Кровавый Писатель

Серый пятиэтажный дом с черными, пустыми глазницами пристально смотрел на нас, а мы — на него. Тусклое небо, потерявшее свой лазурный цвет, давило на плечи, разогревало и так бушующее в груди чувство тревоги. Я думала, что над крышей этого дома будет кружить стая ворон, а все растения перед ним будут мертвыми и высохшими. Но перед нами стоял обычный дом, в котором на обычном этаже, в обычной квартире жил самый настоящий монстр.  — Нам нужно вызвать полицию, — Оливер осмотрел дом и вынес свой вердикт, словно в нем кто-то нуждался. — Там может быть опасно. — Везде может быть опасно, — отстраненно ответила я, блуждая взглядом по окнам пятого этажа, — пока мы будем объяснять служителям закона, что случилось и что мы от них хотим, уже Рождество наступит. Пошли. Поднимались мы в тишине: я была сосредоточена на счете ступенек — это единственное, что меня могло успокоить в такой напряженной обстановке, а Оливер просто молчал. Он и не отличался никогда болтливостью, а оказавшись перед логовом Писателя и вовсе язык проглотил. Я не знала, какого поведения от него можно ожидать в критической ситуации, но я должна была взять его с собой. Нельзя было сказать, что подъезд был грязным и зловещим. На полу не лежали осколки от разбитых бутылок, не было использованных шприцов, россыпи окурков и мерзких пятен плевков. Чистая лестница, аккуратные пролеты и коридоры. Но вязкая атмосфера безликого страха преследовала нас по пятам. Может, потому что мы знали, куда идем? Остановившись возле нужного места, я, максимально тихо, стараясь идти так, чтобы шум шагов не был слышен, приблизилась к черной деревянной двери и прислушалась. В квартире было тихо: ни шума разговора, ни шагов, ни включенного радио магнитофона или телевизора. Я несколько раз позвонила по указанному Питером номеру. Трубку так никто и не взял. Может, владельца квартиры и не было дома, а может он готовился к нашему визиту и затачивал лезвие огромного тесака, весело насвистывая себе под нос. Жестом показав Оливеру встать напротив меня, я аккуратно вставила в замочную скважину отмычку, медленно прокручивая ее в похолодевших пальцах. Щелкнул замок, и дверь послушно отошла от откоса. Перед нашими лицами открылся портал в Ад.  — Стой на месте, — прошептала я Оливеру одними губами и, зажав в правой руке пистолет, шагнула в темноту квартиры. Новосибирск. 1998 год. 16 марта. Дверь сотряслась под тяжестью ударов. Казалось, что даже хрустальная люстра в зале испуганно задрожала, услышав агрессивную канонаду. Смертельный торнадо «Юлия» явил себя во всей красе и во всем гневе, на который был способен. Я понимала, что тот момент, который я прокручивала в своей голове миллион раз, наконец-то настал. То, что спасало меня от реальности, скоро само превратится в реальность. Наверное, что-то подобное испытывает невеста, долгое время ожидающая свадьбы и услышавшая первые ноты торжественного свадебного марша. Волнение отступило, его просто не стало, вместо этого пришло чувство радостного трепета, предвкушение чего-то удивительного и необычного. Я встала с кресла и направилась к входной двери, и мне казалось, что я иду по облакам. Я иду к свободе. Ты сошла с ума. Ты определенно свихнулась. Нет, я при своем уме и он видит мир таким, каким он есть. Я знала, на что я иду. Знала, что за этим последует. И шла на это осознанно. Рассказать свою историю взрослым? Попросить помощи? У отца есть связи везде, он двадцать три года отработал в милиции и был уважаемым жителем города. Он подкупит врачей, психологов. Его коллеги заткнут глотки всем, кто поверит в правду. А что будет со мной? Сбежать из дома? Сколько дней пройдет до тех пор, пока отец меня не найдет? Что будет, когда я вернусь после такого в родные стены? От яростного стука дверь вибрировала. Я постаралась стереть улыбку с лица и, шумно выдохнув, быстро прокрутила три оборота замка и открыла дверь. Щеки Юли раскраснелись, она выглядела растрепанной и взбешенной, как бык на корриде. Шапка съехала на бок, ноздри яростно раздувались при каждом вдохе, глаза сверлили меня чистым гневом. — Ты что, блядь, совсем охуела? — Юля толкнула меня руками в грудь, и я почувствовала на своей коже морозное прикосновение замерших шерстяных варежек. Подруга прошла в дом, пренебрежительно бросив пакет, с которым она пришла, на пол. — Мать тебе передала. Чтобы ты поправлялась. Пизда, блядь, рваная. И что это такое было? — ее возмущению не было предела. Бросив в мою сторону едкий, злобный взгляд, Юля по привычке сразу направилась на кухню. Я спокойно закрыла за ней дверь, конечно же, девушка не заметила, как прокрутился замок.  — Знаешь, ты меня пиздец как взбесила сегодня. Я даже не знаю, чем ты сможешь откупиться, — говорила девушка, по-хозяйски разглядывая содержимое холодильника. Она повернулась ко мне спиной и не видела, как я плавными шагами, сжимая в руках рукоятку кочерги, шла по ее следу. И вот шагов не осталось — впереди спина противницы. — Может мамкиными бусами? Ну те, синие из бисера. Мне они явно больше подойдут, чем ей. Я замахнулась, максимально заводя руки за голову, и наметила место удара. Первый удар должен дезориентировать жертву, лишить ее способности координированно двигаться и сопротивляться. Я понимала, что не смогу убить ее с первого раза, наши силы почти равны, единственное, что было на моей стороне, так это неожиданность и решительность. На мгновение, всего на одну секунду, мои руки дрогнули, и где-то внутри, из подсознания, я услышала тоненький голосок, моливший меня остановится прямо сейчас, пока еще ничего не потеряно. Мне нечего терять. Осталась только я. Бум. Ощущение, что ты бьешь палкой по спелой тыкве — глухой, четкий звук удара и вибрация по пальцам. В груди что-то натянулось до предела и лопнуло, и звук разорванной души полностью совпал с приглушенным стуком кости и железа.  — А-а! — Юля упала на колени, практически заваливаясь в холодильник, сметая продукты, стоявшие на краю полок, своим телом. Грохот падающих банок, падающего тела, падающих полок. Девушка ухватилась рукой за голову и пыталась встать, но ее ноги разъезжались по полу. Она обернулась в мою сторону: ее глаза казались безумными, шальными, дикими. Бум. Голова ударилась об нижнюю полку, на полу начали появляться первые капли крови — при ударе Юля рассекла кожу на лбу. Ее ноги окончательно разъехались в разные стороны, она не могла найти точку опоры, только безуспешно скользила ступнями по окрашенным доскам. Пытаясь подтянуться, Юля схватила левой рукой верхнюю полку холодильника, но попытка не удалась — не прикрепленная железная решетка подняла дальний край и на голову девочке посыпались продукты.  — Помогите! Помогите! Убивают! — завизжала она. Я не могла оторвать от нее глаз, мне не верилось, в то, что происходящее сейчас реально. — А-а! Помогите! — она снова попыталась ухватиться, теперь за дверцу холодильника и ей почти удалось встать на ноги. Что ты смотришь, овца? Убей ее! Убей ее сейчас же! Я схватила ее за лодыжку и со всей силой дернула на себя, пытаясь оторвать стерву от холодильника. Юля шмякнулась на живот, и попыталась пнуть меня свободной ногой, но я упорно продолжала оттаскивать ее от бытовой техники и не остановилась, пока не убедилась, что девушка до нее недостает.  — Сука! Потаскуха обдроченная! — Юля пыталась отбиться от меня ногами, и я понимала, что еще чуть-чуть и шоковое состояние начнет проходить. Снова взяв в руки кочергу, я ударила девушку в живот, а затем по лицу. Из разбитого носа и размозженной губы хлынула кровь. Юля перекатилась на бок, пряча обезображенное лицо за ладонями. От ее воя к горлу подкатывала тошнота, внутри все задрожало. Надо было заканчивать, ее крики могли услышать соседи.  — Ты сама это сделала с собой, — прошептала я, подходя к ней еще ближе. Проломить череп кочергой — задача непростая, тем более, когда сила удара у тебя небольшая. Я остановилась в одном шаге от свернувшейся пополам девушки, и в этот момент, Юля резко убрала руки от лица и, бросившись вперед, укусила меня за ногу. От боли и неожиданности я выронила свое железное оружие и вскрикнула. Жалящая боль тут же впилась в мышцы голени, сметая все мысли волной ярости. — Тварь! — с силой ударив другой ногой по лицу «подруги», я отскочила от нее к стене, нелепо хватаясь руками за место укуса, словно мои ладони могли утихомирить боль. Юля уже предпринимала попытки приподняться, опираясь на ладони. Сильная. Видно, дерьмо внутри нее, дает ей силы, как лунная призма.  — Помогите! — снова заверещала Юля и медленно начала ползти в сторону брошенной мною кочерги. Опираясь на согнутые локти, девушка упорно двигалась к цели, оставляя за собой кровавые пятна. На секунду я вылетела из происходящего, как вылетает мыло из скользких рук, и упала на самое дно. Дно, где Юля выбралась из дома, где кареты скорой помощи полностью заполонили всю нашу улицу, где отец вернулся домой и в бешенстве стал подниматься в мою комнату, где все узнали, что Я напала на единственную подругу, которая принесла мне домашнее задание, несмотря на дурацкую погоду за окном. Нет, я не допущу такого. Нет! Я подхватила кочергу за секунду до того, как ее схватила бы моя любимая подруга. Ее ладонь поймала пустоту и с хлопком упала на пол. Ярость, до этого плескавшаяся где-то в укромных уголках головы, превратилась в ритмично накатывающие волны. Я чувствовала, как неведомая сила наливает мои мышцы. — Спасите! Помо…- крик девушки оборвался противным хлюпаньем, когда угол железа с силой захлопнул ее орущий рот. Юля прокусила язык, и темные струйки крови стали стекать из приоткрытых губ. Она преподнесла ладонь к подбородку, с ужасом наблюдая, как кожу рук окропляет ее собственная кровь. Белесая пелена закрыла мои глаза в тот момент, когда, не сводя с меня обезумевшего взгляда, Юля начала пятиться к двери. Неужели, она надеялась сбежать от меня? Первый удар — я слышала, как Юля вскрикнула и попыталась закрыться руками, второй — я ощутила только напряжение в руках и вибрацию железа, третий — темно-красные разводы на полу стали еще шире, четвертый, пятый, шестой — ничего. Я ничего не чувствовала, пока наносила удары, беспощадно молотя притихшее тело девушки. Оно только вздрагивало от каждого удара, но уже не оказывало сопротивления. Плечи уже налились свинцовой тяжестью, локтевые суставы затекли, но я не могла остановить себя, даже когда осознала, что кочерга увязает в жиже раздробленной головы. И только когда моих ступней коснулась странная теплая вода прозрачно-желтого цвета, я выронила кочергу, тупым взглядом уставившись на пол. Я смотрела на желтую лужу, и до меня не доходило, что это за жидкость и откуда она взялась. Но, когда я проследила путь ее истоков, уходящих под туловище Юли, меня продрал истерический смех: я хохотала, как сумасшедшая, задыхалась от смеха, от слез, от собственного воя. — Она обоссалась, обоссалась, — сквозь приступы смеха повторяла я, еще больше впадая в ненормальное состояние. Мне казалось, что в мире нет ничего смешнее этого факта. Безудержное веселье быстро обернулось черным безразличием, как будто в голове кто-то выключил свет и все эмоции погрузились в темноту. Машинально посмотрев на изувеченный труп девушки, а потом — на часы, я медленным шагом подошла к ногам жертвы, и, схватив их за лодыжки, потащила тело за собой. Темный дверной проем подвала выглядел устрашающе, словно являлся порталом в другое, сумрачное измерение. Измерение насилия и несправедливости, в котором я жила тринадцать лет и где меня мучали монстры и чудовища, и никто не пришел мне на помощь. Уставившись в гнетущий мрак подвала, я думала лишь о том, что это сырое, покрытое плесенью и грибками ущелье, отличное место для моего прошлого. Теперь все будет по-другому, я это знаю. Присев на корточки перед еще теплой Юлей, я осторожно сняла с ее руки браслет из бисера, и убрала его в карман домашнего сарафана, а на ее руку нацепила другой, купленный вчера в киоске. Завтра, или послезавтра, я спущусь в подвал, доделать некоторые дела и разорву дешевое украшение, усыпав глиняный пол крошечными бусинками. Не пройдет и недели, как я надену ценный трофей на свое запястье, а если кто-нибудь и заметит знакомый браслет, то скажу, что сплела себе сама, по фотографиям, в честь памяти зверски убитой подруги. Точным пинком я спихнула тело с порога погреба, наблюдая за тем, как оно исчезает в липкой темноте. Бум-бум-бум. Тело покатилось по каменным ступеням, стуча разбитой головой по лестнице. Монстр вернулся домой, и теперь навечно останется в нем. Еще раз взглянув во тьму подвала, я решительно закрыла дверь. Берлин. Наши дни. Затхлый воздух давно непроветриваемого, пыльно помещения неприятно защекотал нос, дышать стало тяжелее, словно плотность пространства в этой квартире была гуще. Удерживая ствол пистолета перед собой, я осторожными шагами продвигалась вглубь по коридору. Звенящая тишина гудела в ушах противным писком. Узкий коридор, наполовину заваленный хламом и вещами, выводил в крошечную кухню. Грязные занавески были плотно зашторены, и солнечный свет, проходящий сквозь засаленную материю, выглядел мутным и приглушенным. Горы немытой посуды, остатки еды в тарелках, на столе, угол, заваленный полными мусорными пакетами — куда не посмотри — везде царствовал беспорядок. Заметив суетливое движение, я в судорожно навела прицел оружия, но, спустя секунду, расслабленно выдохнула. Это всего лишь таракан. Старая бытовая техника покрылась желтым слоем пригоревшего жира, полуободранные обои, пыльный плафон светильника покрыт гирляндами пыли. Что ж, этот дом давно не видел своего хозяина. Или хозяин давно не проявлял заботы о своем доме. Но как можно жить в таких условиях? Развернувшись, я аккуратно вышла из кухни и направилась в сторону единственной двери, стараясь не производить ни единого шороха. Оливер неуверенно жался у входа в квартиру, борясь с желанием зайти в коридор, и опасением помешать мне. Медленно опустив ручку двери, я убедилась в том, что она не закрыта. Внутри все собралось в жесткий стержень. Вот он, момент истины. Раскрыв дверь настежь ударом ноги, я сразу наставила дуло пистолета вглубь комнаты, но там меня ждала только заброшенная, пыльная атмосфера. Шторы были также задернуты, как и на кухне. На полу хаотично разбросаны какие-то вещи, я даже не могла рассмотреть их — из-за царившего полумрака они выглядели безликими сгустками и пятнами. Его здесь нет. Рука, с зажатым в ней пистолетом, невольно опустилась, коснувшись бедра. Разочарование и болезненное ощущение провала тут же легло на грудную клетку, сбивая дыхание своим тяжелым прикосновением.  — Его нет? — тихий голос Оливера доносится за спиной, на что я безучастно пожимаю плечами, все еще пытаясь осмыслить глубину той жопы, в которой оказалась. Да, возможно, это его жилище, но кто сказал, что Писатель будет сегодня ждать гостей? — Кристина, все нормально? Теплая мужская ладонь успокаивающе легла на мое плечо, отгоняя черные вихри разорванной надежды найти маньяка. Можно попробовать устроить засаду, но просидеть в заброшенной квартире можно не один день, даже не один месяц, так и не достигнув хоть какого-нибудь результата. В любом случае, на подготовку и реализацию такого плана нужно время, а у меня его не было.  — Нет, — приглушенно ответила я, накрывая ладонь Оливера своей. Так, может, владельца и нет дома, но его жилище может нам помочь в поиске ответов. — Надо осмотреться. В этом бардаке должно быть хоть что-то. — Я развернулась к мужчине лицом, пытаясь не показывать досаду от очередного провала, и попробовала улыбнуться. — Закрой входную дверь на замок и возвращайся. Количество бесполезного хлама, собранного под крышей квартиры, впечатляло. Шкафы были забиты под завязку — стоило открыть дверцы, и лавина из скомканного белья и одежды сразу обрушивалась на тебя, пугая своей внезапностью и неприятным душком. Журнальный столик ломился под тяжестью разношерстной макулатуры и коробок из-под еды быстрого приготовления. Линолеум неопределенного цвета хрустел под ногами крошками и зачерствевшими кусками хлеба и пиццы. Разбросанные журналы, пустые блистеры и флаконы из-под лекарств, пожелтевшие бинты, коробки из-под дисков, обертки, брошенные на пол футболки с ароматом пота — казалось, что прямо посреди Берлина, прямо в этой квартире рванула помойная бомба. Оливер на поиски отправился с энтузиазмом. Хотя, я назвала бы наши действия не поисками, а раскопками. Но, его пыл угас достаточно быстро — не прошло и получаса, как басист начал просто бродить по квартире, останавливаясь около понравившихся ему вещей. Я же продолжала копошиться в бесконечном ворохе мусора, но попытки найти хоть одну жемчужину в горе тухлых устриц не увенчались успехом. Последний рубеж, стоящий на границе между новым паззлом в деле Писателя и бесцельно потраченным временем, стоял около несущей стены и занимал одну треть единственной комнаты. Массивный письменный стол утопал под кипами тетрадей и альбомов. Полуоткрытые покосившиеся дверцы приоткрывали вид на такой же бумажный беспорядок, что и на столешнице. Нет. Вот сейчас точно что-то да найду! Тем временем, часовая стрелка перевалила за цифру пять. Не успела я взять в руки первый попавшийся потрепанный журнал, как из его страниц вылетела глянцевая фотография и, кружась, словно опавший листочек, плавно легла на пол.  — Оливер, подойди, пожалуйста, — окликнула я мужчину и тот, оторвавшись от разглядывания огромного концертного плаката Rammstein, сделал два шага и оказался рядом со мной. — Смотри, ты кого-нибудь узнаешь? Оливер чуть склонился над фотографией, и его встревоженное дыхание защекотало кожу лица и шеи. Повисло молчание, время замерло. Все, чего я ждала от Оливера в тот момент, могло уместиться в одной фразе: «Да, я узнаю и парня и девушку». Мои пальцы дергались от напряжения, из-за чего фотография дрожала, мне показалось, что я даже ни разу не вздохнула за все то время, что Оливер изучал изображение двух молодых людей.  — Нет, — он выпрямил спину, отдаляясь от меня. — Нет, первый раз вижу. Не удержавшись, я обернулась и вопрошающе посмотрела на него. Оливер устало тер глаза пальцами руки, обессилено прислонившись спиной к стене. Интересно, что он почувствовал в тот момент? Что он ощутил в ту секунду, когда понял, кто виновен во всем происходящем? Я снова вернулась к рассмотрению фотографии. Молодая девушка, не больше двадцати лет, задорно улыбалась в камеру, прижимаясь к удивленному парню, который с непониманием смотрел в объектив, смешно разведя руки в сторону. Кадр был импровизацией — Ганс не знал, что их снимают. Его я узнала сразу, хоть его длинные волосы и были убраны в низкий хвост на затылке. Все тот же длинный, заостренный нос, бледная кожа, глубоко посаженные темно-карие, почти черные, глаза и острый, воспаленный взгляд. Девушка рядом с ним выглядела его полной противоположностью: смуглая кожа с оливковым подтоном свежего загара, серые, смеющиеся глаза, пепельные волосы, широкие брови и модная серьга-септум. Этот снимок навсегда сохранит Терезу молодой, с бурлящей по венам жизнью. «Друг. Он был другом. Другом». Интересно, а сейчас, когда ты лишилась зрения и рассудка, он тоже тебе друг? А ты была ему другом, когда он менял гнойные повязки одну за другой и промывал сожженное лицо, крича от боли в собственной ванне? Последний раз взглянув на фотографию, я аккуратно спрятала ее во внутренний карман толстовки, и приступила к осмотру тетрадей. Странные записи, скомканные листы, порванные листы, вырванные листы — хаос захватил и личные записи Писателя. Чтобы разобраться в этих журналах нужен огромный запас времени и нервов, и, не имея ни того, ни другого, я начала складывать исписанные тетради в рюкзак, пытаясь утрамбовать их внутри как можно сильнее.  — Скоро пойдем, — сказала я Оливеру, который все так же бесцельно прохаживался по комнате, меряя ее шагами. — Ты пока лучше иди, заведи машину. Я спущусь через пару минут. Оливер безмолвно кивнул, может быть, даже обрадовался возможности покинуть квартиру их бывшего сотрудника раньше, чем он предполагал. Не успела я ухватить новую порцию тетрадей, как услышала щелчок закрывающейся входной двери. Грустно ухмыльнувшись, я продолжила набивать рюкзак до тех пор, пока не убедилась, что в него даже еще один листочек не пролезет. Еле-еле справившись с замком, я все же застегнула раздутый до немыслимых объемов рюкзак, и приложила к губам натертый железной собачкой указательный палец. И когда я все это буду читать? Да и нужно ли мне это читать? Неясный стук пронесся по квартире, и я, услышав его, даже не обратила на него внимания — в многоэтажных домах редко когда бывает абсолютно тихо. Последний раз бросив взгляд на письменный стол, я уже потянула рюкзак за лямку, как вдруг странные звуки вернулись. Но теперь они стали ближе. Я взяла пистолет в руки и прижалась к стене, затаив дыхание. Сердце стучало где-то в горле, а слух словно усилился в разы. Господи, как же это глупо я попалась. В коридоре явно кто-то был. И я даже не надеялась на то, что вошедший в квартиру человек был Оливером — он бы не успел так быстро спуститься и подняться вновь. Тогда кто это? Писатель? Шаги в коридоре стали более четкими, ритмичными. Таинственный незнакомец уверенно прошел на кухню. Скрипнула табуретка и послышалась странная возня, словно кто-то что-то искал. Протяжный стон старого стола и хлопанье створками кухонного гарнитура чередовались с выжидающей тишиной. Через пару минут шаги раздались снова, теперь они направлялись в сторону входной двери, минуя мое шаткое убежище. Он же заметил, что входная дверь открыта. Проходя мимо комнаты, он мог увидеть мой рюкзак на столе. Простой вывод, последовавший за элементарными наблюдениями, пронзил мой испуганный мозг горячей стрелой — он знал, что в квартире он не один. Шаги прошли мимо входа в комнату, даже не замедлив свой темп ни на секунду. Он что-то взял и просто уходит. Черт, я даже не додумалась осмотреть кухню. И прежде, чем вся информация успела уложиться в моей голове, я смело шагнула вперед, повинуясь глупому импульсу. Выбежав из комнаты, я вылетела в коридор, чуть ли не врезавшись в противоположную от двери стену. Незнакомец замер в одном шаге от двери. Он стоял ко мне спиной, и я успела рассмотреть в полумраке квартиры его широкие плечи и мощную спину, которая никак не вязалась с обликом субтильного и долговязого психопата. Нет, мужчина, стоявший в паре шагов от меня, не был скаковой лошадью, он был тяжеловозом: ростом примерно с меня, может чуть выше, коренастый и мускулистый. Его звериная мощь ощущалась на расстоянии, словно от напряженного тела исходили красные волны едва сдерживаемой ярости. Мужчина не спешил оборачиваться, он вообще не подавал признаков жизни, лишь сжатые в кулак руки в черных кожаных перчатках выдавали в этой каменной статуе живого человека. Время остановилось, как это часто показывали в старых фильмах, где двое стрелков готовились к смертельной дуэли. Одно лишнее движение и последствия не заставят себя ждать. Я держала пистолет прямо перед собой, наводя его дуло на спину незнакомца. Секунды превратились в часы. Но мужчина, расценив паузу, как неспособность к действию, одним прыжком достиг двери и, толкнув ее плечом, молниеносно выскочил в подъезд, оставляя стоять меня на месте с открытым ртом. — Вот падла, — выругалась я, и бросилась за ним вслед.