Страж Зоны

— Это кто? — стараясь совладать с дрожью в голосе, Паша указал на свою бесчувственную копию и, воспользовавшись тем, что Сергей только собирался с духом для ответа, заговорил снова. — То есть, нет, я понимаю, что миров — великое множество, и этот конкретный экземпляр откуда-то вывалился… Более того, мне уже доводилось видеть нескольких дублей. Один погиб на моих глазах и, как потом выяснилось, я его грохнул. Второй затащил нас всех в Америку. Хотел бы я знать, где он сейчас, но, наверное, в таком любопытстве нет здравого смысла… Третий мой двойник погиб во младенчестве, и об этом мне с моими друзьями сообщил ты. И если этот вот ни первый, ни второй и ни третий, то… кто тогда? — Тот, кто отдыхал на Байкале, — тяжело промолвил Сергей, — тот, чья байдарка перевернулась, а тела не нашли. — О чёрт… Я мог догадаться! А теперь объясни, что делает труп в твоей комнате? И почему он не отличается по возрасту от меня? Он должен быть намного моложе! — Потому что он не мёртв. Он продолжает жить, а жизнь в нём поддерживает Сила. Его тело взрослеет и будет взрослеть дальше. Он постареет и умрёт, как обычный человек, не выходя отсюда и не просыпаясь. — Но кто усыпил его?! И кто притащил сюда?! — Паш, всё непросто. Когда я ушёл через разлом между мирами, появившийся в реакторе во время чикагского эксперимента, я не забыл о тебе. Я хотел убедиться, что с тобой всё будет в порядке. Я продолжал следить за этим миром, и я ждал твоего в нём появления. Когда родился твой двойник, я стал наблюдать за его судьбой. Он рос на моих глазах, пошёл в школу, встретил друзей… Я видел, как он увлекался стрельбой и греблей. Я думал, что это ты! Я был уверен, что ты возродился в его теле! И когда его лодка перевернулась, я вытащил его, думая, будто спасаю тебя, но вскоре понял, что ошибся. Просто посмотрев вблизи в его глаза, я осознал, что это не ты… Я собирался вернуть его обратно, но, во-первых, не знал, как теперь это сделать, а, во-вторых, когда твой двойник пришёл в себя, то он стал проситься пожить здесь ещё немного… Он считал всё происходящее с ним то ли сном, то ли неким советским экспериментом на благо коммунистической партии, но он не боялся. Наоборот, ему нравилось. Я показал ему дерево, а он научился беседовать жестами с Немым. Пить мы ему, само собой, не предлагали. Пацан ещё! «Готов поклясться, я даже знаю, что этому „пацану“ здесь понравилось больше всего, и почему он не хотел уходить», — ревниво подумал Паша. — Именно он однажды сообщил мне, наблюдая за деревом, что в его родном мире из ниоткуда появился ты. И вот тогда этот парень не на шутку перепугался и впервые пожелал уйти отсюда. Тогда я и погрузил его в это состояние, в котором он находится до сих пор. Он законсервирован, как те миры, которые ждут возрождения «божественного дерева». Наступила долгая мучительная пауза, а потом Паша выдавил одно только слово: — Зачем? — Вернись он в тот мир, что стало бы с тобой? Я был уверен, что очистил тебя от Зоны, и ты снова стал обычным человеком. И я хотел, чтобы у тебя была счастливая, чёрт побери, человеческая жизнь, не то что у нас с Немым! — И ради этого ты пожертвовал его жизнью, вмешавшись в его судьбу? — Я думал, что это ты! Проклятый синий камень в моём глазу каким-то образом создал проход в твой мир, и мне удалось дотянуться до твоего двойника! Я вытащил его, когда он уже почти захлебнулся. Никого не было рядом, понимаешь, никого! Его бы не спасли. Он не в себе был первые две недели. Просто сидел в углу и не разговаривал. Иногда пить просил или есть. Или в туалет. Спал прямо на полу. При малейшей попытке сдвинуть его с места сжимался в комок. Потом отошёл. А когда начал нормально фразы строить, я понял, что стресс миновал, парня можно возвращать. Только вот создать проход снова уже не получилось. А тут твой двойник и сам сказал, что обратно не хочет. А потом ты появился и занял его место. Что мне оставалось делать? Я усыпил его, чтобы он тут не паниковал, а ты мог продолжать оставаться там в безопасности. Паша схватился руками за голову. — Так нельзя. Это надо как-то… отыграть обратно! Исправить! Я не хочу, понимаешь, не хочу жить взаймы, чтобы кто-то платил за моё счастье! Ни ты, ни он — никто! У него должна быть своя жизнь, а не этот… вынужденный анабиоз! — Всё теперь зависит от тебя, — промолвил Сергей. — Тебе решать, что с ним будет дальше. — Мне? — растерялся Паша. — Именно. Пару часов назад я узнал, что Киняев успел собрать новую группу учёных. Он будет повторять эксперимент в чернобыльской лаборатории через неделю. Как я и думал, его не напугало ни твоё загадочное исчезновение, ни появление Немого из реактора. Киняев — потенциальный носитель. Он будет делать всё, лишь бы помочь Зоне проникнуть в свой мир. Но в данном случае нам это отчасти на руку. Когда он начнёт эксперимент, проход между мирами откроется, и твоего двойника можно будет вернуть. Только с одним условием: тебе придётся, призвав Силу, отдать ему свои воспоминания о прожитых годах. Если ты действительно хочешь, чтобы у этого парня была нормальная жизнь, тебе придётся отдать ему то, от чего ты сам добровольно отказался. «Будь добр к нему»… «Я хочу быть уверен, что понимание в твоём сердце окажется сильнее гнева»… — Мне надо подумать, — Паша отвернулся, пытаясь успокоиться. Сердце колотилось, как бешеное. — Безусловно. У нас ещё есть неделя … — Нет. Ты не понял. Нет недели! Я подумаю и скажу своё решение прямо сейчас, не выходя из этой комнаты. Только ты тоже должен ответить мне на пару вопросов. — Хорошо. — Почему ты держал его рядом с собой? — Чёрт, Паш… А где я должен был его держать? — Мне ты помог создать отдельное жильё, а его поселил у себя за стеной! — гнев всё-таки победил мудрость и начал выплёскиваться. — Он без сознания много лет! Он ничего не слышит и ни на что не реагирует! — Неправда! Ты разговариваешь с ним так, как будто он очень даже способен реагировать! — Да, потому что… — Сергей осёкся и замолчал. — Давай следующий вопрос. — Нет, я хочу прояснить всё до конца. Ты семь с половиной лет держишь мою точную копию рядом со своей комнатой и ничего об этом не говоришь мне до тех пор, пока тебе не взбредает в голову вернуть его обратно! А теперь я должен отдать ему свои воспоминания, касающиеся моей жизни там? — Ты сам сказал, что надо всё исправить и поступить справедливо, — напомнил Сергей. — Вернуть его обратно — справедливо! Отдать ему мою семью и мою память — нет! — Твоей дочери нужен отец. — Я её отец! И я не хочу сам забывать о том, что она — моя дочь, отдав свою память кому-то другому! — Ты ничего не забудешь. Сила копирует, но не стирает оригинал. Твоя память останется у тебя. — Но копия моих воспоминаний появится и у него! А я не хочу, чтобы он считал себя её отцом! — Он бы всё равно стал её отцом, не приди ты в тот мир… Кто знает, что мы с тобой затронули в общей сети миров, изменив прошлое в одном из них? Может, если бы мы не влезли в чикагский эксперимент, лодка твоего двойника не перевернулась бы? Нам не дано знать всю взаимосвязь событий! — В двух. Мы с тобой изменили прошлое в двух мирах… — Это был мой двойник с тобой в самом первом мире, не я, — заметил Сергей. — Не имеет значения. Если ты перепутал меня с другим, я могу перепутать кого-то с тобой. — Ты злишься. — О да. Злюсь. Я чертовски зол! Душу сжигали ярость и обида. — Скажи, ты бы предпочёл, чтобы я дал ему утонуть? Пусть бы умер, да? Они оба снова умолкли, глядя друг на друга. — Ты уже здесь и точно знаешь, что не вернёшься туда, — сказал Сергей. — Ты хочешь, чтобы твоя дочь росла без отца? Может, лучше у неё будет двойник отца, чем никого вообще? — Он никогда не полюбит её, как я. — Полюбит. У него будут все твои воспоминания, начиная с момента её рождения. — Но он будет также помнить о происшедших здесь событиях! — Ошибаешься. Он быстро забудет этот мир, посчитав всё увиденное дурным сном. В его голове останется несчастный случай на Байкале, а следующее, что ясно врежется в память — твой разговор с Алексеем Гореловым в его квартире. То, как испугались твоего появления, а потом обрадовались тебе мать и отец… То, как ты познакомился с Аней, вашу свадьбу… Ты впишешь в его мозг это всё с такой же лёгкостью, с какой вписывал домашнюю работу в тетрадь, учась в школе. — Ты следил за мной! — вдруг нервно рассмеялся Паша. — Ты всё это время меня выслеживал! Ты знаешь о каждом моём шаге, начиная с того момента, как я оказался в Москве в две тысячи двенадцатом! — Я Страж. Я знаю всё обо всех мирах, и твой — не исключение. — Ты шпионил за мной столько времени! А я-то… доверял тебе! «Как больно… Всего час назад я смотрел в его лицо, считая самым близким человеком на свете, и вот… Как можно так ошибаться?» — Кто я для тебя? Подопытный кролик? Кем ты меня вообще считаешь? Я чуть получше, чем этот… — он указал рукой на своего мирно спящего двойника. — Или нет, пожалуй, я даже хуже. Когда ты подарил мне его жизнь, в ней не было, по сути, ничего интересного, а теперь от меня взамен ждёшь, что я пожертвую ему дочь и жену? — Прекрати. Не говори так. Если бы Паша присмотрелся внимательнее, то увидел бы, что лицо Сергея искажено такой же болью, какая мучила его самого. — Хорошо, оставь его. Я не требую, чтобы ты хоть чем-то жертвовал. Но всё-таки помни, что у тебя ещё есть неделя на размышления, и если ты решишься, то, когда откроется проход, я перемещу его к стене реактора и там разбужу… Никто ничего не заподозрит. Киняев будет думать, что это — последствие его эксперимента. Ты пропал, потом появился. Подмену он не распознает. А я внушу сотрудникам лаборатории, что все записи по эксперименту надо уничтожить. Как старые, так и новые. И реактор разобрать. — Тебе это удастся? — с сомнением спросил Паша. — Внушить такое? — Если я задействую Каустубху, то да. — Ты же сам боишься этой синей штуки! Тогда зачем намеренно ею пользоваться? — Это мой долг как Стража — защитить мир от проникновения Зоны. Любой ценой. «Долг… А как же простые человеческие чувства? — хотелось крикнуть Паше. — Неужели ты хочешь однажды стать бесчувственным монстром, как та божественная аватара, которой когда-то принадлежал магический сапфир?» «Скажи, что я всё ещё человек…» Паша тогда ответил без колебаний, что да, вне сомнений, это так. Но как быть с ответом на вопрос сегодня? Что он ответил бы, задай ему Костенко тот же вопрос прямо сейчас? Паша шагнул ближе и заглянул сквозь светящийся голубым светом кокон в лицо своего двойника. Да, пожалуй, ни Аня, ни Аришка не заметят подмены, если получат этого Павла Вершинина обратно. Аришка будет счастлива, что папа вернулся… На одной чаше весов её счастье, на другой — собственная задетая гордость и самолюбие. Что выбрать? И каково будет ему? Он останется здесь с человеком, который способен скрывать от него жизненно важные вещи, с тем, кто непонятно что к нему чувствует, с тем, кто способен с лёгкостью жертвовать одной жизнью ради другой, не щадя подчас даже себя… А потом Паша вспомнил руки, удерживавшие его, когда они вместе взбирались на заплесневелую ветвь божественного дерева. И то, как его обнимали вчера, когда они вместе перебрали сомы в хибаре Немого. И то, как он наговорил спящему Сергею столько всего, о чём страшно сейчас даже думать, но оно само собой лезет в голову, несмотря на боль, гнев и сомнения. «Я тоже хорош. Наворотил в своей жизни всякого… Даже если он лжёт мне сейчас и будет лгать дальше, плевать. Я всё равно останусь с ним, потому что не могу иначе». И решившись, он положил скрещённые руки поверх энергетического щита, окружающего тело своего двойника. — Я отдам ему свою память.