Дыши

      Эрик щурился от яркого майского солнца. Он гладил Алана по голове, пропуская чужие волосы сквозь пальцы, и от этого становилось невообразимо жарко, но пересилить себя и не касаться Смита он попросту не мог. Было слишком уютно.       Они расположились где-то под деревом в Центральном парке, утомлённые после долгой прогулки. Когда фитнес-браслет Хартманна сообщил о намотанных ими двенадцати километрах, Смит затребовал отдыха немедленно. Заглянув в магазин, они купили какой-то вредной, но вкусной снеди, захватили пару бутылок с водой и, наконец, дали отдых ногам. Эрик пожалел, что у них не было пледа: только два рюкзака и толстовки, которые пришлось снять из-за жары, но сейчас те исполняли роль подстилок. Голова Алана лежала у Хартманна коленях.       — Душно так, — он всё-таки поднял руку. — Ты весь вспотел.       — Предлагаешь искупаться в местном пруду? — в ответ раздался тихий смешок.       — Только вдвоём, но вряд ли мы найдём здесь общественные душевые, в которых запросто пустят двух жадных до секса парней.       Алан повернул голову, устраиваясь на коленях, как на подушке, и посмотрел на Эрика снизу вверх. Тот улыбался, разглядывая его с неприкрытым восхищением. Солнечный свет падал на лицо, на тёмно-коричневые, взлохмаченные пряди, на карие, казавшиеся сейчас светло-ореховыми, глаза. Хартманн завороженно разглядывал гладкую белую кожу, смотрел на то, как движется кадык, когда Смит сглатывает, на его длинные тёмные ресницы. Он в очередной раз отмечал, что про себя пытается нарисовать его. Причём в самых развратных позах.       — Ты уверен, что мы даже помыться не сможем нормально? — переспросил Алан, тяжело вздыхая.       — Конечно! — невозмутимо откликнулся Эрик. — Ты голый, я голый, упаси Боже — один поцелуй и всё потеряно! — он ласково ткнул его пальцем в нос. — Всё из-за тебя.       — Что я-то сразу?! — Алану, несомненно, польстил комплимент, и сопротивлялся он лишь для вида.       — Возбуждаешь, — Эрик хитро улыбнулся и отвёл взгляд, добавив уже на полтона тише: — Даже сейчас.       Смит расширил глаза в немом удивлении, а затем осторожно провёл ладонью по внутренней стороне бедра Хартманна, чуть выше собственной головы. Когда его пальцы нащупали стояк в чужих штанах, он густо покраснел.       — Вот именно… — Эрик коснулся его шеи, ощутимо надавливая на кожу пальцами. — Сейчас бы снял штаны, притянул тебя чуть ближе и…       — Хватит! — Алан резко подскочил и уселся рядом, приглаживая взъерошенные волосы.       — На вот, водички, что ли, попей, — Хартманн усмехнулся, поправляя член в штанах.       Смит сделал, как он советовал, и затем закурил. Эрик в свою очередь подумал, что ему даже нечем отвлечься, чтобы согнать этот блядский морок невозможного желания. Да, они не имели возможности быть близки так часто, как хотелось бы. Родители Хартманна уже вернулись из отпуска и находились дома по вечерам, лишая шансов остаться на ночь. К тому же Смит не мог быть у кого-то в гостях, по крайней мере, до тех пор, пока, наконец, не поступит ответ из университета.       Письмо о зачислении пришло Эрику ещё в начале недели: из-за этого он радовался и грустил одновременно. Проклиная всё и вся, он в который раз убеждался, что ничего не мог поделать. Оставалось совсем чуть-чуть до окончания школы, можно было начинать считать дни, но подвешенное состояние, в котором оба находились от незнания собственного будущего, изводило.       Хартманн успокаивал Смита как мог и старался отвлечь от рутины. Таскал всюду: по галереям с выставками, по музеям и паркам, благо май порадовал почти летней и местами чересчур жаркой погодой. Они могли тусоваться до самого вечера, но после двенадцати карета Алана превращалась в тыкву, и тот был вынужден спешить домой.       Разумеется, Эрик не мог сдержать себя, и ему было жутко стыдно, что им приходилось трахаться у него дома, пока родители находились внизу. Они зажимали друг другу рты, смеялись, стараясь не шуметь, но всё это слабо походило на то, как ему бы хотелось заниматься любовью. Не так быстро, с опаской, что застукают, хотя родители, кажется, всё прекрасно понимали и никогда не стучались, если дверь в комнату была прикрыта.       Хотелось большего.       Хартманн, как последний чёртов романтик, мечтал просыпаться со Смитом в одной постели. Чтобы неспешно гладить, наблюдая, как тот спит. Целовать, куда вздумается, и растягивать прелюдии так долго, как захочет он, а не на время, которое отпущено до тех пор, пока мама не начнёт закидывать нетерпеливыми смс, что отец вернулся домой с работы и пора спуститься, чтобы поздороваться.       Казалось, всё только устаканилось, но неделю назад Смита всё-таки вызвали в полицию на допрос. Он встретил там Левински, однако не особо распространялся, о чём же они беседовали.       Дома, по его словам, по-прежнему держалась уже ставшая привычной атмосфера холода. Миссис Смит молчала, но однажды заметила, что отец спрашивал её о дальнейших планах Алана. Его, очевидно, волновал факт, что сын оказался замешан в деле с наркотиками, и он уточнял, не может ли это повлиять на его будущую карьеру.       Смит очень расстраивался из-за испорченных отношений с отцом, хоть и не подавал виду. Эрик старался поддержать, просил, чтобы тот переставал думать, будто мистер Смит ненавидит его.       — Ему сложно, Ал, — в тот день Хартманн стоял на пирсе возле аттракционов Кони-Айленд, куда они всё-таки выбрались вдвоём. — Сложно принять факт, что сын оказался не таким, как он, наверное, предполагал. Это всегда шок. Но ситуация с Ричи напугала ещё больше. Это страшнее, понимаешь? Он думал, что может тебя потерять…       Смит лишь кивал и обещал, что постарается не судить родных предвзято и не будет выглядеть вечно обиженной стороной. Однако Алана донельзя напрягал факт, что он до сих пор от них всецело зависел. Он рассказал, что даже если его возьмут в университет, Сан-Франциско — один из самых дорогих городов мира, и это касается не только обучения. Как они буду там жить?       В один из выходных они с Эриком съездили в банк. Алану приспичило узнать, что потребуется для получения ссуды на обучение. Оказалось, банально: поручители, которыми могли стать только его родители или ближайшие родственники…       Выходил какой-то замкнутый круг. У отца Смита были деньги. Разговор о колледже заходил между ними ещё когда Алану исполнилось четырнадцать, и он с гордостью заявил, что продолжит семейное дело. Но за несколько лет приоритеты сменились, и Эрик не понаслышке знал, каково это — внезапно огорошить родных заявлением, что всё пойдёт не по плану. Он сочувствовал Алану, ведь уже давно прошёл через всё это сам. Ему только и оставалось как-то подбадривать Смита на тернистом пути его родителей к принятию.       — Эй, — Эрик накрыл чужую ладонь своей. — Поужинаешь сегодня с нами?       Он не впервые предпринимал эту попытку, и Алана, похоже, снова бросило в дрожь от мысли, что ему придётся смотреть в глаза Хартманну-старшему.       Он как-то упоминал, что робеет перед ним. Говорил, что расколется, что по его лицу можно буквально увидеть всё то, что он вытворял с его сыном. Или, наоборот, что Эрик вытворял с ним. Хартманн отшучивался, а для Смита выглядел немыслимым сам факт, что они после такого смогут просто так ужинать вместе. Алан боялся, что неправильно положит салфетку или перепутает вилки. Ему виделись какие-то светские рауты и дипломатические приёмы, на которых нужно толкать заумные речи, поддерживая огонёк беседы между гостями.       — Чёрт, ну почему ты всё время отказываешься, — с обидой в голосе заметил Эрик. — Мама сделала пиццу, — он сунул ему под нос мобильный с открытым окном переписки. — Видишь? Она ждёт НАС.       — Я боюсь… — честно признался Смит.       Он хотя бы больше не отмазывался.       — Чего?! — Хартманн едва не облился водой, которую только что пил из двухлитровой бутылки. — Блядь, Алан, как трахаться у меня в комнате на всех поверхностях, так ничего… а как посидеть с моими родными, чтобы они хотя бы узнали, какой мой парень в общении, так нет?!       Спустя секунду деланного возмущения он не удержался и заржал, толкая Смита плечом, и протянул ему воду. Тот отпил следом и шумно выдохнул.       — Вдруг я покажусь им глупым? — первая попытка потерпела крах, Хартманн покачал головой.       — Не покажешься, они знают, что ты учишься почти так же хорошо, как и я. Плюс баскетбол. И я говорил, что ты много читаешь!       — Твой отец определённо читал больше меня! — парировал Смит.       — Не волнуйся, он не будет гонять тебя по тезисам из «Критики чистого разума» и спрашивать о том, каков твой взгляд на проблему познания окружающего мира, как феномена, подчинённого нашей мысли.       — Чего, блядь?! — Алан забавно округлил глаза, и Эрик закрыл лицо руками, заливисто смеясь.       — Это Кант!       — Какой еще Кант?       — Иммануил. Немецкий философ. Папа увлекался его трудами одно время и рассказывал мне, — пояснил он.       — Точно не пойду, — Смит прикусил губу и сложил руки на груди.       — Эй, — Хартманн притянул его к себе за плечи. — За пиццей говорить про Канта как-то не очень вяжется. Ну хватит… Алан, я хочу показать, какой ты замечательный, прекрати сомневаться в себе.       — Мне нужно заехать домой переодеться, — тот поглядел на свои шорты с кроссовками.       — Планируешь нацепить фрак? — иронично поинтересовался Эрик.       — А что… нужно?       За его вопросом последовал новый взрыв смеха. Не ржать над серьёзностью намерений Смита было просто невыносимо.       — Алан! Ты когда-нибудь видел, чтобы мы ходили по дому в вечерних туалетах? — Хартманн упал на траву, прикрывая лицо руками и задыхаясь в приступах хохота.       — Ладно! — Смит запрокинул голову назад и уставился в ясное синее небо. — Уговорил! Только помогай мне… если что.       — Всё будет отлично, не переживай, — заверил Эрик, усевшись, и погладил Алана по спине ладонью.       Тот был сам не свой, пока они ехали в такси. Кондиционер не работал, и ветер нещадно трепал их волосы, прорываясь в салон автомобиля через опущенное ветровое стекло. Смит то и дело поправлял причёску, по всей видимости нервничая за свой внешний вид всё больше и больше.       — Эй, всё будет отлично, — заверил его Эрик. — Я знаю своих родителей и знаю тебя. Я уверен в успехе.       Алан покосился на ладонь Хартманна, накрывающую его пальцы. Большой то и дело поглаживал тыльную сторону.       Эрик немного кривил душой: на деле он тоже нервничал, но утешал себя практически всю дорогу до дома. Алан не мог не понравиться. Он уже нравился, причём не только матери, но и отцу. Но это был первый раз, когда Хартманн вводил в дом человека, насчёт которого имел серьёзные намерения.       На подходе к крыльцу у Смита начали подкашиваться ноги, и Эрик даже поймал его под локоть, когда они поднимались по лестнице, чтобы тот ненароком не споткнулся.       Открыв дверь, Хартманн пропустил Смита вперед. Знакомый приятный аромат защекотал ноздри: Эрик быстро огляделся и заметил, что в столовой не накрыто. На мгновение отлегло, и он порадовался, что ужин пройдёт на кухне. Алану так будет даже проще.       — Тапочки, — Хартманн переобулся, забрал их рюкзаки и убрал в шкаф. — Мы дома! — крикнул он уже чуть громче.       — Мойте руки, всё готово! — тут же откликнулась мама.       В ванной комнате Эрик посоветовал Алану умыться холодной водой, а затем собственноручно вытер его лицо полотенцем и поцеловал. Один раз легко, а другой, засовывая при этом ладони в задние карманы шорт.       — Прекрати… — шёпотом взмолился Смит.       Хартманн кивнул, мысленно себя ругая. Волна желания боролась со здравым смыслом. Причём последний в таких случаях капитулировал почти сразу же.       — Всё будет хорошо, — прошептал он Алану в губы. — Идём.       Смит одёрнул ткань, Хартманн тоже поправил одежду, представляя перед собой кухню, чтобы отвлечься от мыслей, что в паху заметно потяжелело. Ещё не хватало войти туда со стояком…       Если говорить официально — сегодняшний ужин был первым знакомством партнёра с родителями за всю его жизнь. От волнения слегка потели ладони. Алан ещё в такси жаловался, что пот скатывался между лопатками и скапливался у него за поясом шорт.       Но на кухне вовсю работал кондиционер и обоим стало чуточку легче. Эрик отодвинул для Смита стул, кивая. Тот сел, ошарашенным взглядом рассматривая не новую для него обстановку. Выглядело смешно и мило.       Отец Хартманна стоял возле плиты, помогая матери извлечь противень с недавно испечённой, подогретой домашней пиццей. Эрик полез в холодильник за соком, а затем вытащил стаканы с верхних полок.       Наверное, Смиту стало неловко сидеть, словно истукан, и он нервно поёрзал.       — Алан, — вдруг обратилась к нему миссис Хартманн. — Разложи тарелки и салфетки!       Тот резко подскочил, ударился коленкой об стул и сдавленно зашипел.       — Тарелки в сушилке над раковиной! — женщина указала направление рукой. — Юрген! Я сама порежу, подожди ты, у нас же есть специальный нож!       — Обычным нельзя, что ли? — ворчливо осведомился отец Эрика.       — Не получится, поцарапаешь противень! Дай сюда!       Алан достал четыре тарелки, краем глаза наблюдая за небольшой семейной перепалкой. Эрик улыбнулся, слушая, как родители шутят. Они двигались почти синхронно и понимали друг друга с полуслова.       — Ал, апельсиновый или яблочный? — он замер перед холодильником в задумчивой позе.       — Есть холодный домашний морс! — возвестила миссис Хартманн, образовавшаяся возле них, словно из ниоткуда. — Вот салфетки.       — Я согласен на морс, — неуверенно проговорил Смит, облизывая пересохшие губы.       — Вот умничка! Хоть кто-то оценит мои старания! — женщина потрепала его по волосам и снова переместилась к плите.       — А ты льстец, — шепнул Хартманн, когда Смит раскладывал салфетки.       — Просто морс люблю, — буркнул тот, и Эрик, смеясь, шутливо пихнул его бедром.       Они уселись напротив родителей, Хартманн — слева от Смита. Отец подошёл к столу с противнем, на котором лежали пышущие жаром куски нарезанной квадратной пиццы. Тут же подлетела миссис Хартманн, запрещая брать самим, и выложила первые горячии порции осторожно.       — Не обожгитесь! — улыбаясь, она разложила пиццу себе и мужу. — В этот раз я положила три вида колбасок!       — Острая с чесноком тоже? — поинтересовался Эрик и поморщился.       — Ничего, потерпишь! — женщина устроилась на стуле, смешно подогнув под себя одну ногу, а затем ни с того ни с сего показала Хартманну язык. — Привереда!       Отец усмехнулся и налил всем домашний морс. Эрик предпочел сок, и Алан был среди фаворитов, в красках расписывая довольной матери чудесный вкус домашнего напитка.       К слову, морс и вправду был замечательным. Впрочем, как и домашняя пицца. Эрик специально дал Смиту возможность побыть любезным. Он умял целый кусок, даже не заметив, но ощутив прямо-таки звериный приступ голода. Наверное, от нервов. Или от расслабления после того, как ни одно из опасений не подтвердилось.       Было странно видеть родителей в такой непринуждённой домашней атмосфере рядом с его парнем. Тихонько играло радио, шумела вытяжка. Они поедали пиццу с не меньшим удовольствием и переговаривались обо всяких мелочах.       Хартманн изредка бросал в сторону Смита успокаивающие взгляды. Словно мысленно сообщая, что всё хорошо.       И всё действительно стало хорошо. Алан улыбался, поедая вот уже третий кусок пиццы, рассказывал, как увлёкся баскетболом и про свою первую собаку. Родители Эрика слушали с живым интересом, лишь изредка задавая наводящие вопросы. С ними оказалось на удивление легко общаться. Они не смотрели свысока, никаким образом не касались темы отношений, лишь один раз, когда Эрик пихнул Алана под столом, мама рассмеялась от того, как парень ойкнул.       Наверное, так и должно было быть?       Родители ведь знали Смита довольно давно, и лишь вина Хартманна в том, что он не познакомил их как следует раньше. Ему даже стало чуточку стыдно. Он, быть может, с радостью наверстал бы упущенное, попросив Хартманна-старшего рассказать об их жизни в Германии.       Ранее Эрик не сильно распространялся о своём прошлом, но дело в том, что Алан не особенно спрашивал. Сейчас они словно открывались друг для друга с новой стороны, и он не мог лишний раз не убедиться в том, что влюблялся в Смита снова и снова.       Съели всё до последней крошки: миссис Хартманн донельзя обрадовалась, что не придётся складывать остатки в холодильник, и велела мужу помыть противень, а им с Эриком заняться посудой.       Никто не стал спорить.       — Всегда бы так, — усмехнулась женщина, собирая со стола грязные салфетки. — Такие заботливые!       Алан помог Эрику вытереть тарелки и стаканы, а потом мама предложила посмотреть какой-нибудь фильм.       Хартманн немного стушевался, размышляя, как они разместятся на диване в гостиной, и ещё более разнервничался от того, что отец Эрика предложил Алану сделать выбор с кино.       Смит, видимо ляпнул первое, что пришло в голову — это был старый, но хорошо известный фильм с Джоди Фостер, об учительнице английского языка в Сиаме конца девятнадцатого века. Оказалось, родители его не смотрели, и поэтому предложение неожиданно горячо поддержали и одобрили.       Мама принесла в гостиную поднос с печеньями и конфетами и предложила всем чай. Алан устроился в кресле, видимо, наивно полагая, что Эрик может разместиться на диване с родителями, но тот намеренно плюхнулся на подлокотник, уперевшись в Смита ногами.       — Мне черный, с молоком! — заявил он, подсовывая Смиту под спину подушку.       Отец в это время щёлкал пультом, настраивая на телевизоре звук.       Алан перевел на Эрика встревоженный взгляд, кивая на его позу. Тот улыбнулся и покачал головой, давая понять, что уходить не собирается.

***

      Никто не обратил на них ровным счётом никакого внимания. Когда начался фильм родители Эрика устроились на диване. Хартманн потянулся за корзинкой с конфетами и устроил её у себя на коленях, разглядывая блестящие обертки и подсовывая какие-то из конфет Смиту.       Алан с трудом следил за происходящим на экране, то и дело отвлекаясь. Эрик окончательно сполз к нему в кресло, тесно прижался боком и похрустывал какой-то печенюшкой. Смит ужасно хотел его обнять, но боялся, что родители заметят, и им такое не понравится.       Из-за опущенных штор и наступающих за окном сумерек комната довольно быстро погрузилась в интимный полумрак. Алан всё-таки позволил себе желанную вольность и просунул руку Эрику за спину, плотнее притягивая парня к себе. На что Хартманн, улыбаясь, погладил его по коленке.       Было вкусно и страшно. Уютно и волнительно. Интересно и смешно. В Смите боролись разные, но одинаково яркие и новые эмоции. Чувства захлестывали целиком, отзываясь дрожью и мурашками по всему телу.       Он никогда не ощущал ничего подобного и был очень рад, что согласился прийти. Но фильм заканчивался, вечер подходил к своему логическому завершению и ему пора было домой.       Отец Эрика сделал потише, когда начались финальные титры, мама поднялась, зажигая ночник, а Эрик принялся собирать фантики от конфет, разбросанные в кресле. Они все немного обсудили просмотренный фильм, и у Алана отлегло от сердца, когда оба родителя Хартманна в один голос поблагодарили его за чудесный выбор.       Он тоже поднялся, потягиваясь и разминая затекшую спину. Отец Эрика вдруг предложил выйти на крыльцо покурить. Смит быстро глянул на Хартманна, улавливая отрывистый, но ободряющий кивок, и затем согласился.       Следуя за ним по коридору, он старался продумать, о чём они будут говорить, хотя было ясно, что беседа в любом случае выйдет спонтанной.       Юрген Хартманн похлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет, в то время как Смит, нервно чиркнув зажигалкой, прикурил и затянулся. Дым царапнул по горлу, в глазах заслезилось, но отец Эрика, к счастью, этого не заметил.       Отойдя в сторону, мужчина упёрся локтями в перила и выпустил под крышу несколько колечек дыма.       — Алан, мой сын очень привязан к тебе, — вдруг начал он, не глядя на Смита.       — Д-да, сэр, — тот покусал пересохшие губы. — И я к нему тоже…       Хотелось быть максимально честным. События последних месяцев слишком хорошо показали, что может случиться, если пытаться увиливать от правды.       — Ты же в курсе его прошлого, правда?       Алан кивнул и встал рядом. Отчего-то появилось ощущение, словно сейчас он был с этим человеком на равных. Несмотря на то, что Смит находился рядом с отцом своего парня, он каким-то шестым чувством ощущал его растущее уважение. И не только сегодняшний ужин был тому причиной.       — Эрик очень привязывается к людям, это его главная слабость. Он не может долго один, — продолжил Юрген. — Но у него никогда не было хороших друзей. А некоторые быстро становились, скажем так… слишком ценны. И слишком тяжело было их потерять, понимаешь?       — Да, Эрик рассказывал мне историю со Штефаном.       — Здесь не только это… Мой сын становится невероятно упрямым, если вобьёт себе в голову какую-то идею. Сначала я пытался объяснить, если он был не прав. Но потом понял, что, видимо, такова его судьба — прошибать стены собственной головой. Учиться на собственных ошибках из-за упрямства и дерзости. Но… может, он не зря выбрал своё поприще в мире искусства? Как думаешь?       — Я думаю, Эрик талантлив, мистер Хартманн. И я бы хотел помочь ему раскрыть этот талант.       — Ну, а что ты? — Юрген затянулся и искоса посмотрел в сторону Смита.       — Подал свои результаты в тот же университет…       — Я в курсе, Эрик, разумеется, всё рассказывал. А ты уверен, что филология то, что тебе нужно?       И тут Алан сообразил, что не представляет, как ответить честно.       — Я не знаю, сэр…       Повисла минутная пауза. Отец Хартманна курил, задумчиво разглядывая свой собственный сад. Алан обратил внимание на ухоженные цветы в клумбах и заботливо сложенные возле крыльца садовые инструменты. Мама Эрика была очень хорошей хозяйкой.       — Я читал кое-что с твоими наработками, — вдруг начал Юрген.       У Смита по спине пробежал холодок. От мысли, что Эрик мог дать ему эту дребедень про космические корабли, стало не по себе.       — Знаешь что… — мужчина вдруг приосанился и обернулся, ища что-то взглядом.       На столике лежала небольшая пепельница с крышкой. Он затушил сигарету и развернулся к Алану, пытливо заглядывая тому прямо в глаза.       — Не думал о журналистике?       — О журналистике? — Смит удивлённо повторил его вопрос.       — У тебя нестандартное видение мира. Ты можешь найти подход ко многим вещам, в том числе к решениям проблем и конфликтных ситуаций. А подвешенный язык и хорошие внешние данные помогут!       — Юрген, что-то вы долго! — мама Эрика выглянула из-за чуть приоткрытой двери. — Не мучай парня, идём в дом!       — Да что вы! Мне на самом деле пора!       — В девять вечера? — удивилась миссис Хартманн. — Может, я позвоню твоей маме и скажу, что ты задержишься, а мы, если что, посадим тебя на такси?       — Хельга, дай нам минутку, — вежливо, но настойчиво попросил Юрген Хартманн.       Она подмигнула Смиту и исчезла за дверью. Из дома донесся радостный смех, кажется, женщина что-то сказала Эрику, и тот ответил.       — Проблемы дома? — участливо поинтересовался мужчина.       Алан кивнул, едва слышно вздыхая.       — Я хочу уехать, сэр. С вашим сыном. Я бы… хотел быть с ним вместе и дальше, — вдруг зачем-то сказал он.       — Нехорошо забывать родных, даже если они не принимают твой выбор.       — А как вы… — Смит осёкся, но отец Эрика, кажется, понял, что он хотел спросить.       — Это было тяжело, Алан. Принять его решение, складывая с себя всякую ответственность. Не настаивать на собственном участии в его жизни, находясь в стороне и зная, что он так или иначе сделает выбор по-своему.       — Однако вы ему здорово помогли.       — Надеюсь, — Юрген усмехнулся. — Глядя на тебя, я уже начинаю беспокоиться чуть меньше.       Алану показалось, что он покраснел. От таких добрых слов тело тут же бросило в жар.       — Не жди от людей слишком многого, парень. Не обманывайся ожиданиями, но имей терпение и будь честным.       — Я постараюсь, сэр, — Смит кивнул, понимая, что разговор окончен, и затем вернулся в коридор, оглядываясь в поисках собственной обуви.       В тот день он всё-таки уехал. Не заказывая такси, прошёлся с Эриком до автобусной остановки.       Они остановились, и Хартманн нетерпеливо переступил с ноги на ногу.       — О чем вы говорили? — не удержавшись, все-таки полюбопытствовал он.       — С твоим отцом? — Смит приобнял парня за плечи и притянул к себе, заключая в объятия. — Да так… о всяком.       На улице было тихо. По дороге изредка проезжали случайные автомобили, автобуса не было видно.       — Я ужасно боюсь, Эрик… Не дотянуть до тебя, остаться здесь, в зависимости от родителей целиком и полностью без малейшего шанса, — Алан заговорил, уткнувшись носом между его шеей и плечом. — Хочу засыпать и просыпаться вместе с тобой. Делать завтрак или ужин, ходить в магазин… вести хозяйство. Хочу быть с тобой полноценно, понимаешь? И мне до одури страшно, что так может не получиться. Что я навсегда останусь здесь, а ты уедешь.       — Алан, всё получится, — Хартманн погладил его по спине. — Справимся. И не с таким справлялись! — он вдруг поднял голову. — Твой автобус.       Прощание вышло торопливым и скомканным. Смит поцеловал Эрика, практически невесомо мазнув по губам, и тут же взбежал по ступенькам в салон. Водитель был недоволен и отчего-то торопился. Наверное, это был его последний рейс.       Алан вернулся в квартиру, бесшумно повернув ключ, и также неслышно разулся. Не хотелось попадаться на глаза даже матери. Незаметно заглянув в ванную, он принял душ и юркнул в свою комнату.       Письмо из университета могло прийти со дня на день. Смит открыл ноутбук с робкой надеждой, но ящик входящей почты был предательски пуст.       Захотелось покурить, но он вспомнил, что оставил зажигалку у Эрика на крыльце дома, и чертыхнулся, решив дойти до кухни за спичками.       К его полной неожиданности там ни с того ни с сего оказался отец. Обычно он ложился уже в десять, потому что на работу приходилось вставать очень рано, и Алан совсем не ожидал его увидеть.       Встреча вышла нелепой. Они одновременно кивнули друг другу: Смит не знал, как взять коробок спичек так, чтобы отец не заметил. Но затем на него вдруг накатила тоска от безысходности и понимание, что он лишь пытается отсрочить неизбежное.       Ничего уже не изменится, если отец узнает, что он курит. Если уже не знает.       Смит подошёл к плите и пошарил на вытяжке. Найдя там коробок, он стащил его и обернулся. Отец завис перед открытым холодильником. Недолго думая, схватил с полки апельсиновый сок, открутил крышку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Алан непроизвольно улыбнулся: мама бесилась, если они вытворяли такое.       — Не спится? — вдруг тихо прошептал он.       Отец помотал головой, закрутил крышку и поставил упаковку с соком обратно. Затем оглядел полки, будто в надежде найти там что-нибудь интересное.       — Пап… давай поговорим? — Смит решил, что лучшего шанса, чем сейчас, ему просто не представится.       Мужчина ничего не ответил, только закрыл дверцу, повернулся и отодвинул кухонный стул. Алан воспринял это как приглашение, однако, садиться не стал.       — Знаешь… я сегодня был на ужине у Хартманнов, — начал он. — Познакомился с его семьей. Хотя я и так их знал, но сегодня, вот, узнал лучше.       Отец молчал, задумчиво почесывая чуть отросшую на подбородке щетину и неотрывно смотрел куда-то в сторону солонки на обеденном столе.       — И как они тебе? — вдруг хрипло поинтересовался он.       — Они, как и мы! — у Смита перехватило дыхание, когда он услышал первые слова отца, адресованные ему за столь долгое время. — Наверное, это не новость, что многие семьи чем-то похожи, да? — он ухватился за спинку стула для уверенности. — Их семье пришлось нелегко, ведь из-за Эрика они были вынуждены переехать из Германии в США и фактически начать жизнь заново, — Алан замялся. — А теперь они здесь… и Эрика пригласили учиться в государственный университет Сан-Франциско. Куда подал заявление и я… Хотя ты уже знаешь.       — Знаю, — также тихо отозвался отец, по-прежнему не глядя в сторону сына.       Алан вспомнил слова Хартманна-старшего, и вдруг буквально кожей ощутил воцарившуюся на кухне тревожную атмосферу.       Волнение. Страх неизвестности.       С началом этого разговора они оба будто зашагали по узкой тропинке где-то возле пропасти, упасть в которую могли в любую секунду.       — У меня всё будет хорошо, пап. Я уверен, — Алану стоило титанических усилий сохранить голос ровным. — Хоть я и ошибся однажды, но несу ответственность за свои слова. Я не отступаю и не собираюсь этого делать, пусть даже ошибусь ещё раз. Да, это отвратительно, что я пренебрёг вами однажды и заставил так переживать… но я прошу прощения! Я ведь ошибусь ещё много раз, чем чёрт не шутит! Быть может, и в Сан-Франциско мне не повезёт. Но я бы хотел попробовать сделать это сам. Понимаешь? Это будет мой выбор, и, если уж на то пошло — моя ошибка, за которую я отвечу.       В квартире было так тихо, что Смит понизил голос до полушепота, отчего весь его монолог стал похож на какое-то откровение. Хотя, возможно, так оно и было. Он никогда не думал, что скажет отцу то, что произносил прямо сейчас.       — Да, мне нужны деньги. И я думал взять ссуду, но без поручителей не выйдет. Проценты не такие большие, но я в любом случае устроюсь на работу почти сразу же, как перееду! И поэтому… я бы хотел попросить эти деньги у тебя. Я буду отдавать их точно так же, как и те, что взял бы в банке, равными долями раз в месяц, оставляя себе на проживание. Университет предоставит общежитие и питание, я думаю, что мне хватит. Через четыре года всё может измениться. Но я смогу вернуть то, что взял.       Ладони вспотели, Алан разжал побелевшие пальцы и вытер их об домашние штаны. Отец тяжело вздохнул и потёр переносицу пальцами. Он вроде бы собирался сказать что-то, но затем передумал.       — Я ещё не получил письмо, — заметил Смит. — Просто сообщаю тебе о намерениях. Мне неловко, что моё будущее находится в ваших руках, и я бы хотел иметь возможность решать это сам. Вообще я искренне надеюсь, что когда-нибудь вы сможете мною гордиться.       С этими словами Алан вышел из кухни, ощущая на спине тяжёлый отцовский взгляд. Он понятия не имел, что решит эта беседа, но на сердце наконец-то стало легко.       Смит сказал, что думал. Он сказал правду, и отец отозвался.       Уже глубокой ночью, ворочаясь по кровати в слабой надежде уснуть, Смит разблокировал телефон и пролистал новостную ленту в социальной сети. У Виктории сегодня было романтическое свидание с Джеком. Громила выглядел очень забавным и счастливым. Эрик залил в профиль свои эскизы для школьного проекта, и Алан, не задумываясь лайкнул их, но звонить не решился. Хартманн был не в сети.       После обновления страницы вдруг появился пост от Ричи. Ничего особенного, очередная подборка музыкальных клипов. Раньше он делал такие довольно часто.       Алан вспомнил, как поразился переменам во внешнем виде Левински, когда встретился с ним в полиции. Прошёл всего месяц, а он уже выглядел гораздо лучше: исчез мертвенно бледный цвет лица, волосы и одежда были в полном порядке. Ричи смотрел прямо и серьёзно, Смит сперва даже растерялся, не зная, как себя с ним вести.       Он лайкнул эту подборку музыки и внезапно получил в ответ сообщение с вопросом, какого чёрта не спит.       Алан ответил, что поговорил с отцом о своей дальнейшей жизни.       «И как оно?» — напечатал Левински.       «Лёд тронулся, надеюсь», — Смит усмехнулся, отправляя сообщение. — «Если всё пройдёт хорошо, к осени переберусь на западное побережье».       Ричи начал писать в ответ, но затем вдруг перестал. Смит озадаченно пялился на экран некоторое время, а потом сообразил, что у него звонит телефон. Звук был выключен, и он нашёл мобильник в подушках по тихой вибрации.       — Не слишком поздно? — первым делом уточнил Левински, и Алан подумал, что вопрос можно трактовать двояко.       — Превосходный тайминг, — он хохотнул. — А ты чего не спишь?       — В последнее время по ночам лучше соображаю.       — Чем занят?       У Алана не было возможности вести светские беседы в полиции, поэтому ему даже не удалось толком узнать, как у Ричи дела.       — Вещи собираю. Родители снова сошлись и планируют перебраться в Бостон, — спокойно рассказал Левински.       — Вот это новость! — Смит обрадовался и сразу же стушевался. — А как же ты?       Он догадывался, что до суда ничего нельзя сказать наверняка. По сути Ричи находился в подвешенном состоянии.       — Как-нибудь разберусь, — тот усмехнулся. — Я тут слышал, тебе поручили писать выпускную речь?       — Кто это такое трепло? — Алан нахмурился.       В перерывах между всеми произошедшими событиями было сложно придумать что-то вразумительное и при этом не ударить в грязь лицом перед учебным советом, когда он будет утверждать текст. Сроки поджимали, а Смит всё так и не решался засесть за обещанную Локерсону работу.       — Не поверишь, твой любимый препод, — ответил Левински. — Мы общаемся по видеосвязи, и он совершенно случайно обронил, что тебе, быть может, нужна помощь.       — Твою ж мать, — выругался Смит.       — О да, — Ричи тихо рассмеялся. — Ну и чего ты паришься? Напиши правду!       — Чувак, серьёзно? Рассказать им историю моего выхода из шкафа?       — Не в подробностях, — Левински ржал так заразительно, что Алан не выдержал и присоединился       — Какую правду ты имел в виду? — наконец, уточнил он.       — Да хотя бы о том, что сраная юность и взросление — нихуя не весёлая пора и случается всякое. Важно то, что мы осознаём происходящее и учимся делать выводы, пока не стало поздно.       — У тебя так было? — Смит лёг на кровать поверх одеяла.       — Я только в самом начале пути, — Ричи вздохнул. — Но уже почти не страшно.       — Есть прогнозы? — Алан всё-таки не удержался от утончения.       — Адвокат говорит от трёх до шести с возможностью условно-досрочного, — Левински заговорил тише.       В его голосе угадывалась безысходность и смирение, коих Смит не замечал ранее.       — У тебя тоже своя история, — Ричи сменил тему. — Просто вылепи из этого текст, накидай метафор, и, вуаля, — речь готова.       Они проболтали почти до рассвета. Алан не ожидал, что им станет так легко общаться: как будто ему снова двенадцать или около того. Возможно, дело заключалось в телефонном разговоре, ведь Смит не видел лица собеседника, и так было чуточку проще.       В любом случае он засыпал под утро с мыслью, что рад за своего друга. Пускай их пути вскоре разойдутся, по крайней мере теперь это произойдёт без тяжелого осадка на дне души.       На следующий день время тянулось как вата.       Несмотря на суету и подготовку к выпускному, Смит так или иначе ощущал, что последний школьный месяц заключил сделку со временем, никак не желая заканчиваться. Уроки казались невыносимо долгими, ученики выглядели сонными и уставшими. Кое-кто уже делился новостями о том, куда поедет учиться. Виктория и Джек поступили в один колледж в Нью-Йорке. Мару с братом и родителями собирались переезжать куда-то к родственникам во Флориду.       Становилось грустно от мысли, что скоро все неизбежно разъедутся и разбегутся кто куда.       В один из таких унылых и растянутых во времени дней Алан с Эриком сидели в кафетерии и лениво поглощали ланч. Смиту на мобильный вдруг пришло уведомление, и он даже не сразу посмотрел, что там: смахнул письмо с экрана и запоздало осознал, что увидел до боли знакомый почтовый адрес.       От секундного испуга и замешательства, он неуклюже схватил телефон и опрокинул стакан с чаем, залив поднос и весь свой обед. Заехав локтём в это импровизированное болото, Смит развернулся на стуле, дрожащими пальцами разблокировав телефон.       — Что там? — спросил было Эрик, а затем, сообразив всё по внешнему виду Алана, подскочил, протягивая салфетку, и заглянул в текст письма через плечо.       Они принялись читать его вслух одновременно, чуть опережая друг друга и с каждым предложением повышая голос на полтона. Хартманн вцепился в плечи Смита мёртвой хваткой, а к концу письма победно закричал на весь кафетерий.       — ДА!!!       В их сторону оглянулись несколько недоумевающих голов. Остальные ученики и без того шумели, так что спектакль прошел незамеченным. Но Эрик вдруг вытащил Алана из-за стола и закружил в объятиях, продолжая орать, словно его резали.       Смит же, наоборот, лишился дара речи.       Всё происходящее сейчас показалось сном. Он просто не верил в то, что поступил.       Его приняли. В письме было сказано, что семестр начинается с октября. Алан поедет в Сан-Франциско с Эриком.       Мечта сбылась.       — Алан!!! — орал на ухо Хартманн. — Это, блядь, чудо! Алан!!! — он принялся раскачивать его из стороны в сторону, обнимая ещё крепче. — Ты сделал это!!!       Смит уткнулся в чужое плечо, ощущая, как перехватило в горле.       Перед глазами плясали яркие шумные фейерверки.