Кровавый Писатель

- Дурацкая Кара, - Николь наваливается всем телом на дверь, ведущую к заднему двору, и практически вываливается из дома, - почему так плохо то, - девушка не стесняется говорить в голос, потому что знает, что ее никто не услышит. Ведь часть компании уже распределилась по спальням на втором этаже, а остальные продолжают веселье на кухне, и не заметят ее исчезновения. Как и Пауль. Милый, задорный, солнечный Пауль, внимания которого так хотела она добиться этим вечером. И была же так близка к своей мечте, могла уже дотянуться до нее рукой, но ее опередили. Кара, а не Николь, сейчас сидит рядом с ним. Эта красивая и стройная немка пьет с ним на брудершафт и смеется над его шутками. Он улыбается ей, а не Николь. Не Николь музыкант гладит по коленке и шепчет приятные слова на ухо. Девушка пьет жалящее горло виски крупными глотками из горла бутылки. А потом смеется. Или плачет? Она сама не понимает. Как можно смеяться над тем, что ее любимого гитариста прямо в этот момент, уводит другая? Она ничего не может сделать, ведь шансы их не равны, девушка это понимает. - Ничего, - говорит девушка остаткам алкоголя в стеклянной бутылке, - я бы себя тоже не выбрала. И гаснет свет, словно в американской драме, режиссер которой посчитал закончить фильм на обрывающейся высокой ноте. Девушка боязливо оборачивается, осматривая внезапно потемневший двор. Стало тихо. Как будто у нее заложило уши, или весь мир перешел на беззвучный режим. Николь не знает, что ей делать. Вернуться в дом? Да, неплохая идея. Надо идти. Но правая нога подворачивается, каблук левой туфли уходит в землю и девушка, потеряв равновесие, падает. - Ненавижу! – Николь в ярости снимает неудобные лодочки, и, не вставая, кидает их в дальний угол двора, вымещая всю злость и неудовлетворенность от этого вечера, на дорогой обуви. На мгновение ей кажется, что она слышит шаги позади себя и тут же чьи-то сильные, словно отлитые из железа, руки хватают ее за волосы и бросают лицом на землю. От удара и неожиданности тело девушки цепенеет, но сознание, подгоняемое адреналином, возвращается быстро. Кто-то поднимает ее за волосы, а потом снова со всей силы швыряет на землю, вдавливая одной рукой в почву так сильно, что она боится задохнуться. И еще раз. Ее рот заливает кровь из разбитого носа, в глазах вспыхивают и пропадают миллионы разноцветных искр. Девушка понимает, что сейчас ее убьют, если они ничего не сделает. И она кричит. Кричит так громко и страшно, что сама до конца не уверена, что этот голос принадлежит ей. Тихой, молчаливой пампушке Николь. Капли крови, смешанной с грязью попадают в рот, вызывая рвотные позывы, желудок сжимается с адской болью. Но она не замолкает. Руки отпускают ее и через секунду невидимый мучитель безжалостным ударом ноги в спину, отправляет Николь в бессознательное состояние. Когда я прибегаю на места происшествия, то вижу, что над девушкой, чье лицо мне сложно разглядеть из-за темноты, уже столпились люди. Пауль осторожно перевернул ее и сейчас осторожно укладывал на землю, держа одной рукой ее затылок, как у маленького младенца. Подхожу ближе, и понимаю, что это Николь. Ее разбитый нос уже начал опухать, кровь заливала губы и подбородок, как дельта реки. - Дайте кто-нибудь платок, - говорит музыкант, и девушки начинают рыться в своих сумочках, но ничего даже похожего не находят. - Держи, - протягивает кристально белый платок неожиданно появившаяся Кара, - ее надо занести в дом. Появляются Тилль и Оливер, они что-то спрашивают у Шнайдера, а потом Тилль помогает занести девушку в дом. Аккуратно берет ее за ноги и вместе с Паулем перемещают ее на кухню, где еще десять минут назад было веселье. - Ты в порядке? – спрашивает Оливер, - видела, что случилось? Смотрю на него почти невидящим взглядом. Его перепуганные глаза и плотно сжатые губы выдают его панику, хотя держится он хорошо. И зачем он надел вязаную шапку, на улице совсем не холодно. Взгляд скользит ниже, и замирает на черной рубашке. На черной рубашке, рукава которой закатаны до локтя. В голове происходит взрыв, ударная волна которого сметает все, оставляя за собой выжженную пустошь. На пару секунд мне кажется, что я потеряла фокус, изображение стало размытым, и только потом я поняла, что это из-за подступивших слез. Наверное, именно так и выглядит контузия от взрыва или удара на боевом поле: в твой мозг продолжает поступать информация, ты по-прежнему все видишь, но не знаешь, что делать с этой информацией, мозг отказывается ее обрабатывать. В голове стоит противный писк, словно твое сознание ушло на профилактику оборудования. И ты никак не можешь зацепиться за какую-нибудь мысль, потому что, сколько бы ты не переключал каналы своего восприятия – везде серое полотно. Чувствую, как теплая и большая ладонь ложиться на мое плечо и трясет меня, и возвращаюсь в сознание, будто просыпаясь от кошмара: резко, шумно дыша и с дикими глазами. - Ты все еще с нами? – звуки возвращаются в мой мир громкой лавиной, теперь я слышу не только вопрос Кристофа, но и плач девушек и их, возбужденные только что произошедшим нападением, перешептывания, - все нормально? - Да, - я оборачиваюсь и пытаюсь выдать хоть подобие улыбки, но ничего не получается, - есть фонари? - Должны быть, только я без понятия, где они, - мужчина выглядит сосредоточенным, пытаясь что-то вспомнить, - может они в доме охранника? Взгляд снова находит Оливера, он стоит все также, в двух шагах от меня, и что-то говорит Паулю, который уже вернулся из дома и сейчас нервно курит. - Может быть, - отвечаю я, все еще сверля взглядом гитариста, - а где Наташа? Услышав ее имя, Оливер едва заметно вздрагивает и смотрит на меня тяжелым взглядом. Мне становится не по себе. Неужели это он? - Где-то в доме, - неопределенно отвечает Кристоф, - на втором этаже, наверное. «Тебе не кажется, что это чертово дежа вю?» Спотыкаюсь об чью-то брошенную и забытую юбку, но продолжаю идти дальше, открывая все новые и новые двери. В коридоре темно, только свет из окон спален освещает его небольшие квадраты, да и то тускло. Открываю дверь очередной спальни, и сердце больно выворачивается от того, что я вижу. Наташа лежит на животе в неестественной позе, поясница и попа возвышаются из-за пьедестала подушек под ее тазом, юбка высоко задрана, оголяя все половые органы. Медленно подхожу к ней и понимаю, что она спит. Пытаюсь осмотреть ее тело, нет ли следов насилия, и замечаю, что обе внутренние поверхности бедер перепачканы кровью, которая в холодном свете луны кажется практически черной краской, варварски нанесенной широкой кистью на белое полотно ее кожи. Чуть выше, на самих ягодицах есть еще что-то. Сперма. Зажмуриваюсь так сильно, как только могу. Хочется заплакать, и одновременно крушить все подряд, сломать все, что подвернётся под руку. Осторожно и медленно вытаскиваю их под ее тела подушки, укладываю ее на бок и накрываю одеялом. Она никак не реагирует на мои манипуляции, продолжая спать глубоким сном. Сколько же надо выпить, а? Наташа, что ты наделала. «Чувства – это не профессионально» В голове возникает эта фраза из ниоткуда, из забытых и заколоченных уголков памяти. Мой наставник был прав. Как только ты начинаешь реагировать на события эмоционально, то все. Пиши – пропало. Сейчас происходит переломный момент всего задания, ведь на нас впервые напали открыто. Больше не время анонимности, не время писем и декоративных угроз. На нас напали, и мне заплатят не за сокрушения над тем, как поступили с этой несчастной девочкой. Не за раздумья над тем, кто же это сделал. А за защиту всех этих людей. Пытаюсь сосредоточиться. Глубоко вдыхаю и начинаю считать до десяти. Позволяю страху и панике захлестнуть меня с головой, окунаюсь полностью в чувство потери контроля над ситуацией. Я что-то упустила; я где-то оплошала. Не стоит думать о том, что не сможешь изменить. Что случилось, то случилось. Единственное, что от тебя требуется – это найти и остановить человека, проникшего на базу. С этого и начнем. - Где располагается запасной генератор? – спрашиваю я, как только спускаюсь в холл к остальным, - надо включить электричество. Николь еще не пришла в сознание, она лежала на диване, возле нее расположились почти все девочки. С лица уже исчезла кровь и грязь, видно кто-то отмыл следы избиения. - В крайнем доме, для персонала, - Тилль выглядит разбитым и нервным, как впрочем и остальные, - мы не можем ни до кого дозвониться. Что-то со связью. - Оставайтесь здесь, хорошо? Сейчас не нужно ходить по одному, - говорю я, направляясь к выходу, - светать начнет уже через четыре часа. Нам нужно только продержаться и не терять голову. - И кто это сделал тебя начальником катастрофы? – язвительно отзывается Рихард. - Я хочу помочь, - спокойно отвечаю я, - если есть идеи лучше, то с радостью их послушаю. Он отводит взгляд, молчаливо уступая в этой словесной дуэли. Я чувствую, что все напуганы. Кристиан и Пауль меряют комнату шагами, ни на секунду не отрываясь от телефонов, пытаясь дозвониться в службу спасения. «Кто бы сюда не явился, он знает, как действовать правильно, чтобы всех напугать» - Там ведь кто-то есть? – тихо спрашивает Мэридит, - на улице. Там тот, кто это сделал с ней, - кивает она в сторону Николь. - Возможно, - не хочу пугать их еще больше, но не нахожу подходящих слов, - а может он уже ушел. В любом случае, пока мы в темноте, у него есть преимущество. И надо его этого лишить. - Хочешь сказать, что пойдешь в дом персонала и спасешь нас? – снова отзывается Рихард, - это не кино, детка, - из-за темноты я его почти не вижу, но чувствую его скептический настрой, - не время выпендриваться, тебе нужно остаться здесь и ждать помощи вместе с нами. - Я ничего не хочу сказать, я просто делаю, - бросаю я и направляюсь к выходу. Не успеваю я закрыть входную дверь, как за мной выходит Тилль. - Стой, - он удерживает меня за локоть, - это не очень хорошая идея, вернись в дом, - его глаза смотрят на меня серьезно, - не слушай Рихарда, он напуган. Как и мы все. - Ничего не случится, - я мягко отстраняю его руку, - я вернусь через десять минут. - Тогда я пойду с тобой, - он становиться рядом со мной и я с удивлением отмечаю гигантскую разницу в росте, - тебе будет не так страшно. - Оставайтесь здесь, - я ободряюще улыбаюсь ему, - этим девочкам нужно Ваше присутствие. Видите, - я указываю ему рукой в дальний левый угол территории, - этот дом. До него всего пять минут ходьбы. - Ты не обязана этого делать, - все еще упрямится солист. - Нет, не обязана. Но я с этим справлюсь. Не нужно беспокоиться, - я начинаю спускаться вниз, к газону и все еще чувствую его тревожный тяжелый взгляд между своих лопаток. Первым делом снимаю туфли и оставляю их лежать на траве. Стараясь не шуметь, поднимаюсь по крыльцу и захожу в наш дом, прислушиваюсь. Меня встречает только мертвая тишина пустого здания. Проникаю в свою комнату, широко распахиваю шторы, позволяя лунному свету освещать помещение. Быстро переодеваюсь, к сожалению, только в фильмах можно спасать мир на высоких шпильках и с идеальной укладкой. Снимаю септум, волосы убираю в тугой хвост и пряча его концы под резинку – я не хочу, чтобы меня за него кто-то схватил со спины. Из-под кровати достаю удобные кеды и небольшую дорожную сумку. Проверяю свой фонарь – работает бесперебойно. Кладу во внутренний карман запасные батарейки и телефон. На улице стало свежее и прохладнее. Плотнее застегиваю толстовку и иду на встречу дому, который одиноко ютиться в отдалённом углу базы. Моя нервная система звенит от напряжения, в голове только ритмичное уханье сердца. Поэтому мое тело срабатывает вперед меня, когда я слышу тихие шаги позади меня, то быстро разворачиваюсь и наношу удар рукояткой фонаря в тело противника. - Ау, - Оливер немного пригибается и потирает свое плечо, - ты сумасшедшая что ли? – беззлобно спрашивает он. - Ты что тут делаешь? – не готова его видеть сейчас, совсем не готова, - иди обратно. - И оставить тебя одну? – с усмешкой спрашивает он, - вот, - он показывает достаточно большой и мощный фонарь, - мы нашли в доме. - И что? Оливер, я не хочу, чтобы ты шел со мной, - я стараюсь говорить как можно тише, - что тебе в этом не понятно? - Мне все равно, - спокойно отвечает он, но я замечаю, что его обидели мои слова, - я пойду. - Хорошо, - устало соглашаюсь я, - упрямый, как осел, - говорю сама себе. Он идет по правую руку от меня, и даже не подозревает, какие эмоции меня одолевают в этот момент. Мне с ним спокойно, даже в этой острой ситуации, когда может случиться все, что угодно, в любой момент. Это неосязаемое чувство комфорта с человеком, которого ты практически не знаешь, называется очень просто – симпатия. И я знаю, что Оливер Ридель мне симпатичен. И я знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. С другой стороны меня терзают сомнения на его счет. Черная рубашка, он ли это был? Там, в комнате с Наташей? Его ли это рук, и не только рук, дело? Возможно ли это? Да. Такое могло случиться. Но, в первый раз в своей жизни, я не хочу принимать ни один логический довод разума. Словно в моменты таких размышлений, мое сердце закрывает уши руками со всей силой и кричит: «Нет, нет, нет, нет!» - Почему ты так на меня смотришь? – мужчина явно заметил мой сосредоточенный взгляд на его персоне. Ну что ж, с боковым зрением у него все в порядке: - Я что-то сделал не так? Надо что-нибудь соврать, да убедительно. Что-нибудь из раздела плохое настроение сегодня, у меня дурное предчувствие и дело не в тебе, а во мне. - Это ты был сегодня вечером с Наташей? – мои губы явно решили подставить меня, слова сорвались с языка самостоятельно. Как будто я была просто куклой, а невидимый чревовещатель озвучил вопрос, который его волновал, а потом сбежал, оставив меня одну, сгорающую от стыда. Оливер останавливается моментально, замирает на месте. Мне хочется одновременно и услышать его ответ, и провалиться сквозь землю. Кровь прилила к моему лицу, я чувствовала, как краснею. Господи, куда мне спрятать свои глаза, что бы не смотреть на него? Руки, надо смотреть на свои руки, они же такие интересные. - С чего ты это взяла? – удивленно спрашивает он, на что я только неопределенно пожимаю плечами, прилагая все усилия, что бы сдаться и не посмотреть в его лицо, - почему ты так думаешь? – продолжаю молчать, понимая, что выгляжу как школьница, которую отчитывает злая учительница, - Кристина? - Просто спросила, - едва слышно отвечаю я. А что мне еще остается делать? Сказать, что видела его рубашку в окне, когда сливала записи видеокамер на свой планшет? - Говори, что случилось, - он подходит ко мне очень близко, вижу, как его огромные кроссовки останавливаются в паре сантиметров от моих, - почему ты думаешь, что это сделал я? Яркая красная стрела врывается в мою голову, застолбив на самом видном месте листок с надписью: « Это сделал я?». И стена начинает покрываться трещинами, сыпаться песком и крошиться. - Откуда ты знаешь, что с ней сделали? – я поднимаю голову и смотрю прямо в его глаза, - видел или участвовал? - Не говори ерунды, успокойся, - он выставляет перед собой ладони в примирительном жесте, фигурально показывая, что его руки чисты, - я не причастен к этому. - Конечно, ты вообще девственник, - выплевываю каждое слово, словно яд, - отойди, - толкаю его в грудь, что бы он отошел, ведь терпеть его близкое присутствие уже нет сил. Он ловко ловит мою руку и удерживает ее, не позволяя мне отдалиться. Держит он сильно, возможно завтра проступят отпечатки его пальцев. - Не трогай меня, - зло шиплю я ему в лицо. - Не обвиняй меня в том, чего я не делал, - отчеканивает он каждое слово, - не я ее спаивал весь вечер, не я ей дал покурить травы, - он притянул меня еще ближе к себе, мой нос стал упираться в его грудь, я слышала, как громко стучит его сердце, - меня не было с ней в спальне. - Но ты знал… - Узнал, когда все уже случилось, - его голос уже звучал так рядом с моим ухом, что я чувствовала выдыхаемый им теплый воздух, - прости, я не мог этому помешать. - Кто это сделал? - Это был ее выбор. Другие девушки не смогли ее остановить. Она этого хотела, - его дыхание сбивается на одно мгновение, а затем Оливер обнимает меня, все теснее и теснее прижимая к своей широкой и жесткой груди, - извини меня, - произносит он и его влажный теплые губы касаются моей макушки и тут же исчезают. Я остаюсь стоять, обнятая его руками, прижимаюсь к его телу, как котенок жмется к матери. Через пару секунд решаюсь обнять его ответно, медленно обхватывая его спину руками. Оливер словно ждал этого: крепче сжимает меня в своих руках и упирается подбородком в мою макушку. Ощущение реальности становиться таким размытым, что я не понимаю сон это или явь. Но если я сейчас проснусь, то точно проснусь с улыбкой. - Ну и запах, - я прикрываю нос рукой, но это мало спасает от кисло-тухлого аромата, воцарившегося на кухне охранника. Луч фонаря выхватывает из темноты тарелку с недоеденным обедом, а может быть и ужином. Уж не знаю, что это там было, но пролежало это на столе суток двое, как минимум. И вообще, как человек, живя один, может производить столько мусора и хлама? Можно было бы понять еще, если бы этот дом был полон людей, как в предыдущий приезд группы, когда в этом доме размещалось больше пятнадцати человек. Пустые банки из-под пива стояли рядами, словно выставленный на витрине товар в Рождество. Не застеленный диван, то тут, то там встречались брошенные владельцем вещи, в частности белые майки и носки. Если до этого Джек не внушал мне доверия, то теперь он был мне противен. - Пока ничего не могу найти, - в дверном проеме появляется Оливер, - скорее всего он, расположен в подвале. - Ох, нет, - все внутри сворачивается в тугой ком, только от одного осознания, что нужно будет спускаться в подвал, - твою мать. Оливер снова исчез из зоны моей видимости. Невольно улыбаюсь, моя толстовка еще хранит едва уловимые ноты его парфюма. И то, что сегодня произошло около этого дома, я еще долго буду вспоминать, и перед сном и когда проснусь. Тихий скрип половицы, раздавшийся из соседней комнаты, заставляет меня собраться. Выключаю фонарь и медленно продвигаюсь в сторону смежного помещения, в котором располагается небольшая гостиная. Мы были там не более пяти минут назад, маловероятно, что Оливер вернется искать дверь, ведущую в подвал, сюда. Прижимаюсь спиной к стене и одной рукой медленно отворяю дверь. Тишина. Плавно поворачиваюсь, выглядывая из-за косяка двери: все тот же диван, телевизор и стулья, на спинках которых, словно гирлянды, разбросаны носки. Осторожно захожу в комнату, осматриваю углы, но никакого источника звука не нахожу. «Мне не показалось. Тут кто-то был» - Кристина, - громкий оклик Оливера достигает меня в тот момент, когда я позволяю себе выдохнуть от нервного напряжения, - я нашел вход в подвал. - Молодец, - говорю я в пустоту темной комнаты, - кричи еще громче, нас еще не все услышали, - бурчу я себе под нос, как старая бабка и выхожу из комнаты, не замечая человека, стоявшего за окном и наблюдающим за каждым моим движением. - Где же она, Шерлок? – интересуюсь я, попутно хаотично освещая стены широким лучом электрического света. - Здесь, - Оливер выглядит довольным, как первоклассник, заработавший первую пятерку, - видно ей никто не пользовался, - он отодвигает полупустой скелетный шкаф в сторону, и я вижу обычную межкомнатную дверь, такую же как и все в этом доме, - здесь много пыли. - И не только здесь, - отзываюсь я, не сводя глаз с двери, - ты такой молодец, - с теплотой в голосе говорю ему, на что мужчина чуть смущенно улыбается, - смотри за коридором, если увидишь движение, то сразу говори. Я открываю дверь и направляю луч света вниз, на длинную лестницу с крутыми железными ступенями. В подвале холоднее, чем во всем доме, стоит ощущение тревожного спокойствия. Сыро, темно и немного страшно. Так и должен выглядеть любой подвал. - Вот это лестница, - произносит из-за моей спины мужчина, - я пойду первым. И возражения не принимаются, - категорично заявляет он, рукой мягко отодвигает меня в сторону и проходит вперед. Мы начинаем осторожно спускаться. Оливер идет впереди, всего на одну ступень ниже меня. Одной рукой он освещает себе путь, другой придерживается за перила. Воспоминания возникают в моей голове самостоятельно, словно они живут своей жизнью. Хамски врываются в мысли, и занимают все пространство, как школьная элита врывается в столовую и распихивает всех ботаников и неудачников, занимая лучшие места. И вот я уже не спускаюсь в подвал, что бы найти генератор и включить электричество, а иду по лестнице своего дома. Каждый шаг эхом отдается в моей голове, каждая секунда длится век, каждый удар сердца кажется последним. - Ты просто глупая, тупая идиотка, - говорю я себе тогда, что бы приободрить себя, но это плохая затея, потому что через секунду круг света выхватывает из сырой темноты женскую руку. Вам доводилось испытывать шок? Нет, речь идет не о плохих оценках, не о расставании с мальчиками и не о набранных килограммах. Настоящий шок? Когда каждая нервная клетка истерично верещит, и, кажется, что голова вот-вот лопнет, словно перезрелый помидор. Когда чувствуешь, что сходишь с ума, потому что испытываешь абсолют эмоций, потому что твой прежний мир рушиться, и нового мира у тебя больше не будет. Ты так и останешься жить в обломках и развалинах прошлых лет, изо дня в день, проходя через свой личный ад. В тот день моя настоящая жизнь прекратилась. Или не в тот? Может она закончилась в тот момент, когда Юля позвонила к нам в дверь, что бы передать мне наш совместный проект по биологии, но дверь открыл мой отец? Или она закончилась тогда, когда старый ублюдок насиловал ее, как животное. Да чушь собачья, даже животные на такое не способны. Или когда он волочил ее мертвое тело вниз по лестнице, как пакет мусора, держа за одну ногу, совершенно не обращая внимания на то, как стучит ее голова при ударе об каждую гребанную ступень. - Эй, - тихий отклик возвращает меня в реальность, - ты в порядке? - Да, - киваю головой, словно болванчик, - все хорошо. - Точно? – Оливер не дурак, он видит, что я побледнела и нахожусь в странном ступоре, - мы сейчас быстро закончим и пойдем домой, хорошо? Снова киваю. На разговоры нет сил, хочется только одного: убраться из этого места. У западной стены стоит огромный генератор, запасная электростанция на случай непредвиденных ситуаций. Что ж, вот твой звездный час, железяка! Подхожу ближе к ней, оставляя Оливера чуть позади себя. - Тут топливный бак пустой, - замечает мужчина, - надо найти бензин. - Не думаю, что мы будем долго искать, - я указываю на рядом находящийся стеллаж, на котором расставлены канистры, - хоть где-то в этом доме есть порядок. Оливер занимается тем, что переливает горючее в бак, я же рассматриваю генератор. - Тут ручной пуск, - сообщаю я, - ты закончил? - Да, - он утирает руки о свои штаны, - попробуем? - Ну погнали, - нажимаю на кнопку пуска и тяну тумблер на себя. Пару секунд ничего не происходит, потом загораются новые лампочки на корпусе генератора, он издает характерный тарахтящий звук мотора, после чего помещение озаряется ярким светом. От слепящего освещения чувствую себя кротом, закрываю глаза рукой. Оливер улыбается мне, настоящей счастливой улыбкой. - Все полу… - его лицо искажает гримаса боли, глаза широко распахиваются. До меня доноситься мерзкий синтетический звук и тело мужчины начинает ходить ходуном, как при судорогах. - Оливер! – вскрикиваю я, но он меня уже не слышит. Как в замедленной съемке Оливер оседает на пол, являя мне мрачного кукловода, стоящего за его спиной. Одетый сплошь в черное, в черной маске и с электрическим погонялом для скота в одной руке. Он смотрит на меня, даже не видя его глаз, я знаю, что он смотрит на меня. Время замирает, как в классических вестернах перед дуэлью. Я вижу, что Оливер без сознания, но дышит. Наблюдаю за тем, как пробегают разряды электричества между клеймами. Вижу кобуру от пистолета около правого бедра. «Он пришел убить тебя, поэтому не воспользуется волшебной палочкой» Глупая мысль проносится в моей голове, прежде чем решительно настроенный оппонент бросается в мою сторону.