Кровавый Писатель

Мне нужно выбраться из больницы, это необходимо. Не могу я лежать в палате уже седьмые сутки, чувствую себя никому не нужной пенсионеркой, забытой внуками где-то в доме для престарелых. Благо, у меня было достаточного свободного времени, чтобы подумать о том, чем я займусь после освобождения. И сейчас мне остается только сбежать из палаты и строго следовать плану. На следующий день, хоть и обещал, Оливер не пришел. Хоть было обидно и грустно, но поделать с этим я ничего не могла. Можно было написать по оставленному номеру, можно было позвонить. Можно было, если бы я не трусила, как дрожащий от страха кролик. Конечно же, я оправдывала своё молчание многими выдуманными причинами. Мол, и сказать мне ему будет нечего, и его жест был, скорее всего, из-за чувства вины, а я уж нафантазировала себе счастливую семью и подвенечное платье. Утешала себя тем, что уже все осталось далеко позади: конкурс, девочки, музыканты, Оливер – это уже прошлое. Я вернусь в Россию, и через пару месяцев мое, встревоженное двухметровым басистом, сердце успокоится. Я на это надеялась. Несколько раз я брала в руки телефон, несколько раз писала сообщение, а потом его стирала, пару раз даже набирала его номер, но так и не решилась нажать на кнопку вызова. Думала, что лучше оставить все как есть, чтобы потом не было больно от расставания. Что лучше я перетерплю сейчас, переборю это странное влечение, пока оно не оформилось во что-то более значимое и сильное, чем окунусь с головой во взаимоотношения с незнакомым мне человеком. Да, я осознавала прекрасно, что мы с Оливером до сих пор являемся незнакомцами, и как бы пафосно это не звучало: мы друг другу – никто. Поэтому сообщения так и оставались неотправленными, хоть я не выпускала телефон из рук целыми днями. Грустно. Даже чисто по-девичьи некому было поделиться своими переживаниями и мыслями, некому было выговориться и не от кого услышать парочку советов невпопад. Мне никогда еще не было так одиноко, как в эти дни. Сердце ныло, словно пропустило хук справа, и теперь обиженно потирало ушибленное место. Да, Оливер, это был твой удар. - Отдыхайте, - говорит медсестра и, собрав опустевшие шприцы на небольшой металлический поднос, выходит за дверь. « Ага, сейчас отдохнем» Выжидаю пару минут, после чего встаю с кровати и подпираю дверь спинкой стула. Мне же не нужно, чтобы кто-то вошел в мои покои. Переодеваюсь быстро, рваными резкими движениями скидываю больничную одежду и кидаю ее на кровать. Вещи уже собраны, да их и не очень много: телефон, кошелек и пара сменных предметов из одежды. Все это легко умещается в рюкзаке, который принесла Кара в день ее визита. И сейчас я была безумно ей благодарна, даже хоть мы и не были хорошо знакомы, и более того, местами открыто враждовали, но признаю, эта девушка знает, как поступать в сложных ситуациях. Больничный браслет поднимаю до уровня локтя, там и его и бинтовую перевязку после внутривенной капельницы скроют длинные рукава толстовки. Сейчас начались часы посещений, самое время для побега, ведь в коридорах много людей в гражданской одежде и никто не обратит на меня внимание. Спокойно выхожу в коридор, закрываю за собой дверь и обычным шагом направляюсь к лифту. В таких ситуациях самое главное – уверенность и спокойствие. Но все мое спокойствие летит в тартарары, когда я вижу, среди ожидающих лифта людей, моего врача. Он не смотрит в мою сторону, о чем-то разговаривает с коллегой, попутно выпивая кофе из одноразового стаканчика. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду в противоположную сторону. Крыло огромное по площади, тут есть или еще один лифт, или лестница, осталось только найти их. «Не паникуй, это же не побег из Шоушенка, тебе не придется ради свободы полсти сотни ярдов по дерьму» - Вот дерьмо! – тут же шиплю сама себе под нос. Навстречу мне, видимо как раз таки прибыв на другом лифте, весело шагает Кристоф, бойким шагом идя в сторону моей палаты. Отворачиваю голову, аж до хруста костей, чтобы не дай Бог, встретиться с ним взглядом. Сердце колотится в сумасшедшем ритме, даже ладони моментально стали влажными. «Да, давайте я всех сейчас встречу, всех знакомых, как будто я не накрашенная вышла мусор выкидывать» И все же добираюсь до лифтовой кабины никем не замеченной. Нервно нажимаю на кнопку вызова пару сотен раз подряд, ловя на себе недоуменные взгляды людей, и не перестаю наблюдать за удаляющимся силуэтом Шнайдера. Вот он останавливается около двери моей палаты, вот он стучится в дверь, вот он заходит. Кажется, еще одна секунда и у меня начнется нервный тик, но дверцы лифта с характерным звуком распахиваются передо мной, приглашая войти внутрь. Влетаю в кабину самая первая, про себя отмечая, что теряю контроль над ситуацией, и со стороны выгляжу, мягко говоря, встревоженной. Но мне не важно, что думают обо мне все эти люди, которые вместе со мной плавно спускаются вниз. Лишь бы выбраться из госпиталя не встретив лоб в лоб этих двух мужчин. «Господи, разве я так много прошу? Ну пожалуйста» Лифт останавливается, стараясь затеряться в толпе, выхожу в холл вместе с моими случайными попутчиками, пару раз подозрительно озираясь по сторонам. Иду к выходу, для меня сейчас эти заветные дверцы были чем-то вроде света в конце тоннеля. «Не веди себя, как ребенок. Он тебя не узнает. И ты не делаешь ничего запрещенного» Спокойно прохожу половину пути, мимолетная паника уже сбавила свою громкость до минимальной, и мысли вошли в свой привычный ритм. С интересом рассматриваю идущую передо мной женщину, напряжённо идущую по гладкому кафелю на высоких шпильках. Видно недавно была влажная уборка, то тут, то там на бело-сером полу встречались влажные разводы, и она крайне осторожно делает шаги, боясь потерять равновесие. «Не умеешь ходить на каблуках – не ходи, что это за походка, как будто у тебя дилдо в жопе» Левая шпилька с мерзким скрипящим звуком уходит под острым углом направо, отчего женщина комедийно взмахивает руками и, все же не удержав равновесие, сначала заваливается на одну сторону, как дирижабль с пробоиной, а потом с криком падает на колени. Все происходит быстро, никто из присутствующих даже не успел ей помочь. Зато после ее низвержения на пол госпиталя, сразу несколько мужчин предлагают ей свою помощь, протягивая руки для того, чтобы бедняжка как можно скорее поднялась. Замечаю, что этот инцидент привлек немало внимания, проходящие люди косо смотрят, разглядывая небольшое происшествие. Оборачиваюсь назад, и первое, что я вижу – это блуждающий по толпе скользящий взгляд Кристофа, который остановился в недоумении в паре десятке метров от меня. Мужчина тоже наблюдает за попытками поднять женщину с пола, а потом разглядывает окружающих ее людей. И тут его взгляд останавливается на мне, несколько длинных секунд зрительного контакта хватает ему, чтобы узнать меня, даже без моего камуфляжа. Или мне так кажется? Как это вообще возможно? Черт, тупая дубина! Рефлекторно закрываю шею ладонью, как же я не предусмотрела это? Синий отпечаток на шее остался неприкрытым, и маскировать его сейчас уже не было смысла. Сердце снова начинает набирать обороты, болезненно стукаясь о ребра, когда я вижу, что Кристоф движется в мою сторону, не отводя глаз от моего испуганного лица. «О, у нас проблемы. Как мы обычно их решаем?» Срываюсь с места и бегу со всех ног в сторону выхода, если удастся сейчас выбежать на улицу, то я смогу скрыться. Как назло навстречу попадаются сплошные тупицы, которые мечутся у меня под ногами, существенно снижая скорость и отнимая драгоценное время. Плюю на все правила приличия, и со злостью отпихиваю от себя еле идущих зевак, пару раз слыша в спину возмущённые крики и не совсем приятные слова. Но до заветного выхода я так и не добираюсь, потому что в паре шагов от двери, незримая рука хватает меня за капюшон толстовки, как кошка хватает котят за шкирку, и тянет на себя, из-за чего я делаю шаг назад. - Ты куда так спешишь? – это голос Кристофа, однозначно. Разворачиваюсь к нему лицом максимально медленно, и долгое время не решаюсь посмотреть в его глаза. – Может, объяснишь, что тут происходит? «Конечно, малыш, сейчас объясню» - Я хочу уйти из этого места пока не поздно, - пытаюсь освободиться от его хватки, но не выходит, - я больше не останусь тут ни на одну ночь. Мне страшно, - для пущей убедительности смотрю в его глаза, одновременно прокручивая в голове рейтинг самых грустных воспоминаний в моей жизни, - он вернулся за мной, закончить то, что не смог. Эффект был достигнут: на глазах выступили слезы и губы задрожали от нахлынувших эмоций. Наверное, я выглядела весьма жалко со стороны, да и какая разница, если это представление поможет мне оказаться на улицах Берлина, то я готова пускать слезы, сопли и слюни. - Пошли, - не отпуская руки, Кристоф разворачивает меня и подталкивает к выходу. Оказавшись на улице, я снова пытаюсь скинуть его руку, и выгляжу, наверное, как подросток, которого на месте преступления схватили полицейские. Кристоф лишь усмехается на мои бессильные пыхтения и направляет в сторону припаркованных машин. - Поговорим в машине, - спокойно, но серьезно говорит он, - не пытайся освободиться, ты привлекаешь внимание. Черт, а он прав. Прекращаю свои бессмысленные телодвижения, и, почувствовав это, Шнайдер отпускает захваченный в кулак капюшон. - Садись спереди, - нажатием кнопки мужчина разблокировал свой черный седан, и, обойдя автомобиль, усаживается на водительское место. Вот сейчас идеальный момент, чтобы взять ноги в руки, и побежать, куда глаза глядят. Но это плохой вариант, я в неважной форме, да и смысла скрываться нет. Шумно выдыхаю, предстоит не совсем приятный разговор, я так чувствую. - Так с чего ты взяла, что тот, кто напал на тебя той ночью, вернулся? – задает он вопрос сразу, как я оказываюсь в теплом и уютном салоне автомобиля, - что-то произошло? «Так, дай-ка подумать» - Да, - тихо отвечаю я, Кристоф поворачивается лицом ко мне, показывая готовность выслушать историю, которую я ему сейчас повешу на уши, - ко мне кто-то приходил ночью. И это была не медсестра. - Ты уверена? Может тебе показалось? - Нет, - категорично заявляю я, тоже разворачиваясь к нему лицом, - это не был человек из персонала больницы. Я притворилась спящей, когда услышала, что открылась дверь. Ночью я сейчас почти не сплю, наверное, какое-то побочное действие одного из лекарств, что мне колют. Это был мужчина, точно, и он не был в халате. - И зачем же он приходил? Тем более ночью? – в его голосе сквозит недоверие и скептицизм. - Хотел что-то ввести в капельницу. В палате хоть и не горел свет, но жалюзи не были опущены, я видела, что у него был шприц. Но он не смог сделать то, ради чего пришел. В соседней палате пациенту стало плохо, видно остановилось сердце, или еще что-то, я не знаю. Но сработала сирена для персонала и началась суматоха. Скорее всего, это его спугнуло, и он ушел. Но где гарантии того, что он не явится этой ночью завершить начатое? – выжидающе смотрю на Кристофа, пытаясь уловить на его лице эмоции, чтобы понять, поверил ли он в историю или нет. Кристоф оставался внешне спокойным, его губы сжались в плотную полоску, сосредоточенный взгляд опустился на панель переключения передач, а между бровями пролегли хмурые борозды. Он размышлял о чем-то очень важном, и тут пришла моя пора беспокоиться. Шнайдер знает о чем-то таком, чего не знаю я, но что же это? - Может тебе это приснилось? Ты сама сказала, что сейчас тебе дают лекарства, и от них уже появились побочные действия. Может ли быть такое, что тебе это привиделось, приснилось, я не знаю, - он разводит руками в неопределенном жесте, - что это была галлюцинация, - наконец подытоживает он и смотрит на меня в ожидании ответа. «Хм, неплохо» - Все может быть, но я не хочу проверять эту теорию экспериментальным путем, - изворачиваюсь я от прямого ответа. Самое главное в этом разговоре – привести собеседника к мысли, что меня нужно доставить в безопасное место, и госпиталь к нему не относиться. – Я хочу попасть в свой номер, и все. - Нет, - отчетливо, не терпящим возражений тоном заявляет он, - раз он нашел тебя в госпитале, то и в номере тоже найдет. Для него это не будет сложно. Что? Что ты несешь? Я, конечно, рада, что ты мне поверил, но, друг мой, я сама решу, куда мне стоит ехать, а куда не стоит. Где-то внутри и очень глубоко начало позванивать, словно хрустальный колокольчик, раздражение. - Надо было вообще приставить к твоей палате охрану, особенно после того, что случилось, - он кладет руки на руль и смотрит куда-то вдаль, словно раздумывает над принятием какого-то важного решения, - и все же, оказывается, они правы. - Кто прав? Что случилось? – я пребываю в полнейшем недоразумении, потому что не могу понять и половины того, о чем говорит Кристоф. - Да скажи ты уже нормально! Шнайдер снова смотрит на меня, про себя решая, готова ли я услышать ту информацию, которая у него имеется. И придя к внутреннему согласию, едва заметно, одобрительно кивает. - Альфред Джонсон был убит в своем доме вчера ночью. Полиция считает, что это дело рук того самого маньяка, которого обвинили в нападении на базу. Мы с ребятами беспокоились по поводу того, что этот ненормальный может попробовать завершить дело до конца, поэтому я и приехал сегодня, - он снова смотрит куда-то вдаль, словно впереди происходит что-то интересное, а может он просто не хочет смотреть на меня? Известие о гибели Альфреда на некоторое время выбивает почву из-под ног. Внутри рушиться плотина, построенная из контроля и спокойствия, и река страха заливает мое сознание. Чувствую, как у меня похолодели все внутренности. Видимо, испуг на моем лице отражается так явно, что Кристоф без труда это замечает. - Поехали, - он заводит машину одной рукой, и мы выезжаем на проезжую часть, - отвезу тебя в безопасное место, там тебя уж точно никто не станет искать. Потом решим, что с тобой делать. - И куда мы едем? – мой голос дрожит, как камертон, и при этом я не симулирую ни одну сотую своих эмоций, - мне надо в отель! Я должна забрать свои вещи! – возникаю я, пытаясь хоть как-то повлиять на решение мужчины. - Значит, сначала едем в отель, и ты забираешь все, что тебе нужно, - не отрываясь от дороги, отвечает Шнайдер. - А потом? – тут же спрашиваю я, размытая неопределенность давит на нервы не хуже кошмарного известия, выслушанного минуту ранее. - А потом ко мне домой, - спокойно, словно сейчас рядовая ситуация, отвечает мужчина. Обессиленно откидываюсь на спинку пассажирского кресла и отворачиваюсь к окну. Спорить смысла нет, все равно сейчас ничего не получится решить. Может оно и к лучшему, уж улизнуть из-под его носа я смогу в любой момент, а на данное время, мне и правда нужно безопасное место. Номер гостиницы встречает меня нежилым молчанием. Решив не терять время, я достаю из шкафа чемодан, благо он почти не разобран, и на собирание вещей я не потрачу много минут. Перемещаюсь по комнате, то тут, то там подбирая одежду и косметику, но делаю бездумно, на автомате. Мои мысли далеки от происходящего, они находятся в доме Альфреда Джонсона и пытаются строить различные теории, по поводу того, что же там случилось. Собираю разбросанные по кровати листы, по моей просьбе горничные в номер не заходили, и номер выглядит точно так же, как в тот момент, когда я его покидала. Как давно это было, по ощущениям прошел как минимум месяц, хотя миновала всего лишь неделя. Глаза выхватывают печатный текст с одного листа, и я останавливаюсь, вчитываясь дальше. Одно из посланий Писателя. Зная, что там написано, зачем то перечитываю заново, а потом еще, и еще. От внезапной догадки тело сковывает оцепенение, и я забываю, как дышать. Вот оно. Писатель ненавидел группу и все, что с ней связанно, много раз сравнивал произведение музыкантов с грязью и гнилью, говоря о том, что ему мерзко думать о них. И Альфред, будучи полностью уверенным в том, что угрозы анонима так и останутся бесхребетными буквами на листке, совершил роковую ошибку. Обвинил Писателя в том, что произошло на базе, да к тому же сделал это публично, указав прессе нового злодея, только для того, чтобы перевести луч прожектора со своей персоны на мистическую личность психопата. В существование которого, он даже и не верил. И вовлек Писателя в одну из самых грязных передряг группы. Такого свинства автор этих угроз точно не сможет ему простить. И если за убийством Джонсона и правда стоит Писатель, то ребята в серьезной беде. « И кто тебя сделал начальником катастрофы?» Едкое замечание Рихарда проносится в голове, заставляя меня задуматься. Действительно, дело передали в полицию, и, по сути, я больше не имею к нему отношения. Непосредственный начальник мертв, женщина, которая выбрала и вызвала меня для проведения этой операции – в тюрьме. Практически не осталось никого, кто бы знал мою миссию на этом конкурсе и мою настоящую личность. Извините, ребята, но с вами я тоже хлебнула дерьма, на что я вообще не рассчитывала. Тоже мне, легкие деньги. Мне такие деньги не нужны и даром. Я уеду домой, и самое большее, что я буду делать – это наблюдать за развитием событий из Интернета. Улыбаюсь своему решению, мысленно выбрасывая составленный в больнице план действий в корзину. - Здравствуйте, - доброжелательно приветствую я мужчину за стойкой регистрации, - я бы хотела досрочно выписаться из номера триста восемьдесят шесть. - Добрый день, конечно, это займет не больше минуты, - он утыкается в монитор, ловко печатает что-то на клавиатуре и пристально вглядывается в экран компьютера, - Кристина Андреева? – мужчина переносит свой взгляд на меня. - Да, - подтверждаю я, беспечно рассматривая постояльцев гостиницы, вертя головой в разные стороны. - Вам письмо, - замираю на мгновение и смотрю на служащего с немым вопросом, - его принес курьер пару минут назад, к сожалению, мы еще не успели доставить его в номер, - он отлучается к одному из многочисленных шкафчиков, и вытаскивает с полки белый конверт. Без подписи. Без штампов. Без марок. Девственно чистый белый конверт. Мое сердце падает в какую-то черную дыру, картинка перед глазами начинает плыть и искажаться. Тело обдало жаром, как в финской сауне. Ощущаю слабость в коленях, мне срочно нужно присесть, иначе я упаду прямо сейчас. - Держите, - он протягивает мне мою погибель, сам того не зная, сопровождая эту казнь совершенно неуместной улыбкой, - мы рады, что Вы выбрали наш отель и надеемся увидеть Вас снова. Дрожащими пальцами аккуратно, словно боясь, что конверт вцепиться в руку острыми зубами, беру письмо и, ничего не соображая бреду к одному из кресел в холле. Мир перед глазами шатается, вокруг все в тумане, кажется, что я попала в непрекращающийся кошмар. Смотрю на белую бумагу, открывать письмо не хочется, но внутри еще теплится огонек надежды, что я ошибаюсь. «Это как смотреть на тест беременности при задержке. Пан или пропал» Резким движением разрываю бумагу и осторожно оседаю в кресло, меня начинает мутить. Вынимаю из конверта содержимое. Это фотографии, сделанные на Полароид. Вот я выхожу из своей палаты, вот Кристоф удерживает меня около входной двери госпиталя, вот мы с ним стоим на улице, и вот я сажусь к нему в машину. Перебираю эти фотокарточки, и замечаю на одной из них надпись. « Я знаю кто ты, а ты сможешь узнать кто Я?» Писатель Кристоф встречает меня около своей машины, вежливо забирая чемодан из рук, и размещает его в багажнике. Нет сил реагировать ни на что, внутри все трясется, словно каждый орган и каждая мышца зашлись в приступе синдрома Паркинсона. Хочу закурить, но пальцы отказываются слушаться и упрямо съезжают с ролика зажигалки. - Давай я, - слышу я голос мужчины и поворачиваю голос на звук, - на тебе лица нет, - длинные пальцы барабанщика ловко извлекают огонь, и я нетерпеливо затягиваюсь, - что-то случилось? И можно без сказок о том, что все нормально? Смотрю на его лицо, как будто в первый раз. Вижу, как он шевелит губами, стало быть, говорит мне какие-то слова, но их не слышу. Жизнь вокруг меня словно замедляется, и в голове так пусто, как будто я приняла наркотики. Затяжка, затяжка, затяжка. Давай же, проснись! Мужчина не отходит, смотрит за моими движениями и молчит. Мне кажется, что мы стоим так уже несколько лет, мне кажется, что ему вот-вот надоест эта пантомима, и он развернется и уйдет. Нет, молю тебя, не отходи от меня ни на шаг, останься со мной. Мне так страшно. Неосознанно цепляюсь за его руку, цепляюсь сильно, как нашедший последнюю твердую опору утопающий. - Прошу, поедем, - мой голос звучит хрипло, как голос древней старухи. Кристоф кивает, и, открыв дверцу автомобиля, осторожно подталкивает меня к сиденью, ждет, пока я сяду, и захлопывает ее. Спустя пару десятков минут страх начинает отступать, словно я отхожу от наркоза. Я могу дышать полной грудью, и ощущать окружающий мир в полной мере. Пальцы, сложенные на коленях, все еще дрожат, словно я сильно замерзла, но в голове с каждой секундой становится яснее. «Держи себя в руках, тряпка» Да, надо собраться. Ничего страшного не произошло. Я смогу с этим разобраться. Надо только успокоиться и не вести себя как истеричка. - Извини, - с трудом уговариваю себя начать диалог первой, - прости, я так перепугалась. Мне показалось, что я видела в отеле его, - тихо говорю я, обращаясь к Кристофу. – Не хотела тебя напугать. - Все нормально, - после продолжительной молчаливой паузы отвечает он, в его спокойном голосе мелькают нотки сожаления, - тебе лучше? - Да, - честно отвечаю я, хоть здесь мне не приходиться врать, - спасибо, что постоял со мной. - Хм, даже нет сарказма в твоих словах, - усмехается мужчина, - уже хоть что-то. - Капитан Америка выражает Вам свою благодарность, - в шутку грозным голосом произношу я, - извольте вести себя серьезно. - Простите, кэп, - Шнайдер легко и профессионально ведет автомобиль, ловко перестраиваясь в дорожном потоке машин, - наверное, неожиданно было увидеть меня сегодня? В качестве посетителя? – мы тормозим перед светофором, и он поворачивается ко мне. - Честно? Да. Но только не обижайся на мой ответ. - Я нормальный человек, что бы ты там себе не надумала. Не нужно извиняться за каждое слово, а то я совсем тебя не узнаю, - от улыбки его лицо преобразуется, выглядит моложе, и я понимаю почему. У него детская улыбка: добрая, искренняя, счастливая. – Мы хотели с ребятами навестить тебя еще три дня назад, но из-за этой суматохи все планы рухнули. Ты бы видела, какой отряд СМИ осаждает студию каждый день, сквозь них даже не протолкнуться. Оливер вроде бы хотел к тебе приехать, не знаю, получилось ли у него. - Получилось, - киваю я, вспоминая его сладкий сюрприз на дне корзины. В душе становится уютно и светло, как в родительском доме. - Хорошо, он сильно хотел тебя видеть. Мы думали, что, возможно, если не вырвемся целым коллективом, то зашлем его к тебе сегодня, хотя бы проверить как ты. Но у него сейчас совсем свободного времени нет. Много работы, этот скандал, да еще и подруга его вернулась из Индии, вроде бы они пару месяцев не виделись. Нокаут. Это просто нокаут. Ко мне сейчас должен подбежать рефери и начать свой отчет, а я, корчась от боли, и плюясь кровью, пытаться подняться. Черт возьми, прекратите меня добивать! Я не могу подняться, я не встану. Прекратите меня пинать, за что мне это? Сердце будто прищемили тяжелой железной дверью. Прекратите надо мной издеваться. Я сдаюсь. Сдаюсь.