казалось, что так они и болтали о всякой чуши. А ведь Саске прикладывал много усилий, чтобы все так и было.
— Ага, и в школу я на личном вертолете летал, чтобы время зря не тратить — мы же там все богачи были, — в тон ему, беззлобно отозвался Узумаки, вводя пароль для входа в систему. Родители никогда не лезли в его личные дела без спроса, но привычка отсекать по кусочкам жизнь, отворовывая ее у самого себя, сформировалась незаметно, проникнув во многие сферы быта и намертво осев закостеневшим грузом необходимостей.
— В общем, консоли нет. Я как-то… в классе у многих были, они постоянно трепались об играх, о том, кто какого уровня достиг, советовали друг другу что-то и так бесили. Может, поэтому мне ее и не хотелось никогда — чтобы про них поменьше вспоминать, — сидя на краю вертящегося кресла, Наруто уже загружал игру, нетерпеливо дергая мышкой, словно от этого процесс мог бы ускориться.
Ощущение электризующего напряжения постепенно спадало, стихая, откатываясь назад успокоенной волной, и вот уже все похоже на обычные посиделки с заглянувшим после школы приятелем, будто не существовало страха, заставляющего сердце беспомощно обмирать, когда изо всех сил целился мимо, не случилось очередного неловко-вымученного в своей настойчивой бессмысленности поцелуя, а были только они с Саске — здесь и сейчас, и ни секундой раньше или позже.
— Поэтому ты угнетаешь здоровый азарт тем, что вытворяешь в реальной жизни, — то ли спросил, то ли поставил диагноз Саске.
Собственно, на этом фраза была окончена. Пазл складывался крупными кусками. Наруто хочет казаться независимым и самодостаточным в своем одиночестве, но было ясно — его тянет к людям. К их проблемам и травмам. Такому бы в психотерапевты или врачи. Спасать жизни, цинично абстрагируясь от эмоционального нажима. Но тот гробил талант внутри и беспрестанно дрочил мышку.
— Можем пару матчей сыграть по сети, пока мамы нет. Там второй компьютер свободен как раз, а ты здесь будешь. Можно даже без гарнитуры. Я тебя из комнаты услышу, — зайдя в свой аккаунт и пробежавшись взглядом по отметкам достижений, как бы невзначай предложил Наруто.
Играть вместе, причем не с безликими напарниками со всех концов света, чьих имен даже не знаешь, а с вполне реальным и осязаемым приятелем из настоящей жизни — было очередной невозможной ранее потребностью, хоть та с каждым годом и растворялась среди прочих мыслей все быстрее. Но ведь еще есть время закрыть гештальты, неумело, на свой лад обращая представляемое в случающееся здесь и с самим Узумаки. Мелочи ведут за собой к главному, и хотя бы поэтому их не стоит списывать со счетов.
— Так хочется прослыть полным лохом? — усмехнулся Саске и спрыгнул с места. Он оглянулся, не видя через открытую дверь того обещанного компа. — Вали сам туда. Играть — так в равных условиях неизвестности.
— Вот и посмотрим, насколько ты меткий, — пробормотал Наруто скорее себе под нос — пересекающаяся ассоциативность событий причудливо смешалась между правдой и иллюзией, и кто бы мог подумать, что начавшийся с такой хлесткой напряженностью день потихоньку свернется в безобидные компьютерные развлечения, несущие в себе только слепок прежних ощущений и восприятия. По крайней мере, никто не будет переживать, если его собранное из пикселей на экране альтер-эго поляжет, задетое прицельным выстрелом противника. Попыток всегда дается сполна.
Незамысловатая игра захватила собой, давая время и без того потрепанным мыслям собраться, восстанавливаясь после принятия стольких решений. Где-то там, возможно, уже разбирается в обмане Пейн, тревожится за впутавшихся во взрослые неприятности мальчишек Итачи, ждет своего часа славы сохраненное в телефоне видео — Наруто обязательно позаботится обо всем. Но позже. И хорошо, что есть на что отвлечься, забываясь на пару с Саске в выдуманном мирке монитора.
Сумерки заглядывали в окна, стучась и проскальзывая сквозь щели, пробираясь под чужую футболку. Саске почесал ногу и отложил мышь, смотря на подсчитанные очки. Уже лучше, по сравнению с первыми матчами. Да только время уже было пора закругляться. Стул проехался со скрипом по полу.
— Хватит, — объявил Саске, почесав шею. — Я устал.
И словно невзначай, помнив, куда спрятал Наруто пистолет, сунул его в карман просторных шорт, а потом вышел к Узумаки. — Там одежда наверняка высохла, — и, не дождавшись вердикта, направился туда, где висела кофта и брюки.
— А ты ничего так держишься. Я думал, тебя через каждые десять секунд выносить будут, — кривовато похвалил Наруто, изо всех сил потягиваясь в кресле до хрустнувших костей, как будто распрямляющихся обратно после долгой зажатости.
Соревноваться с Саске оказалось достаточно интересно: он быстро понимал и оценивал обстановку, обладал быстрой реакцией и не тратил времени на пустые уточнения того, о чем можно было догадаться самому. В экшн-играх это зачастую и определяло удачливость команды или хотя бы позволяло ей не отвлекаться на прикрытие самых слабых своих участников.
— Я с тобой пройдусь, а то засиделся совсем, — добавил Наруто, памятуя о предупреждении насчет Пейна. Лучше проследить, что Саске доберется домой целым и невредимым. Так, на всякий случай.
— Боишься, что сбегу, — фыркнул Саске, натягивая куртку. Та все еще была влажной и теплой от батареи. Не слишком приятно, но дойти до дома хватит. Забавно выходило. Его проводят… Никто прежде не провожал его вот так. Даже Итачи — тот исполнял свой долг, волнуясь иначе. В чем именно выражалось то самое — Саске сказать не мог, просто чувствовал. И Наруто… он казался таким неуклюжим, ступающим по пошедшим инеем лужам, где плескались отражения фонарей.
— Дурью ты маешься, — фыркнул снова Учиха, подходя к развилке парка на привычном школьном перепутье.
Это можно было расценить и как глобальное, и как одномоментное замечание. О глобальном они и так наговорили достаточно, поэтому Наруто предпочел увидеть в ответе Саске реакцию на то, что кто-то вызвался тащиться с ним до дома по этим льдистым улицам цвета подтаявшего серебра, вместо того, чтобы, выставив гостя за дверь, наслаждаться дальше теплом и безопасностью квартиры, позволяя себе вывернуться из обязательных для каждого пут социальных норм, без которых никто бы не рискнул появиться за порогом.
— Иногда я прямо думаю, что ты завидуешь. Потому что я делаю то, что посчитал для себя нужным и верным, а не прикидываю, что об этом скажут родители или брат и как бы сохранить лицо перед ними всеми, — пожал плечами Наруто, поглубже засовывая в карманы оставшиеся без перчаток руки. — Ты же тоже можешь так. Поступать по-своему, без оглядки на семейную гордость или что ты там должен не опорочить ради них всех.
— Ты у меня тоже многому учишься, — Саске не стал отрицать. — Потому и бегаешь, выдумываешь себе цели, стреляешь в меня. Не потому что я слабый и отличный объект для твоих домыслов, а потому что тебе хочется научиться быть таким же, как и я. Саске обернулся, смотря сквозь сумерки на рыжий в свете фонарей силуэт. Зябко и холодно.
Учиха попал в яблочко. Каким бы отстраненным и выброшенным за пределы школьной и домашней суеты он ни был, Наруто видел в его умении держаться что-то неподвластное собственным стараниям, давно заброшенным, потому что все равно не давали пользы. К этому нужно идти всю жизнь, с самого первого шага, зарабатывать уважение и авторитет, выходить сухим из воды, отрицая любые возникшие чувства ради будущей выгоды, даже если так хочется пожаловаться маме на назойливого одноклассника, после чего она едва ли не сама пойдет к тому выяснять причины и детали случившегося. Наруто вырос таким, каким получился, что-то менять поздно, и остается только молча наблюдать, как независимо общается с той же Ино Саске, которая сохраняет с ним холодный нейтралитет, хотя могла бы миллион раз покрыть насмешками с ног до головы.
— Ну так научи, — Узумаки постарался вложить в голос максимальное безразличие с легкой тенью недоверия. — Глядишь, я от тебя отстану, двое одинаково сильных вместе никогда не уживутся же, да и не нужны они друг другу. Чего интересного, когда заранее знаешь, кто на что способен, и в чем его продавить можно.
Возможно, у Саске был талант. Он и сам о нем лишь догадывался. Это как талант… выгибать большой палец. Вроде бы и не нужен, а кто-то растягивает суставы, чтобы добиться подобного эффекта.
— Почему я должен делать то, за что мне даже не платят? — неудачно пошутил Саске и сам фыркнул. А потом потерся щекой о край натянутого капюшона. Волосы остались торчать. Пришлось поправлять пальцами. — К тому же я этого не умею. Учить — не моя философия. У тебя же есть мозгоправ. Иди к нему.
— Какаши просто со мной беседует, это же не сеансы с настоящим психологом, который хочет из тебя душу вынуть и засунуть обратно, переработанной в кашу. То есть он тоже настоящий, но другой немного. Да и ему не расскажешь что угодно, — говоря все это, Наруто не забывал искоса окидывать пересекаемую улицу внимательным взглядом, на всякий случай держась почти вплотную к Саске. Прошлые разы показали, что опасность может принимать любые формы, и кто знает, на что решится Пейн, если вздумает напомнить зарвавшимся юнцам, кто здесь действительно достоин полученных от жизни наград.
Темнота клубилась вокруг фонарей, ярким роем золотистых искр разгонявших ее и строго державших оборону на границе матово-янтарного сумрака — единственного цветного пятна среди тонущих в вылинявшей серости домов и чахлых кустарников. Где-то среди них мог притаиться тот, кто любит давать однозначные в своих выводах уроки, раз и навсегда отучая идти на поводу внезапных капризов. А может, это просто накручивало тревогу взбудораженное воображение.
Для Саске вся опасность перешла на второй план. Он устал, вымотался. Прогремевший часа четыре назад выстрел наконец достиг цели, и единственное, чего хотелось, так это упасть на холодную, чуть влажную из-за открытого в комнате окна кровать и забыться сном без сновидений.
— Так ты определись… он хороший специалист или нет? — с усталым вздохом сказал Саске, — а то посылаешь к нему, а потом говоришь, что нельзя многое говорить.
— Он старше, это чувствуется и все равно останется рядом, даже если полностью отвлечься. В родители, конечно, не годится, в старшие братья тоже… — Наруто попытался прикинуть возраст, понимая, что Какаши неуловимо держался вне любых цифр и положенных по ним правил поведения. — Если полагаться всегда только на кого-то одного, сам не заметишь, как станешь зависимым, а я не хочу! А ты что, правда надумал к нему идти? — переключился на последнее из услышанного Узумаки.
Сейчас они вроде как исчерпали конфликт, заменив его выдержанным равновесием взаимоотношений, причин тащить Саске на сеанс не было, но Какаши явно видел в нем куда больше любопытных особенностей, чем упомянул вслух. Такое изучение изнутри и до самого потаенного уголка пригодилось бы и самому Наруто, помогая понять, как безболезненно свернуть развернувшиеся лживые чувства имитации влюбленности, закрыв их в прошлом раз и навсегда. И в то же время каждый новый случай, уступка вроде сегодняшней, когда целовал задеревеневшие, равнодушные губы, давала опасливую надежду на лучшее, видившуюся отчетливей и ближе.
— Значит врал, — пожал плечами Саске, как ни в чем не бывало. Стоило пройти времени, и Наруто уже пошел по другому пути. Ничего удивительного. Но Саске не собирался вскрывать покровы. Оно не нужно. По крайней мере не сейчас. — Ладно, бывай!..
Учиха сделал шаг в сторону и развернулся, чтобы направиться в сторону дома. От влажной куртки уже начинало ощутимо морозить.
— До завтра, — тоже попрощался Наруто, но не пошел сразу же обратно, а остался на тротуаре, пристально глядя вслед удаляющейся в темноту фигуре Учихи. И правда, не за ручку же провожать до дома, сдав брату, как непутевого малолетнего ребенка.
Он зашагал назад тем же путем, что и шел, с виду беспечный и глубоко ушедший в свои мысли, как и положено большинству прохожих, воспринимающих знакомые маршруты чем-то незначительно-проходным, пока ноги сами ведут к точке назначения. Предупреждение Итачи разбивало эту расслабленность на куски, заставляя внимательнее вслушиваться в звуки уставшего города за спиной, ожидая… чего-то. Полгода назад ему бы и в голову не пришло принимать всерьез помехи взрослого и такого карикатурно-опасного мира, жившего по собственным иллюзорным законам в фильмах или на страницах дешевых книг на пару вечеров, а теперь вдруг получалось, что и они — настоящие, забирающие с собой без предупреждений, стоит только зазеваться, уповая на случай.
Частично придавало уверенности в себе знание, что дома лежит пистолет, который, наверное, стоило захватить с собой, но они с Саске как обычно собирались впопыхах, переключаясь с одного на другое. Все-таки Итачи за несколько попыток удалось воспитать в Наруто куда большую предусмотрительность, чем того безуспешно добивались много лет родители.
Потому что людей слушаешь по-разному. Родители почти два десятка лет твердили одно и тоже, а сказанные другим человеком такие же слова воспринимаются как нечто новое.
Об этом не раз рассказывали девочки на переменах: «… и тогда он подошел и сказал — чего паришься? Это же не проблема!» А ведь не раз подружки заявляли то же самое, но глупая-глупая девочка махала рукой и ждала того самого таинственного, едва знакомого принца, который и должен был сказать это самое, слышанное сотни раз, чтобы задуматься. А действительно же — проблемы нет. Проблем не было и по пути домой. Кто знает, может, Итачи ошибся, может решил перестраховаться сам Саске, а может, Пейну было некогда. Никто не знал.
Голые ветви скребли по черному обрывку неба.
— О, у тебя были гости? — спросила Кушина, успевшая прийти и разобрать полиэтиленовые сумки на кухне. Она уже собрала волосы в гульку на голове и явно раздумывала над тем, чем бы накормить мужа, если тот, конечно, все-таки решится на ужин.
— Мы с Саске попали под дождь, я предложил зайти подождать, пока закончится, — честно и с независимым видом признался Наруто, которому порядком надоели обходные пути лжи, где надо держать в голове каждый маршрут, чтобы ненароком не отправить по другому того, кому он не предназначался.
В ванной все так же висело сохнущее «гостевое» полотенце, валялись на кровати штаны и футболка, в которых ходил по квартире Учиха, и за это тоже хотелось не оправдываться, стыдливо соглашаясь, что нарушил уговор, а дать матери понять, что с принимаемыми ее выросшим ребенком решениями придется смириться. Даже если кажется, что он специально делает так назло, с подростковой упертостью переиначивая все просьбы, лишь бы протестом обратить на себя побольше внимания.
Нельзя было не заметить, как напряглась мать. Она задержала в воздухе руку, а потом все-таки продолжила перекладывать со стола в ящик холодильника.
— Дождь-то давно сошел на «нет», — усмехнулась Кушина. — Саске… смотрю вы с ним сдружились.
Она обошлась без упреков и возмущений с первой же секунды — то ли сама слишком устала после похода по магазинам, то ли подождет отца, чтобы посоветоваться вначале с ним.
Наруто смотал растрепанные, шуршащие полиэтиленом пакеты, засовывая их в специально предназначенный для подобных мелочей ящик. В прошлой квартире места было побольше, а здесь семья старалась экономить пространство, с умом используя каждый метр.
— Уж лучше с ним, чем с этими… — резкое дерганье плечом усилило эффект сказанного, понятного и так. — Ничего мы с ним страшного не делали — посидели поиграли. А если бы я подругу какую-нибудь привел, ты бы тоже все контролировала до последнего?
Такой провал было бы тяжело не заметить. Поэтому Кушина внутренне покорила себя, а потом улыбнулась, упирая руки в бока. — Я же ничего не говорила, — уже спокойней, — Да даже если подругу… опасности остаются. Сколько бы тебе не было, для меня ты остаешься ребенком… — Вновь завела свою шарманку мать. И вроде бы пора бы давно понять, что сын вырос и понимает, а все казалось, что еще есть куда вдалбливать.
— Я не ребенок! Хватит, а? — все-таки вспылил Наруто. Удерживаемое весь день внутри и в границах дозволенного наконец нашло право выплеснуться прочь, врываясь в этот тихий, спокойный вечер яростным протестом. Против условностей, против Пейна, против душащей заботы родителей. Против сложившейся жизни?
— Если опасности, то почему не скажешь о них сразу, а ждешь, что я сам догадаюсь, какая из них страшнее? Лучше уж молчать, чем запугивать по чуть-чуть, лишь бы я от вас с папой никуда не делся.
Резко развернувшийся к Кушине сын так и стоял перед ней с последним зажатым в кулаке пакетом, требовательно целясь в глаза почти осуждающим взглядом. Такие столкновения происходили в семье довольно редко, и если бы не зацепившая с собой суматошность этого бесконечно долгого дня, Наруто вряд ли позволил бы себе сорваться, приоткрывая перед матерью так много личного и потому лишнего для ее устоявшихся взглядов.
Кушина не ждала такой вспышки. И вроде бы забыла, что раньше была легкой на подьем. Достаточно было искры, чтобы зажечься. Похоже, Наруто перенял у нее именно это. И именно с этим она не помнила, что надо делать.
— Как ты со мной разговариваешь? — Кушина хотела было сказать, что совсем не так понял ее сын, но собственная вспыльчивость давала о себе знать. — Если ты так реагируешь, отнекиваешься… может, есть причина? Может, ты что-то скрываешь?
Больших трудов стоило удержать взгляд, а не отвести его в сторону, тем самым подтверждая высказанные догадки. Только сжавшиеся в тонкую полоску губы выдавали бурлящие внутри эмоции и колебания из-за возможного их прорыва перед матерью.
— Ничего я не скрываю, а если бы и скрывал, ты бы все равно об этом не узнала — уже слишком поздно что-то менять, понимаешь?
— Никогда не поздно, — зацепилась Кушина, понимая, что ситуацию надо исправлять. В руках появилось полотенце — кухонное, полосатое. — Никогда ничто не поздно. Если «ты» этого хочешь. — Ей хотелось опуститься на корточки, чтобы как в детстве заглянуть в глаза. Но парень был почти с нее ростом, а может, уже и перерос. Или она сама уменьшилась? Поздно для подобных фокусов. — Тебя… всё устраивает?
— Нет, — Наруто скрестил на груди руки в неосознанном защитном жесте — желание оградить себя от родительской въедливости говорило само за себя. — Ты же знаешь, я не хотел сюда возвращаться, с тех пор ничего не поменялось. Да какая уже разница, если мы все равно сидим здесь, а деваться некуда. У тебя есть с кем общаться, лучшая подруга снова рядом, а я не хочу, чтобы меня жалели и считали ущербным из-за того, что все не так!
Знай Наруто наверняка, как следует поступить, выпутываясь наконец из собранных вокруг себя неприятностей, и слова не несли бы в себе такие очевидные претензии. Они прорывались из глубин души сами, без желания поругаться или оскорбить, но разбираться в тонкостях взаимосвязей запутанной человеческой психики было пока слишком сложно для школьника.
Что ударило сильней: слова о подруге или же о нежелании ехать — Кушина не знала. Она замерла, а потом повернулась к холодильнику, словно ничего и не было. И этого разговора, и Учихи, который почему-то оказался камнем преткновения в их семье. Было видно, как поджались губы, как женщина сдержала себя, как колыхнулось и погасило пламя волос. — Иди в комнату, — не смотря в глаза излишне тихо.
— Я собирался ужинать. Или тоже нельзя?
Потребность сделать все наперекор наслоилась под конец на потребности организма, видевшего еду в последний раз несколько часов назад и напоминающего о ней голодным урчанием желудка. Хотя бы в этом Наруто не наврал и потому считал себя имеющим право оставаться в кухне сколько захочет, даже предчувствуя возможный срыв матери, чьи последние слова напоминали затишье перед бурей.
Он как ни в чем не бывало вытащил из шкафа тарелку, а из ящика — вилку и ложку, а потом принялся нарезать, скорее кромсая, хлеб подтупившимся ножом.
Воцарилась тишина, прерываемая звяканьем посуды или шуршанием пакета. Скребла подошва домашних тапок по кафелю на полу. Кушина сосредоточилась на монотонном перебирании содержимого холодильника, отправляя прокисшие продукты прямиком в мусорку. Можно подумать, что оба устали, но напряжение ощущалось, буквально висело в воздухе. А после Кушина захлопнула дверцу холодильника и, сняв с себя фартук, заперлась в родительской комнате, словно подросток. И на этой ноте длинному дню, наконец мог и наступить конец.
Будь Наруто младше, он бы вскоре прибежал извиняться первым, признавая и неуемность своего языка, и обиду, которую нанес матери вдруг ни с чего, вымещая на ней подсознательное. А потом они вместе сидели бы на диване, говоря о чем-то отвлеченном и успокаивающем, что помогало перестроиться на новую волну, выныривая из закрутившего водоворота разбивающих благополучие эмоций. Но то раньше, когда ребенку прощается куда больше, чем взявшему на себя обязательства взрослому, когда родители практически идеальны в их недостижимой правоте по любым вопросам, и так хочется сохранить возле себя подольше это впечатление, обезболивая им превратности жизни. Уже давно стало иначе, да и отдаленность от родителей, трещинами идущая между ними и Наруто, ширилась с каждым годом, как бы он ни старался изображать прежнее поведение и реакции.
Он поужинал в одиночестве, тщательнее, чем обычно, вымыл посуду, расставив ее по местам, и наконец ушел к себе. Воткнутые в телефон наушники ограничили звук видео только одним слушателем, и здесь, в записи, все происходящее казалось еще более безумным, чем в реальности. Грохот выстрела заставил Узумаки вздрогнуть и чуть не выронить из рук телефон, а потом он долго неподвижно сидел на кровати, уставившись в потемневший, погасший экран. Надо было что-то решать, но на сегодня все внутренние ресурсы уже были исчерпаны. Да и что изменит пара дней, на которые так хочется взять передышку от любого общения и людей.
Эффект кино — когда смотришь что-то определенного жанра, то подсознательно ожидаешь. Скримеров в ужасах, слезливых моментов под сентиментальную музыку. Шуток в дурацких комедиях. Становления главного героя в приключениях. Но Саске еще не знал, что пленка, пусть и гипотетическая, начала запечатлять его трагедию на свою память. Он же тогда не знал — сыграл бы лучше, на камеру, быть может, даже слезу пустил. Хотя под таким дождем — куда? Дерьмовый был бы сценарист.
«Ты завтра свободен?» — пришло сообщение от одноклассницы. Хината не любила звонить и предпочитала смс-посланиям в мессенджерам.
«Вроде да. А что случилось?» — поколебавшись, ответил ей Наруто.
С одной стороны, желание как можно быстрее закрыть вопрос с Пейном перевешивало любые посторонние потребности. С другой — опасения насчет последствий игры с ним же смутно тянули назад, вынуждая искать поводы оттянуть решающий момент еще на чуть-чуть, а потом еще. И, с излишним интересом переключаясь на возникшие у Хинаты дела, можно убеждать себя, что ты просто стараешься помочь однокласснице, а вовсе не замираешь на перепутье множественных, наверняка ведущих в никуда решений, малодушно боясь сделать хоть один шаг, определяя сторону, которую принял.
«Хотелось бы с кем-то поговорить», — призналась девушка, а потом пришло ещё одно сообщение, — «если тебе не трудно, конечно.»
Новый ответ тоже пришел ей с запозданием. Мало ли, чем занят человек под вечер, когда уже клонит ко сну и напоследок домывается стоящая с ужина в раковине посуда. Типичная картина любой семьи, и ни к чему разрушать этот образ иными деталями, присущими исключительно одному запутавшемуся в себе старшекласснику, взявшемуся за дело не по зубам. Наруто зачем-то зашел на страницу Пейна в соцсети, мрачно рассматривая такую знакомую аватарку, пока пальцы словно сами по себе тянулись к кнопке диалога на экране, в последний момент замирая на самой грани. Если не уверен, значит, думай, ищи дальше собственный верный ответ, даже если пока кажется, будто испробованы все пути — меняющийся чуть ли не по часам расклад призывал к осмотрительности куда сильнее, чем раньше.
«Мне не трудно. После школы, заодно погуляем как раз, только оденься потеплее тогда». Сообщение отдавало странной кинематографичной наигранностью, которую признавал в этих электронных буквах и сам Наруто, но выражение мыслей в такой форме никогда не было сильной стороной его деятельной, ориентированной на поступки натуры.
Хината согласилась. Таким был простой посыл сообщения. Фразы, превращенной в электронные символы. Оставалось только дождаться завтрашнего дня.
— Если одеть их, то сантиметров десять к росту, а значит и ноги… — возбужденно трещала Ино, показывая фотографию на телефоне прилипчивой подружке. Ей было плевать на Наруто, но посмотрела она на проходящего мимо одноклассника с нескрываемой злостью, только вот как собака на привязи понимала — не достать. Поэтому и не рыпалась.
Вялое шевеление ответных эмоций потухло почти сразу же, как возникло в сознании Узумаки, поймавшем на себе этот чеканно-обжигающий, яростный взгляд. Раньше бы, наверное, встревожился или хотя бы задумался о последствиях, которые так любила устраивать всем неугодным Ино, а сейчас стало как-то… никак? Беды познаются в сравнении, и хотя зачинщиков одной из них была как раз эта нахальная, явно знающая себе цену девушка, вне ее сил было сотворить что-то по-настоящему грандиозное.
— Давай посидим в торговом центре, я не хочу по улицам бродить по такому холоду, — обратился Наруто к Хинате чуть позже, сжимая в кармане телефон, который не выпускал из рук практически ни на минуту, ухватившись за него, как за спасательный круг. Продублированное на жесткий диск компьютера видео, конечно, никуда оттуда не денется, но и здесь лучше не терять контроля над собственными вещами, чтобы не вляпаться в новые неприятности.
Хината смотрела на Наруто долго, выжидающе. Даже несколько нервно — словно могла заметить что-то неподвластное другим, а потом потупила взгляд и схватилась за ручку ученической сумки.
— Да… — согласилась, — я не против, только… нас же увидят, ничего?
— Это плохо? — не понял хода ее мыслей Наруто. — Или тебе родители запрещают гулять с парнями? Вроде они у тебя нормальные, не учиховский папочка какой-нибудь.
Хината замялась, что-то ответила в сторону (или выдохнула), а потом подняла голову и улыбнулась, но в глаза так и не заглянула.
— Это нормально, — сказала девушка, а потом подхватила под руку и, встав ближе, посмотрела на парня, — если тебе нормально.
Никогда прежде Наруто не доводилось вот так запросто ходить с девчонками под руку, сразу показалось, что внимание остальных целиком переключилось на него и Хинату, а разговоры вокруг стали тише и реже.
— Не переживай из-за меня, идем. Я тебя кофе угощу, — позвал ее Узумаки, чувствуя, как большая грудь случайно или намеренно прижимается к его руке всей своей теплой, естественной мягкостью.
И вроде бы нужно отодвинуться подальше, возвращая положенное расстояние, но сделать это незаметно уже поздно, так что остается только идти вдоль рядов парт, изо всех сил отвлекаясь от ощущений, от которых где-то между горлом и желудком словно бы образовалась воздушная пробка. Еще одно принципиальное различие полов, известное в теории с давних пор, постигалось на личном опыте совсем иначе, чем ожидал, вызывая легкую рассеянную неловкость при каждом шаге.
Хината сильней сжала пальцы, надеясь, что никто не заметит волнения, а потом кивнула.
— Чай, я больше люблю чай, — сказала она.
Торговый центр больше походил на двухэтажный торговый павильон с десятками палаточников, перебравшихся под крышу. Случайные столики в названном ресторанном дворике лишь чудом оказались чистыми. Хината села сбоку. Напротив казалось уж слишком далеко, а так можно ощущать чужое присутствие буквально плечом. Особенно, если тут Наруто.
— Я хотела поговорить… — начала она, переводя взгляд с пальцев на картонный бок одноразового стаканчика, где плескалась окрасившаяся в коричневый жижа.
— Ино снова тебя достает? Мне казалось, она взяла перерыв от таких развлечений, — Наруто тоже отхлебнул горьковатого, имитирующего кофе напитка, во вкусе которого чувствовался положенный за такую цену суррогат. Едва ли во всем этом городе найдется место с более качественной едой, а местный контингент вполне доволен тем, что имеет, при отсутствии чего-то лучшего.
Ино действительно взяла перерыв и отчего-то походила больше на побитую собаку, которая боялась укусить. Чертовски хотела, рычала вслед, но не могла дотянуться, а потому не рыпалась.
— Ино… сейчас успокоилась, — заметила Хината, а потом перевела тему. — А что с твоим…психологом?
— По-прежнему задает сложные вопросы, на которые я сам вроде как должен искать ответ, — полушутя поделился соображениями Наруто, по привычке взъерошивая и без того растрепанные вихры. — В последнее время мы с ним реже виделись, чем раньше — я был немного занят. Но он оказался лучше, чем я сначала думал. Может, тот, кто его отправил меня «изучать», и правда сделал это, чтобы помочь, а не ради галочки. Я уже всех перебрал, кто бы это мог организовать, но пока глухо.
Пальцы постукивали по бумажному стаканчику. Мерно, немного странно.
Хината вообще была страной со своими повадками. Казалось, в ее голове куда больше мыслей, чем у той же Ино. Или разница темпераментов заправляла верить в то, что девушки не похожи во всем.
— Помочь? — наконец спросила девушка. — Разве дело не в переводе… В город?
И она тоже подталкивает его к побегу отсюда, который был заветной, далекой целью в самом начале, но каждый следующий день смывал ее яркость, встраивая в картинку окружающего мира, как еще один элемент, чье место определено раз и навсегда. Разве можно бежать сейчас, оборвав столько возникших в мозгах и сердце врастающих связей? Пусть не все они хороши, а каждая новая только путает имеющиеся, искажая баланс, и все же эта встряска была уже по-своему ценна для Наруто. Новый опыт, новые разочарования, но и новые стремления помогли почувствовать людей с непривычной стороны, поворачивая каждого под иным углом.
— Какой смысл переводиться в середине последнего года, скоро и так все закончится, а лишняя суматоха ни к чему. Они сами лучше нас знают все эти вещи, так что вряд ли собираются отправлять меня в город под конец. А вот познакомиться со мной за это время и прикинуть, в чем бы я пригодился после школы, — могут.
Логичные, разумные объяснения вполне могли быть правдой, умело обходя тему личного, и вот уже Узумаки не бестолковый, меняющий приоритеты хвастунишка, а видящий возможности системы взрослый человек, готовый пожертвовать сиюминутным ради глобального.
Темные прямые брови исказились в гримасе непонимания.
— Но это же последний год, — словно не уверенная в своих словах, напомнила Хината. — Разве… разве речь шла о высшем образовании?
— Такие заведения умеют проталкивать своих воспитанников туда, куда нужно. Примерно как в нашем кадетском классе — ты же понимаешь, куда отправится его большая часть после выпускного, — Наруто отпил еще немного кофе из стаканчика, привыкая к этой совсем не благородной горечи во вкусе. — Мне-то все их поблажки не нужны, а кому-то наверняка пригодятся, даже если он не числится учеником их школы, а как бы со стороны. Ты-то придумала, чем займешься после окончания?
— Поступлю в медицинский, — быстро ответила Хината. Видимо, готовила эту речь и желала поделиться ей с Наруто. А потом вернула к начальному разговору. — Но… мы говорили о том, что он тебе помогает. Разве он тебя не должен продвигать? — она выглядела озадаченной и в то же время сохраняла странную холодность. Наверное, с подобным рассказывала тогда Наруто о делах отца и о том, кем является или являлся Пейн.
— Он… — задумавшись, Наруто не сразу продолжил ответ, — я не знаю, что он делает в своей школе, когда возвращается. Наверное, рассказывает, как я с ним говорил и на что реагировал, а потом пишет обо всем этом отчеты. Если бы посчитал меня безнадежным, то давно бы перестал приезжать, верно? А так… я бы не сказал, что он специально делает для меня что-то особенное и заставляет «продвигаться» куда положено. Но почему-то так даже лучше, чем если бы он вел себя, как все…
— Как все… — повторила Хината, и взгляд ее потерялся, обратился внутрь, в прошлое или воображаемое. — Тебе часто приходилось общаться с психологами?
Хината подмечала детали и отчего-то цеплялась за них, как и пальцами в стакан, но контролировала себя достаточно, чтобы не вылить чай. — Похоже, родители заботятся о твоем… состоянии.
— В средней школе водили к одному, школьному. Учителям не нравилось, что я со всеми дерусь и срываю уроки. Тогда я думал, что все психологи — глупые, скучные тетки, которые видят в тебе сломавшийся автомат, а не настоящего человека. Автомат требует починки, и она стандартная для всех, независимо от модели. Родители мало что в этом понимали, да и авторитет учителей всегда помогает уговорить их даже на полную хрень, так что дело тут не совсем в заботе, — Наруто неловко пожал плечами, вынужденный признать неидеальность людей, обязанных вроде как всегда соответствовать самым разумным и правильным стандартам, прописанным для каждой счастливой семьи.
Хината слушала внимательно. За спинами прошла уборщица, бросив пристальный взгляд на ребят: уберут за собой или расплескают напитки, заставив ее драить полы старой тряпкой?
— Сравниваешь себя с автоматом, — заметила наконец Хината, — Гарнизон уже проник в тебя. — Было бы смешно, если бы не было столь печально. — И психологи бывают разными. Одни говорят, как надо жить, а другие… другие говорят, как жить таким, какой ты есть, как принять себя, а не переделывать.
В этих словах при желании можно было поймать скрытый смысл. Узумаки повнимательнее пригляделся бледным, словно бы скорбно опущенным губам Хинаты, неосознанно подаваясь ближе в желании разобраться до конца.
— К чему ты это? Про переделывать. Я и не собираюсь ради кого-то прогибаться, пусть хоть до самого выпускного не разговаривают — наоборот, меньше лишнего шума будет!
Хината напряглась, сжалась, а потом выпрямилась. Достаточно было мгновения, чтобы понять — на нее смотрят.
— Я ни на что не намекаю, — тут же отреклась девушка. — Просто… меня тоже часто записывали к психологу. Понимаешь… моя семья очень чтит традиции и не может принять, когда отходят от нормы.
Оказывается, она была ближе к Наруто, чем он мог предположить, наблюдая и разговаривая с ней неделя за неделей. Ее признание в какой-то степени упростило сложившуюся странность взаимоотношений, в очередной раз подтверждая, что схожести порождают негласную лояльность, даже если выращены на не самых приятных воспоминаниях.
— Но ты же и так нормальная. Не красишь волосы в дикие цвета, не убегаешь из дома на неделю, хорошо учишься — чего им еще не хватает? — вздохнул Наруто, и без того понимая ответ на этот риторический вопрос. — Некоторые начинают штамповать братьев и сестер самому старшему, как будто тренируются на всех по очереди, пока из кого-нибудь толк не выйдет.
— Ну у тебя нет сестер или братьев, да и волосы ты не красишь, — Хината не отреагировала на шутку, если та вообще была. С чувством юмора было сложно, да и развивать было не с кем. Круг общения дома представлял собой крайне занятых людей, рядом с которыми и шутить-то неуместно. — Просто они считают, что я должна стать такой же как и они, и другого не принимают.
— И ты подчинишься? — в интонации Наруто проскользнула напряженность — тема, задевающая за живое, по-прежнему вызывала больше эмоций, чем стоило бы показывать посторонним. — Будешь послушно сидеть дома, а потом выйдешь замуж за какого-нибудь полезного твоей семье человека без права на отказ. Если хочешь заставить их поверить в себя, придется идти наперекор, и чем быстрее, тем лучше. Даже если сначала будет страшно и начнутся ссоры чуть ли не каждый день. Мои родители, кажется, до сих пор не верят по-настоящему в то, что я говорю, но через год им придется считаться с моим мнением.
— У меня свой путь, — и несмотря на слабость голоса, в сказанных словах ощущалась мощь. Не та, которая выставляется напоказ, но та, которая образует в человеке стержень. Его могут воспитать, взрастить, а можно вопреки всем попытках окружающи вырастить самому. Похоже, Хината пошла от противного. — Не могу сказать, что они не приложили сил к этому, но… потом им уже будет поздно.
Ее силу можно было уловить и окружающим. Просто в нужный момент чуть менялась осанка, посадка головы, распрямлялись на миг плечи, словно скидывая с себя бремя ненужного, проносимого сквозь дни ради согласия и мира в семье, и тогда Хината действительно казалась другой — способной добиться своего, разом отрекшись от старательно поселяемой в голове покорности.
— Если тебе нужна будет какая-то помощь — обращайся. Друзей у тебя тут не особо много, но всегда ведь лучше найти кого-то своего и на кого можно положиться, — пассаж о друзьях походил на очередной упрек в асоциальности, и Наруто попытался исправиться, — в смысле, я не имел в виду ничего такого про друзей, они и издалека могут быть…
Еще больше запутавшись, он мельком взглянул на девушку и вытащил из кармана телефон, как последнее средство спасения от дурацких ситуаций, наугад пролистнув календарь, чтобы чем-то занять себя в этот момент.
Рука легла на ладонь. Бледные глаза уперлись взглядом в парня напротив. Хината заставляла смотреть на себя, а не на экран телефона. Да и не заглядывала туда… хоть календарь, хоть калькулятор или звонок подружке… ей было не до этого.
— Дело не в друзьях, — сказала девушка. — Посмотри на Ино и ее прихвостней. Друзья — понятие красивое, но… это не то, что нужно. Бывают люди, предначертанные судьбой, а остальные лишь выполняют функции.
— Я не верю в судьбу, — покачал головой Наруто, вздохнув громче, чем стоило бы в этой совершенно естественной ситуации. — Про нее любят говорить те, кто сам не способен изменить жизнь к лучшему, вот и оправдывает промахи ожиданием чего-то предначертанного свыше. Девушки, например, или наследства из ниоткуда. Но ведь так до старости прождать можно, выбирая подходящий момент для признания, пока другие давно сделали его.
Вспомнился и собственный первый опыт: тесная кухня с запахом табака и горьковатого чая, въевшихся в сами стены дома; ломкие, неуклюжие слова и касания, мельком, из последних сил, чтобы наверняка закончить все разом. И ведь смог же, убедив себя пойти наперекор здравому смыслу, а судьба, вильнув хвостом, опять увела в какие-то дебри, оставив разбираться дальше одного. Лучше уж без нее с самого начала и навсегда, точно зная предел возможного.
Хината держала за руку, не разрывая контакт, не одергивалась, не вздрагивала от слов.
— Значит ты ее еще не встретил, — и тут же мотнула головой, — или понимаешь ее неверно. Судьба — это не знамение свыше, это что-то или кто-то, заставляющий тебя увидеть мир другим. Мир, который ты видел с детства, вдруг становится неузнаваемым и новым. И тогда твой путь становится не единственно верным, и ты готов его изменить.
Наруто поглядел в ее спокойные, часто несущие отпечаток какой-то выстуженности глаза так, словно впервые видел, а потом в поле зрения попали сцепленные вместе руки — жест, больше подходящий зашедшей в кафе паре, а не приятелям-одноклассникам без намеков на большее. Или он чего-то недопонимает?..
— А у тебя есть… был кто-нибудь такой? Чтобы хотелось и горы свернуть, и в Антарктиду вместе убежать, если потребуется.
Голос глуховато разнесся по наполненному смехом и ароматами только что приготовленного фастфуда пространству, смешиваясь, проникая в них, но все же был хорошо различим так близко сидящей девушкой. Узумаки наконец вытянул руку из ее пальцев, и казалось, что она оплавилась от этого короткого, секундного контакта, покрыв кожу невидимыми следами прикосновений, от которых снова сделалось так неловко.
— Нет, — тут же сказала Хината и ее тонкие пальцы исчезли, замерев в воздухе, вновь принявшись гладить пластиковый стакан. Она отстранилась. Не похоже, чтобы девушка кривила душой. Хотя много ли ожидать от школьного изгоя? Что она влюбится в кого-то? Хах. — Но у тебя появился кто-то такой? Иначе… почему ты не последуешь за психологом в город?
— С чего ты… Психолог меня никуда еще не звал — о таком договоренности не было.
Хината умела быть проницательной, сопоставляя повседневные мелочи и выпадающие из этой схемы намерения, так что продолжать отнекиваться — значило бы стать в ее глазах трусоватым дураком, желающим угодить всем разом, лишь бы оставить без изменений уже сложившееся хрупкое равновесие отношений. — Я ему на фиг не сдался, это даже не дружба — так, сотрудничество без всяких планов на большее. Каждого из нас успело потрепать, пока росли, поэтому поздно пересиливать себя, делая вид, что веришь в чужие идеалы.
— Не предлагал? — начала было девушка, но тут же остановилась. Тонкие брови сместились, нахмурились. — Ему? Ты сейчас про кого говоришь?..
Попавший в ловушку получившихся высказываний, Наруто понял, что вывести все к такой простой и разрешенной дружбе уже куда сложнее, чем пару минут назад. Ну кто тянул за язык, пускаясь в пространные философствования, на которые даже терпеливая, искренняя Хината может иметь совсем иное мнение, повторяя отрицания большинства, среди которого наконец-то переставала бы быть изгоем.
— Ни про кого. Забудь. Я имел в виду, что все эти судьбоносные люди могут вообще не знать, что ты там про них себе придумал, и глупо лезть к ним насильно общаться раз за разом.
Внимательный взгляд девушки быстро уперся в столешницу. Где-то на улице загудела машина, надрывно трезвоня клаксоном. — И все-таки… — голос стал тише. — Я сейчас на распутье… и это мне не нравится.
— Все боятся изменений, даже если сами на них надеялись и ждали. Зато если решишься сделать все, как задумывала, будешь уверена, что использовала шансы по полной. Оно того стоит, поверь, — Наруто смутно представлял причины колебаний Хинаты, но сказанное можно было соотнести с любыми из них, так уж устроено человеческое восприятие. Да и личный опыт последних недель добавлял уверенности, подкрепляя ее практикой, которая иногда как будто бы несла в себе не только горький привкус сожалений.
Кто-то говорил, что взрослеть больно. Настолько, что младенцы забывают от болевого шока, как кричали от открытых современных реалий. И чем сильней скачок, тем ярче вспышка боли. Психологические процессы мало чем отличаются. Только люди почему-то подменяют ощущения ложными. Некоторым это помогает. Другие мечутся в поисках несоответствия. Хината же сидела и смотрела на свои пальцы, словно именно в них был тот самый ответ. Но Наруто уже сказал, что думал. И она подняла взгляд на парня.
— Кажется, тот психолог больше не приедет. Говорят, с ним случился несчастный случай.
Она держалась все это время, чтобы только под конец бросить правду, как полудохлую рыбу на прилавок. Та глухо шлепается на мокрую столешницу, но никому нет дела до куска мышц и плавников, еще недавно составляющих единое, осознанное целое, бездумно сломавшееся по воле случая.
— Кто тебе сказал? Учителя? И почему ты сразу не сказала? — вроде бы чужой, посторонний мужчина, о котором глупо переживать как о родном, но Наруто резко кольнуло под ребрами едким совестливым озарением, прошедшимся по телу странной смесью неприятия и признания.
И тут же закрутилось в обратном направлении колесо условностей, разматывая разноцветье всех этих собранных вместе нитей: может, если бы Узумаки не убежал тогда ставить ультиматумы Пейну, Какаши выехал из школы вовремя, избежав аварии, травмы или что там вообще случилось с ним и по чьей вине; может, перерасчет времени сложил бы цепочку событий иначе, сменив отправную точку, сделав ее безопасной и простой.
— Что с ним случилось? Это здесь, у нас, когда он приезжал?..
Хината сжалась. Поток вопросов, обрушившийся на нее, словно лавина, прибивал к земле, но она силилась, чтобы не согнуться вдвое и сжала пальцы на краю стола.
— Не знаю, — коротко сказала она, а потом сделала вдох и продолжила. — В последний раз приезжал не он… я их не видела, но слышала, что в приемной у секретаря сидят другие.
Значит, все-таки дело не в Наруто? Ведь есть у Какаши и своя, привязанная к родному городу, жизнь, где беспристрастные случайности падают, как снег на голову, вовсе не требуя страдать из-за слишком педантичного исполнения возложенных рабочих обязанностей.
— Я вернусь в школу, узнаю у них поточнее, — Узумаки поднялся, со скрипом отодвигая чиркнувший по керамическим плитам стул. Он начал деловито собираться: намотал на шею длинную ленту шарфа, встряхнул, отыскивая смявшиеся рукава, куртку. Хината была тут, рядом, но вся как-то померкла, выцвела под наплывом этих новых волнений и беспокойства, о причинах которых никто не удосужился ему объявить. Разве уместно заменять одних людей другими, не говоря ни слова вслед и равнодушно полагая, что никому не будет дела до исчезнувших и ушедших.
Она продолжала сидеть, пока Наруто в спешке собирался. Со стороны казалось, словно они поссорились. Иначе почему Хината вместо того, чтобы вскочить, сейчас поднесла стаканчик к губам. Да, пускай рука подрагивала — это не важно. Важно лишь то, что лица не видно.
— Останься здесь, — тихо сказала она.
Голос наложился на звук застегиваемой на рюкзаке молнии, и Наруто с трудом разобрал его, для верности поглядев на вновь вошедшую в привычный образ девушку. Ну почему она не может быть яснее и открытее, быть как все, быть… Впрочем, так ли уж совпадают со стремлениями основной массы идеи и мотивы Узумаки, чтобы упрекать эту девушку хоть в чем-то?
— Надо выяснить, что с ним случилось. Если просто заболел, то скоро выздоровеет и вернется к работе, а вот если травма какая-нибудь, то держать могут долго, — приостановившись и смягчая торопливую отрывистость фраз, попытался объяснить он свою спешку. Проходящая мимо женщина с семейством мимолетно глянула на устроившихся за столиком подростков, покачав головой с понимающим видом, и повлекла усталого, порядком потрепанного на вид мужчину за собой дальше, направившись к пустующей части общего зала.
— И что ты будешь делать? — поинтересовалась Хината смотря парню в лицо. — Куда звонить? — Ее голос был тихий, но ровный. Никаких срывов и истерик. Полная грудь вздымалась ровно от медленного дыхания. — В школе наверняка никого уже нет. Какой смысл бежать?
— Какие-нибудь методисты там до вечера сидят, да и еще не так поздно. Спрошу у них контакты. — Наруто резко замер, осененный пониманием, что начать можно именно с последнего. — Он же мне номер давал, погоди…
Вызванный из памяти адресной книги номер Какаши отобразился на экране вереницей цифр, и Узумаки нахмуренно уставился в пространство, слушая раздающиеся в телефоне гудки.
Хината смотрела внимательно. Если прислушаться, то можно было уловить гудение из динамика. Но возьмут ли по ту сторону трубку? Да и можно ли будет что-то разобрать?
— Ямато на проводе, — отозвались по ту сторону. Голос мужчины не отличался от того, что был в кабинете. — Если хотели что-то передать Какаши…
— Это Наруто, из школы, помните? — торопливо прервал его тот, пока поднявший трубку человек был готов слушать, заменяя кусочек чужой, такой выверенной жизни собственной. — Вы приезжали к нам вместе, что случилось? Какаши в больнице?
И все-таки дело серьезное. Иначе бы он ответил сам, а не существовал теперь где-то в недрах соседнего города лишенный даже возможности общаться с кем пожелает. Хотя и среди врачей встречаются редкостные перестраховщики, лишающие пациентов любых внешних связей во избежание лишних пересуд.
Ямато сжимал рукой чужой телефон, явно не зная, чем занять молчание. Было в нем что-то, что ценят военные: верность слову, делу или что там обязывает молчать и не выдавать подробностей того, что выходит за рамки профессиональной сферы. Или, быть может, было что-то, что стоило скрывать?
Хината сидела рядом, постукивая пластиковой палочкой по боку стакана.
— Жить будет, — коротко ответил Ямато и, снимая с себя ответственность, добавил. — Завтра к нему будут пускать.
Он то ли не хотел, то ли не мог объяснить деталей, сложивших бы всю разрозненную картину воедино, чтобы волнение наконец уступило место пониманию. Кто такой Какаши для Наруто — очередной посторонний, навязанный к тому же вопреки изначальной воле, — но он позволил разглядеть в себе другое, с ленивой откровенностью оставаясь собой, а не играя принятую в общении с младшими роль, осточертевшую за годы сидений в кабинетах перед бдительными очами преподавателей.
— Его можно будет навестить? — словно не услышав сказанного, неуверенно уточнил Узумаки, цепляясь взглядом за тонкие пальцы сидящей напротив девушки, между которыми подергивалась белая, узкая пластмассовая палочка. — Это не потому, что он мой куратор, а… в частном порядке.
В официозе почувствовалась знакомая военная выправка, напоминающая ту, с которой решал, бывало, возникшие неполадки Минато, договариваясь о чем-то по телефону и расхаживая по кухне, прервав семейный ужин.
Ямато говорил без лишних прелюдий, без размазанных по древу мыслей. Он назвал адрес в большом городе и номер палаты.
— Мне его предупредить? — поинтересовался мужчина, а после когда разговор можно было считать совершенным, заговорила Хината.
— А дальше что?
Опять она за свое. Это настойчивое желание узнать развернутую последовательность действий не вязалось с устоявшимся ранее образом смирной тихони. Такие обычно помалкивают, пока их не спросят, но у Хинаты явно присутствовали задатки если не лидера, то уж верного собственным помыслам одиночки, который ценит слаженность и продуманность решений больше патетических восклицаний.
— Съезжу проведать его, что же еще, — в голове Наруто уже вертелись просчеты наиболее быстрого маршрута туда и обратно. Город, тот самый, куда поневоле ездили однажды с Итачи, был главным крупным объектом на многие километры вокруг, аккумулируя внутри себя жизни множества людей — хорошо еще, место знакомое, и не придется потеряно блуждать на вокзале в поисках верной остановки или автобуса, под торопливо-раздраженными взглядами знающих дорогу пассажиров.
— Он хороший человек, и делал много такого, чего совсем не обязан. Разве тебя не порадовало бы, что о тебе помнят те, кто имеет полное право забыть и заниматься дальше своими делами?
Плечи Хинаты поникли, она приняла привычную позу побитой жизнью девчонки. Не видно ни лица, ни глаз. Что у нее на уме она, правда, сказала сама, подняв мутный взгляд серых глаз. — Хочу поехать с тобой. Он мне никто, но… — девушка пожала плечами. — Хочу посмотреть на того, кто тебе не безразличен.
И в этом тоже было хитросплетение двойственной откровенности, почти готовой открыться для понимания, но ускользающей прочь, стоило только напрячься, вызывая из памяти прошлые странные ответы и замечания. Где-то среди них таилось то, на что вечно не хватало слов практически лишенной их девушке, привыкшей к миру тишины и погруженности в себя, которая старательно выбиралась из него в последнее время как умела. Наруто в раздумьях пригладил взъерошенные на затылке волосы, а потом снова встряхнул их, пропуская сквозь пальцы жестковатые прядки. На что ему сейчас намекают и к чему подталкивают?
— Неужели я выгляжу совсем беспринципным уродом, которому на всех наплевать? — он подкрепил замечание легким смешком, подтверждая его шутливость. — Мы можем поехать вместе, просто я не думал, что тебе оно будет надо… да и со временем что-то придумать придется, а ждать до выходных долго.
— Придумаю, — погруженная в свои мысли Хината кивнула. Она привстала. Ножки стула заскребли по общественному кафелю. Тягучая очередь рядом с фудкортом нехотя зашевелилась и снова зависла. — Я могу постоять за дверью, если вам надо поговорить наедине, — тут же предложила она. — А сейчас пошли. Уже время.
— Да, — согласился Узумаки, закидывая на плечо рюкзак. — Я скажу тебе, когда все решу с поездкой. Может, меня и самого не пустят, там же поначалу только родственников, ты знаешь.