Страж Зоны

Громкий стук в дверь заставил его вздрогнуть и отпрянуть от зеркала. — Павел, как вы там? С вами всё в порядке? Ответьте! «Чёрт, это Киняев! И что ему сказать?! А, самое главное, как в таком виде показаться на глаза?» — испуганно метнулось в голове. — Я… принимал душ. Простите, мне нужно одеться. — Одевайтесь и приходите в лабораторию. — Да, да, конечно! Иду. Послышались удаляющиеся шаги. Паша перевёл дыхание и снова уставился в зеркало. Если надеть брюки, ботинки и рубашку с длинным рукавом, большая часть татуировки станет незаметной. Кисти рук можно скрыть перчатками. Будет подозрительно выглядеть, но он может придумать какое-нибудь сносное объяснение. Но как быть с шеей и лицом? Размышляя над этой проблемой и не находя приемлемого решения, он вдруг услышал, что за дверью внезапно появился новый нежданный посетитель. — Павел Андреевич, откройте! Это Евгений Михайлович, доктор. Меня попросили прийти и осмотреть вас. Дмитрий Александрович очень беспокоится о вашем самочувствии… «Проклятие! Ещё и доктора принесло!» — Подождите, я не одет. — Не стоит утруждаться. Мне как раз и нужно, чтобы вы были раздеты. Говорю же, поступило указание руководства осмотреть вас получше. «Чёрт, чёрт, чёрт… Тупик. Нельзя отказаться от осмотра и татуировку показывать нельзя. Как быть?» — Павел Андреевич, почему вы молчите? Вам снова нехорошо? Если так, я сейчас позову кого-нибудь, чтобы сломали дверь. — Нет-нет! Не надо. Кое-как запахнув на груди рубашку, Паша глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, и открыл дверь. На пороге его комнаты стоял низкий лысый толстяк лет шестидесяти в очках с медицинским чемоданчиком в руке. — Ну-с, что же вы столбом встали, Павел Андреевич? Проходите обратно, садитесь хоть куда-нибудь, закатывайте рукав. Если Магомет не идёт к горе, гора сама придёт к Магомету. Мне надо измерить ваше давление и взять кое-какие анализы. И времени у меня вовсе не так много, как вам кажется. «Почему он так спокоен? Почему не интересуется моим внешним видом?» — удивился Паша. Украдкой он бросил взгляд на свою правую руку и снова замер: татуировка исчезла, словно её никогда не было. «Что за чертовщина? Ничего не понимаю. Не могло же мне это всё померещиться? В любом случае доктору о происшедшем говорить нельзя». — Итак, — садясь на стул и доставая ручной манометр, проговорил Евгений Михайлович, — что именно с вами случилось сегодня? Почему Дмитрий Александрович так обеспокоился вашим самочувствием? — Да просто… Голова разболелась, когда был в лаборатории, — страх понемногу отпускал, и Паша начал вести себя естественно. — Хм. Судя по тому, что рассказал мне ваш руководитель, было больше похоже на внезапную острую боль в эпигастрии. Ну-ка, дайте проверю, не аппендицит ли, — доктор протянул руку и надавил Паше на живот. — Не болит? — Нет. — Хорошо, закатывайте рукав. Будем смотреть, какое у вас давление. Измерив давление, прослушав лёгкие стетоскопом и взяв анализ крови, доктор удалился. Паша посмотрел ему вслед и выдохнул с облегчением. Но стоило взглянуть на свою правую руку, как облегчение испарилось без следа. Татуировка снова была на месте! Паша изо всех сил потёр её пальцами. Нет, не исчезает. Отчётливо видна. «Итак, она пропала, когда здесь появился посторонний, но вернулась обратно, стоило мне остаться одному? Есть ли шансы, что опять исчезнет, когда я приду в лабораторию?» В любом случае отсиживаться больше нельзя. Его ждут. Паша быстро оделся и вышел в коридор. *** Киняев, увидев его, расплылся своей привычной дежурной улыбкой. — Павел, как я рад, что вы снова на ногах… Проходите и взгляните: работы почти окончены. Тестовый запуск реактора будет завтра. — Завтра? — Конечно. К чему время тянуть, если работы завершены? На сердце отчего-то было тяжело и неспокойно. — Разве вы не рады? — удивился Киняев, внимательнее присмотревшись к Паше. — Я рад… Очень! — По вашему лицу я бы этого не сказал. — Просто… голова опять болит. — Надеюсь, к завтрашнему дню вы будет полностью здоровы, потому что… — и он внезапно порывисто приобнял Пашу за плечи, — вы, безусловно, обязаны разделить мой триумф, как самый главный мой помощник и вдохновитель! Киняев счастливо рассмеялся. Паша ответил ему вымученной улыбкой. Больше всего хотелось с размаху заехать по этой самодовольной роже, сбежать и закрыться в комнате до завтрашнего утра. К счастью, Киняев быстро прекратил свои панибратские замашки и опустил руки. Теперь он стоял и с гордостью любовался своим детищем, готовым к запуску. — Завтра, — мурлыкал он себе под нос, — уже завтра… Вставайте пораньше. Начнём в семь утра, мне не терпится приступить! Очень рассчитываю, что вы не упустите момент, ради которого перенесли столько неудобств и даже согласились на разлуку с семьёй. «И даже превратился чёрт его знает в кого, о чём тебе пока, к счастью, неизвестно», — мысленно добавил Паша. — Я не упущу, — вслух ответил он, продолжая исподволь разглядывать кисть своей руки. Она была белой и гладкой. *** Вернувшись в комнату, он снова подошёл к зеркалу, чтобы окончательно убедиться: стоило остаться одному, рисунок вернулся. Стало быть, его теория верна. Татуировка появляется лишь тогда, когда её никто больше не может видеть. «Ну, посмотрим, что сегодня привидится во сне», — пробормотал он себе под нос, ложась в кровать. Однако, вопреки его ожиданиям, этой ночью ему впервые за долгое время не приснилось абсолютно ничего. Открыв глаза утром от пронзительной трели будильника, Паша даже не сумел понять, чувствует ли облегчение или разочарование по этому поводу. *** — Извлечь стержень аварийной защиты! — Реактор в подкритическом состоянии. Приближаемся к равновесному уровню интенсивности. Есть скачок. — Переключайте поглощающие стержни. Паша стоял рядом с Киняевым, наблюдая за ходом эксперимента. На лице Дмитрия застыло непередаваемое выражение блаженства, словно он только что получил орден Ленина за трудовые заслуги. Впрочем, скорее всего, в своём воображении он его уже получил. — Подходим к критическому состоянию. Радиационный уровень вблизи реактора — два рентгена в час и растёт… — Рождение великого будущего страны! Рождение новой отрасли энергетики! — восторженно восклицал Киняев, будучи не в силах совладать с эмоциями. — Павел, вы гордитесь? Вы ведь тоже в немалой степени приложили к этому руку! — Да, безусловно… Горжусь, — с трудом превозмогая нарастающую головную боль, отозвался Паша. Что-то было не так… Он сейчас не один, тогда почему это снова происходит? Правая сторона тела была нестерпимо горячей, будто изнутри её подогревали печью. «Как быть? Я не могу сейчас уйти… Никак не могу. Я ждал этого момента семь лет!» На всякий случай Паша отступил на шаг назад, встав за спиной у Киняева, чтобы тот не заметил его состояния. — Радиационный уровень вблизи реактора — два с половиной рентгена в час и растёт, — снова сообщил голос из противоположного угла зала. С ужасом Паша заметил, как поверх его кожи сами собой начали проступать знакомые линии. Они расширялись, становились всё более отчётливыми, соединяясь между собой в узор, который он со вчерашнего дня привык видеть в зеркале. — Реактор достиг пиковой мощности, — звонко отчиталась сотрудница, ответственная за контрольные измерения. — Вот оно! Этого я и ждал! — алчный взор Киняева был направлен исключительно на предмет его гордости — заработавший прототип реактора. Ему было не до того, чтобы смотреть по сторонам или на кого-то ещё, поэтому он очень удивился, ощутив, как чья-то тяжёлая ладонь легла ему на плечо. — Павел, погоди, не сейчас, — отмахнулся от него Киняев. — Дай насладиться моей удачей. Я и не ожидал, что получится с первой попытки! Я молодец. Какой я всё-таки… Что-то щёлкнуло в подсознании, он замолчал на полуслове и медленно обернулся на своего лучшего сотрудника и главного вдохновителя, как он сам называл Пашу. На того, кто сейчас стоял чуть позади него. И стоило их глазам встретиться, паника затопила разум Киняева, лишая возможности сказать хоть что-то осмысленное. Он широко открыл рот, собираясь закричать, но вопль ужаса застрял в горле вместе с дыханием. Киняев несколько раз поймал воздух ртом, потом побледнел и мешком свалился на пол, но на помощь к нему идти было некому. Шум от падения тела заглушил истошный крик учёных, находящихся ближе всех к реактору. — Чудовище!!! Демон!!! — вопили они. Никак не отреагировав на их крики, равнодушно переступив через бесчувственное тело, преграждавшее путь, Паша спокойно двинулся вперёд, туда, где метались обезумевшие от страха сотрудники чернобыльской лаборатории. А из глубин реактора, разломанного пополам широкой сквозной трещиной, навстречу ему шла другая зловещая фигура. Всю правую сторону тела мужчины, держащего в руке старинный меч, покрывала татуировка, напоминающая сложенные крылья птицы. Его лоб, украшенный тремя горизонтальными белыми линиями, сверху вниз до самой переносицы прочерчивал глубокий безобразный шрам. Он был черноволос, смугл и очень высок ростом, а из глаз его, похожих на два мёртвых провала, на присутствующих смотрела сама смерть. Непреодолимая воля, заставлявшая Пашу двигаться вперёд, вдруг ослабела, как только он оказался с жутким незнакомцем лицом к лицу. Мрачный мечник, похожий на жнеца смерти, пристально смотрел Паше в глаза, не говоря ни слова, но от его молчания становилось лишь ещё страшнее. Часть сотрудников лаборатории давно находилась в обмороке, остальные пытались спастись бегством, но дверь комнаты заклинило. И теперь шесть человек в панике лупили в неё кулаками и ногами, в исступлении царапали дверной косяк и стену. Срывая глотки, взывали о помощи к тем, кто ещё оставался снаружи. — Опыты по атомной энергии в этом мире должны прекратиться! — раздался вдруг громкий, лишённый эмоций голос, и Паша с ужасом понял, что говорит он сам. Слова слетали с губ против его воли, и он ничего не мог с этим поделать. А затем его руки сами собой поднялись, и из обеих ладоней вырвалось слепящее сияние. Оно на несколько секунд заполнило всю лабораторию. Настигнутые этим невыносимо ярким светом остававшиеся в сознании учёные один за другим безвольно попадали на пол, будто тряпичные куклы. Свет погас. Не веря самому себе, Паша в шоке взглянул на собственные руки. «Это я?! Но... Как я это сделал?!» Воин с мечом внимательно наблюдал за ним, и на его жутком лице появилась едва приметная гримаса одобрения. Затем, ничего не говоря, он повернулся к Паше спиной и двинулся обратно в разлом реактора, из которого появился. Оцепенение прошло. Паша ощутил, что его телом больше не владеет ничья воля. Он опять мог двигаться и говорить, что пожелает. — Эй! — крикнул он вслед уходящему мечнику. — Кто ты?! Никакого ответа. Чёрная фигура продолжала медленно удаляться внутрь разлома, откуда явилась пару минут назад. — Стой, я к тебе обращаюсь! — снова закричал Паша. — Где Костенко? Что ты с ним сделал? И что сделал со мной?! Опять никакой реакции. Трещина между мирами начала затягиваться, срастаясь краями. Забыв обо всём, движимый лишь одним желанием — догнать, не дать странному воину уйти, Паша ринулся вперёд и оказался в тёмном пространстве, не имеющем границ. Проход за спиной с треском закрылся. И воцарилась тишина.