с тобой на выжженной земле

— А я напоминаю, друзья, — дождавшись сигнала о возвращении с рекламной паузы, Ургант хлопает в ладоши, складывает руки на столе и поворачивается одновременно к зрителям и объективу одной из камер, — что с пятнадцатого по двадцать второе июня две тысячи двадцать второго года в Испании, на Канарских островах пройдёт первый Всероссийский фестиваль юмористической импровизации. Вы спросите, почему мы говорим об этом сейчас, в конце уходящего двадцать первого? А я вот лучше спрошу, — круто развернувшись, он устремляет внимание на сидящего ближе всех к нему Серёжу, устроившегося в единственном кресле; Антон на противоположном краю довольно усмехается с дивана. — Я спрошу у хедлайнеров, почему всероссийский фестиваль проводится не в России? Вам тут не нравится, ребят? Если что, скажите, что вам нравится, а всем остальным нет. — Нам нравится, — преувеличенно послушно кивает Серёжа, — а всем остальным — нет, этим дурачкам. Мы бы, конечно, зимой провели, где-нибудь в Петербурге. Отличный город, отличная погода в январе… — Серёжа иронизирует, а погода там и вправду отличная, — оживает Арсений по левую руку от Антона. — Могу подтвердить, — смеётся Ургант. — Поэтому я там в январе почти не бываю. Следующий вопрос он обращает к Диме, что-то о том, как они смогли собрать опыт импровизаторских коллективов, пытавшихся устроить такие мероприятия масштабом поменьше, и создали из этого в итоге нечто новое под патронажем Камеди; Антон очень рад, что они сидят здесь все вместе. Одиночные интервью всё ещё представляются ему полным кошмаром; даже Арс за столько лет подустал отвечать на одинаковые вопросы, хоть Иван Ургант их задаёт, хоть журналистка из какой-нибудь Иркутской области, уже всё равно. — …а они у нас заскучали, посмотрите, — слышит Антон и включается обратно, улыбается, машет какой-то девочке в зрительном зале, которая последние минут двадцать таращится на него, не отрываясь; до начала эфира он ржал над Арсом, когда тот вслух понадеялся, что в массовке никто впечатлительный не упадёт в обморок, но теперь начинает думать, что всё возможно. — Давайте сменим тему на такую, чтобы нам всем было интересно. К чертям эту работу. — К чертям! — дружно кивают Арс с Димой; Серёжа прикрывает глаза ладонью: — Я их не знаю. Я люблю свою работу, Вань. — Я передам Паше Воле, он их всех накажет, а тебя, Сергей, нет. — Не надо Паше передавать, он строгий. — Я знаю, Арсений, я знаю. Это потому, что он дважды отец. Включая вас в этот список — шесть раз отец. Так вот, расскажите мне. Мы с вами уже пересекались несколько раз, и всегда создавалось впечатление, что вы так хорошо дружите. Но мы же тут все взрослые люди, — Ургант вновь бросает многозначительный взгляд в зал, — понимаем, что это неправда. Вот давайте поделимся с честным народом, как вы на самом деле друг к другу относитесь. Ваше шоу уже несколько лет идёт, устали друг от друга? — Мы все дружим, на самом деле, — тянет Дима привычным ответом, — но Серёжа нас всех ненавидит. — Он вообще всех ненавидит, — добавляет Арсений, Антон смеётся: — Особенно меня. — Какие-то конкретные случаи? Сергей, за что они тебя так? — Я просто злой человек, — пожимает плечами Серёжа. — У меня есть случай, — Антон машинально поднимает руку, у них ещё есть пара минут до последней рекламной паузы, и почему бы и нет; Арс, фыркнув, демонстративно обхватывает его за запястье и насильно опускает руку. — Годы идут, а Антоша всё ещё думает, что он школьник. Постоянно надо поправлять. Шаст, тут не надо поднимать руку. — В моей жизни были два дня, когда я хотел быть учителем, — возражает Ургант, — можешь поднимать, мне нравится. Разрешаю говорить, Антон. — Спасибо, — ржёт Антон и показывает ухмыляющемуся Арсу язык. — Короче, мы уже рассказывали пару раз, это не такой уж секрет… Несколько лет назад со мной несчастный случай произошёл, была травма головы, и на какое-то время я потерял память. Не всю, не всю, — мотает он головой, глядя на Урганта, — чуть больше года просто выпало из головы. Ну это даже не суть. В общем, когда всех поставили в известность, что со мной это случилось, оказалось, что Серёжа написал Диме, что «может, оно и к лучшему». Это цитата, представляешь? Ты попал в беду, а твой, — шутливо распаляясь, Антон машет руками, — так называемый друг говорит, что так тебе и надо. Это как вообще? Ну точно ненавидит меня. — Отвратительно, — Ургант скрещивает руки на груди и грозно смотрит на Серёгу. — И в самом деле злой человек. Меня только одно в этой истории интересует… нет, много чего, но мы за кулисами продолжим… Серёж, если ты это Диме написал, а не Антону, то откуда он тебя цитирует? — Я ему сам рассказал, — под смех зрителей Серёжа пожимает плечами. — Что? Я честный. Злой и честный. — Он думает, — театральным шёпотом подсказывает Арс, — что это его положительные качества. * Они вываливаются из Останкино около шести, пережив ещё одну череду вопросов о юмористической импровизации, кризисе среднего возраста и возможном желании перебраться на Первый канал; финальная игра с Гудковым была новой в сезоне «Вечернего Урганта» и настолько дурацкой, что Антон всего лишь час — даже меньше — спустя, хоть убей, не может понять, в чём она вообще заключалась. На парковке их уже ждут две неприметные тачки, к одной из которых спешит Стас, чтобы без помех поговорить по телефону; остальные останавливаются неподалёку, Дима подкуривает себе и Антону. — Ну что, пацаны, — Поз выдыхает дым и выглядит вдруг очень важным, — ещё один рубеж пройден. — Не знал, что у нас были какие-то рубежи, — хмыкнув, заявляет Серёга, кутается в куртку и пинает камушек под ногами. — А как ты визит к Урганту ещё назовешь, умник? — Я бы назвал это удивительным стечением обстоятельств, — предлагает Арсений, забирает у не сопротивляющегося Антона сигарету, делает пару быстрых затяжек, — …опять ментоловая, Шаст, что с тобой делать. — Не нравится — отдай, — улыбается Антон, получает в ответ ещё более широкую улыбку и свою сигарету обратно. — Почему удивительное? — И почему стечение? — поднимает брови Дима. — Вы так говорите, как будто всегда знали, что когда-нибудь мы сюда интервью придём давать. Не смешите мои тапочки. — Арс, во-первых, прекрати носить тапочки и называть их так, — сочувственно отвечает Дима, Антон смеётся, и Арсений изображает, будто хочет залепить им обоим леща, — звучишь как старичок. Тебе не так много лет. — Наконец-то ты это сказал. — Очень много, но не настолько, — тут же уточняет Поз. — Во-вторых, если серьёзно, я просто рад, что всё получается. — Естественно, получается. — Естественно, — передразнивает Серёгу Антон, поправляет козырёк кепки. — Мы селебы. Мы крутые. У нас всё получается. Да, Сергуль? — Да, — глубокомысленно кивает Матвиенко и зарывается носом в огромный шарф. — Почему мы не отмечаем, что мы крутые селебы? — вклинивается Арс, Дима тут же закатывает глаза: — Потому что вы придурки, которым рейс надо было именно на этот вечер брать. Мы вот отметим, но без вас. — Ой, мы ещё лучше отметим. — Ага, когда на вас в Шарике фанатки налетят. И какие идиоты летят в Милан зимой?.. — Да откуда им знать, куда налетать? — Они всегда знают, Тох. Ставлю свои очки, что пару фоток вам придётся сделать сегодня. — Там нормальная погода и всегда красиво, — отмахивается Арсений, явно будучи не в восторге от темы фанатов, и Антон с готовностью фыркает: — И Арс хочет шмоток. Мы будем таскаться и покупать ему шмотки. — Мы и тебе купим, — Арс успокаивающе поглаживает его по плечу под тихий смех Серёжи, — не переживай, Шаст. Много-много шмоток. * До Шереметьево они доезжают как раз вовремя, вскоре после начала регистрации; вопреки прогнозам Димы, их с Арсом никто так и не узнаёт. — Сделай красивое лицо, — требует Арсений уже в салоне самолёта, когда до взлёта остаётся минут пятнадцать; сев прямее в кресле, он вытягивает руку, направляя телефон так, чтобы в объектив попал и Антон. — Какое-нибудь лицо сделай. Антон сначала послушно изображает на лице что-то вроде удивления, выпучив глаза, затем — для следующего кадра — просто улыбается; только потом вскидывает брови, удивлённо уточняя: — Ты выложишь? За последние два года, вроде бы, ничего в этом смысле не изменилось — Арс всё так же любит заигрывать с аудиторией, но не настолько, чтобы можно было надумать откровенно лишнего. Люди, конечно, всё равно думают; после возвращения «Импровизации» на экраны интерес к их жизням успел и вернуться, и увеличиться как минимум вдвое, так что любой хэштег Арсения постоянно становится предметом анализа и бесконечных спекуляций. По крайней мере, он чаще смеётся с этого, чем бесится. — Может быть, — бормочет Арс, занятый чем-то в телефоне, и Антон не выдерживает, придвигается ближе и склоняется к его плечу, чтобы заглянуть в экран. — Может и нет. — Ты уже фильтры выставляешь. — Люблю фильтры на лице. — Арс, — смеётся Антон. Из двух удачных кадров Арсений выбрал последний, тот, где они оба просто улыбаются, слегка и без всякого фанатизма, никакие фильтры не скрывают синяков под глазами, и Антону нравится эта фотография. — Скинь её мне. Блин, погоди, — зависнув на секунду, он ухмыляется, — я ж в твоей футболке. Признавайся, просто хочешь «уберите рыбу» отрекламить. — Да, Шаст, чего мне ещё хотеть, — Арсений косится на него, подаётся чуть ближе, как если бы хотел поцеловать, но в итоге просто касается виском щеки Антона и не отстраняется. Он набирает: «Испания или Италия? ))», быстро выдумывает дурацкие хэштеги про фестиваль и гастрономический тур, добавляет пару солнечных эмоджи. — Это достаточно таинственно? Для первой после огромного перерыва фотки в инстаграме Арсения, на которой они только вдвоём — может, и недостаточно; но Антону давно уже настолько плевать на то, кто и что может подумать, что он может только радоваться, наблюдая, как Арс потихоньку начинает плевать с ним в одну сторону с той же самой колокольни. — Очень, — говорит он. — Вот ничего лишнего в кадре, а всё равно, спорим, когда прилетим, твиттер уже будет знать, где мы? — Тебя Поз покусал? Пускай знают, — кривовато усмехнувшись, Арсений в последний раз вчитывается в результаты своих трудов и отправляет пост, — ничего им не расскажу. Кстати, — бодро продолжает он, решительно выключая телефон, — на Новый год я подарю нам чемодан. — Нам чемодан. — Чтобы сложить туда всё, что мы купим. — Арс, — Антон пытается одновременно рассмеяться и застонать, едва не давится звуками. — Я. Что? Мы в Милан летим, а не в Воронеж, — Арсений отстраняется немного, улыбается ему солнечно и беспечально, туда-сюда между креслами ходят запоздавшие на посадку пассажиры и стюардессы, и Антон рад, что этот год заканчивается. Хотя бы потому, что дальше — будет новый. С некоторых пор каждый новый год оказывается только лучше предыдущего. — Ты такой наблюдательный, — серьёзно говорит Антон, и Арсений всё ещё улыбается, ткнув большим пальцем во встроенный в боковую часть его кресла пульт управления: — Не могу разобраться, как тут музыку включить, — заявляет он. — Как хорошо, что я не тупой, — кивает Антон, тут же привстаёт, тянется через Арсения как бы к пульту, наваливается на него сверху, носом уткнувшись в шею. — Блин, я упал, как неловко вышло. — Не тупой, но неуклюжий, — посмеивается Арс, крепко обнимая его в качестве финала им же устроенного представления. — Как ты так неаккуратно. — Исправлюсь, — Антон быстро целует его в шею пару раз, приподнимается на руках и откидывается обратно в своё кресло; Арс улыбается ему так самодовольно, как будто они только что потрахались у всех на виду. Прокряхтев что-то в динамик, пилот обращается к «уважаемым пассажирам» на трёх неразборчивых языках, стюардессы просят пристегнуть ремни и оставаться на своих местах. — Я на своём месте, — отчитывается Арсений перед одной из девушек, когда та со своей просьбой останавливается возле них. Получив в ответ вежливую улыбку, он поворачивает голову и подмигивает Антону; да хоть бы и в Воронеж летели, думает Антон, сбрасывая с ног кеды. Куда угодно.