— Что скажешь насчёт сырных крекеров и спрайта с огурцом и арбузом?
— Скажу, что сижу над недописанной выпускной речью, а ты издеваешься надо мной, рассказывая, какие вкусности можно купить в супермаркете возле твоего дома!
Эрик рассмеялся Алану в трубку. На заднем плане по громкой связи объявили о скидке на выпечку.
— Слушай, серьёзно, — Смит устало потёр переносицу и зажмурился. — Завтра выпускной, а ты шляешься по магазину!
— А что мне ещё делать, родной? — послышался хруст фольгированной упаковки. Видимо, Эрик копался где-то в отделе чипсов. — О! Нашёл! — он отвлёкся, судя по всему, чтобы достать искомое, и тут же заворчал: — Вот дерьмо… последняя упаковка!
— Повезло тебе, — Алан с грустью оглядел свое рабочее место.
Перед ним стоял ноутбук и кружка с недопитым чаем. Кожурка от банана сиротливо примостилась рядом. Вдруг пришло осознание, что он не отказался бы от крекеров. И от шоколадки. И, может быть, от мороженого…
— Слушай, костюмы мы забрали из ателье ещё вчера. Так? — Хартманн начал перечислять. — Все учебники я сдал в библиотеку заранее, чуть ли не за неделю… Мы всё спланировали, у нас было до чёрта свободного времени, а ты все ещё сидишь над этой речью! Локерсон же одобрил вариант, который ты ему показывал! В чём беда?
— Перечитал и теперь сомневаюсь… — буркнул Смит, снова вперив взгляд в текст на экране монитора.
— Ала-а-ан, — нараспев произнёс Хартманн. — По-моему кое-кому пора забыть обо всём и как следует расслабиться.
— Знать бы ещё как… — тот тяжело вздохнул.
— Давай сделаем вот что… Как только я приду домой — сразу же перезвоню тебе, хорошо? Можем поболтать по видеосвязи, если хочешь. — Эрик с кем-то поздоровался, и Алан услышал писк сканера на кассовом аппарате.
— Ладно. Буду ждать, — с этими словами он нажал отбой и повернулся на крутящемся стуле лицом к комнате.
Перед ним висел новенький, идеально подогнанный по фигуре костюм. Под ним стояли заботливо начищенные мамой ботинки, а на плечиках пиджака висела бабочка синего цвета. У Эрика была почти такая же.
Смит вспомнил, что ещё пару недель назад время для него тянулось, как вата. Однако после письма, пришедшего из университета, оно устремилось вперёд с космической скоростью, ни у кого не спрашивая разрешения.
Оставались считанные часы до того, как Алан расстанется с детством и выйдет в относительно взрослую жизнь.
Задумавшись, он рефлекторно отодвинул ящик стола и уставился на белый конверт, который словно так и просил, чтобы его открыли ещё раз.
Внутри находился чек на необходимую для обучения сумму; мама сказала, что они сделают денежный перевод в университет на следующей неделе.
Как только это произойдёт, Смит станет должником отца и будет обязан вернуть всё, как и обещал.
Несмотря на мамины уговоры оставить это до тех пор, пока он не найдёт работу, Алан был упрям и твёрдо стоял на желании следовать собственным принципам.
Отец был в его комнате, когда он вернулся из школы. Мужчина просто положил конверт на крышку ноутбука и пожелал удачи, сообщив, что, несмотря ни на что, продолжает надеяться на благоразумие.
Мама говорила, что решение отца стало для неё своего рода шоком, хотя Алан был уверен, что без её вмешательства тоже не обошлось.
Поэтому вернуть эти деньги Смит считал едва ли не своим святым долгом. В конце концов, отец авансом поощрил его устремления, и для него это стоило слишком многого, чтобы так просто закрыть глаза и забыть.
Всю последнюю неделю июня на улицах города царила по-настоящему летняя, тёплая погода. Было солнечно, и все их друзья радовались, ведь ещё неделю назад в Нью-Йорке обещали затяжной циклон с проливными дождями. Впрочем, сколько Смит себя помнил, конец месяца и, частенько, начало следующего всегда проходили под эгидой вечного ношения ненавистного зонтика.
Но в этом году им повезло.
Смит улыбнулся, когда перевёл взгляд на экран телефона. На заставке стояла их с Эриком глупая, но по его скромному мнению, весьма милая фотография. В последнее время они частенько наслаждались обществом друг друга, гуляя и, наконец, строили самые светлые планы на будущее.
Было немного страшно, потому что какая-то часть относительно беззаботного времени подходила к концу. Чтобы немного отвлечься от этих волнительных мыслей, Смит открыл галерею и принялся листать сделанные ими фотографии.
Они с Эриком много где побывали. В силу финансовых и физических возможностей, само собой. Перед глазами мелькали кадры, перемежаемые в голове Смита с воспоминаниями относительно каждого из них.
Эрик, испачкавшийся клубничным мороженым, а следом Алан, с коричневым, будто грязным ртом (потому что, разумеется, ел шоколадное). Вот они проплывали на теплоходе мимо Статуи Свободы, вот забрались на смотровую площадку Эмпайр-стейт-билдинг, а следом Эрик объясняет что-то группе немецких туристов. Потом кафе, магазины, парки. Много фотографий неба, частично обнимающиеся и целующиеся Виктория и Джек. Вот Мару, показывающая средний палец, потому что они приехали к Филу домой слишком рано, чтобы покататься на велосипедах, и разбудили её…
Алан улыбался, но всё равно чувствовал странный, щемящий душу глубоко внутри страх.
Казалось, после выпускного, когда он проснётся рано утром, всего этого словно не станет. Будто кто-то пройдётся, как по бумаге ластиком, стирая светлые, наполненные радостью воспоминания и заменяя их на что-то ещё. Неизвестное и уже поэтому заведомо пугающее своей непредсказуемостью.
Смит вздрогнул, когда услышал тихий, но требовательный стук в открытое окно.
— Быть того не может, — одними губами прошептал он, уставившись на широко улыбающегося Хартманна, который стоял на пожарной лестнице.
— Возьми мой костюм! И осторожнее, я так боялся его помять, что чуть не навернулся, пока лез по лестнице! — возбуждённо, со смехом, зашептал он.
— Как ты забрался на неё? — Алан вскочил и спешно протянул ему руку.
— Подкатил мусорный бак, забыл? — пояснил Хартманн, забираясь в комнату, как только Алан забрал у него полиэтиленовый пакет. — Там крекеры, спрайт и ещё какая-то фигня, которая, кажется, может тебе понравиться! — наконец, оказавшись в помещении, он огляделся по сторонам. — Ух ты, как аскетично. Ты что, провел генеральную уборку? — он разглядывал стены, пока Смит раскладывал купленные им продукты на письменном столе.
— Тише, — Алан нахмурился, — родители ещё не спят.
— Хорошо, — Эрик подошёл сзади и обнял его поперек талии. — А ты чего такой недовольный? Неужели не рад?
— Рад, — Смит вздохнул, — просто немного переживаю, что они могут зайти, время-то ещё детское.
— А ты запри дверь! — посоветовал Хартманн.
— Думаешь, успеешь выпрыгнуть в окно, когда постучат? — Алан хохотнул, а затем повернулся в объятиях Эрика и обнял того за шею.
— Смотря, в каком мы будем состоянии… — пробормотал тот, целуя его в висок и тихо смеясь.
— Давай сначала перекусим, — Смит с трудом расцепил объятия и схватился за бутылку спрайта.
Они расположились на кровати: Эрик устроился, облокотившись на спинку, Алан же уселся напротив, скрестив ноги по-турецки. Захрустела вскрываемая упаковка, тихонько пшикнула бутылка с газировкой.
— Ты прав, я тут убрался… — начал Смит, с наслаждением отпив сладковатой воды. — Мама хотела, чтобы я как следует перебрал все свои вещи перед отъездом, потому что они думали затеять ремонт.
— И ты выкинул все книги и постеры? — Эрик хрустнул печеньем, оглядывая пустые стены.
— Нет, я просто убрал всё в стенной шкаф. Нашел кучу старых игрушек. Хочешь посмотреть?
Следующий час они давились от хохота, разбирая коробку со старым барахлом. Потом Смит показал Хартманну старые фотографии, которые мама откопала где-то в кладовке. Тот разглядывал их с неподдельным интересом, требуя комментировать всё, что видел.
Они выпили всю газировку и дважды на цыпочках по-шпионски прокрадывались в туалет.
Наконец, Алан услышал, как родители выключили телевизор.
— Всё, теперь нужно совсем тихо, — шепнул он, глядя на Эрика, лежащего в кровати на расстоянии вытянутой руки.
— Так мы же тише воды, ниже травы, — тот подложил руку под голову и придвинулся вплотную.
— Хорошо, — согласился Алан, чувствуя, как чужие пальцы гладят его бок, медленно, но верно забираясь под футболку.
— Не ожидал, что я приду? — шепнул Хартманн в его полураскрытые губы.
Всё тело вмиг обдало волной жара, Смит потянулся навстречу, целуя в ответ и одновременно помотал головой, отвечая на заданный вопрос.
— Соскучился… — с трудом прервавшись, добавил Эрик.
Постепенно Алан оказался на спине, с запястьями, прижатыми к подушке выше головы. Хартманн умело раздвинул его ноги, устраиваясь между ними и не прекращая целовать там, где Смит любил больше всего.
Он чертовски хорошо запоминал все его слабые места. И хотя разум в данной ситуации пытался справедливо возмущаться, тело поступало с точностью до наоборот. Алан прижимался под каждое прикосновение, кусал губы Эрика в ответ. Ноги обхватили его бёдра так крепко, что заныло в паху.
Хартманн стал раздевать его, быстро-быстро, насколько то позволяли обстоятельства. Смит оказался без футболки и чуть не умер от удовольствия, когда Эрик начал покрывать его тело поцелуями, опускаясь вниз и лаская торс, чтобы добраться-таки до спортивных шорт. Затем он стащил их вместе с трусами, и Алану стало неловко.
Видя его смущение и, кажется, наслаждаясь этим, Эрик стянул с себя футболку и схватился за пряжку на джинсах. Смит наблюдал за этим действом, закусив губу. По телу бежал холодок, и хотя из окна дул лёгкий сквозняк, это ни капли не остужало возбуждения.
Хартманн заметил, как Смит смотрел на него и, улыбаясь, потянулся к нему ладонью, проводя кончиками пальцев по чувствительной коже.
— Повернись и встань раком, — ласково, до мурашек вкрадчиво прошептал он.
Алан сделал, как тот просил, повернулся на практически на негнущихся конечностях, и ощутил нарастающий иррациональный стыд от того, что собирался ему позволить. Они не сговаривались, когда менялись ролями, это выходило как-то само собой: по настроению и обоюдному согласию. Наверное, им повезло, что они чувствовали эти моменты одинаково точно.
Зажмурив глаза, Смит подтащил к себе подушку и обхватил её руками. Эрик растягивал его, стараясь не доставлять неприятных ощущений, и делал всё так открыто, искренне и нежно, что у Алана кружилась голова.
Перед глазами проносился звездопад из мыслей и образов. О том, что родители находятся за стенкой, о том, что он так и не запер дверь, и что если будет стонать громко — их могут услышать и прийти…
Хартманн наклонился, входя глубже и успел закрыть Алану рот ладонью, чтобы тот не издал ни звука.
— Нравится? — жарко шепнув на ухо, он толкнулся ещё. Смит едва слышно промычал что-то, шумно выдыхая через нос и проклиная все на свете, когда услышал характерный скрип кровати. Эрик понял без слов.
— Вставай, — велел он, тут же поднимаясь и слезая на пол.
Не оставалось сил ему возразить. Кроме того, Алан был возбуждён настолько сильно, что сейчас уже было слишком поздно о чём-то переживать.
— Мой хороший мальчик, — продолжал шептать Хартманн, трахая Смита уже возле письменного стола, за который тот придерживался руками, — вот так… да…
Алан быстро вошёл в его ритм и ощущал каждый новый толчок, мурашками отзывающийся по всему телу. Постоянно преследовала мысль, что ему хорошо, и осознание этого факта доставляло удовольствие едва ли не большее, чем весь процесс в целом.
Смиту нравилось отдавать, так же, как и брать. Наверное, Хартманн был прав, однажды назвав их взаимозаменяемыми частями целого.
Только рядом с ним Алан чувствовал завершённость. Снаружи и внутри, полностью. Больше не было одиночества, страха или смущения, вместо них расцвела безграничная, совершенно неподвластная его пониманию и зачастую даже пугающая любовь.
Наверное, так было потому, что он впервые влюбился и спроецировал на Эрика всё, что было в жизни: чувства, эмоции, страхи и переживания. Как бы банально ни звучало, но именно Хартманн действительно стал его маленькой вселенной. Алан больше не смыслил жизни по отдельности.
К счастью, их никто не услышал: они даже умудрились по-быстрому вдвоём принять душ. Повезло, что родители чаще всего спали довольно крепко.
Вернувшись в комнату, Смит всё-таки запер дверь.
— Боишься, что найдут нас утром? — Эрик забрался под одеяло и натянул то до самого носа, потягиваясь и сладко зевая.
— Ничего такой сюрприз перед выпускным, — усмехнулся Алан, залезая к нему под бок.
— Да ладно, неужели они ещё не свыклись с этой мыслью? — Хартманн повернулся к нему и сполз пониже, утыкаясь носом куда-то между ключицами.
— Мама — да, а отец не совсем, — Смит начал поглаживать волосы на его затылке, перебирая пряди пальцами. — Даже на десятую долю. На самую капельку.
— Он дал тебе деньги на университет, — заметил Эрик.
— Это и есть та самая капелька, и то, совершенно не касающаяся нас с тобой.
— Что думаешь с этим делать?
— Докажу ему, что это не шутка и не очередная подростковая фантазия, которой не суждено сбыться. Это моя жизнь, Эрик. И я действительно решил прожить её именно так. С тобой.
— Еще скажи, что любишь меня, и я разрыдаюсь от умиления, — Хартманн подавил смешок.
— Я правда люблю тебя, придурок, — Смит чмокнул его в волосы и почувствовал, как тот вздрогнул.
Они проболтали почти до утра, с трудом заставив себя угомониться перед самым рассветом. До будильника оставалось всего три с половиной часа, и, разумеется, оба проснулись, не вполне понимая, где находятся и какой сейчас день.
Сообразив, что к чему, Алан подорвался с кровати, расталкивая Эрика. Он ворчал буквально на все. Что у него болит зад, что Хартманн не позавтракает, а будет вынужден спускаться в костюме по пожарной лестнице и ошиваться вокруг дома ещё около полутора часов до тех пор, пока родители не приведут себя в порядок и можно будет постучать в дверь.
Хартманн зевал, слушая нудёж Смита и сонно потягиваясь, затем всё-таки принялся одеваться, невозмутимо улыбаясь каким-то собственным мыслям. Алан сменил гнев на милость и быстро сбегал на кухню за кофе.
Проснулась только мама: пока она была в душе, он успел налить две чашки и едва ли не бегом вернуться обратно в комнату.
Хартманн уже ждал в полном «боевом» облачении. Закрыв дверь и поставив кофе на стол, Смит с восхищением присвистнул. Они оба видели костюмы во время примерки в ателье, когда портной подгонял Алану длину брюк, а Эрику рукава пиджака. Бабочки выбрали и приобрели много позже, поэтому весь придуманный образ только сейчас стал завершённым.
Не терпелось переодеться, но ещё нужно было сделать вид, что Смит проснулся и сказать доброе утро на кухне.
Эрик вылез через окно и пообещал, что поест в ближайшей кофейне. Алан поцеловал его на прощание, чувствуя себя по меньшей мере какой-нибудь Рапунцель, запертой в высокой башне. Затем проводил, покурив на балконе. Заодно убедился, что Хартманн не навернулся по пути и лишь потом вернулся в квартиру.
Почему-то вспомнилось утро перед первым учебным днем. Тогда так хотелось куда-то сбежать! А теперь он осуществил свою мечту и скоро сбежит на другой конец страны с любимым человеком…
Мама встретила Алана недоумевающим взглядом. Тот замялся на пороге, гадая, почему оказался под столь пристальным вниманием, но женщина вдруг поманила пальцем к себе, следом тут же указывая на шею.
Сгорая со стыда, Смит помчался в ванную и уже там перед зеркалом разглядел красноватый, отчетливо заметный засос. Повезло, что его удалось скрыть за воротом рубашки, однако пришлось облачиться в костюм куда раньше, чем он предполагал.
Отец пожелал доброго утра и принялся завтракать, погрузившись при этом в чтение газеты. Ему нужно было появиться в офисе утром, на пару часов, но, уходя, он неожиданно вслух пообещал Алану, что обязательно приедет как раз к началу выпускной церемонии.
Мама проводила его до двери, а затем, смеясь, вернулась на кухню и потрепала сына по волосам, со словами: «Где мои годы?». Лишь после этого Смит относительно успокоился и засмеялся в ответ.
Эрик написал сообщение, что видел отца, выходящего из подъезда и заметил, что сам, как детектив, сидит в кафе через два дома, выжидая, когда же можно будет зайти.
— Он там не заскучал? — мама пронеслась мимо, и Алан уловил знакомый шлейф её духов. — Скажи, чтобы приходил, а то как-то неловко!
— Ма-а-ам! — чувствуя, что краснеет до корней волос, завопил Смит.
— Что мам? Я уже собралась и нечего отрицать очевидное! Давай, зови своего Ромео! — крикнула она уже из прихожей.
Эрик пришёл через пару минут после того, как Алан отправил сообщение. Он позвонил в дверь, но Смит в этот момент мыл чашку и не смог открыть. Было волнительно от того, как пройдёт их с мамой встреча, но, судя по её радостному и чуть взволнованному голосу, доносящемуся из прихожей — всё было отлично.
Эрик разулся в коридоре, и Смит вышел к нему, неловко замерев в дверном проёме. Мама стояла рядом: нарядная, причесанная и невозможно красивая.
Было как-то непривычно.
— Вот дураки! — смеясь, она убежала в спальню и вернулась уже с фотоаппаратом. — Встаньте напротив стены, мне срочно надо сделать фото на память!
Алан вытянулся по стойке смирно, Эрик тоже. Женщина картинно закатила глаза и заливисто рассмеялась.
— Ну что вы как чужие, а? Обнимитесь, что ли! Мне нужны настоящие эмоции!
После этих слов Смит почувствовал руку Хартманна на своём плече и приобнял того в ответ. Щёлкнул затвор, и глаза ослепила яркая вспышка.
— Ой, простите! — мама вскрикнула и нажала на какую-то кнопку. — Сейчас ещё раз! Скажите «сыр»!
Они повторили слово одновременно, но Алан не удержался, разразившись какими-то нервным, истерическим хохотом.
Следующие три снимка запечатлели этот момент, и женщина осталась довольной.
Они выехали к школе вовремя, но на середине пути Смит начал нервничать сильнее обычного, то и дело посматривая в зеркало заднего вида. Эрик улыбался, ловя его взгляд, и с преспокойным видом оглядывался по сторонам.
К несчастью, Алану было из-за чего переживать. Со всей этой суетой он забыл распечатать черновик речи. В рюкзаке лежал вариант, одобренный Локерсоном, но вчера, перед приходом Эрика он изменил там едва ли не половину. Теперь нужно было либо читать по бумажке, либо импровизировать, вспоминая то, что пришло в голову прошлой ночью на ходу.
Меньше всего хотелось облажаться перед всеми выпускниками в последний учебный день…
— Ал, что с тобой? — Виктория настигла их в школьном коридоре. Всем ещё нужно было сходить в класс, чтобы накинуть поверх костюмов выпускные мантии.
— А что, заметно? — сглотнув, переспросил Смит.
— Ещё как, на тебе лица нет, — Эрик шумно хлопнул дверцей.
— Из-за выступления, да? — Виктория понимающе закивала. — Ал, мы все за тебя! Не переживай, Локерсон сказал, что поставил тебя последним!
— П-последним… — заикаясь, повторил тот, осознавая реально возложенную на него ответственность.
Значит, преподаватель всё-таки переоценил его возможности. Решил, что его речь в сравнении с чужими будет хорошо смотреться в заключительной части… Вот же блядство!
— Эй, Смит! — на плечо легла тяжёлая рука, и Алан обернулся, кивая Громиле.
— Джек, — он постарался, чтобы голос звучал увереннее.
В это же самое время тёплая ладонь Эрика коснулась другого плеча и на мгновение отлегло от сердца.
— Короче… У меня новости, — Громила приобнял Викторию и помрачнел.
— Что случилось? — Хартманн прижался к Смиту плечом и взял его за руку.
— Я видел Левински.
Алан едва не поперхнулся от удивления.
— Он всё-таки пришел? — Эрик вопросительно изогнул бровь, а Джек прижал к себе Викторию еще более ревностно.
— Эй, солнце, — девушка воспротивилась такому напору ласки. — Я всё понимаю, но назад к этому фрику не побегу, будь спокоен! К тому же… Ричи имеет право побывать на выпускном, как и все мы.
— Ребят, — Смит решил вступиться. — Она права.
Договорить не удалось, появились шумные Мару и Фил, и Алан на какое-то время забылся, погрузившись в обсуждение последних новостей, в окружении неумолкающих брата и сестры.
Они переоделись, пообщались с преподавателями и родителями. Большинство из присутствующих находилось на улице, на лужайке перед входом в здание спортивного зала. Поскольку прогноз погоды вышел неточным, руководство школы приняло весьма спонтанное решение о переносе мероприятия на улицу в самый последний момент, что было не на руку администрации.
Кругом царили суета и неразбериха.
Трибуны собирались в спешке, сцену монтировали в ночь перед торжеством, а декорации и вовсе вынесли не все. Но тем не менее даже сейчас, творившееся таким образом действо выглядело весьма впечатляюще. Смит бы даже сказал грандиозно. Может, потому что не помнил, когда в Фидлстоне последний раз выпускались под открытым небом? Года три подряд церемонию проводили в спортивном зале из-за дождей.
Солнце жарило неимоверно. Тёмная синтетическая ткань мантии нагревалась, отчего Алан нервничал ещё сильнее и бесконечно потел. Эрик сочувственно поглаживал его предплечье, улыбаясь, и говорил какие-то успокаивающие слова.
Они находились возле самого входа на сцену, в то время как директор уже начитывал затертую до дыр вступительную речь. Смит оглядывался, чтобы успокоить нервы, и пересчитывал учащихся в первом и втором ряду. Они расположились с одной стороны от сцены, а с другой, по традиции, разместили родителей и родственников. Мама заметила его взгляд и приветливо помахала рукой, одними губами произнеся, что отец задерживается. Затем она изобразила приложенный к уху телефон, давая понять, что связывалась с ним, и что всё будет хорошо.
«Всё в порядке», — прочел Смит по губам, изо всех сил стараясь улыбнуться ей в ответ.
Первый учащийся из параллели поднялся на сцену под бурные аплодисменты. Его представили, как призёра нескольких олимпиад. Кругом раздались возгласы и одобрительное улюлюканье.
Алан слушал, что парень говорил, вполуха. К ним вдруг подбежал кто-то из организаторов, и раздражённо велел тем, кто не выступает, сесть на свои места. Неожиданно Смит остался без Хартманна и ему стало немного страшно. Он волновался и раньше, но, чтобы так, как сейчас…
Взгляд вдруг зацепился за ребят, которые делали селфи напротив сцены на память.
— Все готовы? — Локерсон подошел к ним со спины, и Смит уставился на него умоляющим взглядом. — Что случилось, Алан?
— Мистер Локерсон, сэр! — он закусил губу. — Можно немного изменить речь?
— Прямо сейчас? — мужчина нахмурился, поправив очки. — Ты уверен, что стоит?
— Я так чувствую, — честно признался Смит.
— Сильно изменить? — в взгляде преподавателя читалось волнение, но он держал себя в руках.
— Скажу то, что чувствую, сэр. Хочу, чтобы это было искренне.
— Забыл, что ли, всё? — одна из учащихся, чью фамилию Алан не помнил, хихикнула, услышав их разговор.
— Не забыл, — раздражённо шикнул тот.
— Хорошо, тихо! — Локерсон прервал их. — Ал, делай, как считаешь нужным. Рассчитываю на тебя.
Стало плохо и хорошо одновременно. От выказанного доверия и надежды этого, весьма важного для Смита человека, подкашивались ноги.
Тем временем слова выступающих учеников то и дело перемежались аплодисментами. Преподаватели тоже вносили свою лепту: шутили и старались разрядить обстановку. Торжественная и праздничная атмосфера витала в воздухе.
Алан вдруг снова посмотрел на ряды учеников и неожиданно заметил Ричи. Тот тоже его увидел и улыбнулся. В груди всё сжалось от мысли, как сильно они изменились всего лишь за год. Совсем не так Смиту представлялось будущее когда-то, и Левински, наверное, придерживался того же мнения. Костюм сидел на нём немного странно. Непривычно, но ведь они редко носили такую одежду раньше.
Всё стало по-другому.
Именно в этот момент мысли, терзающие Алана относительно заключительной речи, вдруг обрели предельную ясность. Он чётко осознал, что хотел сказать
— И наконец, учащийся, который собственноручно привёл сборную школы к победе в чемпионате штата по баскетболу… Человек, забивший финальный гол, который все будут помнить, как «отчаянный трехочковый Смита»! Леди и джентльмены… Один из наших спортивных выпускников, Алан Смит!!!
Он поднимался по лесенке на негнущихся ногах, боясь оступиться. Раздавшиеся в этот момент аплодисменты показались оглушительными. Когда Смит появился на сцене, солнечный свет будто всерьёз решился выжечь его глаза.
Приставив ладонь ко лбу козырьком, Алан подошёл к кафедре и первым делом прочистил горло, подстроив высоту микрофона под себя. Все затихли. Сглотнув, он постарался выдавить дружелюбную улыбку.
— Смит! Смит! Смит! — донелось с задних рядов на манер баскетбольной кричалки. Вслед за ним Алан услышал дружный девичий хохот и новые хлопки, перешедшие в очередное рукоплескание.
«Чёрт бы побрал этих фанаток», — сперва подумал он, но затем почему-то стало очень весело. Откуда ни возьмись появилась странная лёгкость. Им всем по сути едва есть что терять.
Это последний день, а впереди — светлое будущее. Всё, что было плохого, давно кануло в Лету. Испарилось, словно ночной кошмар.
Радость переполняла изнутри.
— Знаете, это клёво, что мы все сейчас в таком хорошем настроении, — просто начал Смит, вызвав удивление на лицах слушающих. — Но я предлагаю поговорить кое о чём… не совсем приятном.
Он поднял глаза к небу, щурясь и замечая стайку ласточек, пролетающих над зданием школы.
— Ведь за этим показным весельем, нам на самом деле чертовски страшно от того, что впереди. И мы знаем, что перед нами не будет лёгких путей, хоть и надеемся, что будут перемены.
Сотни пар глаз уставились на Алана, словно на сошедшего с ума, экстравагантного фрика, решившегося на свой финальный безумный перформанс.
Но ему было все равно.
— При всей этой неуверенности мне бы хотелось, чтобы мы помнили, — Смит сделал выразительную паузу. — Мы не должны становиться нашей работой, наша значимость в другом. Что бы нам ни говорили — мы не цифры на нашем банковском счёте, не мысли или воспоминания в нашей голове. Мы — не наши плохие поступки в прошлом, мы — не наши ошибки.
Ладони перестали дрожать. Алан лишь слегка придерживался за кафедру, постепенно расправляя плечи.
— Мы — слова, которые мы произносим прямо сейчас, мы то, как мы двигаемся. И то, что мы говорим, то как мы себя ведем — может измениться в любое время по нашему выбору. Поэтому выбирайте мудро. Наш путь будет ветвиться, мы будем страдать, мучаясь вопросами. Что значит любовь, если я не могу ощутить её? Как мне стать счастливым, как выбрать то, к чему лежит душа, если я по-прежнему размышляю перед прилавком в супермаркете, какой шоколадный батончик купить?
Раздались тихие смешки, и Смит улыбнулся.
— Как бы вы себя ни чувствовали в эти мгновения, есть только два важных фактора: ваше отношение к окружающим людям и ваше мнение о себе. Многое, наверное, можно купить за деньги, если захотим, но когда будем в одиночку возвращаться домой, разве это что-то изменит? Мы находимся в постоянной динамике. Мы как дети, и до сих пор ведем себя соответственно. Стараемся взрослеть и быстро забываем о тех, кого по-настоящему любим.
Алан замолк, обводя взглядом слушающих. Яркое солнце мешало, глаза слезились, и он видел только силуэты.
— Перестаньте быть серьёзным. То, что теперь — не навсегда. Возможно, сегодня мы закончили то, с чего начали. Отрезали часть привычного мира, вступая в неизвестность. Но это конец только если мы хотим, чтобы так было!
Стало очень тихо. На Смита смотрели ученики, а он скользил взглядом по первым рядам, чувствуя, как глаза буквально разъедает от яркого солнца. Но боль помогала сосредоточиться.
— Независимо от того, насколько серьезно мы обо всём этом думаем, независимо от того, достанем ли звезду с неба, полетим ли в космос. Или ничего из этого никогда не случится… Несмотря на взлёты и, как может показаться, бесконечные падения, нам просто нужно пробовать ещё раз, — Алан снова выдержал паузу, закончив. — Нам всем просто нужно пробовать ещё раз.
Кажется, слушатели не сразу поняли, что он больше ничего не добавит. Смит улыбнулся, смущённо поднял вверх ладонь, сжатую в кулак, и тряхнул ею в победном жесте.
Его, наконец, отпустило. Аплодисменты, раздавшиеся следом, перемежались со свистом, радостными выкриками и словами, которых он даже не мог разобрать.
А потом они получали дипломы, фотографировались друг с другом, смеялись и плакали. Алан с трудом пробился через толпу к маме и папе. Эрик привёл своих родителей: все вдруг поняли, что впервые видят друг друга, и тут же пришлось знакомиться.
Миссис Хартманн обняла маму Алана, и тот заметил, что они обе плачут. Отцы держались, стараясь вести себя сдержанно, но в конце концов разрядили обстановку весёлыми комментариями относительно растроганных жен.
Папа Эрика пожал руку отцу Смита, а следом и ему, похвалив за речь. Краем глаза Алан вдруг увидел гордость, блеснувшую в глазах его родителя. Слова, произнесённые Хартманном-старшим, звучали весьма лестно.
— Боже, ну какие же вы хорошенькие! — мама Эрика заставила позировать их для фотографии. Затем просто выдернула кого-то из толпы и попросила сделать общий снимок.
Алан боялся выглядеть глупо, но не мог сдерживать счастливую улыбку. Эрик был рядом, его семья была рядом. Друзья нагнали, когда они выходили на сцену, чтобы завершить прощание со школой торжественным подбрасыванием нелепых черных шапочек.
После все собрались в актовом зале, и Смит, наконец, оценил грандиозность декораций, к созданию которых приложил такие огромные усилия Хартманн. Он гордился, смеялся и кривлялся, разговаривая с уже бывшими одноклассниками. В груди правила бал эйфория, в ушах стучала громкая музыка, во рту был сладковатый привкус пунша. Перед глазами мелькали вспышки прожекторов. Ребята запускали хлопушки, и весь пол кругом быстро оказался засыпанным ленточками и конфетти.
Спустя час они с Эриком вырвались на улицу и завернули за угол спортивного зала. Перед ними растянулась живая зеленая изгородь, скрывающая тех, кто решил покурить на территории школы. Там были преподаватели, и Алана рассмешила мысль, что в этот вечер никого из них уже даже не смогут наругать.
Он преспокойно выдохнул, доставая пачку сигарет из кармана и с наслаждением прикурил.
— А ваши предки свалили в ресторан с нашими? — рядом неожиданно показался Фил, а следом за ним Дэйв, чуть пошатывающийся и придерживающийся за стену школьного здания.
— Как свалили? — удивленно переспросил Смит.
— Вот так, я видел, как они общались на парковке! Похоже, решили напиться, пока мы тут прохлаждаемся на официальной части!
— Братан… — Дэйв потряс какой-то металлической фляжкой у всех перед глазами.
— Так-так, ребята! Я на это не подписывался! Куда ты столько пьёшь?! — вдруг рассмеялся Эрик. — А как же наш уговор?
— Какой уговор? — недоумённо переспросил Алан, подавившись сигаретным дымом.
— Скоро узнаешь! — отозвался Дэйв, глупо хихикая.
Обводя друзей ошарашенным взглядом, он не сразу заметил, что Хартманн всё это время смотрел куда-то ему за спину. Затем он вдруг кивнул Филу, и Смит не успел опомниться, как оказался один.
— Веселишься? — он обалдело оглянулся, услышав хрипловатый голос, который с трудом узнал.
Ричи стоял в тени, спиной к деревянной двери, ведущей куда-то в хозяйственные помещения спортивного зала. Галстук он снял, верхние пуговицы рубашки были небрежно расстёгнуты. Огонёк сигареты тлел, зажатый между пальцами.
Алана так и подмывало спросить, как он, но в этом больше не было нужды, они оба уже всё знали друг о друге.
— Поздравляю, что ли? — вместо этого Смит искренне улыбнулся.
— Типа того, — усмехнулся Левински в ответ. — Вот и кончилась школа.
Алан подошёл ближе, отмечая, что жалость в душе борется пополам с желанием сказать Ричи что-то хорошее. Похоже он действительно простил его. Прямо сейчас в этой радостной атмосфере он не находил в себе ни капли былой злости и ненависти. К тому же Смит слишком хорошо знал Левински и был уверен, что тому больше не нужно ничье сочувствие.
Особенно от него.
— У меня есть одна просьба, — глубоко затянувшись, Ричи выпустил струйку дыма, продолжая, — я сейчас вышлю тебе сообщением код от ячейки на вокзале. Нужно, чтобы ты кое-что забрал.
— Что? — Алан удивленно вскинул брови.
— Мама переезжает к отцу, а квартиру мы продали, поэтому нужно было побыстрее куда-то сбагрить барахло, — Ричи стряхнул пепел, встречаясь со Смитом взглядом. — Там вещи, которые я не смог выкинуть. Что с ними делать — решишь сам. Может, оставишь.
— Хорошо, — не раздумывая, согласился Алан, не зная, что добавить.
— Четыре года, — сказал вдруг Левински, отворачиваясь.
Смит снова смолчал, однако, выражая свое отношение к произошедшему тяжелым вздохом.
— Целая жизнь, да? К моменту, когда я выйду, ты закончишь университет, — он поднял на Алана взгляд, грустно улыбаясь. И затем вдруг добавил: — А здорово, что вы есть друг у друга, правда?
— Да… — согласился тот, чувствуя, что позади кто-то подошёл.
— Удачи вам, — Ричи держался, хотя Смит видел, как дрогнули желваки на его скулах. Но лишь на мгновение, затем он снова собрался духом. — Счастливо!
Они не пожали друг другу руки, Левински прошел мимо, устремляясь в сторону от всеобщего веселья и радости. Алан наблюдал за его худыми ссутуленными плечами до тех пор, пока тот не скрылся за воротами.
— Как всё прошло? — тихо спросил Эрик и осторожно приобнял его за плечи.
— Нормально, — неожиданно спокойно отозвался Смит. — А как иначе?
— Переживаешь за него?
— Да, но почему-то уверен, что он справится, — они с Хартманном вдруг одновременно замерли, услышав знакомые ноты одной очень известной песни. — Эй, Эрик, — вдруг заметил Алан, поймав его взгляд. — Потанцуем?
Тот ответил задорным счастливым смехом, и Смит потащил его обратно в спортивный зал, крепко ухватив за руку.
Они быстро протиснулись в самый центр, и Алан поймал взглядом улыбающуюся Викторию. Она танцевала с Джеком и показала им большой палец, тепло улыбнувшись. Смит кивнул, прижимая к себе Эрика и понимая, что вокруг быстро формируется свободное пространство.
Виктория потянула Громилу за руку, ближе к ним. Неожиданно из толпы выбежала Мару. За ней тащился какой-то тщедушный, обалделый от неожиданного счастья парень, которого никто даже не знал.
— Не одним вам купаться в лучах славы! — зловеще прохохотала девушка, придерживая своего партнера за плечи.
Смит улыбнулся, подмигивая ей, и уткнулся носом между шеей и плечом Эрика. Губы коснулись разгорячённой кожи.
Над ними разносились слова, в один прекрасный момент ставшие пророческими.
I used to think that I could not go on,
And life was nothing but an awful song.
But now I know the meaning of true love,
I'm leaning on the everlasting arms.
If I can see it, then I can do it.
If I just believe it, there's nothing to it.
I believe I can fly.
— Я верю, что могу летать, — шепнул Алан Эрику на ухо.
***
— Красотища-а-а! — Мару завизжала, потащив Викторию за рукав фотографироваться к самому краю парапета.
На горизонте, сквозь дымку, розовела полоса восходящего солнца. Немного понаблюдав за чудом природы, Эрик повернулся, уставившись на Дэйва, блюющего в пакет возле пожарной лестницы.
— Не надо было столько пить, придурок! — Фил придерживал друга за плечи, следя за тем, чтобы парень не испачкал свой костюм.
— С крыши такой вид, ребята, Боже, как круто, что вы до этого додумались! — от восторженных возгласов девушек у Хартманна чуточку разболелась голова.
— Эрик, держи, — Алан протянул ему прохладную минералку.
Тот принял бутылку него из рук и первым делом приложил к голове. Усталость брала своё, они не спали всю ночь, шляясь по городу, выпивая и танцуя прямо посреди улиц. В голове до сих пор звучала музыка… Хартманн смотрел на крыши домов, вдыхая в себя запахи нью-йоркского утра. Было спокойно и немножко тоскливо.
— Как думаете, мы сможем видеться? — Мару подергала его за рукав. — Хотя бы раз в год, пупсики…
— Будем приезжать в Нью-Йорк на Рождество, — улыбнулся ей Алан.
— Я так ненавижу это, — вдруг призналась девушка.
— Что именно? — уточнил Смит.
— То, что ты сказал в своей грёбанной выпускной речи! — Мару шмыгнула носом. — Я не хочу взрослеть! Мне это не нужно, всё было хорошо и без этой вашей серьёзной жизни!
— Сестрёнка, это неизбежно! — Фил, наконец, оставил Дэйва, снабдив того бутылкой воды. — Но в этом можно найти и плюсы! Например, в магазине будет легче купить бухло.
— Иди ты нахуй, — Дэйв допил остатки минералки и вытер рот тыльной стороной ладони.
Все дружно рассмеялись.
— Ничего, будут возможности и мы встретимся, я уверен, — заметил Ален, потягиваясь.
— А знаете, я так рада, что вы вместе! — Виктория подошла к ним с Эриком и вдруг крепко прижала обоих к себе. — И не смейте больше ругаться, лично каждого найду и надеру зад!
Джек хрипло рассмеялся. Фил не удержался и заржал вслед за ним.
— Хочу погулять на вашей свадьбе! Хочу быть крёстной вашим детям! — продолжала девушка, не отлипая от них.
— Эй-эй, по-моему, ты немного далеко всё планируешь! — брат Мару попытался было оттащить Викторию, но затем, кажется, плюнул на это дело и навалился поверх, также крепко стискивая всех в объятиях.
Следом подтянулись и остальные. Наверное, с высоты птичьего полета они напоминали странный клубок из сплетенных между собой человеческих тел…
— Подождите меня! — Дэйв был последним.
— Боже, как от тебя несёт! — Мару, фыркая, первой выпуталась из всеобщих объятий.
— Знаете, я больше не буду пить! — горестно и откровенно признался он.
— Сегодня можно, — смеясь, заметил Эрик.
За ночь было сказано много хороших и добрых слов. Но теперь все как-то не сговариваясь встали и молча наблюдали восход.
Это было символично. Солнце освещало верхушки домов, ползло, словно расширяясь и озаряя своим светом всё вокруг. Будто новая надежда. Их будущее, которое начиналось уже сейчас.
Алан искоса поглядывал на Эрика, а в душе росло, набирая силу, умиротворение и покой.
Их ждали пару месяцев лета, сборы, покупка билетов и подготовка к переезду…
Родители больше не запрещали приводить Хартманна домой. Всё как-то изменилось после выпускного. Он даже начал общаться с отцом: того вдруг сильно заинтересовало, будет ли сын сдавать на права в Сан-Франциско, ведь детская водительская лицензия там не действовала. Затем он зачем-то пускался в обсуждения их с мамой свадебного путешествия: оно проходило в Лос-Анджелесе, а не в Сан-Франциско, но они были там проездом, и Алан с удовольствием выслушивал их совместные воспоминания.
Родители Эрика, к величайшему удивлению Смита, отнеслись к переезду чуть беспокойнее, чем его собственные. Миссис Хартманн переживала, что сын будет вдали от них, и уговаривала не жить в общежитии. Но Алан отказался снимать квартиру. По крайней мере, до тех пор, пока не найдёт работу, чтобы платить за аренду. На меньшее, чем половина платы, он даже не соглашался.
Эрик смеялся, обзывая его упрямцем, но особенно не протестовал.
Они проводили дни, шляясь по улицам и провожая уходящее детство в разговорах и воспоминаниях.
Смит узнавал Хартманна снова и снова, ведь между ними больше не было никаких запретных тем, они оба научились откровенности. Вспоминая, как было сложно поначалу, Алан смеялся от того, с какой легкостью мог довериться Эрику теперь.
В один из жарких августовских дней он придумал, что могло стать неплохим завершением его татуировки, и они успели посетить салон, в котором начали работу более полугода назад. Встретивший их мастер был приятно удивлён, что Алан снова обратился к нему, и не без удовольствия оглядел собственноручно проделанную работу.
— А мы ведь пара, знаете? — Смит усмехнулся, кивая на Эрика, и подмигнул помощнице, которая когда-то вогнала его в краску своим предположением на этот счет.
— Рад за вас, ребятки, — мастер усадил его в кресло и спросил, что нужно добить.
В тот день после сеанса они с Хартманном любовались на надпись, закрытую специальной пленкой.
— Come what may, — многозначительно прочёл Эрик и усмехнулся. — Становишься философом, Ал.
— А то! — тот повертел рукой так и эдак, разглядывая рисунок.
— Будь что будет, — задумчиво повторил Хартманн. — А что, мне нравится. Надо нарисовать такую картину. Где мы с тобой уходим в закат! И чтобы много света было вокруг и солнце на горизонте…
— А нарисуй, — согласился Смит. — Озаглавишь её как-нибудь… что-то типа невероятных, захватывающих дух приключений двух дебилов!
Хартманн прыснул со смеху.
— Нет, ну зачем же так грубо, — отсмеявшись, заметил он. — Нужно как-то ёмко. Ёмко. Метко. Просто.
— Просто дыши, — сказал Алан и вдохнул полной грудью.
