Пейзаж "Туссент в красных тонах"

      В комнате повисло молчание. Даже был слышен стук изумрудной ветви об окно, до которого никому из присутствующих не было никакого дела. Она смотрела на носки своих туфель, нервно теребя рукава рубашки. Почему в дом вломился он, а неловко ей? Было трудно, но девушка всё же посмотрела на человека, сидящего напротив. Посмотрела и тут же пожалела, ведь его серые глаза весьма спокойно и неспешно изучали её.       Теперь девушка неотрывно взирала на него, исследуя такое выразительное лицо, пронзительный взгляд, тонкую линию губ… Ох, явно не стоит так делать. — Что же, господин Эретайн, может, попросить принести чаю? О, Боги, я, конечно, сейчас бы лучше вина выпила, но всё же, — неловко, торопливо и скомкано предложила Фирина и встала со своего места, пытаясь отвлечься на рассмотрение картин и стен.       Может, ей показалось, но в мастерской стало прохладнее, и, кажется, мужчина усмехнулся. Она терпеть не могла подобные смешки в свою сторону, особенно от очередного напыщенного дворянина, расценивающего её как очередную девицу, с которой можно спокойно фамильярничать. Но она была скорее смущена, чем обижена или оскорблена. — Мне не хотелось бы лишний раз тревожить Вас, леди Фирина. — Детлафф невозмутимо прошёлся по комнате, словно в точности идя по следам хозяйки, и остановился около той самой картины.       Ну почему она решила её снова повесить именно сегодня?.. — Вы всегда рисуете людей так? — Что?.. — встревоженно обернулась Фирина, словно услышала нечто ужасное. — Вы слышали. — Хрипловато прозвучал его голос. Аристократ стоял неподвижно, словно одна из тех статуй в садах княгини, казавшихся идеалом. Художница не видела лица мужчины, но спокойно могла поклясться, что он выглядел ещё печальнее, чем обычно. — Она не должна тут висеть. — Фирина покачала головой и подошла к человеку, всматривавшемуся в каждую деталь, как ей казалось.       Девушка нахмурилась и без особого сожаления уже потянулась, чтобы убрать работу со стены, но внезапно Эретайн схватил её руки. Слишком быстро, чтобы она могла это понять, но вполне достаточно, чтобы испугаться и вздрогнуть.       В голове воцарилось непонимание, а взгляд мужчины прожигал в ней дыру. В ответ на немой вопрос девушка услышала: — Это явно смотрится здесь удачнее того унылого пейзажа, что стоит на полу.       Пейзаж и впрямь всегда казался ей отвратным, но лучше уж он. Слишком много странных эмоций проявлялось на лицах людей, которые бывали в этой комнате и смотрели на две смазанные обнажённые фигуры. — Этот человек на картине… — задумчиво начал Детлафф, но был тут же резко прерван художницей. — Вы, кажется, хотели начать портрет. — Голос звучал сбивчиво.       Мужчина легко кивнул и всё же отпустил её руку. Фирина резко развернулась, подошла к стулу, стоящему у стены, и передвинула его так, чтобы тот обращался к мольберту. Тут же была передвинута простая тумбочка с серебряным блюдом, лежащими на нём фруктами и изысканным подсвечником.       Пока художница расставляла всё, что могло бы войти в портрет и что так нравилось дворянам, от неё не отрывал взор внимательный гость. От его глаз не могло скрыться ни волнение, ни страх, ни странное возбуждение, сопровождаемое торопливыми действиями девушки. Всё это казалось чем-то странным, даже слишком.       Когда Фирина села за своё рабочее место, то начинало уже сильно смеркаться. Она достала приличных размеров подрамник с натянутым на него полотном. Холст был уже загрунтован, явно являясь одним из тех, что заготавливают заранее. — Я думал, вы начнёте с кучи бумажек с моим лицом с разных ракурсов. — Ну уж нет. — Девушка возмущённо нахмурилась. — Не люблю эти вымученные портреты с измеренной до самого маленького мазочка композицией. Предпочитаю эту… Как же её там. — Свободу действий? — попробовал подсказать Эретайн. — Точно! Можете сесть вон туда?       Встав перед стулом и пребывая в довольно встревоженном состоянии, Детлафф обернулся: — Можно убрать отсюда… Это? — он указал на серебряную утварь рядом с собой и скривил лицо, точно там лежала парочка змей.       Фирина пожала плечами и без лишних вопросов отодвинула тумбочку. Кажется, это была та самая посеребрённая посуда, которая оказалась куплена месяца два назад за просто смешную цену. Симпатичные вещички, но у каждого свои причуды. Зато после гость, наконец, сел. — Не любите лишние детали? — из-за холста, за которым было почти не видно самой художницы, доносилось быстрое и лёгкое шарканье уголька о рабочую поверхность. — Да, можно и так сказать.       И вновь в комнате воцарилось молчание, прерываемое лишь звуками из-за мольберта. Детлафф не слишком хорошо видел Фирину, но прекрасно слышал каждый вздох. Казалось, то, что она делала, и впрямь приносило ей удовольствие. В один момент девушка замирала, в другой наоборот излишне часто вздыхала. Это было ужасно чуждо ему, но так близко ей.       Время от времени художница выглядывала и с прищуром глядела на мужчину, измеряя пропорции и подмечая детали. То, как Фирина смотрела на него в эти моменты, казалось Эретайну и вовсе обескураживающим, ведь взор был иной. Не ранее представленный. Гость не мог объяснить, в чём заключался этот «иной» . Может, в том, что девушка пыталась измерить каждый сантиметр лица? Или в постоянно пересекающихся взглядах? Нет. Такое бы не вызвало в нём столько чувств. Куда важнее — она пыталась найти человека.       Да, поиски того, чего в нём нет, поначалу пугали его. Но вскоре мужчина начал понимать, какую сильную жажду жить всё это вызывало. Жить даже после того, как он потерял ту единственную… Ту Ренаведд…       Она же видела в нём того, кто чувствовал себя здесь лишним. И понимала его, ведь здесь всё было таким чужим, но от этого не менее прекрасным. Больше всего убиваясь даже не по городу-государству, а по человеку, которого увидеть более не дано. Возвращаясь к своей модели, нельзя не сказать, что увиденное было в некоторой степени догадкой, как увиденное из-за приоткрытой двери: сцена чего-то чужого, недозволенного. Интригующего.       Художница в это время так увлеклась работой, что ей не составило труда понять, в какой момент пропал тот спокойный аристократ, знакомый девушке лишь пару вечеров. Конечно, внешне он оставался непоколебим, но нечто незримое изменилось и теперь оно словно пожирало его изнутри. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросила Фирина. — Уже почти стемнело. Лучше я пойду. Не стоит рисовать при свечах, молодая леди. — Детлафф встал со стула, пятясь в сторону двери. — Да, вы правы. Час уже поздний. — Она повернулась в сторону окна, смотря на горящие городские огни. Красиво, чёрт возьми, но что-то сейчас не о том. — Однако пока ты здесь, взгляни хоть, что получилось.       Фирина немного неуклюже развернула мольберт и, кажется, мужчина ожидал увидеть вещь совершенно иную. И ведь ожидал. Не так должен выглядеть набросок, не должно было на него смотреть это человечное лицо. Нельзя отрицать того, что пока это были лишь быстрые линии, немного даже неаккуратные, но ведь они и придавали начинавшейся работе шарм и живость.       А ведь он даже не успел заметить, как Фирина, сама того не замечая, перешла на «ты». Не до этого было, да по нему и не скажешь. — Это… Красиво. — Честно признался Эретайн. — Тогда до завтра? — девушка улыбнулась, довольная похвалой. — Да, я приду.       Больше они сегодня не говорили. Только спустились вниз и кивнули на прощание. И каждый остался при своих мыслях, столь странных, насколько это возможно.       Хотя, скорее всего, больше всех оказалась встревожена Алька, когда увидела хозяйку с мрачным мужчиной. И когда она его проворонила?..