Страж Зоны

Студент и преподаватель сидели в пустой аудитории плечом к плечу, сдвинув вместе четыре стола и разложив на них все материалы, которые за истекший год удалось достать и перевести на русский. — Итак, у чикагской группы не вышло доказать возможность управляемой самоподдерживающейся цепной ядерной реакции, потому последующие эксперименты и были свёрнуты, — подытожил Паша, выслушав пояснения профессора. — Я верно понял ваши слова? — Не совсем так. Это был не единичный опыт. Позже тот же эксперимент повторила другая группа учёных в Штатах в семьдесят четвёртом году. Результат оказался таким же. И, наконец, в Советском Союзе в конце семидесятых поставили аналогичный опыт. Опять провал. Три опыта и три провала. Результаты идентичны. Теоретики ещё надеялись на использование в будущем энергии атома, а на практике она оказалась недоступна. И они сделали вывод, что ядерная энергетика — тупиковый путь. Паша мрачно молчал. — Павел, я вас предупреждал: вы можете потратить уйму времени, а в итоге получите пшик, — продолжал профессор, устало откидываясь на спинку стула. — Я не представляю, как вот с этим, — он небрежно приподнял и снова уронил на стол один из листков с распечаткой, — можно выходить на защиту диплома. Нет, конечно, вы можете рискнуть… Но у вашей работы будет только один плюс — неординарная подача материала. Больше в ней не будет никакой ценности. Вам могут даже поставить «хорошо» за смелость и за проделанную большую работу, но… Вы сами будете разочарованы. Возьмите другую тему и получите «отлично». Я советую. «Чёрт, я никогда не смогу ему объяснить, что в данном случае мне важна не оценка. Я хочу привлечь к себе внимание, чтобы моей работой заинтересовался кто-то, способный построить реактор… А мне и нужен всего один реактор, пусть даже опытный образец, чтобы пройти к нему». — Но я не разочарован, — Паша поднял голову и внимательно посмотрел на своего руководителя, — и не считаю, будто потратил даром время. Взгляните на графики роста интенсивности ядерной реакции. Они одинаковые! На всех обрыв кривой в одном и том же месте: через час после начала эксперимента, словно опыт был насильственно кем-то прерван. — Но кто, по-вашему, мог такое сделать в закрытой, охраняемой лаборатории? — удивлённо спросил профессор. — А ещё точнее — в закрытом реакторе? — Мне кажется, во всех трёх случаях на ход эксперимента повлиял некий неучтённый фактор. Представления не имею, какой, — поспешно солгал он, — но это вполне могло быть чем-то неожиданным… Экстраординарным. — Хм, — задумчиво поправил очки профессор. — Знаете, Павел, где-то среди материалов мне попалась запись рассказа одного из участников эксперимента… Я не просил переводить ту бумагу на русский, поскольку поначалу решил, что это просто бессмыслица, бред, не имеющий отношения к делу. Но сейчас после ваших слов я подумал, что зря не перевёл те записи. Вам бы с вашей теорией «экстраординарного» это точно приглянулось. — А что там было? — оживился Паша. — Один учёный из группы Уолтера Зинна утверждал, будто во время опыта перед ним явилось нечто вроде очень яркого и отчётливого видения: двое мужчин возникли в лаборатории. Первым был юноша, который наставил на всех присутствующих пистолет, чтобы позволить второму пройти, словно призраку, сквозь реактор. А потом они оба исчезли. По словам учёного, о происшествии все остальные участники эксперимента мгновенно забыли. К исповеди было приложено медицинское заключение, говорящее о том, что физик, давший столь необычные показания, страдал с подросткового возраста параноидной шизофренией. По этой причине можно было бы не обращать внимания на его слова, если бы не кое-что другое… — порывшись в своём дипломате, профессор достал ещё один листок. — Вот свидетельство одной из участниц опыта в Калверт Клиффс… — Почему в Калверт Клиффс?! — невольно вырвалось у Паши.  — Как раз там проходил второй опыт в семьдесят четвёртом году. Одна из лаборанток, которую пригласили с единственной целью — помогать регистрировать данные, упомянула, что через час после начала опыта она увидела, как из реактора вышел мужчина лет пятидесяти с коротко остриженными волосами. Его глаза были разного цвета: левый — бледно-зелёный, а правый — интенсивно-синий, настолько яркий, что на него было больно смотреть, будто он светился изнутри. Правую половину его лица, шеи и кисть правой руки закрывала татуировка — причудливо переплетённые чёрные линии, складывающиеся в непонятный рисунок. Загадочный незнакомец громко объявил, что опыты по получению атомной энергии в этом мире должны немедленно закончиться. Потом из его ладоней вырвалось слепящее сияние. Лаборантка потеряла сознание. Когда очнулась, мужчины не было. Свидетельство лаборантки записали и положили в архив, но всерьёз не восприняли и изучать подробнее не стали. Во-первых, больше никто из учёных не видел того же, что и она. Во-вторых, у женщины незадолго до этого случилась трагедия — погиб в автокатастрофе сын. Все сочли, что у неё галлюцинации на почве депрессии. Павел, что с вами? — озабоченно спросил профессор, заметив смертельную бледность на лице своего студента. — Вам нехорошо? «Это Костенко, — стучало в голове. — Значит, он жив, по крайней мере, был жив в семьдесят четвёртом… И у него теперь есть сверхъестественные способности. И Зона не поглотила его сознание, если он продолжает бороться против её распространения… Но откуда татуировка? И что случилось с его глазами?» — Нет, ничего. Всё в порядке, продолжайте, — собрав волю в кулак, ответил Паша. — И ещё скажите… в советском эксперименте что-то подобное произошло? Кто-нибудь видел мужчину с татуировкой возле реактора? — Нет, в материалах нашего эксперимента, состоявшегося в семьдесят седьмом году, подобных упоминаний нет. Но, сами понимаете, это ни о чём не говорит. Если даже у кого-то и были подобные видения, скорее всего, о них предпочли умолчать. — Понятно, — криво усмехнулся Паша. — Кому хочется очутиться в закрытой клинике? Разговор в таких случаях короткий — принудительное лечение. Но я продолжаю настаивать на своей версии, профессор: на людей и на технику мог действовать какой-то фактор, вызывающий у сотрудников лаборатории галлюцинации, и из-за него цепная ядерная реакция не пошла должным образом. — Но что, по-вашему, это могло быть? — Не знаю… Энергия… Поле… Магнетизм. Какая-нибудь природная аномалия? — Вы же сами понимаете, что ваше предположение ни на чём не основано, — снисходительно промолвил профессор. — То, что вы говорите, абсолютно антинаучно. «Как убедить его? Просто попросить, чтобы поверил? Нет, не сработает…» — Если двое очевидцев из Штатов при проведении опыта упоминали о неких странностях, то наверняка что-то похожее произошло и у нас. Надо найти хоть кого-нибудь из участников того опыта, если они ещё живы. Где проходил советский эксперимент? В Москве? — Нет, Павел, конечно, нет. Разве можно рисковать столицей? А вдруг бы случился взрыв и заражение территории радиоактивными отходами? Я не думаю, что теперь, спустя столько лет, нам удастся поговорить хоть с кем-то из бывших его участников. Эксперимент ставили в двух километрах от города Припять на Украине, пристроив к уже функционирующей тепловой станции дополнительное помещение, а все учёные приехали туда лишь на время из разных городов СССР. Я не взялся бы теперь их разыскивать. Вот теперь Паша не просто побледнел, его передёрнуло. Похоже, в каждом из миров Зона всеми силами пыталась возродиться в привычных ей местах. И делала это даже здесь, несмотря на то, что прошлое мира было кардинально изменено. Зона пыталась выбраться, вернуться… Кто знает, может быть, сейчас именно его руками она стремится к возрождению? «Готов ли я опрокинуть счастливый, спокойный мир в бездну ядерных катастроф только ради одного человека? Неужели это будет справедливо?» — Знаете, Павел, вы можете защищать диплом по своей теме. Думаю, вы всё-таки заслужите неплохую оценку, если мы другую цель работы озвучим. Например, вашей задачей будет раз и навсегда доказать бесперспективность постройки ядерного реактора. Правда, вряд ли вы потом сможете защитить диссертацию по той же теме. Поэтому я бы вам всё же советовал поменять тему диплома, пока не поздно. Вы ещё успеете написать стандартную несложную работу, как все остальные. — Простите. Я всё же попытаюсь доказать, что фактор, действовавший в ходе эксперимента, заглушал цепную реакцию, — упрямо повторил Паша. — И это был некий неизученный вид энергии. — Павел, извините, но в этом вопросе я не с вами, — раздражённо промолвил профессор. — Я не буду поддерживать это нелепое начинание. Не вижу в нём смысла. — Тогда прошу вас… Хотя бы оставьте мне копии материалов по всем трём экспериментам. — Если хотите, забирайте, — профессор встал из-за стола. — Но в случае, если соберётесь упрямиться дальше, поищите себе нового руководителя, пока до защиты диплома ещё есть время. *** Паша сделал так, как сказал профессор: поменял руководителя. Нашёл на кафедре такого, к которому не шли студенты, ибо этому преподавателю было безразлично, что напишет студент в дипломной работе. Он даже не проверял их и даже не пришёл на защиту… Получив за свою работу нетвёрдое «хорошо», Паша совершенно не опечалился из-за оценки. Его терзало и угнетало другое: ни одна живая душа в этом мире ни на мгновение не сомневалась, что ядерные разработки бесперспективны. Паша не мог понять: почему никто не захотел изучить внимательнее обрывы на графиках? Почему никто не попытался узнать, имели ли место галлюцинации во время проведения советского эксперимента? Устроившись после получения диплома на работу в научно-исследовательский институт энергетики, Павел не сдавался. Он продолжал искать общения и по работе, и через социальные сети с теми учёными, кто мог бы заинтересоваться его теорией случившегося во время экспериментов по ядерной энергии. Он попытался выбить себе грант на продолжение исследований. Его игнорировали, отмалчивались, подчас высмеивали, но Паша не сдавался. Он продолжал подавать заявления во все организации, которые оказывали советским учёным финансовую поддержку. Однако сколько бы он ни старался, грант на продолжение исследований получить не удавалось. — Я устроился на вторую работу, — сообщил Паша Ане однажды вечером. — Буду по выходным обучать подростков различным способам самообороны, а потом, возможно, добьюсь разрешения от исполкома и открою свой спортивный клуб. «Придётся только заявить, будто собираюсь воспитывать чувство патриотизма у молодёжи, иначе разрешения не видать, как своих ушей». — Ты и так много работаешь в институте, почти не бываешь дома, а когда бываешь, то постоянно пишешь какие-то статьи. Зачем тебе вторая работа? — с отчаянием спрашивала Аня. — Мы тогда с Аришей тебя вообще не увидим. — Нам нужны деньги. — Не нам, а тебе. На безумие, о котором мы все прекрасно знаем, — и Аня печально покачала головой, уходя в другую комнату. Через несколько минут Паша понял: что-то не так. Слишком тихо в квартире. Он встал из-за компьютера и отправился искать Аню. Она сидела на кухне, отвернувшись к стене и закрыв лицо руками. Паша подошёл и обнял жену за плечи. — Извини. Веду себя как эгоист. Но, Ань, знаешь, есть вещи, которые мне трудно не только объяснить другим, а даже и себе… Но вот эти исследования важны. Жизненно важны! Я должен найти средства, чтобы нанять учёных и повторить чикагский эксперимент. Я уверен, у меня получится. — Но зачем? — в глазах Ани была тоска. — Если правительству это не нужно, учёным это не нужно, почему так сильно нужно тебе? «Потому что от меня словно отрезали кусок шесть с половиной лет назад, а нерв всё ещё тянется к этому отрезанному куску и болит!» — почти вырвалось у него, но Паша вовремя прикусил язык. Это бы прозвучало пафосно и неуместно. И, как минимум, странно. — Ань, ты веришь, что я вас с Аришкой люблю? — Верю, конечно, — она тихо улыбнулась. — Спасибо, — он вдруг взял её руку и поцеловал. — Мне нужно знать, что здесь есть крепкая нить, которая в случае чего вытянет меня обратно. — Обратно? Что это значит?! Куда ты собрался?! — всполошилась Аня. — Никуда, забудь. Хочешь, заварю тебе чая? Аня с волнением кивнула. Разговор был свёрнут, но не забыт. Интуитивно Аня понимала, что муж с некоторых пор всё сильнее отдаляется от неё, и надо это как-то остановить, исправить. Но она снова отложила откровенный разговор, видя как тяжело Павлу его продолжать. Аня думала, что всегда сможет к этой беседе вернуться. Откуда ей было знать, что этой ночью Паше в личку придёт сообщение от некоего Дмитрия, и это сообщение перевернёт их жизни? И времени на откровенные разговоры уже не останется.