***
— Ты ел что-нибудь? — с порога интересуется Гарри, окидывая взглядом комнату и замечая лениво развалившегося на стуле Зака. — Я оставлял в холодильнике лазанью. — Не-а, — тут же отзывается парень, каким-то образом усаживаясь ещё ленивее, чем минуту назад. Он словно растекается по поверхности, становясь похожим на какую-нибудь картину в современном стиле. — И почему же? Не любишь лазанью? — голос почти грустный — неужели зря готовил? Хорошо бы, если бы это оказалось не так. — Я могу приготовить что-то другое, если ты и впрямь не… — Да я вообще не пробовал её. — О, — радуется Гарри, улыбаясь. — Значит, сейчас разогрею и поедим. Хорошо? — Да-а, только прекрати быть таким раздражающе заботливым. Бесит. — А я-то старался угодить тебе, — вздыхает, состроив скорбное выражение лица. — Просто разогрей уже эту чёртову ло…ла… еду! Гарри уходит на кухню и какое-то время возится с плитой, которая всё никак не хочет зажигаться. В итоге ему приходится воспользоваться зажигалкой. Через пару минут на шумную возню приходит посмотреть порядком заскучавший Зак, чья часть лица, не прикрытая бинтами — Гарри всё же убедил парня, что коже тоже нужно дышать — выражает степень крайней скуки и желания лечь и уснуть на месте. И тут же мигом исчезает в дверном проёме, как только плита загорается яркими всполохами. Уже в этот момент внутри зарождается если не понимание, то его лёгкая — еле заметная — тень.***
— Рэйчел. Гарри не подходит к ней слишком близко — интуитивно до сих пор опасается больше, чем вспыльчивого Зака. Просто у убийцы всё на лице — если про него вообще можно так сказать — написано, в то время как девочка скрывает свою истинную сущность за миловидной внешностью. Гарри боится её, но уважает. И поэтому всё же решает наконец узнать, в чём же дело. — Да, Гарри? Лицо её ничего не выражает, тон спокойный, голос негромкий и непримечательный. «Фарфоровая кукла», как недавно назвал её Зак. Что ж, весьма правильное описание — о чём-то таком парень и подумал, впервые увидев её. Ева, конечно, тоже не отличается эмоциональностью, но её глаза — живые, да и при близком знакомстве и долгом контакте она открывается, начинает спрашивать, рассказывать. Не то, что Рэйчел, из которой приходится всё вытягивать клещами. Хотя, возможно, всё дело в том, что ей ничего от Гарри не нужно? — Могу я спросить тебя кое о чём? Я думаю, что это важно. Девочка кивает и он, помявшись несколько секунд, набирается смелости настолько, что спрашивает прямо в лоб: — Скажи мне, Рэйчел, у Зака пирофобия? Рэйчел на несколько секунд замирает, смотрит на него очень внимательно, а потом вздыхает и прикрывает глаза. Так она перестаёт быть такой пугающей. И куда меньше напоминает ему о Мэри. — Ты всё же заметил. Не подумай, никто не собирался делать из этого секрет. Просто… Зак никогда не говорил об этом напрямую. Но всё же я могу точно сказать — да, Зак боится огня, — она вдруг открывает глаза и смотрит на парня жутким, немигающим взглядом. — Он не хочет казаться слабым, как я думаю. И никогда не скажет о своём страхе. Разве что случайно покажет. Реакцией, — Рэйчел отворачивается и Гарри чувствует, как проясняется в голове. Словно до этого момента его мысли кто-то контролировал или же банально подслушивал. Но, нет, не может она владеть такой способностью. Она человек. Просто человек. Не картина. Не «та» картина. Почему он вообще вспомнил о Мэри именно сейчас? Эта ассоциация, казалось, пропала из головы, когда они начали общаться. — Когда мы бежали, он сумел перебороть себя на некоторое время. Преодолел страх. Но не победил. — Пирофобия неизлечима, — кивает Гарри, еле сдерживая горестный вздох. Ничего нового он не узнал. Только подтвердил собственные неприятные догадки. Было бы гораздо лучше, окажись он параноиком. Но — нет. Зак болен. Больше, чем Гарри мог себе представить. С пирофобией невозможно бороться, её нельзя победить, лишь успокоить. Не полностью. Так, чтобы не впадать в состояние истерики при виде открытого огня. Локальный огонь всё так же недоступен. Потому ли Зак никогда не заходит на кухню, когда Гарри готовит? — Я помогла тебе? — спрашивает Рэйчел, возвращая его к реальности. — Да. Да, спасибо, — он кивает и уже собирается уходить, как вдруг слышит негромкое: — Скажи, когда ты понял? — Когда он обматерил меня за то, что я поджёг сигарету. Хотя… нет, прости меня, это ведь ложь. Позже, намного позже. Тогда просто удивился, подумал, что ему не нравится тот факт, что я… — Куришь, — даже не вопрос, просто констатация факта, и ей, видимо, плевать, что он там говорит. — Курю, — почти обреченно подтверждает Гарри. — Рэйчел, очень тебя прошу, не говори Еве. Я… она никогда не спрашивала, зачем мне зажигалка. Не знаю, что она думает по этому поводу, но незачем ей про такие вещи знать — курить плохо. Сам мучаюсь уже который год. — Ты постоянно… заботишься о других. Даже о тех, кто может тебя убить. Кто хочет, — говорит девочка, поднимая на него взгляд мёртвых голубых глаз. — Почему? — Я… — голос его внезапно срывается, но он продолжает, стараясь держать его в норме: — Я и сам не знаю. Просто я даже представить не могу, как это — не сделать, понимаешь? Решиться на это не всегда легко, но… но мне приходится. Рэйчел кивает, принимая его ответ, и возвращается к прерванному занятию — она как раз дочитывала какую-то толстую книгу, взятую с личной полки Гарри. Он не стал акцентировать внимание на том, что полка находится в его комнате и заходить туда как минимум невежливо. Просто взял и ушёл.***
— Эй, ты чего там торчишь? Опять куришь, что ли? — интересуется Зак, выглядывая из-за балконной двери. — Нет. Просто смотрю на облака. Смотри, какие красивые, — влюблённо глядя на проплывающие мимо пушистые комья облаков, говорит Гарри. Гарри, на самом то деле, эстет. Он видит красоту и необыкновенность во всём, что его окружает. Так же он по сути своей — художник. У которого уже очень давно не было вдохновения — с того самого дня, как попал в «истинную галерею», как ему кажется. Живые картины и смертельная опасность напрочь отбили у него желание держать в руках кисть. Но вот чувства и стремление выразить их на холсте, к сожалению (счастью?), остались при нём. Так он и живёт — в состоянии вечного кризиса. И никак из него выйти не может, только на мир любуется, поражается, и ужасно хочет наконец суметь перебороть себя. Вот только отчего-то не выходит. Зак, какое-то время помаячив у входа, вздыхает как-то обреченно, и выходит на балкон. Выдыхаемый им воздух превращается в пар, и он морщится, но молчит. Молчит и Гарри, который наблюдает за ним краем глаза. Не до него сейчас. Ну, может, немножко совсем — до него. Самую малость. А в остальном все его мысли — далеко. Или высоко? Там, в небе, среди облаков? А может, ещё выше, в космосе, где мириады звёзд окружают его, сплетаясь в безумстве вселенского хоровода? Гарри не знает. Но от этих мыслей у него захватывает дух. Парень, стоящий рядом, тоже смотрит вверх. Вот только в его глазах неба нет — оно отражается, и только. Никакого понимания красоты. Никакого чувства эстетики. Возможно, самое слабое и незначительное. Некому было научить его, никто не привил ему чувства красоты. Кем бы стал Зак, не сложись его судьба столь печальным образом? Возможно, он тоже стоял бы так на балконе, любуясь миром и думая о галактиках, а не просто ждал бы, пока сожитель наконец прекратит маяться дурью? Гарри и этого не знает. Пожалуй, ему не так уж и интересно узнать. Разве что… — На что похоже то облако, Зак? — Они для меня все одинаковые. Гарри кивает и надолго задумывается. Так надолго, что пальцы его начинают замерзать. Поэтому парень позволяет себе достать зажигалку и сигарету, немного покрутив их в тонких пальцах. Он то ли совершенно забывает о том, что Зак рядом, то ли случайно игнорирует этот факт, однако сразу же приходит в себя, когда слышит сиплый вдох рядом с собой. Повернув голову, Гарри замечает застывшего рядом с ним Зака, притихшего, с расширенными глазами. Осознание приходит мгновенно. Пирофобия. Огонь. Ему страшно. — Зак? Идиот, кретин полнейший — почему он вообще зовёт его? Почему просто не закрывает эту чёртову крышку? Но — не делает. Просто смотрит и ощущает себя так, будто видит что-то постыдное. То, за что его потом страшно накажут. Не исключёно, что наказывать он будет себя сам. Зак, как и следовало ожидать, не отвечает. Только смотрит, не мигая, на огонь. Гарри видит часть его лица — перекошенную и напряжённую. И резко захлопывает крышку зажигалки, отправляя её в задний карман джинсов. — Господи, какой же я дурак, — сетует парень, покачав головой. — Прости меня, пожалуйста, я не… — Как ты узнал? — хрипло интересуется Зак, прислоняясь спиной к стене и не сводя с него напряжённого взгляда. — Случайно. Не понимал, что не так, ещё с того времени, как ты обматерил меня здесь же. Я курил тогда, решил, что тебе не нравится, — вспомнив, зачем вообще полез за зажигалкой, он вздыхает и спрашивает: — Ох, не возражаешь? Я могу… — Блять, давай уже быстрее, я не стану визжать, как баба. Гарри кивает, вновь тянется за зажигалкой и быстро поджигает сигарету. Успокоиться ему сейчас не мешает. Пусть и таким неприятным образом. Затягивается он как-то чересчур неравнодушно, с выражением лица, близким к маниакальному. Так чувствует. И злится на себя — зачем ему понадобилось пугать Зака? — Никогда не пробовал, — неожиданно признаётся убийца, кивнув на сигарету. — На что похоже? — Будто лёгкие изнутри выедает, — невесело усмехается Гарри. Курение, пожалуй, оставило на нём свой отпечаток. С сигаретой в руке он не совсем тот человек, что без сигареты. Почему-то. Странное чувство. Будто твоя уникальность нарушается одной только тонкой ядовитой палочкой, которая превращает тебя в зависимого. Тёмного внутри. Убивающего себя медленно и со вкусом. Зависимости часто вытаскивают наружу внутренних демонов человека. Внутренний демон Гарри — мрачный художник-социопат, чья карьера и жизнь закончились, даже не начавшись толком. Поэтому он курит редко. Ему не хочется быть похожим на это чудовище. — На самом деле, мне стоило ограничиться одной затяжкой, — вздыхает парень, прикрыв глаза. — Но я не смог остановить себя. — Звучит как-то совсем уж херово. — Да так и есть. Не пробуй курить, Зак, — просит Гарри, потушив сигарету о парапет. — Потом жалеть будешь всю оставшуюся жизнь. К тому же… — тут он улыбается, наконец начав возвращаться к себе настоящему. — Ты не сможешь их достать без проблем. — Пф, как будто они мне нужны. Хочешь травиться — травись, — фыркает Зак и тут же вздрагивает, словно осознав что-то важное. — Блять, забыл совсем. Я же не на хрень всякую смотреть пришёл. Там Рэйчел решила что-то приготовить. Ну, типа, ты слишком много у плиты стоишь, и бла-бла-бла, — он неожиданно хмыкает. — Кажется, там всё уже остыло нахрен. — Тебя только за смертью посылать, — вздыхает Гарри и тут же ловит хитрый взгляд Зака. — Чего это ты? — Ну, смерть я тебе могу обеспечить. Ты-то точно улыбаться будешь, как надо, не то что Рэй. — Эм-м-м… я, пожалуй, откажусь, — протягивает парень, оглядывается в поисках косы и, не заметив её, успокоенно выдыхает. — Пошли уже. Не будем заставлять её ждать. Больше, чем сейчас, я имею в виду. Очень хочется узнать, что же она там приготовила.***
— Ты больной, что ли? — изумляется Зак, когда Гарри излагает ему свой план. — Я, блять, зажигалку не могу нормально переносить, а ты мне про огненное шоу! Ты таблетки свои пьёшь вообще или совсем уже съехал? — Эти таблетки не от неадекватности, а для успокоения, — вздыхает парень и качает головой. Знал же, что убийца его идеи не одобрит. Но попытаться стоило. — Прости, я думал, что это было очень даже неплохой идеей. Знаю, пирофобия не лечится таким методом, но… вдруг получилось бы? Можно ведь попробовать. — Иди-ка ты нахуй, Гарри, с такими идеями. — Прости… — И хватит уже такое лицо делать. Бесит. — Что не так с моим лицом? — удивляется Гарри. — Твою мать, да ты как побитая псина. Жалостливые глазки, выражение. Разве что не скулишь, тогда сходство было бы полным. — Зак, такие сравнения не очень-то… — Ой, заткнись уже. Проходя мимо, Зак с фырканьем треплет Гарри по волосам. Тот замирает на несколько секунд, прислушиваясь к собственным ощущениям, и смотрит вслед убийце долгим, непонимающим взглядом.