Oddities

Гарри в очередной раз рисует Мэри. Руки его дрожат, как и всё остальное тело, но он продолжает вырисовывать её силуэт. Тонкая шея, шелковистые длинные волосы цвета пшеницы. И глаза… огромные, яркие. Зеленые. Нет, голубые. Он не помнит, не знает, всё смешалось. Ева говорит одно, но… в кошмарах он видит совсем другое. В кошмарах он слышит смеющийся голос, видит блеск длинных волос. Вырвать бы их… нет, не вырвать. Сжечь. Она приходит к нему раз за разом. Она смеётся, но ничего больше не говорит. Иногда — заводит гадание и тогда ему становится плохо. Но обычно она просто… стоит и смотрит на него из темноты. Сны просачиваются в реальность. Гарри не помогают таблетки, не помогают сеансы психотерапевта. Только когда он рисует, он чувствует себя в безопасности. Потому что тогда она просто стоит в сторонке и смотрит, как он рисует. Этой ночью за окном творится самый настоящий конец света — молнии сверкают одна за другой, гремит гром, дождь хлещет без остановки уже второй час. Темно, но Гарри не включает свет — он режет глаза. Рука рисует по привычке, двигается практически автоматически. Пришло время нанести на розу в руках Мэри ту яркую золотистую краску, что он так долго искал и наконец… — Гарри, почему ты не смотришь на меня?.. Рука замирает в нескольких сантиметрах от холста. — Ты совсем меня не любишь?.. Гарри не поворачивается в ту сторону, откуда доносится звук. Потому что там ничего нет. Не должно быть. А она уже давно погибла — сгорела. И пепел её лежит… — Не игнорируй меня, Гарри. Он не сразу понимает, что дрожит, как осиновый лист на ветру. Руки ходуном ходят, зубы чуть стучат, а сердце, кажется, вот-вот вырвется из груди. — Посмотри на меня. Ей нельзя отвечать. Ни в коем случае нельзя, он уже наступил однажды на эти грабли. А потом… потом взял и напал на Рэйчел с зажигалкой. Нельзя-нельзя-нельзя… — Гарри. Он почти вжимается в холст лицом. И тут же отшатывается — ведь с него на парня смотрит Мэри. Голубые глаза. Такие яркие и живые. Как же страшно в них смотреть… но он не может оторваться. — Гарри, пожалуйста… Тон её голоса… расстроенный?.. Нет, он даже думать об этом не желает. Нужно заставить её пропасть, исчезнуть, испариться… — Гарри, посмотри на меня! Гарри не сразу понимает, что сидит на коленях перед холстом. По щекам его бегут слёзы, тело дрожит. Хочется просто уснуть и никогда больше не просыпаться. А ещё хочется… — Гарри! Он знает, что делать. Поднявшись на ноги, парень достает из кармана зажигалку. — Гарри?.. И замирает. Потому что это другой голос. Совсем другой. И именно этот голос заставляет его медленно обернуться. Прямо перед ним стоит Мэри. Она плачет и медленно тает в воздухе. А за её спиной… — Зак?.. — проговаривает парень охрипшим от слёз голосом. — Ты что тут, блять, творишь? — с порога припечатывает маньяк, входя в комнату. И вдруг хватает Гарри за футболку, притянув к себе и заставив впечататься лбом в его лоб. В глаза смотрит, и взгляд у него… какой-то очень напряженный. — Что происходит? — А?.. — Что с тобой происходит, Гарри? — О чём ты… — Я был в кладовой. Сердце за несколько секунд трескается, рассыпаясь в порошок, и ухает куда-то вниз. В кладовой… он был в кладовой… он видел. — Зачем?.. — почти сипит парень испуганно. — Зачем ты полез туда?.. — Да я её с туалетом перепутал. Рядом же, блять, стоят. Ещё удивился, а с хера ли там всё заперто, если никто не отзывается. И дверь выломал… А там эти. Ну, картины. И это, сука, ненормально! — Ненормально? Это ты говоришь мне? — как-то болезненно улыбается Гарри. — Да, блять, это я говорю тебе. А у Гарри внутри какое-то очень странное чувство появляется. Оно скребет изнутри, рвётся наружу, мечется, кости выламывает, сминает органы до невнятной каши. И с остальными чувствами и эмоциями поступает точно так же. — Эй, не игнорируй меня! — Я и не игнорирую, Зак. Я просто хочу услышать, что ещё ты думаешь об этом, — на губах парня расцветает какая-то странная усмешка. — Да, я рисую одну и ту же картину на протяжении всего того времени, что вышел из той галереи. Да, каждый раз при рисовании у меня случается истерика, которую я не в состоянии сдержать, — голос его постепенно становится выше. И звучит как-то надрывно. — Ты… — У меня галлюцинации, Зак, — произносит Гарри абсолютно ненормальным голосом, широко улыбаясь. — Я вижу то, чего не может быть. То, что давно должно было пропасть. Слышу голоса. На каждом шагу мне встречаются куклы. Стоит моргнуть… и их уже нет! Куда же они деваются? Ты не знаешь, а, Зак? Может, они прячутся?.. Прячутся от меня?.. Эти маленькие твари боятся меня больше, чем я их. А вот чудовище… — Ёбаный свет… ты что за хуйню несёшь?.. — проговаривает Зак абсолютно шокировано, отпуская футболку парня и отступая на шаг. — Ты себя слышишь вообще?.. Что это за пиздец, Гарри? — Это не «пиздец», Зак. Это моя жизнь! — восклицает разгорячившийся Гарри, вскинув руки и указав рукой на картину. — Она приходит только ночью. Когда я рисую или… просто так! Стоит, смотрит своими зелеными… голубыми… глазами! — Гарри… — Она… она и сейчас здесь. Я вижу её, Зак. Она за твоей спиной, — истерично проговаривает парень, смотря за спину маньяка. — Она плачет… почему?! Почему ты плачешь, исчадие ада?! Оставь меня в покое! — Да сколько можно! Гарри падает на пол. Нос простреливает невероятно сильной болью. По лицу течёт что-то очень горячее. Он проводит по нему рукой и смотрит на неё едва ли не в ужасе. Кровь. Чёрт возьми, Зак действительно… — Ты мне нос разбил! — гнусаво восклицает Гарри, глядя на маньяка испуганным взглядом. — Полегчало? — серьёзно спрашивает Зак. Парня пугает его взгляд. По-настоящему суровый, какой-то даже агрессивный. Но, вместе с тем… что-то в нём есть особенное. Что-то, что не позволяет злиться сейчас. Однако… По щекам текут солёные слёзы, дополняющие общую жуткую картину. С разбитым носом, скукоженный и дрожащий, он и сам понимает, что выглядит жалко. А Зак вдруг вздыхает очень тяжело и садится рядом с ним. Гарри вздрагивает и сжимается ещё больше. — Тихо. Я не буду тебя больше бить. Обещаю. Он верит. Потому что Зак никогда не лжёт. Вот и замирает, позволяя маньяку делать то, что ему хочется. А Зак вдруг проводит рукой по его лицу, стирая кровь из-под носа. И головой качает: — Вроде не сломал. Сильно болит? — Д-да… — Сейчас приду. Поднявшись, убийца уходит из комнаты. А парень просто сидит в таком же положении, каком его оставили. Разве что сворачивается в ещё более компактный комок. На полу холодно. И смотреть на картину совсем не хочется. Почему-то ему кажется, что если посмотрит — опять с ума сходить начнёт. Доктор говорил об этом. Это называется «триггер». Но у него… всё равно не получается не рисовать. А нос-то щиплется очень неприятно… Зак возвращается через некоторое время с рулоном ваты. И вновь садится рядом, сказав: — Не знал, что брать. Пришлось к Рэй идти, но она не спала, так что… вот. Вскоре в носу у Гарри оказывается смоченная перекисью вата. А сам он сидит на кровати, завернутый в плед, с кружкой горячего чая в руках. Причём всё это… сделал Зак. И эта мысль греет. Да что там — согревает куда лучше любого чая, разжигает внутри радостный огонь. Как же хорошо, что он купил электрический чайник. Теперь даже пирофоб может спокойно себе чайку заварить и не бегать от плиты. Или… заварить другому. Разнеженный и обмякший, парень просто смотрит на сидящего рядом Зака с благодарностью. И произносит тихо: — Что бы я без тебя делал?.. Это как-то случайно получилось. Но вот маньяк, кажется… покраснел. Да, так и есть! До чего же приятно его смущать, господи. А Зак вдруг хмыкает: — Выключи гейскую ауру, Гарри. Я на твой крючок попадать не собираюсь. И слабо пихает его в плечо. Парень же только улыбается мирно, отвечая: — Если ты чувствуешь мою «ауру», значит и с тобой не всё чисто? — Да иди ты! — вновь пихает его маньяк, возмущенно сопя. — Ой-ей, успокойся, я просто шучу, — поднимает одну руку Гарри, улыбаясь. И тут же мрачнеет, опустив взгляд. — Слушай… насчёт того, что я тут говорил… — Ой, да не парься ты. Прошло и ладно. — Я схожу с ума, Зак. Это не «ладно». Я опасен для окружающих… вспомни хотя бы тот случай с Рэйчел! — А теперь посмотри на меня и вспомни, с кем говоришь, — хмыкает Зак, щерясь в улыбке-оскале. — Твои загоны не слишком страшны, пока никого не убил. А ты вряд ли кого-то убьёшь. — Почему ты… — Да потому что я, блять, вижу, какой ты, Гарри. Даже когда шиза активизируется, всё равно до последнего медлишь. Убийцы так не делают, — говорит и морщится так, будто съел лимон. — Но я, конечно, не какой-то там блядский эксперт. Просто по своему опыту говорю. Хотя, психов вокруг хватает. Некоторые вообще отбитые на всю голову, — усмехается. — Но что-то мне подсказывает, что ты не такой. Вот что от тебя эта девка хочет? Гарри от неожиданности едва чаем не давится. И только смотрит изумленно. — Что?.. — Девка твоя. Мэри которая. Ты упоминал, что она чё-то там пиздит, когда тебе глючится. — Ну… да. — А что пиздит-то? Молчание. И ошарашенный взгляд. А Зак вдруг свистит негромко и лицо рукой закрывает. — Пиздец. То есть эта мертвячка тебе жить не даёт, а ты даже не спросил, что ей надо? — А… зачем?.. — как-то беспомощно спрашивает Гарри. — Да хотя бы чтобы на хуй послать! — восклицает маньяк. — Ну или вдруг там хуйню какую-то надо сделать. Мало ли, вдруг ей не нравится, что ты её рисуешь постоянно, как придурок. Ещё и с разными глазами. Парень определенно не ожидал услышать подобное от Зака. А тот это явно понимает и только хмыкает… как-то смущенно. — Это всё ты со своей мелкой. Мы с ней это… ну… историю одну читали. Там короче похожая хуйня была. Ты попробуй послушать эту девку, а потом уже спокойно шли на хуй. Общение с глюками вроде лучше работает, чем игнорирование. Ну… ну блять! Ты глянь на этот пиздец! Зак тыкает рукой в картину с возмущенным видом. — Не хочу смотреть… — тут же шепчет Гарри, утыкаясь в кружку. — Мне… мне страшно. Она опять придёт… и приведёт с собой чудовище… — Я его нахуй раскромсаю, — серьёзно говорит маньяк. — Так что не бойся. Если надумаешь поговорить с этой своей шизой — меня сразу позови. Я подстрахую, — усмехается широко. — Надо же кому-то тебя бить, если вдруг всё по пизде пойдёт. А парень только улыбается умиленно. И продолжает спокойно пить свой чай. Зак его в обиду не даст. Это он точно знает.