Кровавый Писатель

Стены еще никогда так на меня не давили. Они столпились около меня, заключая в круг позора, и мне казалось, что скоро полетят камни, забивая меня до смерти. Я не могла находится в номере, не могла выйти на улицу. Не могла найти себе место. Второй раз на моей памяти, я включила свет везде, где только можно, каждый ночник, светильник, лампу. Я боялась оставить хоть один черный угол или тень. Клетка. Я снова в клетке. И если в прошлом она была вынужденная, меня поймали и кинули за решетку, то в эту я загнала себя сама. И дверь захлопнулась. Нет, это даже не камера. Это карцер, где в темноте осталась только я и мои страхи. Впрочем, как и обычно. Только я, и больше нет никого. Мне не к кому обратиться за помощью, не на кого надеяться. Придется вытаскивать себя из болота, следуя примеру старого литературного барона Мюнхгаузена: схватить себя за волосы, и тянуть вверх, пока моя голова не окажется выше зловонной жижи. Вот же парадокс: я знаю, что нужно делать, знаю, что нужно это делать сейчас, но у меня нет ни сил, ни желания. Да, впрочем, у меня ничего нет. Ничего и никого. И почему я до сих пор удивляюсь этому? Пора уже привыкнуть, пора быть взрослой девочкой и просто делать то, ради чего меня сюда прислали. Но как я смогу поймать убийцу, который не боится убивать пациента среди белого дня, в самом большом госпитале Берлина, в то время как я, даже не решаюсь спустить ноги на пол, опасаясь того, что рука мертвеца вырвется из темной щели и схватит меня за голень. Я схожу с ума. Вздрагиваю от малейшего шороха, и не свожу взгляда с дверной ручки, которая может начать двигаться в любой момент, а вдруг в дверь постучатся, или она распахнется с минуты на минуту, заставляя мое сердце разорваться от страха. Всегда предпочитала одиночество, но этой ночью меня бы спас любой человек, который просто бы поинтересовался, все ли у меня хорошо. Любой звонок, любое сообщение – хоть что-нибудь! Но телефон молчит. И мне даже некому позвонить. Пусто, Господи, как же пусто. Может, стоит позвонить Оливеру? Он написал, что будет ждать моего звонка, интересовался, что со мной. Перевожу взгляд с телефона на часы. Половина первого ночи. Нет, плохая идея, ничего не выйдет. Кто я такая, чтобы звонить ему в такое позднее время. Утыкаюсь подбородком в согнутые колени и продолжаю раскачиваться, словно маятник. Кто-то говорил мне, что это движение успокаивает всех людей, потому что является мышечной памятью родом из детства. Так мамы убаюкивают детей, когда они плачут, и в дальнейшем, это движение откладывается в подсознании в цепкой связи со словом покой. Снова смотрю на телефон. Он лежит на диване в расстоянии вытянутой руки, но между мной и Оливером расстояние намного больше. Расстояние, на котором частицы теряют связь между собой. И почему я о нем думаю? Может написать ему? Просто набрать сообщение и отправить, как тогда, в такси. Может он перезвонит, и поймет, что мне невыносимо плохо, может он даже приедет, сюда, ко мне? И что я ему напишу? Нет, даже не стоит думать об этом. В душе бушует море: прилив-отлив, прилив-отлив. А может? Нет. Ну может я попробую? Нет! Черт возьми, я даже такое простое решение не могу принять! Злясь на свою бесхребетность, хватаю телефон и открываю его сообщение. Я твердо решила, что стоит ему написать, и абсолютно не важно, что будет в сообщении. Напишу, просто потому, что мне это сейчас необходимо всего лишь почувствовать связь с окружающим миром. Разве я многого прошу? Он ответит, ответит, я знаю это. Но через секунду я уже опускаю телефон на диван, и возвращаюсь в исходную позицию. Откуда только берутся такие глупые мысли? Из отчаяния? Кто ты ему, девочка, спустись на землю. Нет, не стоит даже думать об этом. Бредовая идея. А вдруг он тоже сейчас сидит, так же, как я, и смотрит на свой смартфон, в ожидании ответа? Вдруг он ждет моего сообщения? Телефон снова оказывается в моих руках, решимости точно хватит на одно небольшое сообщение. Пальцы отказываются слушаться, и набирают несуществующие слова, опечатки через букву, и пока я исправляю, уверенность покидает мое тело. Смотрю на напечатанное сообщение, но буквы не складываются в слова, как будто я не умею читать, или вижу текст на непонятном языке. Экран гаснет, а телефон так и остается зажатым в напряженных руках. Осознание того, что я смотрю на потухший экран, приходит с опозданием, и я чуть встрепенувшись, словно отходя от сна, включаю его заново. Перечитываю то, что написала, и с замиранием сердца, дрожащим пальцем, который и не сразу попадает на необходимую кнопку, отправляю сообщение. Проходит пять минут – ответа не поступает. Десять, пятнадцать, тридцать, сорок, час. Натянутая где-то глубоко внутри струна, может порваться в любую секунду. И чем больше ожидание, тем сильнее натяжение, и от него становится больно, даже физически. Он, наверное, просто не видел сообщение, о чем я вообще думала, писать в такое позднее время – тупая затея. Прикидываю в уме, сколько еще до рассвета. Перспектива не радостная, но мне нужно прожить, протянуть это время, и как мне это сделать? Глаза безразлично осматривают интерьер комнаты, не задерживаясь ни на чем больше пары секунд, и останавливаются только на маленьком баре, расположенном в углу у противоположной стены. Алкоголь воистину решение и причина всех проблем. Первая бутылка вина не успела, и подойти к концу, как страх и оцепенение отошли на второй план, а потом и вовсе предались забвению. То, что еще полчаса назад пригвоздило меня к дивану, не давая ни двигаться, ни дышать – потеряло контуры, стало размытым и не важным. И лишь один вопрос вертелся в голове, как мясо на вымпеле: медленно, прокручиваясь снова и снова, становясь с каждой минутой тяжелее и больше. Почему он не ответил? Сейчас проверим. Нужно всего лишь набрать его номер и позвонить. Воспользуемся правилом «трех гудков», которое считается хорошим тоном. Если он не возьмет трубку, то я скину вызов, оставляя в его смартфоне пометку о пропущенном звонке, чтобы, когда Оливер проснется, и увидит мое кричащее о помощи сообщение, сразу понял, что случилось что-то действительно страшное. Детский лепет, ведешь себя, как недалекая школьница. Что ты пристала к нему? Больше не к кому? Ах да, больше не к кому. Здравый смысл что-то быстро пропищал, и поспешил скрыться, чтобы не видеть моего позора. Ну и пусть идет. Допиваю содержимое бутылки из горла, и с деловым, манерным видом беру в руки телефон. Только когда начинается соединение, я понимаю, насколько глупо я поступаю, и в каком свете себя выставляю таким поведением. Отступать назад – не вариант, и я с дрожью в сердце жду первого гудка. Он раздается в моей голове чересчур громко, как будто за спиной сигналит несущийся на всех парах поезд, или военный крейсер. А после моментально раздаются частые короткие гудки, абонент отклонил вызов. Остаюсь стоять на месте, как парализованная, все еще слыша ритмичные гудки, которые напоминают писк оборудования жизнеобеспечения, подключенному к умирающему человеку. Стены шатаются, преломляясь в соленой влаге, выступившей на глазах. Скинул. Сразу. Он не спит. Он видел сообщение. И звонок. И скинул. Струна, натянутая до предела длительным ожиданием ответа, разрывается, оставляя за собой кровавые борозды, делая неимоверно больно, и хочется кричать до хрипоты от того, что все разрушено и сломано. Но проходит минута, вторая, и я, наливая новую порцию алкоголя, утираю уже катившиеся ручьем слезы. Живая, не умерла, и даже не покалечена. Знаю, что алкоголь через пять часов выветриться, вместе с запредельным драматизмом о крушении очередной маленькой надежды. Хорошо, я все поняла, сама о себе позабочусь. Помощи ждать неоткуда. Как и всегда. Герои неизвестного фильма феерично и ярко скандалят на экране включенного телевизора, сквозь зашторенные окна пробиваются первые лучи нового дня. Я с интересом наблюдаю за развитием фильма, изредка отпивая вино из большого бокала, и совершенно не замечаю того, как руки складываются в известную им ранее позицию, и при нажатии, извлекают громкие щелчки из суставов пальцев. Что за мерзкий звук? Пытаюсь разлепить глаза, чтобы найти источник омерзительных громких звуков, будоражащих в голове волны боли. Но, как только сигналы сотового телефона стихают, снова проваливаюсь в глубокий сон. Блаженное состояние не продлевается долго, возобновившаяся трель звонка вытаскивает в реальность грубым рывком. Глаза резко распахиваются, обвожу взглядом белый потолок, попутно вспоминая, где я нахожусь. Черт, и надо было так напиваться. Пить-то, как хочется! А я взяла с собой обезболивающие таблетки? Блядь, еще искать их три часа придется. Словно тюлень перекатываюсь на бок, и, не заметив стоящий на подлокотнике пустой бокал, роняю его на пол. От звука разбивающегося стекла невольно зажмуриваюсь, и, чувствуя себя нашкодившим котом, аккуратно приподнимаюсь и выглядываю из-за подушки, осматривая нанесенный урон. Да ничего страшного, заплачу. Голова сама находит подушку, и как только я приобретаю горизонтальное положение, приятные, мягкий волны полудрема начинают укачивать мое тело. А почему я проснулась? И сколько сейчас времени? Блин, уже светло. Надо вставать, кажется, мне кто-то звонил. Через десять минут фантастических усилий, мне удается не только подняться с дивана, но и даже затащить себя в душ. Телефон я нашла на полу, под диваном, видимо он упал, когда я ворочалась во сне. От увиденного на экране смартфона, брови начали подниматься вверх, а внутри что-то больно пихнуло желудок локтем. Девять пропущенных? Что? Я вчера что-то натворила? Номеров было трое, причем все оказались мне незнакомыми, и не записанными в список абонентов. Кто-то звонил два раза утром, с периодичностью в тридцать минут. Тут же смотрю на время, уже пятнадцать минут второго. Учитывая то, сколько я выглушила ночью, то это неплохой результат. Может перезвонить? Вдруг это срочно? Да нет, если что-то случилось, то пусть звонят сами. Еще чего не хватало, буду я тут еще с утра, с дикого похмелья всех обзванивать. Другой номер оставил четыре непринятых вызова, и последний был всего сорок минут назад. Да что вам всем от меня надо? Не хочу ни с кем сегодня разговаривать, и видеть тоже никого не хочу. Последний номер показался мне знакомым, и я даже не удивилась, когда увидела исходящий от меня вызов по этому телефону. Только чей он? И зачем я звонила ему почти в два часа ночи? Озарение приходит практически сразу, прокатываясь по пустой голове огромным тяжелым шаром. Твою мать, это же номер Оливера! Вот же стыдоба, какой позор! Что он теперь обо мне подумает? С приятной неожиданностью, отмечаю про себя, что эти вопросы уже не вонзают в сердце горящую булаву стыда и страха. Только небольшой кусочек любопытства и неловкости, да и только. Сложно сказать, с чем вызвано это утреннее безразличие, но оно мне определенно нравиться. Лукавая ухмылка самостоятельно искажает мое лицо, а ведь правду говорят, что утро вечера мудренее. Ощущение того, что что-то изменилось, не покидало меня все то время, пока я приводила себя в порядок. Не знаю почему, но сегодня мне дышалось легче, глубже, а с губ не сходила довольная улыбка. Первый раз за последние несколько дней я решила «намарафетиться»: уложить волосы, сделать красивый макияж и нормально одеться. Когда телефон снова ожил, и начал напевать мелодию входящего звонка, в душе ничего не дрогнуло, словно это был долгожданный звонок от давней подруги, с которой мы договорились встретиться на днях. - Да, я слушаю, - говорю я, попутно примеряя у зеркала удлиненную черную рубашку. - Добрый день, - в динамике телефона раздался хриплый мужской голос, - меня зовут Георг Вебер, я действующий офицер полиции Берлина, отдел убийств. Кристина Андреева, я не ошибаюсь? - Здравствуйте, - спокойно отвечаю я, отбрасывая рубашку в сторону. Сегодня я ее не буду надевать, мрачно и не по погоде. – Абсолютно верно. Можно узнать причину Вашего звонка? - Вы, как и другие девушки, участвующие в конкурсе музыкальной группы, вызываетесь на допрос в качестве свидетеля. - Свидетеля? – переспрашиваю я, выуживая из открытого чемодана летнее платье в виде футболки оверсайз, - все очевидцы становятся свидетелями только после заведения уголовного дела. Я могу уточнить, по какому делу я прохожу у Вас свидетелем? - По делу об убийстве Николь Морель. Вам необходимо явиться в участок в пятнадцать часов по полудню, - голос собеседника не выражал никаких эмоций, словно это был автоответчик. - Я Вас поняла, буду без опозданий. - Благодарим за сотрудничество, - так же монотонно произнес мужчина, и вызов оборвался. Допрос так допрос. Прикладываю к себе найденное платье и верчусь перед зеркалом, смотря на свое отражение. По крайней мере, мне есть в чем туда пойти. Пять пар глаз моментально устремляются на меня, стоит мне только зайти в комнату ожидания. Вся палитра переживаний умещалась в этих взглядах: злость, раздражение, испуг, тревожность, переживания от беспокойства до явной паники. Лучше всех держалась, конечно же, Кара. Девушка в расслабленной позе, закинув нога на ногу, мастерски работала пилочкой для ногтей, приводя маникюр в идеальный вид. Когда я зашла, немка устало мазнула по мне пустым взглядом, и вернулась к своему занятию. Кейт крепко сцепила руки в замок, в практически молитвенном жесте и смотрела в пол, стараясь не поднимать ни на кого взгляда. Мэридит едва слышным шепотом беседовала с Джессикой, девушки отвлеклись от разговоров лишь на пару секунд, чтобы поприветствовать меня, а потом вернулись к своему занятию, игнорируя всех находящихся в комнате конкурсанток. Беатрис нервно качала ногой и по-детски кусала палец, ее волнение заметно даже издалека. Наташи не было. - Привет, - мягким голосом говорю я, и присаживаюсь на свободный стул около паникующей шведки, - ты здесь давно? - Привет, - девушка выдавила страдальческую улыбку, которая тут же пропала с ее лица, - минут двадцать. Ты хорошо выглядишь, - замечает она, - правда, я даже тебя не узнала. - Спасибо. Видно больничный отдых пришел мне на пользу. Не санаторий конечно же, но, я хотя бы выспалась. Тут все, кроме одной, - я обвожу взглядом разношерстную компанию, - она приходила? - Она уже в дознавательной, - странным голосом отвечает девушка, видно ей страшно даже называть это слово, - уже как минут десять. - Понятно, - видно, эта мразь решила пойти первой только для того, чтобы дать показания против одной из нас, - ты знаешь, как проходит процесс допроса? - Нет, - неуверенно, слегка заикаясь, отвечает блондинка, - никогда не сталкивалась с судебным процессом. - Перестань волноваться, не нужно всего этого мандража, - я дружелюбно похлопываю ее по плечу, - это не страшно. Тебе зададут несколько вопросов о том, что произошло тем вечером на базе музыкантов, были у нее враги, замечала ли ты в ее поведении что-нибудь странное и так далее. Нам не выдвигают обвинений, это просто сбор сведений. - Который не кончиться ничем хорошим, - вклинивается в нашу беседу вернувшаяся в реальный мир Кейт. - Не удивлюсь, если эта Наташа, - ее имя она произнесла с особым омерзением, - сейчас рассказывает им удивительно интересную историю. - О чем? – Кара останавливает мелькающую со скоростью света пилку для ногтей, и одаривает бывшую подругу уничтожающим взглядом, - о том, как она полночи проторчала пиздой в потолок? А потом даже не смогла вспомнить, кто ее оприходовал? Не смогла вспомнить, да? Вам еще повезло не услышать историю о ее похождениях со страстным Оливером. И да, Кара, она считает, что твой половой орган космических размеров. - О том, что в этот вечер присутствовали наркотические препараты, - едва слышно произносит Кейт, возвращая Каре убийственный взгляд, полный обвинений. - Даже если это действительно так, девочки, вас никто не заставляет давать против себя показаний, которые могут вас опорочить. Не нужно распространяться о том, кто и чем занимался в тот вечер. У нас в России говорят так: «Это к делу не пришьешь». Курили вы траву или нет, занимались сексом с музыкантами или нет – это никак не повлияло на то, что Николь сейчас лежит в морге. - Согласна с ней, - пилочка Кары указывает на меня, а потом снова возвращается к ногтям, - мы эту толстуху не убивали, и я не чувствую никакой вины в произошедшем. - Я ничего и не видела, - Мэридит продолжает мысль Кары, - когда на Николь напали, я была в доме. - И я тоже, - отзывается Джессика, - мы как раз хотели подняться на второй этаж с… - Неважно с кем, - я останавливаю ее речь, - пусть это останется только для твоей памяти. - Достаточно позитивно все у вас звучит, - вмешалась в разговор Беатрис, - мы, конечно же, можем умолчать о том, что происходило на вечеринке, но Наташа... Она не упустит шанса втянуть нас в такое болото… - А что Наташа? – я искренне не понимала причину их беспокойства, - не думаю, что она начнет поднимать эту тему вообще, ей это не выгодно. Но даже, если допустить, что в данный момент, она сливает следователю все наши грехи, то в любом случае, ее слова будут против наших слов, - я обвожу всех присутствующих взглядом, - и если, мы будем говорить одно и то же, поверят нам. Девушки заметно оживились, и приготовились к созданию плана по своему спасению. Железная дверь отворилась, и Наташа с гордо поднятой головой, прошла комнату ожидания, даже не удостоив никого из нас своим взглядом. Но ее уверенную, победоносную улыбку заметила каждая. Тучи сгущались, это почувствовали все. - Кристина Андреева, - произнес знакомый мне статичный мужской голос. Я поднялась со стула, ободряюще улыбнулась девушкам, и прошла в соседнюю комнату. Давящая атмосфера, металлический стол, отсутствие другой мебели, и серьезный широкоплечий мужчина, восседавший по другую сторону от меня – все это наводило на мысль, что я попала на съемки детективного сериала. - Позвольте представиться, - мужчина устремил на меня колючий взгляд серых глаз, - Георг Вебер, офицер полиции, ведущий следствие по этому делу. Вы, как я полагаю, Кристина Андреева, гражданка Российской Федерации, рожденная двадцать седьмого марта одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года. - Да, - я утвердительно качнула головой. - Вы прибыли на территорию Германии по пригласительной визе десятого июня этого года. - Да. - И какая цель Вашего пребывания в Берлине? - Я одна из восьми, - теперь уже из семи, - победительниц конкурса от группы Rammstein. Пригласительные были высланы нам менеджером группы. - Все это время, вы находись в одной компании с погибшей Николь Морель? - Не совсем так. Я пробыла, как и все остальные, трое суток в Берлине, далее – двое суток на звукозаписывающей базе, которая принадлежит Nucleus studio, она располагается в сорока пяти километрах от города. - А последние семь дней? – он сморит ровно, именно ровно, не выражая никакой эмоциональной окраски ни словам, ни взгляду. - Пять дней в госпитале Charité International, после нападения, произошедшего ночью на территории базы музыкантов. Остальные два дня – в своем номере. - Вы знали, что в тот же вечер Николь так же подверглась нападению, как и Вы? - Естественно, это случилось еще до меня, но, к сожалению, я оказалась на месте происшествия уже, когда все закончилось. - А где Вы находились в тот момент? - Собиралась на небольшую вечеринку, организованную парнями, в нашем доме. В своей комнате. - Как мне известно, Вы опоздали на это мероприятие примерно на полтора часа. Как Вы проводили это время? Так-так, Наташ, это уже твои слова, не так ли? - Приводила себя в порядок, немного не рассчитала с количеством алкоголя, выпитого перед этим. - Кто может это подтвердить? - Эм, - я сделала вид, что задумалась. Ведь моя речь не должна звучать, как зазубренный параграф, - Кара Шмидт. Она приходила раза три точно, хотела узнать как мое самочувствие. - А почему она это делала? Вместо того, чтобы веселиться с кумирами? Вы были близки? - Что Вы имеете в виду? - Вы достаточно хорошо общались? - Мы практически все хорошо общались между собой. - Практически? – переспрашивает следователь, - а кто не входил в круг общения? - Наталья Смолянова, - легко отвечаю я, - просто она с самого начала странно вела себя, удерживала дистанцию между собой и нами. Мы пару раз пытались заговорить с ней, но, как правило, она отмалчивалась и, сами понимаете, это не выглядело мило. - Вы не общались с ней, даже зная тот факт, что она тоже гражданка Российской Федерации? - Не совсем так. Я пробовала с ней общаться, но ничего не получилось. - Почему? - Она вела себя надменно и высокомерно, не только по отношению ко мне, но и по отношению к другим. Да, и к тому же, открыто ластилась к участникам группы. Сами понимаете, никому из девочек не пришлось это по вкусу. - Ластилась? Что означает это слово в Вашем понимании? - Привлекала к себе внимание, и при любой возможности показывала, что готова на интимные отношения. - Это Ваши личные наблюдения? - Нет, - с усмешкой твердо заявляю я, - это может подтвердить любая из нас. - В каких отношениях Вы были с погибшей девушкой? - В нормальных, мы были знакомы всего пять дней, и я мало, что узнала о ней, но мы общались на отвлеченные темы. Она была милой, доброй девушкой. - У нее был конфликт с кем-то на проекте? - Не могу вспомнить ни одного конфликта между девочками, я уже говорила, что мы были достаточно дружны между собой. - Насколько мне известно, упомянутая Вами Кара Шмидт, угрожала расправой одной из участниц, и даже могла причинить физическое насилие. И тут я рассмеялась. Напряжение, которое копилось за минуты строгого допроса, вылилось в непроизвольный смех. - Прошу прощения, - я взяла себя в руки, чтобы продолжить общение, и не выглядеть, как истеричка, - я просто поняла, о чем Вы говорите. - Расскажите эту историю. - Рассказывать особо не о чем. Наташа испортила сумку Кары, от Max Mara, скорее всего специально, и Кара, она просто импульсивная девушка, конечно же, отреагировала на это по-своему. И да, она замахнулась на нее, и это даже видел солист группы. Но говорить о том, что она угрожала ее жизни – это смешно. Извините, она ее просто отматерила. Я и сама бы так сделала, эта сумка стоит почти полторы тысячи евро. - Кто-то еще может подтвердить эти слова? - Да любая из нас, - спокойно отвечаю я, - мы потом еще сутки успокаивали разбушевавшуюся Кару. - По Вашему мнению, какую цель преследовала Наталья, поступая так в отношении Кары? - Я откуда знаю. Она, скорее всего, чему-то завидовала, постоянно выдумывала о нас небылицы. - Ясно, - коротко кивнул мужчина, что-то помечая в своем блокноте, - на вечеринке в доме музыкантов присутствовали запрещенные препараты? - Я ничего не видела, и не принимала. Мне хватило бутылки виски. - Вы видели, что Кара Шмидт употребляет или хранит наркотики? - Кто? Кара? – с ложным возмущением переспросила я, - да она помешана на здоровом образе жизни. Нет, такого точно не может быть. - Кто-то вел себя неадекватно в тот вечер? - Да, - сказала я после непродолжительной паузы, - Наташа сильно перепила, и вела себя отвратительно, а потом просто уснула в одной из комнат на втором этаже. - Кто-то из группы мог воспользоваться ее алкогольным опьянением? - Вы имеете в виду, могли бы они заняться с ней сексом? - Да. - О, нет. Она так сильно перепила, что облевала всю кровать и всю себя, девчонкам даже потом пришлось ее отмывать в ванной. Снова пометки в блокноте. Молча наблюдаю за мужчиной напротив меня, с гордостью осознавая, что первую часть вопросов, я отбила. - На момент нападения Вы находились в подвальном помещении вместе с Оливером Риделем. Как вы там оказались? - Мы искали запасной генератор, чтобы включить электричество. - Это была Ваша идея? - Да, я знала, что нужно делать. В России из-за сильных морозов часто происходят неполадки на линиях электропередачи, поэтому у кого есть возможность, покупают себе такие вот портативные станции. У моих родителей была такая. - Вы видели лицо нападавшего? - Нет. - Я ознакомился с Вашими показаниями, которые Вы давали в госпитале. Вы хотите что-то добавить к своим словам? - В тот раз я рассказала все, что было, и все, что видела. Так что, нет. - Хорошо. И последний вопрос. В день смерти Николь Вы присутствовали в больнице. С какой целью? Ой, Наташа, ты такая дура. - Хотела навестить ее, но, - делаю последнюю трагическую паузу, переводя взгляд на гладкую поверхность стола, - просто нападение сблизило нас, я прекрасно понимала, какой страх она чувствует, после того, что произошло. Сами понимаете, какого это оказаться в другой стране, да и еще после такого зверского нападения… Хотелось ее поддержать, - по глазам потекли актерские слезы, - но я не успела. Она…Там...Лежала… Всхлипываю в голос, одновременно закрывая лицо ладонями. Никто не должен видеть, как в разгар страданий, на моих губах то и дело проскакивает неуместная улыбка. - Успокойтесь. Не проводите корреляцию между ее смертью и нападением. Мы не считаем, что они связаны. Вы можете быть свободны. Девушки заметно меняются в лице, когда я, расстроенная и заплаканная выхожу из комнаты для допросов, но потом я потираю лоб в печальном жесте, попутно закрывая глаза от стоящего у двери полицейского, и задорно им подмигиваю. Я свою роль отыграла, теперь дело за вами, девчонки. Прохожу по длинному коридору полицейского участка, и попутно достаю телефон. Снова два пропущенных от неизвестного номера. Так, если первый номер – это Оливер, который стух после двух утренних звонков, а второй принадлежал офицеру полиции, то третий оставался загадкой. Нужно узнать, кто это мне тут досаждает звонками. Нажимаю на кнопку вызова и жду ответа с другой стороны. Трубку берут не сразу, но голос, раздавшийся в динамике телефона, кажется мне подозрительно знакомым. - Алло, Вы мне звонили сегодня уже шесть раз, могу я узнать, что Вы от меня хотите, - говорю я в шутливом тоне, направляясь к выходу из здания. - Привет. Почему не отвечаешь на звонки? – сразу спрашивает мужчина, - нам надо поговорить. И это срочно. - Может, для начала представитесь? – спрашиваю я, выходя на улицу и вдыхая свежий летний воздух, который после длительного пребывания в помещении, кажется мне особенно сладким. - Это Кристоф, - убираю телефон от уха, подозрительно смотрю на него, а потом возвращаю его на исходную позицию, - где ты? - Вышла из полицейского участка. - Никуда не уходи, - перебивает меня мужчина, - я буду там через пять минут. А потом в телефоне раздаются короткие гудки. Что за день? Что ему от меня нужно? Одни загадки. Блин, есть что-то хочется. Я сегодня ела что-нибудь? Шнайдер не соврал, действительно, не прошло и пяти минут, как на территорию участка въехала уже знакомая мне машина. Выходить водитель не стал, персона все же узнаваемая, поэтому я сама подошла к иномарке и, открыв дверь, села в салон. - Привет, - говорит мужчина, поворачиваясь ко мне. Это я вижу боковым зрением, потому что упрямо продолжаю смотреть прямо перед собой. – Ты уже после допроса? Откуда такие подробности? Это что, написали в утренней газете? - Привет, - отвечаю я, нужно же соблюдать правила приличия, - да. Все нормально. О чем ты хотел поговорить? - Пристегнись, - строго говорит Шнайдер, - разговор точно будет не здесь. Молча выполняю его приказ, и машина трогается с места. - Есть хочешь? – неожиданно спрашивает он, когда мы оказываемся на одной из самых длинных улиц Берлина. Кабана бы съела! Заживо! - Немного, - скромно отвечаю я, рассматривая мелькающие за окном дома. - Посмотри на меня, - неожиданно произносит мужчина, отчего я автоматически разворачиваюсь к нему с вопрошающим недовольным взглядом, - Кристина, давай проясним наши отношения сейчас. Какие еще к черту отношения? О чем ты там говоришь? - Я хочу извиниться за свое поведение, и за то, что не поверил, посмеялся над тобой тогда. Я был не прав, признаю это, - пока Кристоф произносит свою речь, я изучаю его красивый, мужественный профиль. И неожиданно для себя прихожу к выводу, что он мне симпатичен. Но сразу же отметаю эту мысль, выдворяя ее из своей головы хамским пинком. – Не хочу, чтобы между нами присутствовали обиды и недосказанности. И, если ты не против, давай оставим это недоразумение в прошлом. - Не против, - скупо отвечаю я, отмечая про себя, что еще некоторое время буду строить обиженную мину. В чисто женских, профилактических целях. - Отлично, - заключает Кристоф, - тебе не жарко? - Не особо, - все еще дуясь, как рыба-луна, отвечаю я. Пассажирское окно молча спускается вниз, примерно на одну треть, и лёгкий ветерок приятно обдувает мое лицо, поднимая в воздух несколько прядок волос. Невольно зажмуриваюсь, и подставляю лицо к горячим летним лучам. - От кондиционера может продуть, - зачем-то объясняет свой поступок мужчина. - Спасибо, вот так просто супер, - улыбаясь, отвечаю я, продолжая наслаждаться поездкой. Машина заезжает в закрытый каменным забором двор, оформленный в классическом европейском стиле, и останавливается. Поняв, что это конец маршрута, отстегиваю ремень безопасности. Тут я еще не была, даже не знаю, что это за здание, находящееся в центре огражденной территории. - Это ресторан одного моего хорошего друга, - словно услышав мой немой вопрос, произносит Кристоф, - там для нас приготовлен столик, где мы можем спокойно поговорить. И поесть! – добавляет голодный желудок. - Хорошо, - спокойно отвечаю я, - тогда пойдем. Нас радушно встретил веселый мужчина, на вид ему было около сорока лет. Пока Кристоф обменивался рукопожатием и парочкой фраз с владельцем ресторана, я осматривала интерьер заведения. Круглые деревянные столы, покрытые безупречно чистыми скатертями, высокие резные стулья, огромный бар в центре зала. Уютный семейный ресторан, в котором можно отметить праздники и посидеть дружной компанией. - Пойдем? – обращается ко мне мужчина, отрывая от рассматривания помещения. Коротко киваю головой, и следую за ним. Ганс, а именно так звали полноватого шутника, отводит нас за уединённый от общего зала столик, на котором уже стоят разнообразные горячие закуски. От запаха сочного жареного мяса желудок сводит неприятной судорогой, у меня, наверное, даже зрачки расширились от лицезрения всего этого великолепия. Кристоф учтиво отодвигает стул, приглашая меня за стол. Джентльмен, что уж тут говорить. - Откуда у тебя мой номер? – спрашиваю я, уже разрезая аппетитную колбаску. Настолько хочется кушать, что вся манерность отодвигается на второй план. - Взял у нашего менеджера. Вчера вечером мы узнали, что погибла та девочка, - Кристоф виновато опустил глаза, и продолжил, - эта новость шокировала нас. Полиция еще не делала официальных заявлений, но я, вспомнив твои слова, сразу все понял. Это он? - Да. Это он, - не вижу смысла врать ему, поэтому решаю про себя быть с Кристофом максимально честной. Насколько это возможно. – Николь выложила пост в одну социальную сеть, и история, произошедшая в тот вечер, которая должна была остаться в тайне, стала известна прессе. И…Ты знаешь, что было дальше. Кристоф едва заметно ссутулился и глубоко вздохнул. Я понимала его чувства и мысли, и мне было жаль его, хотелось сказать что-нибудь теплое и одобряющее, но я не знала что. - Как она умерла? – тихо спрашивает он, от его слов я замираю с поднесенной ко рту кружкой холодного пива, а потом ставлю ее обратно на стол. - Послушай, Кристоф, раз мы решили оставить свои разногласия позади, то я должна быть честной, по отношению к тебе. И не утаивать от тебя известную мне информацию. Но ты сам готов ее услышать? - Готов, - без промедления отвечает мой собеседник. Видно он решил докопаться до правды, и понять, что же происходит. - Он разрезал ее рот от уха до уха, - отвечаю я. – Но это не причина смерти. Скорее всего, он что-то ввел ей. Иначе, он не смог бы с ней совладать, да и крик бы она подняла такой, что на него сбежался бы весь персонал госпиталя. Может смертельную дозу наркоза, или другого препарата. Я надеюсь на то, что в момент этого садистского извращения она уже была мертва. Мужчина стойко выдержал мой ответ, лишь напрягшиеся мышцы челюсти выдавали то, с какой силой он себя сдерживает. - Откуда тебе это известно? - Так получилось, что я.. – и что ему ответить? Что я опоздала? Что если бы я не пришла на пять минут раньше, то смогла бы ему помешать, и сейчас Николь была бы жива? – Я была на месте преступления и видела, что он с ней сотворил. Наступает пауза. И чем дольше она длится, тем сильнее я боюсь его ответа. Он вправе злиться на меня, и разразиться гневной тирадой в мой адрес. - И как ты пережила эту ночь? – его слова влетают в мою голову, но сначала я даже не могу их осознать. А когда понимаю смысл его вопроса, то в горле застревает ком. Из всех вопросов, который он мог задать, Кристоф озвучивает именно этот. - Я пила, - безучастно пожимаю плечами, пытаясь сгладить остроту откровения, умалчивая о том, что отправляла Оливеру просьбу помочь мне. Странно, но в его взгляде нет плоской жалости или презрения. Есть понимание, или мне хочется видеть это в его глазах. - Кристина, - в его произношении это имя звучит нежно, словно он обращается к ребенку, - послушай сейчас меня, и не перебивай. То, что происходит с тобой, с другими участницами это чертового конкурса – наша вина. Этот психопат хотел нашей крови, а под ударом оказались вы, и я не могу подобрать слов, что бы описать, что я чувствую, когда убивают невинных людей, не сделавших ничего плохого, только из-за того, что они имели отношение к нам. Я не знаю, как буду жить дальше с этим грузом, как парни будут жить с этим. И если я могу хоть как-то помочь тебе, то я сделаю все, что от меня требуется. Я понимаю, что ни Альфреда, ни Николь это не вернет, но если мы спасем остальных от рук этого маньяка, если мы помешаем ему, то это будет моей главной наградой в этой жизни. От непривычного местоимения «мы» внутри что-то съеживается, оказывается, приятно осознавать, что есть на свете человек, который хочет помочь, и называет ваше сотрудничество не «я и ты», а сплочённым словом «мы». - Ты не обязан это делать. Оливер уже пытался мне помочь, помнишь, чем это закончилось? – нет, надо отговорить его от этой идеи. Он осознает насколько это опасно? – Ты сам видел ту фотографию, и знаешь, что Писатель следит за мной, и, находясь рядом, ты будешь в опасности. - Не пытайся меня отговорить, - отрезает Кристоф, - я уже все решил. Я хочу помочь тебе, это будет справедливо. - Хочешь сказать, что с этого момента мы компаньоны? – улыбаюсь я, ощущая радость от его настойчивости. - Я это сказал еще минуту назад, - улыбаясь в ответ, самоуверенно произносит он. Неприметный серебристый кроссовер Nissan поворачивает с нами направо, и хоть автомобиль держится в трех, а то и четырех машинах от нас, его неотступное следование за машиной Кристофа не остается незамеченным мной. Эту машину я видела еще около полицейского участка, и скорее всего водитель ехал за нами до самого ресторана, потом выждав, продолжил свое дело. - Поверни на перекрестке налево, - говорю я Кристофу, не сводя глаз с бокового зеркала. - Нам надо ехать прямо. - Просто поверни, - с нажимом отвечаю я, - пожалуйста. Мужчина без лишних вопросов включает поворотник, и сворачивает в нужную сторону. На пару мгновений серебристый пастух скрывается за угловым домом, но потом вновь появляется на горизонте. - За нами «хвост», - констатирую я, - от самого полицейского участка. - Ты уверена? – Кристоф пристально смотрит в зеркало заднего вида, - какая машина? - Серебристый кроссовер в двух машинах от нас. Только не надо паниковать, хорошо? Мы не поедем в мой отель, не хочу, чтобы кто-то знал, где я живу. - Я попробую оторваться, - отвечает мужчина, и ловко обгоняет впереди идущую машину. Мы увеличиваем скорость и перестраиваемся в другую полосу, преследователь тенью следует за нами. Я начинаю нервничать, от таких ситуаций на дороге можно не ждать ничего хорошего, они заканчиваются весьма плачевно. Кто за рулем той машины? Писатель? Нет, не думаю. Этот человек не будет открыто преследовать нас на шоссе, не в его это вкусе. Он любит оставаться за сценой, быть везде и оставаться незамеченным и неуловимым. Кристоф меня поражает с каждой минутой все больше. К моему удивлению, он не делает резких движений, не паникует, а профессионально уводит машину с главного шоссе в небольшие улочки, то и дело ныряя в малозаметные переулки. Наш надзиратель сильно отстал, и мы потеряли его из вида. Через двадцать минут игры в прятки, Кристоф заворачивает в обычный двор. - Пошли, - Шнайдер останавливает автомобиль во дворе спального района, припарковывая машину на небольшой стоянке таким образом, что ее практически не видно за высоким внедорожником, и выходит из салона. Чувствую себя растерянной, неподготовленной, к такому повороту событий, информация просто не успевает провариться в моей голове, и все превращается в кашу. Куда мы идем? Где мы? Я не понимаю, что происходит. Выгляжу, наверное, как первоклассник, пришедший в школу. За Кристофом сложно успеть, он идет впереди меня, и я все это время вижу только его широкую спину. Дыхание сбивается, и сердце гулко стучит в грудной клетке, жар приливает к лицу, мне страшно и интересно одновременно. Прохожие, как ни странно, не реагируют на нас, занимаясь своими делами. И даже не провожают взглядом высокую фигуру знаменитого барабанщика, и меня это удивляет. - Не отставай, - мужчина резко оборачивается и застает меня считающей ворон, - потом тут все осмотришь. Его ладонь властно цепляется за мое запястье, и тянет меня за ним, заставляя срываться практически на бег. Я не успеваю за Кристофом, пару раз нелепо спотыкаюсь, проклиная все на свете, но его рука лишь сильнее сжимается, и не выпускает из своего стального кольца. Мы идем какими-то странными дворами, постоянно меняя направление своего движения, но мужчина ни на секунду не сомневается, прежде чем сделать очередной шаг. Эта местность ему хорошо знакома, он был тут и не один десяток раз. Может он раньше жил здесь? - Куда мы идем? – мой голос звучит как писк, я боюсь, что сейчас Кристоф отпустит мою руку, и я останусь одна в этом странном каменном лабиринте. - Потом узнаешь, - не оборачиваясь, отвечает он, лишь перехватив мою руку ещё выше. Потом так потом. Я смиряюсь с его доминирующим положением, и если честно, то мне это даже нравится. Просто следовать за ним, находясь за его спиной, и идти по дороге, которую выбрал он. А тебе нужно только не отставать, и не надо ничего решать, напрягаться. Интересный же сегодня день. Разве проснувшись утром, я могла представить то, что Кристоф будет вести меня за руку, маневрируя между серыми высотками? Неожиданно для меня, мы вдруг выходим к зданию моего отеля, но только с его заднего фасада. Нет, как он так смог? Кристоф, с этого дня ты мой официальный Сусанин. Мужчина замедляет ход, наш путь подходит к концу. Мы окончательно останавливаемся примерно в ста метрах от входа в отель. В душе зародилось странное, мутное чувство. Мне не хотелось возвращаться в номер, не хотелось оставаться одной. И еще, как бы сложно мне не было это признать, мне не хотелось, чтобы он уходил. Кристоф выглядит как человек, который точно знает, чего он хочет, и как это сделать. Его аура сильного, спокойного человека, успокаивала мне нервы. - Вот и твой отель, - Кристоф оборачивается ко мне, но руку не отпускает. Смотрю на возвышающееся здание с горечью, моя персональная клетка уже готова гостеприимно распахнуть дверь, принимая меня в царство кошмаров и одиночества. – Что-то не так? - Нет-нет, - заверяю я, переводя взгляд на лицо мужчины. И что же ты такой наблюдательный? От его пронзительного и пристального взгляда я непроизвольно смущаюсь, опуская взгляд вниз, словно разглядывать землю и свои белые кроссовки безумно интересно. Да что это со мной сегодня? - Точно? – снова его голос. - Да, - с усилием поднимаю взгляд на него, стараясь не пересекаться с его глазами, - а как ты вернешься к своей машине? Мужчина лукаво улыбается, как будто этот вопрос ему приятен. - Ты волнуешься обо мне? – с небольшой долей издевки спрашивает он, - странно слышать это от тебя. - Почему это? – было обидно слышать от него такие слова. Я монстр что ли? Или бесчувственный робот? – Я пойду, наверное, нужно немного поработать. Извини, что так получилось на дороге. И все же тебе нужно еще раз подумать, над своим предложением помогать мне в этом расследовании. Как видишь, случаются такие неприятные сюрпризы. - Я уже все решил, - уверенно отвечает он, - и как видишь, моя помощь сегодня не была лишней. Он прав во всем. И я была благодарна ему за то, что он только что сделал для меня. Теперь у нас есть один интересный момент, который мы пережили вместе, одно на двоих воспоминание. Еще одна точка соприкосновения, маленький шаг в сторону доверия. - Ты меня сегодня спас, - без преуменьшений говорю я, - я не знаю, как бы выкручивалась, если бы тебя не было рядом. Спасибо. - Пожалуйста, коллега. Надо уже идти, нет смысла тянуть время. Все равно придется возвращаться в этот проклятый номер. Но Кристоф все еще держит мою руку, и от его горячего прикосновения не хочется избавляться. Хочется, чтобы этот момент продлился как можно дольше, хочется запомнить мельчайшие подробности происходящего, чтобы ночью прокручивать в голове эту пленку с улыбкой на губах. - Я пойду, - тихо говорю я, разрывая нашу связь, и оставляя момент волшебства в прошлом. Кожа на запястье еще горит приятным огнем, оставляя след его прикосновения. - Да, мне тоже пора, - отвечает мужчина, убирая освободившуюся руку в карман джинсов, - если тебе что-нибудь понадобиться, то всегда можешь набрать мой номер. И это я слышу от него? Мой мир перевернулся с ног на голову, или это зрительная иллюзия невидимого фокусника? Почему полюса так быстро смещаются? Разве не эти слова я мечтала услышать от Оливера? - И ты тоже, - в душе словно загорелась керосиновая лампа, стало тепло и приятно в области сердца. Такие простые слова, сказанные в такое нужное время. Неожиданно протянутая рука, от неожиданного помощника. Импульс, побуждающий сделать еще что-то, кроме выражения слов благодарности, возникает в теле подобно электричеству. Ноги сами делают шаг вперед, приближая меня к удивленному мужчине, и я, не соображая, что я делаю, поддаюсь секундному порыву. Крепко прижимаюсь к его жесткой груди, обхватывая руками спину мужчины. Я слышу его сердцебиение, частое и тревожное, чувствую, как поднимается и опускается его грудь с каждым вдохом и выдохом. Мне спокойно, словно все передряги и неприятности остались позади, и сейчас нет ничего кроме нерушимой, поднявшейся передо мной, защитной стены. Но момент откровения проходит, в голове начинают бегать неприятные мысли, и я понимаю, как глупо поступила. И как я выгляжу со стороны? Как рыба-прилипала. - Извини, - я бурчу себе под нос, расцепляя руки и отпуская изумлённого мужчину из объятий. Жар приливает к лицу, окрашивая щеки в красный цвет. Волна острого стыда прокатывается от головы до пяток, я даже не решаюсь взглянуть на Кристофа, опасаясь увидеть в его глазах что-то такое, что добьёт мое сердце окончательно. Какая же я дура! Надо срочно уйти, сбежать, спрятаться, закрыться в своем номере, и спрятать сотовый телефон. Надо самой спрятаться от этого тяжелого, давящего взгляда, который я ощущаю каждой клеточкой тела. Обхожу мужчину, не поднимая глаз, и под бешеный стук испуганного сердца, иду в сторону отеля, за спасительными дверями которого, я могу пережить этот немыслимый позор. От резкого отдергивания, я чуть не теряю равновесие, и непроизвольно делаю шаткий шаг назад. И я, скорее всего, я бы упала, если бы не уткнулась в мужскую грудь сразу же, как обернулась. Губ касается что-то влажное и теплое, и когда я понимаю, что происходит, глаза распахиваются. Упираюсь обеими руками в плечи Кристофа, надеясь хоть как-то отодвинуться от него, но ничего не получается. Сильные руки мужчины крепко удерживают меня на месте, пока его язык с напором и любопытством исследует мой рот. От смеси разнообразных ощущений, подкатывающих к горлу, в голове появляется густой туман, и все становиться незначительным. Я счастлива, но мне одновременно стыдно и страшно, все тело дрожит, как от лихорадки. Его запах окутывает меня, как ватное одеяло, казалось, что в мире не осталось ничего, кроме Кристофа, его губ и рук. И пусть я об этом пожалею, но сейчас я поступлю так, как хочет мое сердце. Медленно поднимаюсь руками к его шее, ощущая мягкость хлопковой ткани мужской рубашки, и чуть вздрагиваю, когда касаюсь гладкой кожи. Самоконтроль сворачивается в тугой кокон, и прячется от моего сознания, и я обхватываю Кристофа за шею, отвечая на его поцелуй, полностью растворяясь в его властных, наглых руках.