Страж Зоны

Сила сохраняла тело вечно молодым, но время накладывало неизгладимый отпечаток на душу. Паша вынужден был приходить к этой части «божественного дерева», названной им «Хранилищем», и он знал, что Сергей делает то же самое. Неизбежность вечного бытия… Ветви смыкались над головой, склоняясь ближе. Паша протягивал ладони, касаясь хрупких, полупрозрачных листьев, похожих на тончайшую паутину или воздушное стекло. Новые цветы-миры раскрывались ежедневно. Золотые плоды рождались лишь изредка. А листья… Они вырастали на мгновение, забирая из души всё, что стало лишним или тягостным. Листья предназначались для облегчения доли Стражей. Они исцеляли разум, утешали, и бремя вечной жизни отпускало. — Ты снова здесь? — Сергей дотронулся ладонью до плеча Паши. — Делишься избытком буддхи? — Я называю это «отдавать память». — Да, всё так. Дерево забирает лишний груз, иначе наш ум не выдержал бы и сломался. Но что ты сейчас отдал «дереву»? — Свои воспоминания о последней сотне миров, за которыми долгое время наблюдал. Там всё в порядке, о них можно пока забыть. Просто лишняя информация. Сергей покачал головой. — И я вчера отдал многое из своего… Выходит, мы почти одновременно забыли некоторые подробности прожитых лет? — Дерево напомнит что угодно, если в том будет надобность. Сергей обхватил лицо Паши ладонями. — Но то, как мы встретились впервые — не отдавай! Наш первый поцелуй и тот день, когда мы стали близки… Не отдашь? — Как ты мог вообще подумать такое?! — возмутился Паша. — Сколько бы мы ни прожили, те воспоминания останутся со мной. А если дерево решит их забрать, вцеплюсь мёртвой хваткой. И других Стражей не забуду! — Скучаешь по ним? — тихо спросил Сергей. — По Немому — очень. Сам не ожидал, — Паша горько усмехнулся. — Лучника и двух Принцев я почти не знал, но тоже скучаю. Нелепость какая! Могу всегда взглянуть на них, знаю, что с ними порядок. Так откуда тоска? Почти как по Аришке… Упоминание о дочери было болезненным. Сергей старался лишний раз не напоминать, но он был в курсе, что Паша до сих пор продолжал следить, как душа его дочери путешествует по мирам. Сейчас для той, кто когда-то носила имя Арина, началась уже третья новая жизнь. И горькая истина заключалась в том, что эта девочка давно перестала быть связанной с Павлом Вершининым родственными узами, а настоящий отец всё ещё помнил её. — Наверное, следует расстаться с этими воспоминаниями, но не хватает силы воли, — снова заговорил Паша. — Я не могу забыть её. И не в состоянии не тосковать по другим Стражам. Почему? Ведь рядом с тобой я не одинок! — Я всегда говорил: рана от потери дочери, даже зажив, будет болеть. Что же касается Стражей… Наши три дерева выросли с едиными корнями и кроной. Стало быть, мы шестеро связаны между собой. Наверное, дело в этом? — предположил Сергей. — Думаешь, они вернутся? — Паша с надеждой посмотрел на него. — Иногда ловлю себя на том, что начинаю забывать их лица. — Вырваться из цепей миров не так просто, если уходишь туда как обычный человек, — задумчиво сказал Сергей. — Забыть «божественное дерево» и свои истинные способности после первого воплощения, чтобы иметь возможность путешествовать дальше по мирам — это был их выбор. Так или иначе однажды они вспомнят. Само дерево однажды захочет их вернуть. Паша взглянул на Сергея и неожиданно улыбнулся, протянув руку и взъерошив тому волосы. — Давно хотел спросить: почему ты не воспользовался капсулой регенерации в мире Федерации? Было бы тебе сейчас двадцать пять! — Хочешь меня молодого? — рассмеялся Сергей. — Устал от старика? Хоть сейчас могу измениться, это не трудно. — Нет, дело не в этом, — Паша смутился. — Ты меня устраиваешь любым. Просто интересно — почему ты так решил? Это ведь было твоё решение? Сергей пожал плечами. — Какой смысл менять тело, если душа останется прежней? Искусственное омоложение не сделает меня лучше. Так зачем? Я предпочитал оставаться таким, какой есть. Но если тебе не нравится, давай я… Паша жестом остановил его. — Знаю, что можешь. Стать моложе, старше, брюнетом, блондином, шатеном, выше или ниже. С некоторых пор мы оба можем. Опять же, речь не о том. Серёж, мне страшно. Уже пару лет меня колотит при мысли о том, что мы получили способности вмешиваться в потоки времени, удалять и возобновлять причинно-следственные связи, разбивать и соединять различные точки пространства. Мы, — он запнулся, потом продолжил, — уже безо всякого магического изумруда, по сути, можем менять миры. К счастью, мы не делаем этого. — И не сделаем, — жёстко припечатал Сергей. — Здравый смысл подсказывает, что такими сверхспособностями лучше никогда не пользоваться. — Но я воспользовался. — Когда?! — Ещё до того, как мы сходили в гости к Немому и пили ночью мадхвику с Дедом в опочивальне Принца, а потом случайно проболтались… Точнее, он из нас правду вытянул. Ну, помнишь! В общем, незадолго до того случая… Паша умолк. — Расскажи! — сурово потребовал Сергей. — Я должен знать, что ты радикально изменил. Особенно если твой поступок может повлиять на всю сеть миров. Как ты мог не сказать мне раньше?! — Теперь скажу. Но для начала ответь… Помнишь, однажды ты хотел услышать от меня подтверждение тому, человек ли ты? Тогда я ответил «да», потому что сам не сомневался. А сейчас мы кто? Мы оба? — Паша заглянул в глаза Сергею. — Всё ещё люди? С такой-то силой? С памятью, наполовину отданной дереву? С бессмертными телами, способными вечно омолаживаться, нарушая законы времени? Мы люди? Сергей отвернулся. — Просто расскажи, что случилось, — глухо промолвил он. — От этого будет зависеть мой ответ тебе. — Пару столетий назад я спустился в один из миров просто потому, что увидел там девочку-подростка. Этой несчастной было не больше тринадцати, и она, как я понял, пыталась скрыть своего новорождённого младенца от семьи. Ушла в лес за излучину реки, чтобы никто не видел, как малыш появится на свет. Но ребёнок погиб, едва родившись. Рыдая, юная мать клялась тому, кто уже не мог слышать её, что умрёт вместе с ним, поскольку в случившемся виновна лишь она. Девушка собиралась отнести тело малыша к водопаду и броситься в воду вместе с ним. В том счастливом мире только её душа страдала. Я не мог этого вынести. Я знал, что нам нельзя вмешиваться в жизни людей. Никогда. Ни за что. Мы в этом поклялись друг другу. И я понимал: если мы бездумно сделаем это, то можем невзначай поломать просто всё. Перекраивать шаблон мира — не то же самое, что влезать в одну-единственную судьбу, пусть и с благой целью. Мир тянет за собой судьбы, но не наоборот. Изменять одну судьбу куда опаснее, чем схему мира в целом. Дёрнув не за ту ниточку, можно обрушить всю конструкцию. Ты мне всё это много раз объяснял, и я отлично понимал тебя. Я не знал, кто эта девочка. Я не умел предвидеть будущее, как сейчас, но всё-таки без оглядки шагнул в тот мир… Пока ты наблюдал за Лучником и Принцем, путешествующими в другой связке миров, я пришёл к убитой горем девушке. Татуировка покрыла моё тело сплошным узором, и эта юная мать, ослеплённая слезами и болью, приняла меня за божество Солнца. Я прикоснулся к младенцу, сам не зная, что хочу исправить. Золотые линии, словно вода, стекли с моего тела и окутали тельце мальчика, и он закричал, делая первый вдох. Но его мать не обрадовалась. Наоборот, перепугалась. Её ужас был столь велик, что она бросилась опрометью подальше от меня, унося ожившего младенца. Я поспешил исчезнуть, чтобы не попасться больше никому на глаза, а потом, вернувшись сюда, увидел, как эта девушка, снова придя на берег реки, положила своего сына в плетёную корзину и пустила его вниз по течению. Я поймал себя на том, что больше не понимаю людей. Их мысли, желания, чувства чужды мне… А, значит, я сам больше не человек? Я совершил чудо, которое не обрадовало никого! Мать оставила ребёнка. Для неё он остался мёртвым. Тогда зачем она оплакивала его смерть, если не любила? А если любила, почему бросила, едва он ожил? Та история долгие годы потом мучила меня. Прости, что не рассказал сразу. И да, я виноват, мне вообще не следовало вмешиваться. Сергей мрачно стиснул зубы. — Нет, ты не виноват. Ты лишь хотел помочь. Ребёнка ведь бросил в реку не ты. А теперь ответь: ты проследил потом судьбу этого мальчика? — Да. Я всё боялся, что он утонет или на него нападут хищники, но линии моей татуировки внезапно превратились в золотой доспех, защищающий его тело. Мальчик не погиб ни от жары, ни от москитов, ни от диких животных. Он дожил до той минуты, когда его спасли и приняли сыном в чужую семью. Но дело в другом, Серёж… Я вот думаю… Меня притянуло в тот мир против моей воли, стоило лишь услышать плач девочки. Я оживил ребёнка не сам. Сила вела меня. И тогда я спросил себя: а что вообще находится в границах моей воли? С одной стороны, я всемогущ, и от этого жутко до дрожи. С другой — моими поступками играет Сила. Бросает меня, как мячик, об углы мироздания. А где во всём этом затерялась моя душа? Сергей прижал голову Паши к себе. — В такие минуты держись моего плеча и ничего не скрывай от меня, понял? Смысл жизни придумали люди, поэтому только в отношениях между ними можно найти какую-то ценность. А любая вселенная сама по себе, увы, бессмысленна. Я же давно признался тебе, ради кого живу, и ты вроде ответил мне взаимностью, поэтому не вздумай больше ничего утаивать от меня. Ясно? Паша кивнул. — А теперь слушай, что я ещё скажу. Думаю, именно Силе было угодно возродить того мальчика. Но ты был не против и исполнил её волю. И ещё, я полагаю, ты давно понял, кем был тот ребёнок? — Как не понять! Другая часть линий моей татуировки стала золотыми серьгами в его ушах, а людям это показалось божественным знаком, за что мальчик получил имя Карна. Он стал приёмным сыном колесничего Адиратхи, того, кто служил царской семье в Бхарате. Впрочем… Зачем я тебе это объясняю? Ты познакомился с содержанием эпоса раньше меня, — усмехнулся Паша. — В мире Федерации, изучая личное дело Немого. Просто я не думал, что Сила может вот так использовать нас, чтобы воссоздать давно забытое… — Сила воспользовалась твоим чувством сострадания по отношению к матери Лучника. Шаблон прежнего мира ещё цел в памяти «божественного дерева», и Сила хочет, чтобы та схема событий становилась реальностью. Знаешь, есть такое выражение — «проторённый путь». Существуют вещи, не желающие умирать, невзирая на отсутствие Зоны. Сила хочет идти проторённым путём, хорошо знакомой ровной дорогой, пусть и тупиковой. Задача Стражей бороться не только с аномалией, а с «заевшим» шаблоном прежних миров. — Значит, Принц и Лучник в других мирах пытаются изменить старую схему событий, которую новое дерево пытается воплотить в жизнь? — Именно! Если позволить тому шаблону событий снова осуществиться, рано или поздно опять появится Федерация, затем Зона, и мы придём к бессмысленной бойне и разрушению, чего допустить нельзя. Я уже и так давно наблюдаю в одной из галактик синюю планету, сплошь состоящую из минерала, способного подавлять человеческое сознание. Эта планета только и ждёт, когда какая-нибудь цивилизация построит космические корабли, доберётся до неё и воспользуется её свойствами. А я не позволю ни Федерации, ни изолятору душ возродиться! К счастью, не я один оберегаю миры. Ты помогаешь. И ещё есть миры, где шаблон событий изменён Стражами, благодаря чему никакая из частей триединой Силы ничего не может с этим поделать. И Сергей рассказал, что видел мир, где Принц пожертвовал троном ради Лучника, думая, будто спасает ему жизнь, а на самом деле спас жизнь коня. Но тот загадочный конь с изумрудом во лбу стал причиной изменения цепочки событий, и аномалия в том мире так и не возникла. Он видел мир, где Принц и Лучник не могли всю жизнь прикоснуться один к другому. Им мешал золотой доспех с изумрудом в центре груди, являвшийся неотъемлемой частью тела Лучника. Принц и Лучник сумели преодолеть эту преграду лишь накануне войны. Им удалось довериться друг другу и поговорить откровенно, в результате чего сражения не случилось. И ещё был мир, где Лучник родился в теле девушки, оставшись воином по духу. Правда, с Принцем в том мире он оказался надолго разлучён, поскольку, будучи девушкой, он встретил другую сильную душу и полюбил её. Та сильная душа спасла всех от надвигавшейся войны. В четвёртом мире старший брат Лучника, получив в подарок жезл с изумрудом, отказался исполнять свой долг и менять судьбу младшего брата в худшую сторону, хотя Сила пыталась заставить его сделать это. В пятом — Лучнику и Принцу удалось создать сына силой мантры, и тот юноша стал сильнейшим и искуснейшим воином Бхараты. И ещё был мир, где из-за ошибки Серебряноволосого все внезапно стали праведными, но даже посланник Силы осознал, что всеобщая праведность в иных случаях — отнюдь не благо! Сергей видел мир, где Лучнику довелось встретить сразу двух идентичных Принцев, но только один из них был частью его души. И ещё был мир, где Лучника пытались ввести в заблуждение насчёт его происхождения, заставляя ту, кто не являлась его матерью, сказать заведомую ложь, но Лучник не поддался лжи. — В каждом из этих миров появлялся изумруд — своеобразная копия генератора потока Силы, встроенного в один из трёх стволов «божественного дерева», — пояснил Сергей. — Но я не могу сказать, помогал ли этот прибор изменять что-то в лучшую сторону или, наоборот, создавал препятствия для изменений? Одно мне известно: Лучник и Принц сумели повернуть течение событий в другое русло в каждом из миров, где побывали. Что же касается нашего Немого и его Воина… Они отправились туда, где Сила не пытается воссоздавать шаблон событий погибшей вселенной, поэтому у них появилась возможность восстановить светлые миры, где господствует искусство и магия, где сражения существуют не ради убийств, а ради самосовершенствования. Развивая в тех мирах духовные практики, безвозвратно погибшие в прежних вселенных, Немой и Принц раскрывают потенциал человеческих душ. Они продолжают вести себя как истинные Стражи, даже забыв своё прошлое. — Вспомнят ли они нас? Так хочется посидеть с ними снова за гаудой, хоть, знаю, теперь это невозможно. Пусть даже другой Дед из другого мира снова посмотрит на нас как… на шпионов. — Скорее, как на сутиных* детей, — рассмеявшись, уточнил Сергей. — Помнишь, ты ещё сказал, прежде чем отправиться в тот мир: «Если Немой и Воин вдруг забыли нас, то прикинемся галлюцинациями и исчезнем»? — Ага, а ты посоветовал дождаться, пока они с Немым опрокинут по кувшину своей рисово-пальмовой браги, чтобы в случае чего версия с галлюцинациями выглядела похожей на правду, — Паша обнял Сергея за плечи, вжавшись лицом в его волосы. — Мы ещё спорили, будем ли вести себя как разговорчивые галлюцинации или как молчаливые. — Я предлагал молчаливую. — А я поговорить! Зря что ли телепортировались? Нет, те воспоминания я тоже не отдам дереву ни за что на свете. Снова бы так, да? — Я б не отказался, — согласился с ним Сергей. *** Это случилось два столетия тому назад по летосчислению «божественного дерева». Там, куда Принц и Немой отправились, сохранив память о жизни за пределами миров, никто не пытался изменить шаблон событий: ни Сила в её человеческой ипостаси, ни Зона. Новых угроз не появлялось. И в то же время Воин и мечник знали, что их присутствие необходимо, пусть и с другой целью. Ведь не прими они решение появиться в изначальной Бхарате, у уважаемого всеми учителя Дроны никогда не родился бы сын Ашваттхама, а у царя Хастинапура пусть и появился бы десяток сыновей, позже превращённый богатым воображением местного летописца в сотню, но старшим отпрыском стал бы всё равно другой мальчик. И, главное, никто никогда бы не понял, что в мире кого-то не хватает. Миры не разрушаются, если что-то внутри идёт не по плану. Даже если важная душа, способная породить цепочку масштабных событий, не родилась вовремя, наивно полагать, что мир исчезнет. Вселенная довольно устойчива и нечувствительна к кризисам. Она адаптируется к новым условиям и продолжает существовать. Царь Хастинапура любил бы других сыновей не меньше, а учитель Дрона усыновил бы сироту и тоже не заметил разницы. Принц и Немой прекрасно знали, что в их отсутствие мир не рассыплется. Их цель была иной. Они собирались вернуть на путь перерождений души, которые на момент извлечения в мир Федерации перестали быть людьми, но не успели пережить полноценного превращения в Стражей. Те, кого извлечение застало в неподходящий момент времени. Эти пятеро участвовали в симуляции, с них сняли копии, а подлинники душ были отправлены в изолятор. Незадолго до гибели Вселенной их оттуда извлёк Принц. А теперь решалась их дальнейшая судьба. Дерево отторгало их, не считая людьми и не давая права на новое воплощение. А в качестве Стражей они пока жить не могли. Им грозил вечный анабиоз внутри потока Силы. Но разве можно такое допустить, если некогда эти пятеро были неотъемлемой частью твоей жизни? Братья-враги. Пятеро тех, кто некогда были и ему, и Принцу близки, но кого Немой после последней симуляции не мог вспоминать без содрогания… Однако мечник каждый раз напоминал себе, что те, кого они с Принцем собираются возродить — иные. Их надо вернуть в мир и позволить прожить нормальную жизнь, и они снова станут прежними. Станут ли? Сомнения всё-таки роились в голове, но мечник заставил их исчезнуть… К сожалению, даже у него и Принца не было возможности вернуть Серебряноволосого, третьего брата из пятёрки. Ведь он сбежал с сыном Солнцеликого. Его душу требовалось воссоздать с нуля. Только вот как? Даже Стражи не обладали такой силой — вернуть душу к жизни «по глубинной памяти». Только позже, уже отправившись в новую жизнь, Немой догадался, что Паша мог бы сделать это. В нём долгое время жила душа Лучника. Паша был способен отдать «божественному дереву» воспоминания о душе Лучника, которую необходимо воссоздать. В его «буддхи» остался навеки впечатанным слепок древней души, словно осколки прежних миров, застывшие в янтаре времени. Дерево в этот слепок «буддхи» могло бы вдохнуть свою искру, вернув Лучника в Бхарату. Найти подходящего ребёнка, вселить душу… А следом за Лучником, глядишь, сам собой возродился бы и Серебряноволосый. Немой точно знал: когда новое дерево рождается из энергии старого, то глубинная память в потоке Силы всегда сохраняется неизменной. Новое дерево помнило разрушенную Вселенную до мельчайших подробностей. Оно не забывало никого из Стражей или тех, кто мог бы стать Стражами. Ему только нужен был толчок для перерождения некоторых душ… Кто же дал этот толчок, если в Хастинапуре у супруги царского брата родились-таки пятеро сыновей? Немой с самого начала знал, что они с Принцем помогли отыскать путь в этот мир лишь четырём душам из пяти. Кто привёл пятую? Неужели Сила сама сделала это? Но она никогда не вмешивается в такие дела! Это странно. А потом мечник встретил в своём мире ещё одного давно потерянного мальчика и понял, что теория возрождения душ по принципу притяжения друг к другу верна. У колесничего Адиратхи, служащего царской семье, тоже подрастал сын. Немому достаточно было бросить один мимолётный взгляд на мальчика, чтобы понять: в нём возродилась душа Лучника. Душа, подобная давно ушедшей за пределы всех миров и в то же время чистая, не имеющая истории. Новая, не обременённая кармой. Точно таким же был средний из пяти братьев — Серебряноволосый. Не возрождённый, нет. Родившийся впервые. И тогда, поняв это, Немой беззвучно рассмеялся. Миры действительно восстанавливались так, как нужно. Не трагическая, а добрая история решила повторить себя. Сын Дроны отлично знал теперь, что это только вопрос времени, когда ему или Принцу доведётся поймать «новорождённых» Серебряноволосого и Лучника за руку с поличным. Сначала дерущимися и наставляющими друг другу шишки, отвоёвывая своё детское право называться лучшими воинами. Потом делящими пополам украденную на спор с кухни лепёшку и подбирающими губами сладкий рис с ладоней друг друга. И, наконец, в обнимку под цветущей кадамбой, когда лучи утреннего солнца или свет полной луны ночью будут ласкать их сплетённые тела… И когда это случится, сама Сила больше не сможет встать между ними, даже если разделит их эпохами, мирами и самим беспощадным временем. Они найдут один другого, пусть на это потребуется вечность. *** Это случилось сто семьдесят лет тому назад по летосчислению «божественного дерева». Принц и Немой только закончили играть в чаусар, когда в их покоях в воздухе появилось слабое мерцание, а затем посреди помещения дворца материализовались те, кому они несколько лет назад обещали гостеприимство. Принц первым подскочил на месте, уставившись на Пашу и Сергея. — Ого! Ашваттхама, прикажи слугам принести всё лучшее, что есть у нас на кухне, — выпалил он вместо приветствия. — Только пусть служанки оставят блюда возле дверей и проваливают. Нам здесь никто не нужен. — Да, — согласился с его решением Сергей. — Нас никто не должен видеть, это будет правильно. Мы и пришли ненадолго. За окном царила глубокая ночь, когда четверо Стражей расселись за низким столом, уставленным фруктами, выпечкой и сладостями, потягивая гауду. — Здесь она кажется другой, — с удивлением отметил Паша. — Вкус куда приятнее, чем раньше. — Рис свежий, — усмехнувшись, пояснил Немой. — Да и делали её те, кто действительно умеет это. — Так ты, — Паша, вспылив, подхватился с места, — значит, не умел, а нас угощал?! — Так не отравил ведь, — насмешливо хмыкнув, напомнил Немой. — Факт, — охотно поддержал его Сергей. — Ладду попробуй, — посоветовал он Паше, указывая на золотистые шарики, уложенные горкой на серебряном подносе. Паша осторожно взял один и откусил кусочек. А дальше случилось то, чего ожидали все, кроме самого Вершинина. Горка шариков стала стремительно уменьшаться. — А я раньше думал, так уничтожать ладду только Бхима может! — с восхищением выдохнул Принц, наблюдая за происходящим. — Не поминай обжору — появится, — процедил сквозь зубы Немой. — И если появится — ни одному из нас не останется ничего. Разве что одного тебя накормит. С ладони, — ревниво добавил мечник. — Спаси Махадэв, — Принц закатил глаза. Но вместо упомянутого «обжоры» на пороге опочивальни, привлечённый шумной беседой, появился кое-кто другой — высокий старик крепкого телосложения в серебряных одеяниях. Его белоснежные волосы ниспадали на широкие плечи, густая борода, в которой проглядывало лишь несколько тёмно-каштановых прядей, веером укрывала могучую грудь. Если бы не седина, Паша ни за что бы не дал этому мужчине больше пятидесяти лет. Его тело было великолепным, внушающим невольное благоговение перед мощью и суровой статью закалённого в боях воина. Дед бесшумно возник перед Принцем и его друзьями, неодобрительно сверкая на собравшихся чёрными очами из-под густых бровей. Принц и Немой, увидев его, быстро вскочили на ноги. На их лицах застыло виноватое выражение, и это могло бы позабавить, если бы Паша не знал, что его друзья из Бхараты — сильнейшие воины, способные победить космический флот Федерации и разнести к чертям любую планету. На что же способен Дед, если они его побаиваются? Впрочем, Сергей ведь давал ему прочесть некоторые выдержки из эпоса. Так вот если это тот самый Дед, тогда он действительно способен на многое. Надо быть осторожнее. Паша переглянулся и Сергеем, и они оба поспешили встать, приветствуя дядю нынешнего царя. — Гости не появляются в ночи тайком, будто духи-пишачи, — низким голосом пророкотал Дед, останавливая свой тяжёлый взгляд на лице Паши. — Гости въезжают с достоинством через центральную площадь и приветствуют поклонами государя, а уж потом вкушают пищу в опочивальне с его сыном. Так почему я не видел почитания и приветствий? — Дед, ну не сердись! — примирительным тоном промолвил Принц, подходя ближе к старику и обнимая его по-родственному. — Эти достойные кшатрии прибыли поздно и решили никого не беспокоить. Я принял их. Никаких трудностей это не создало. А торжественную встречу можно устроить и завтра. Дед продолжал стоять неподвижно, с осуждением глядя на внука сверху вниз, а потом сухо обронил: — А представиться достойные кшатрии не желают? Паша открыл рот, но внезапно Принц перебил его: — Юного Лучника зовут Балой. Воина постарше — Аджитом. — С вашего позволения, Бала — сын моего покойного брата, — пояснил Сергей, обращаясь к Деду. — После смерти моего любимого… — Баладжи, — быстро подсказал Принц. — Точно! После смерти возлюбленного брата Баладжи я забочусь о его наследнике. «Что значит весь этот бред?!» — хотел выпалить Паша, но Сергей очень вовремя притиснул его к себе тем жестом, которым дядюшки обычно обнимают племянников и потрепал по волосам. — Мы приехали из… — приветливо улыбнувшись Деду, начал Сергей. — Калинги, — торопливо закончил разъяснения Принц. — Они дальние родственники моей супруги Бханумати. Некоторое время Дед молчал, с подозрением косясь на новоявленных родственников, о которых никогда прежде не слышал. Наконец, изрёк, обращаясь к Ашваттхаме: — Плесни-ка мне мадхвики, сынок, — и когда Немой исполнил его просьбу, Дед с усмешкой добавил. — А теперь давайте сядем и потолкуем о наших дальних родственных связях.