Пейзаж "Туссент в красных тонах"

      Фирина совершенно забыла о смущении, стоило ей лишь начать творить. Да, именно творить, ибо никак иначе она не смогла бы назвать то, что выходило из-под её руки. Сейчас протекал процесс, в котором детали и аккуратность — дело последнее. Куда важнее было запечатлеть эти черты лица, тонкую линию губ, серые омуты глаз, словно окружённых тенью. Мастихин накладывал слои масла, иногда неровно, но довольно живо. Вот тут надо больше синего. Девушка даже на заметила, как почесала щёку и оставила на ней серовато-голубое пятно, продолжая работу. Время от времени её светлая голова выглядывала из-за громадного полотна, смотря на сидящего напротив мужчину, явно пребывающего в некотором ступоре каждый раз, когда в него с прищуром вглядывались.       Детлафф чувствовал неловкость и некое умиротворение, сидя здесь. Ему нравилось следить за действиями художницы, хоть он и не всегда мог увидеть её полностью. Однако зрение было не так уж и важно, ведь человеком в полной мере он не являлся, что позволяло слышать каждый вздох и шорох ткани, не говоря уже о прикосновении инструмента к холсту и палитре. Стальной мастихин то и дело касался чего-либо с тихим звоном.       Для Эретайна это место было очень уж колоритным и необычным. Мастерская художника, как-никак. Множество полок со стоящими на них красками, банками с кистями, мелкими принадлежностями, предметами для постановок в лице различных графинов и статуэток, а так же множество пустых холстов на полу и в ящиках. На стенах картины, что и не удивительно, напротив, рядом с девушкой, стоял уже знакомый ему зеленый диван, а справа от него маленький столик. Подле другой различной мебели и позади гостя находились два больших окна, дальнее из которых оказалось частично увито плющом. Мастерская казалась довольно подходящей к её хозяйке, ведь, как и девушка, комната была облачена в зелёную ткань стен, а сама излучала много тепла в лучах солнца. От таких мыслей Детлафф даже чуточку улыбнулся.       Кажется, эту секундную слабость тут же увидела Фирина, словно просиявшая. Она отложила инструменты и потянулась, ненадолго задумавшись. Увидев заинтересованный взгляд Детлаффа, девушка спросила: — Хотите чаю? Наверное, устали так сидеть. — Художница по-детски светло улыбнулась и, приметив одобрительный кивок своего гостя, вытерла руки о ближайшую тряпочку, надеясь не сильно пахнуть едким скипидаром.       Ей не нужно было оборачиваться, чтобы слышать за спиной шаги, но каждый раз она ловила себя на мысли, что сзади словно шествовала тень, а не человек. Сколько бы она ни прислушивалась, поймать хоть вздох человека сзади не удавалось.       Пройти прихожую, повернуть налево. Дверь опять скрипит… На кухне приятно пахло сушеными травами, пряностями и чем-то приторно-сладким: наверное, Алька опять испекла вкусносности.       Гость сидел позади, неторопливо изучая обстановку и хозяйку дома, ставящую чугунный чайник на потрескивающий огонь. Мята, разные ягоды и мёд. Чаепитие было довольно напряженным и началось, как ни странно, с разговоров о погоде. — Вы ведь не отсюда, верно? — в один момент всё же решилась спросить девушка, пряча смущение за чашкой горячего напитка. — Верно, я из Назаира. — Детлафф стал несколько серьёзнее, даже чем обычно. — А откуда приехали вы, госпожа Лирнос?       Давно она уже не слышала подобного обращения, а когда поняла смысл сказанного, нервно дёрнулась, лишь через несколько секунд осознав, что это её спросили. — С севера. Новиград. Война, сами понимаете, — многозначительно бросила Фирина, отводя взгляд к окну. — Но ведь это не так, — непонимающе заявил мужчина, словно сбитый с толку. — Что? — откровенно-удивлённо спросила девушка, резко обернувшись. Показалось?.. Раньше все понимающе кивали и сомнений не возникало в уехавшей от войны художницы. А сейчас... — Вы слышали.       На том и порешили. Рисовальщица молчала, человек напротив тоже. Ни один из них не встал, не захотел уйти. Только запах чая, небольшой столик и две пары глаз, время от времени скрещивающих взгляды.       Несколько минут они сидели в таком странном состоянии, иногда совершенно бесстыдно рассматривая каждую мелочь. Вскоре гость встал со своего места, поблагодарил хозяйку за гостеприимство и направился к выходу. Она не сразу поняла, что происходит, а когда осознала, то резко выдала: — Стойте! — и пока Детлафф находился в странном ступоре, заинтересованно взирая на неё, она быстро взбежала по лестнице, влетела в мастерскую и старательно попыталась вспомнить, куда дела сюртук. Где же он? Точно! Шкаф. Да, надо срочно отдать, забудет же!..       Также быстро спустилась вниз. Почему-то в один момент показалось, что там никого не будет, что он опять растворится, как и в прошлый раз, но Детлафф был тут. Стоял, растерянно глядя на вечно суетливую девицу, и молча взял в ладони сунутую ею одежду. Фирина невольно посмотрела на его руки — такие необычные... сильные.       Попрощались коротким кивком.       Девушка закрыла дверь, а после спрятала лицо в ладонях, отчаянно краснея. Ни дать ни взять, ведет себя как дитя. Наверное, дурой кажется.

***

      Остаток дня она провела довольно бездарно. Стоило мужчине уйти, как она взяла какой-то слащавый роман, бутылку простенького вина и направилась в сад. На душе было слишком хорошо, и все заботы как-то уже забылись. Алкоголь пьянил, книга заставляла глупо улыбаться, а в саду стояла относительная тишина.       Когда художница дочитывала пятую главу, её внезапно потревожил Луриан, пребывающий в непривычно серьёзном настроении и с парой каких-то бумаг в руке. — Дай-ка угадаю, одна новость хорошая, а другая плохая? — девица склонила голову набок, улыбаясь. — Стоило оставить тебя одну, как ты уже бездельничаешь, попивая вино. — Альки нет и остановить меня было некому, — отмахнулась Фирина. — Неужели сразу столько всего пришло? — С одним я пришёл, другое взял у стоявшего возле дверей посыльного. — Эльф протянул оба письма девушке и сел рядом с ней на скамью.       Сначала она с немым вопросом посмотрела на Луриана, а после на письма. Вот это точно от Орианы, сомнений нет. Другое… — Странно, раньше родители не присылали больше письма в неделю. — Художница нахмурилась, не торопясь открывать конверт. — Меня это тоже беспокоит. Случилось чего? — Сейчас и узнаем.       «Дорогие мои… — привычно написано на бумаге рукой матери. Она всегда так писала. Это успокаивало, но чтение пришлось продолжить. — …Не знаю, что взбрело Пициру в голову, но он уехал из города. Учитывая поступавшие нам угрозы, мы с отцом обеспокоены данной ситуацией.       А. и Я. Лирнос» — Только не вздумай устраивать истерику, — голосом разума выступил Луриан, прерывая оцепенение Фирины. — А если он узнал?.. Казалось, она вся дрожала. — Он не знал всё это время и вдруг неожиданно что-то унюхал? Сомневаюсь. Лучше прочитай второе. — Мужчина устало потёр переносицу.       На пару минут девушка вновь оказалась занята чтением, после чего заявила: — Вечер в «Мандрагоре». Завтра. — Она призадумалась насчёт того, как ей стоило реагировать на приглашение. — Вот и славно. Иди, развейся. Ты сама не своя в последнее время. — Разве? — художница аккуратно отложила письма в сторонку, запрокинув голову и смотря на плывущие в небе облака. Слова наставника заставили немножко нахмуриться, но после на её лицо вернулась безмятежность. — Ты стала ужасно мечтательной: только и делаешь, что вздыхаешь. Помню тебя такую. Влюбилась? — она не видела лица эльфа, но была уверена в том, что он сейчас улыбается. — Ну тебя. Не будь я тогда такой наивной, не было бы всех этих проблем сейчас. — Всё, что ни делается, делается к лучшему, — многозначительно заявил собеседник, явно пытаясь обойти неприятную для девушки тему. — Может, оно и хорошо... А кто он всё-таки? — Не знаю, — честно призналась та, смущаясь собственных слов. — Вполне в твоём стиле, Фири. — Не злорадствуй. Мы познакомились у Орианы. Я его портрет рисую, сомневаюсь, что мы уйдём дальше этого. — Девушка тяжело вздохнула, в очередной раз поражаясь своей глупости. — И что в нём такого? — Он мрачен, таинственен и чертовски обаятелен, — после некоторых раздумий выдала художница, после чего добавила: — А в глазах неимоверная печаль. — И когда ты успела с прекрасных принцев на мрачных незнакомцев перейти? — эльф облокотился одной рукой о скамейку, хитро следя за реакцией Фирины. — А когда ты стал вести себя как мальчишка? — недовольно спросила та. — Ну, никому благопристойный пример уже подавать не надо, ты теперь и сама можешь понимать, что хорошо, а что плохо. Ладно, скоро темнеть начнёт, пойду уже. Да и Алька вернулась, не заскучаешь.        Художница хотела было что-то сказать напоследок, но сразу же обнаружила, что и говорить-то нечего. Опять Луриан прав.

***

      Весь следующий день она была как на взводе. Немного пописала картину, перечитала приглашение Орианы, походила по саду. А что, если там вновь будет Детлафф?.. Ладно, нужно как и обычно беседовать с гостями, пробуя найти новые заказы и передать уже готовые. Сейчас не праздник, и всё пройдёт довольно спокойно.       Когда солнце уже подходило к стадии заката, Фирина достала красивое изумрудное платье, расшитое затейливым узором в виде цветов чуть более тёмного оттенка. Затем корсет, который позже удалось затянуть только с помощью служанки, пару подходящих по цвету туфель и излюбленную бархотку с одним тёмно-янтарным камнем в оправе. Лирнос ужасно любила это украшение, становясь немного горделивее, надевая его и пытаясь как-то соответствовать высшей знати. Всю дорогу к поместью она старалась не сутулиться, хоть и часы в мастерской давали о себе знать.       На приёмах Орианы художница давно уже чувствовала себя как в нужном месте. Здесь всё было привычно, только гости, не являющиеся деятелями искусства, время от времени сменялись. Крайне интересной частью подобных собраний Лирнос всегда считала общение с коллегами по цеху. Столько интересных новостей и слухов можно было услышать только от одного вычурно одетого мужчины, пишущего исключительно портреты обнажённых дам, что и не счесть.       Когда она слушала презабавнейшую историю о дворянке, позирующей художнику нагой, но застигнутую ревнивым мужем, ей резко пришлось оставить знакомого, идя навстречу куда более интересной личности.       Ориана привычно нашлась на террасе, облокотившись о перила да смотря куда-то вдаль. Не оборачиваясь, женщина хрипловатым голосом произнесла: — А, вот и ты. — Госпожа, Ориана. — Фирина чуть склонила голову в знак приветствия. — Итак, как всё прошло? — хозяйка поместья наконец села за стол, приглашая гостью сделать то же самое. — Вы о... — попробовала начать художница, но была прервана. — О Детлаффе. Удивительно, что он вообще пришёл. — Женщина чуть нахмурилась, спеша сделать глоток вина из стоящего напротив кубка. — Всё как всегда. Человек сидит, а я рисую, — немного тоскливо произнесла девушка. От чего это, удивительно? — И всё же, я рада, что вы поладили, пташка.       Откуда и из чего собеседница сделала подобные выводы, Фирина спрашивать не стала — всё равно та не ответит. — Вы ведь неспроста попросили меня об этом, верно? — сейчас «пташка» чувствовала себя ужасно глупо, словно все знали нечто, чего не знает она. — Всё верно, милая, всё верно. — Низкий голос Орианы немного пугал, но виду художница не подала. — Понимаешь, у моего дорогого друга возникли некоторые… проблемы. Как человек излишне чувствительный, он ужасно переживал из-за одного инцидента, не в силах прийти в себя. Больше всего волновался Регис, который, собственно, и предложил помочь ему немного развеяться. — Сомневаюсь, что нарисовав человеку портрет, можно ему помочь, — скептично заметила девушка. — Ты права. — Ориана вновь улыбнулась. — Но можно заставить хоть немного пообщаться с людьми, не причиняющими ему боль. — Он расстался с кем-то? — решила предположить Фирина. — Почти. Она сбежала, не сказав ни слова. — Женщина на некоторое время замолчала, прибавив заговорчески. — Только я тебе этого не говорила.       Гостья кивнула и они решили больше не возвращаться к данной теме, предпочитая говорить о чём-то более нейтральном. Сначала про странные слухи о помолвке кого-то из дворян, потом о поединке между рыцарями княгини, а после ещё и о различных новостях из соседних государств.       Этот вечер во многом походил на другие, если бы не странное чувство тревоги, никак не отпускавшее художницу. Словно что-то должно было произойти, а вот что — она не знала.       С таким волнительным ощущением она и покинула подругу, успевшую выразить беспокойство относительно вида Фирины, о котором та, в свою очередь, отмахнулась усталостью. Ориана промолчала.       Знакомая дорога по узким улочкам живописного Боклера вела меж красивых сказочных домов, ещё спящих под покровом ночи. Здесь всё уже успело стать обыденным и неторопливым. Где-то на крышах шумели птицы, листва небольших кустарников тихонько шелестела, а из домов редко доносились чужие голоса. Там, за спиной, высился величавый дворец Анны-Генриетты, вдали совсем немного виднелась рассветная дымка, а из таверны рядом наружу вырывался смех.       Идя дальше и совершенно не ожидая ничего плохого, девушка не заметила, как за спиной раздались чужие шаги. Мало ли кто это может быть? Ей-то какое дело...       ...зря. Ведь то были вовсе не случайные прохожие, возвращавшиеся, подобно ей, из дома друга. Их оказалось трое, в темноте лиц не разглядеть. Точно низкого происхождения, один хромает. Но было поздно, чтобы броситься стремглав к дому или попытаться докричаться до стражи. Чужие руки успели схватить за плечо и опрокинуть на холодную брусчатку тёмной маленькой улицы.       Она не смогла закричать, испугавшись произнести хоть звук, лишь с удивлением глядя на незнакомые лица. Тело неприятно саднило после падения, но подниматься было себе дороже. Бежать можно лишь налево, но там уже стоял кто-то из этих ублюдков, перегородив проход своей широкой нескладной фигурой. — Что вам нужно?.. — дрожащий голос будто никто не услышал. — Да она это, точно тебе говорю! — сказал человек, подняв девушку как тряпичную куклу и, с помощью второго, успев завязать ей руки грубой верёвкой, пока та пребывала в паническом ступоре. — Вроде, похожа. Не зря же мы весь вечер и пол ночи ждали.       Ощущая всю свою никчёмность и беспомощность, Фирина попыталась как-то вывернуться. Когда её действия увидел один из троицы, то тут же достал какую-то дубинку. — Нечего с ней яшкаться. Нам главное до Пицира живой довести, дальше — не наше дело. — И то верно, — вздохнул разбойник помоложе говорившего.       Как только это произошло, девушка зажмурила глаза, увидев замахнувшуюся руку. Один лишь миг, сильная резкая боль в затылке, и она падает в темноту.       Краем сознания Фирина слышала их голоса, звучавшие сейчас столь неразборчиво, что невозможно понять ни слова.       Только после все сразу замолчали, и ей удалось распознать что-то знакомое, уже слышанное ранее... А после этого раздались жуткие крики. Откровенные вопли нападавших, словно те увидели чудовище. Здесь, на улицах Боклера? Вряд ли кроме этих троих тут был кто-то похуже.       Однако неудачливые похитители действительно видели. Словно туман, вдруг внезапно ставший человеком, решил вмешаться. Тот, что посмелее, насупился: — А ну-ка пшёл отседова. Нечего не в своё дело лезть. — И стоило этим словам прозвучать, как прервавший преступное действо уже стоял позади, непонятно чем разорвав горло говорившему, издающему последние хрипы.       Оставшиеся двое хотели было бежать, забыв о своей живой ноше в лице девушки, но сегодня им уже не нужно будет куда-либо идти. И никакие крики не помогут несчастным, встретившим зверя в темноте боклерских улиц.       Но когда всё стихло, Фирине стало неожиданно тепло... И только этот самый знакомый голос шептал: — Всё хорошо… Всё уже хорошо… А она верила.