Страж Зоны

«Какой из тебя циник? Если бы ты был таким, как говоришь, то смотрел бы сейчас на меня, а не в окно», — невесёлая усмешка искривила губы Паши, и он крепче прижался к спине Сергея. — Расскажи, как ты нашёл того скота. — Это случилось через одиннадцать с половиной лет. Потеряв Сашку, я все силы бросил на учёбу и тренировки. Отличные оценки, как и хорошая физическая подготовка, были нужны, чтобы поступить, куда я собирался. Кроме того, занимаясь делами, меньше вспоминаешь то, от чего душа выворачивается… За год я научился выполнять необходимые нормативы, закончил десятый класс отличником, чем невероятно удивил родителей. С таким аттестатом можно было смело появиться перед приёмной комиссией. Конкурс был огромным. На каждое место — двенадцать претендентов, но я не сомневался, что мне повезёт. Знаешь, такая глубокая уверенность в том, что если ты задумал правое дело, никто тебя остановить не сможет. Никакая случайность. Не могу сказать, чем именно я впечатлил приёмную комиссию. Может, умением быстро запоминать детали, решать за короткое время логические задачи? Вниманию к мелочам меня Сашка научил — и вот пригодилось. А, может, роль сыграло умение стрелять? Я к тому времени выучился с ходу выбивать в тире десятку из пистолета и винтовки. Или, возможно, я верно ответил на главный вопрос, на котором засыпались другие абитуриенты: «Какова цель вашего поступления?» О да. Вопрос вопросов! — И что же ты ответил? — заинтересовался Паша. — Сказал, что хочу очистить страну от предателей, замаскировавшихся под порядочных граждан, а зарубежных шпионов и подлюг, позорящих родину, голыми руками рвать готов. — Он говорил так же, почти слово в слово, — выпалил Паша и пояснил. — Твой двойник из моего мира. — Догадываюсь, что да, — судя по интонации, ему улыбнулись в ответ. — Мы с ним похожи, как ни крути. В общем, дошёл я до внутренних экзаменов и сдал их. Учиться предстояло десять лет: пять в школе КГБ и ещё пять быть стажёром, выполняя задания старших офицеров. Побросало меня за ту вторую пятилетку по городам и весям. Насмотрелся на всякое… Диверсантов на одном ответственном объекте разоблачить довелось, ранен был дважды. Правда, ранениями те царапины и называть-то сейчас смешно. От них почти незаметные шрамы остались. Там, на левом боку под рёбрами. — Ага, видел. Целовать их люблю, — негромко откликнулся Паша и впервые заметил, как розовеет кожа того, кто назвал себя «хладнокровным циником». — Ты это… не перебивай… Договорились же, — с притворным возмущением вымолвил Сергей. — Не буду. — Из школы КГБ я вышел в звании лейтенанта, после первого ранения стал старшим лейтенантом, а вскоре и до капитана дослужился. Наверное, это можно называть удачей для того, чья главная цель — карьера, но мне не карьера была нужна. Друзья радовались за меня, а мне радости не было никакой, пока тот гад ползучий жил и отравлял собой воздух. А терять к тому времени мне уже было вовсе нечего. Бабулю мы с родителями схоронили в восемьдесят первом. Сашкина семья уехала в Ростов в восемьдесят третьем, а в промежутке между этими двумя событиями случилось то, что освободило меня от чувства ответственности перед кем-то. Я всегда колебался лишь, думая о том, каково будет родителям узнать, что я — убийца. Вот только это заставляло усомниться: смогу ли? Не дрогнет ли в последний момент рука? К тюрьме я был готов, но не к тому, что буду выглядеть душегубом в глазах отца и матери. Мама едва оправилась от смерти бабули. Я не мог перестать думать о том, как она переживёт мой поступок. Но после двадцать восьмого июня восемьдесят второго и об этом думать не пришлось, — голос Сергея внезапно стал бесцветным. — Отец с мамой возвращались из питерской командировки, и их Як-42 разбился под Наровлей. На борту находилось сто тридцать два человека, включая членов экипажа. Не уцелел никто. Паша невольно ощутил, как сердце провалилось вглубь. Он крепче стиснул свои пальцы, обнимая Сергея. «Для тебя это действительно похоже на вскрытие старой раны, — мысленно сказал он Сергею. — Череда потерь… Ты терял близких одного за другим. Не успевал оправиться от одной боли, как приходила следующая. Как ты это выдержал? Как не сошёл с ума? Но теперь я здесь… И, как тот древний лучник, чья душа живёт внутри, я готов стать твоими доспехами. Только доверься мне. Никогда больше не закрывайся, слышишь?» Сергей внезапно кивнул и осторожно погладил Пашу по руке. «Ты услышал меня?» «А как же иначе?» — В восемьдесят пятом меня перевели в основной офицерский состав, — продолжал Сергей, — и я сразу взялся наряду с другими порученными делами за поиски той сволочи. Нашёл меньше, чем за полгода. Ему не помогло даже то, что он решил изменить имя, фамилию и отчество и спрятался в Томске. Мне был положен дополнительный отпуск, я выпросил у руководства эти пять дней и решил лететь. Перед отлётом сделал только одну серьёзную ошибку, которая, впрочем, не погубила меня, а спасла. За день до отлёта я зашёл в кабинет к Валерию Степановичу, нашему доктору, и спросил, не выдаст ли он мне два дополнительных шприца с морфием или кетаролом. И только когда у меня серьёзным тоном поинтересовались, что это я затеял делать в отпуске, до меня дошло: я прокололся. Я только что выдал себя с потрохами, ещё ничего не совершив. Я уже представил, что через несколько минут моему руководству сообщат об этой просьбе, и, значит, в отпуске за мной установят слежку. И я не сделаю ничего. Тварь эта сбежит в другой город, и мне придётся снова тратить время, чтобы его найти. Однако я ошибся. Валерий Степанович, смягчившись, внезапно буркнул: «Ладно, бери. Можно подумать, будто мне жаль». А когда я потянулся за его аптечкой, он добавил: «Кетарол — дерьмо. Лучше бери морфий. И… Удачи тебе». На другой день я вылетел в Томск, заселился в одну из гостиниц и запланировал, что вечером непременно навещу этого гада, когда он вернётся с работы. Но прежде чем я успел осмотреться в номере, в дверь постучали. Я открыл и обмер: на пороге стоял Олег, с которым мы вместе закончили школу КГБ, а потом на протяжении последующих пяти лет перемещались из города в город, выполняя совместные поручения. В Припяти нас перевели в разные подразделения, и мы в последние месяцы общались довольно редко. Его появление меня не просто удивило, а выбило из колеи. «Хотел без меня в отпуск слинять? — с неодобрением спросил Олег. — Глаз да глаз за тобой нужен. А теперь давай, рассказывай, что задумал!» Я попытался сделать вид, будто не понимаю, к чему он клонит, но Олег вошёл в номер, плотно прикрыл дверь и пасмурно сообщил: «Если не скажешь, зачем прилетел в Томск, я тебя не выпущу из этой комнаты. Вот, — он грохнул об стол шахматной доской, — будешь со мной фигурки по клеткам гонять, другого развлечения я тебе не позволю». «Чем же я заслужил такое?» — стараясь перевести всё в шутку, полюбопытствовал я. Но хитрый приём не сработал. Олегу было не до шуток. «Ты перед своим отпуском два пистолета вынес тайком из хранилища, взял у Валерия Степановича два шприца морфия, отправился в Томск, где у тебя нет и никогда не было ни родственников, ни девушки. Руководство доверяет тебе, поэтому и не следит. А я, чёрт дери, беспокоюсь за твою шкуру! Ты же влипнешь! Так что говори, как на духу, зачем сюда прилетел?» Дальше скрывать правду не имело смысла. «Одна сука стала причиной того, что мой лучший друг ушёл в могилу, не дожив до девятнадцати. Не спрашивай о подробностях. Я дал слово, что никому деталей той истории не открою. И ещё я поклялся отомстить. За этим и прилетел сейчас». «Сука живёт здесь?» — уточнил Олег. «Да, сменил имя, фамилию и отчество. Когда-то его звали Вадимом Григорьевичем. Теперь он Владлен Игоревич, но суть осталась прежней. Он всё та же мразь, по вине которой мой лучший друг лежит в могиле». Я думал, что Олег не поверит. Или потребует подробностей. Но он просто посмотрел мне в глаза и сказал: «Я знаю, что ты никого оболгать не способен. Если та сволочь заслужила, значит, так и есть. Расскажи свой план, а я внесу полезные коррективы. Да не хмурься, не переубеждать буду, а помочь хочу». Что я мог сказать? Не было у меня плана. Я хотел придти к этой мрази, напомнить о Сашке, а потом приговорить его… И привести приговор в исполнение. Вызвать «скорую», милицию и добровольно сдаться. Вот таким был план. Но Олег вторую часть моего плана не одобрил. «Сдаваться не будешь, — решительно припечатал он. — Ещё не хватало, чтобы ты сел за решётку из-за какой-то скотины. Я бы предложил тебе этого Владлена уже сейчас в такую тюрьму упечь, где ему точно скучно не будет, но за давностью лет, боюсь, мы не докажем его преступление. Взять его как врага народа и приговорить к высшей мере по соответствующей статье? Доказательства соберём, но это будет не то. Это месть чужими руками. А за друга только своими надо. Тогда остаётся одно: ты делай, что собирался, а я позабочусь, чтобы тебя не привлекли». «Не надо, я готов отвечать по закону, как положено!» — сказал я, но Олег перебил. «Если в этой стране каждый, кто хочет справедливости, будет подставлять шею, а каждая тварь избегать возмездия, эта страна плохо кончит. Даже не спорь. Я помогу». Понимаешь, Пашка, суть в том, что он даже не знал, каково было преступление того человека, в чью квартиру я пришёл с двумя пистолетами в кобуре. Олег просто поверил мне на слово. — Мне кажется, он тебя любил, — внезапно вырвалось у Паши, и он сам удивился тому, что не испытывает ревности, произнося эти слова. Наоборот, он чувствовал только благодарность к человеку, который не позволил Сергею принести себя в жертву. — Любил? Несомненно. Но не в том смысле, как ты подумал. Мы всегда были только друзьями. Оставались ими и после того, как распался Советский Союз, а КГБ стало носить название ФСБ. Я попросился о переводе в Москву в восемьдесят пятом. Он перевёлся туда же спустя полгода, и мы снова стали работать вместе. Я не представлял работы без него. Мы вместе переживали взлёты и падения. Звезду Героя России получили после одной из операций в девяносто шестом в Чечне… Но началось всё с того дня, когда он бросился за мной в Томск и поверил, не прося никаких объяснений. С того дня он стал для меня тем, кому можно доверить спину, а это и есть безусловное доверие. За мою жизнь таких людей у меня было четверо: ты, Сашка, Олег, Немой. Мне повезло. Иным людям не встречается никого, а я… — Сергей наклонился вперёд и коснулся губами руки Паши. — Если подумать, судьба благоволила ко мне, грех жаловаться. Она была на моей стороне даже в день, когда я пришёл в квартиру гнилой падали, чтобы оборвать его никчёмную жизнь… Сергей ненадолго умолк, словно размышляя, как закончить историю. — Ты пришёл, — тихо промолвил Паша, сам не понимая, хочет ли слышать продолжение или нет, — а что потом? Сергей встряхнулся. — Он сначала не узнал меня. Тогда я на пороге развернул удостоверение, и он прочёл моё имя. И вспомнил! Сразу же. Попятился, сдерживая крик, а мы с Олегом воспользовались этим и вошли. Олег отправился на кухню, включил радио погромче, а я врубил телевизор в зале, потом ухватил эту мразь за шиворот и втащил в спальню. «Помнишь Сашку?» — спросил я. Он помнил. Ещё бы… «Что ты собираешься делать со мной?» — услышал я, и меня разобрал злой смех. «Когда-то двое перепуганных пацанов, запертых в твоём кабинете, задавали тот же вопрос. Помнишь, что ты ответил? Хочешь испытать на себе?» «Ты… Ты ведь не сделаешь этого?» — в ужасе отшатнулся он. «А почему нет? Ты смог. Думаешь, у меня не получится?» «Но я ведь… Я не хотел! — запричитал он. — Я всё ждал, когда Сашка повзрослеет, чтобы поговорить с ним откровенно… Я был уверен, что у нас с ним всё сложится. До того, как ты появился в его жизни, я ему нравился. Точно нравился! Он бы не отказал мне. Но из-за тебя всё полетело к чёрту! Я ждал три года, возился с вами обоими, чаем поил и конфетами угощал, чтобы мне плюнули в лицо? А ты получал от Сашки то, чего я лишился по твоей вине… Вы оба были такими счастливыми! А меня и замечать не желали. И тогда я решил: если найду способ вас шантажировать, то Сашка не позволит тебя обидеть. Предпочтёт сам… Я просто хотел, чтобы тебе было так же больно, как мне, чтобы ты смотрел на нас с Сашкой и испытывал боль. Но я не думал, что всё так закончится! Я не хотел, чтобы он умер! Не хотел!» От его оправданий желание убить только усилилось. Я протянул ему один пистолет, второй взял себе и сказал, что досчитаю до пяти. Если он успеет, может попытаться спасти свою шкуру, потому что потом его не спасёт никто и ничто. У него был один патрон, у меня тоже. Всё по-честному. Я дал ему шанс. Он выстрелил, но промазал. А я, разумеется, попал. — Убил? — не выдержал Паша. — Отстрелил ему лишние части тела. Поверь, я хорошо стреляю. И всегда попадаю, куда хочу. Брюки мне не помеха. В комнате воцарилась тишина. Слышалось только их дыхание. Казалось, что дышит один человек — не двое. — Боишься теперь меня, да? Я ничуть не лучше того, кто стрелял по твоим друзьям в другом мире. — Не сравнивай, — тихо вымолвил Паша. — Не вздумай сравнивать! Лучше расскажи, что случилось с тобой дальше… — Олег вызвал «скорую» и милицию. Я вколол этой сволочи морфий в бедро, чтобы он перестал орать и дотянул до приезда врача. Прибывшему на вызов наряду милиции Олег показал своё удостоверение и сказал, что во время беседы с подозреваемым в антисоветской пропаганде произошёл неприятный инцидент, который следует записать в протокол как неосторожное обращение с оружием. Милиционеры не рискнули сомневаться в словах капитана КГБ. Всё было сделано, как потребовал Олег. Ранение списали на несчастный случай. Потерпевшего увезла «скорая». А я, если честно, чувствовал только усталость и пустоту. Просто жалкий трус, скорчившийся у моих ног, и лужа крови. Я в тот миг не испытывал ни ненависти, ни удовлетворения, только гадливость. Я потратил столько лет жизни, чтобы раздавить эту дрянь, а когда это произошло, я осознал, что всё равно не могу вернуть Сашку. Этой гниды с простреленными яйцами уже много лет нет в живых. Он сдох через пару месяцев после того, как я навестил его в Томске. Выбросился с балкона. Моя рана покрылась коркой, но гной внутри так и остался. А теперь тебе пришлось столкнуться с этим нарывом. И за это прости, родной. Прости, если сможешь.