Лишь тьма

— Тогда, — он сделал паузу, пытаясь успокоиться, — ты спрашивала про него? Когда Солона не ответила, Каллен понял, что прав. И храмовник не мог винить ее. Он сам виновен, что месяцы наблюдения за ней сделали его таким. Виновен в том, что принял желание за действительность, при этом нарушив данные им обеты. — Но разве это не касается и нас? — ее взгляд упрямо встретился с ним. — Как я могла после твоих слов… — Но ты сделала это, — прервал храмовник. Солона открыла рот, собираясь запротестовать, но так ничего и не сказала — дверь снова открылась. Рыцарь-командор широкими шагами шел впереди: злой и раздраженный. Каллен вспомнил, что Грегор, наряду с ним и Кэрролом, не спал последние сутки. К тому же навалившиеся на него маги явно не придавали бодрости. Позади понуро шагала адепт Церкви, которую храмовник видел изредка и только молящуюся. Замыкали колонну Бевал и Фэррис. Кэррол несмотря на то, что минутами раньше мечтательно направлялся спать, остался у входа. — Заприте ее подальше от мага, — Грегор указал на адепта рукой, избегая лишний раз взглянуть на предательницу. Солона заметно напряглась и, встав с койки, выпрямилась. Даже сумела сделать вид, что взгляд Лили, прожигающий в ней дыру, ее не тронул. Первый чародей в отличие от храмовников тихо появился рядом с Калленом, который из уважения сделал шаг в сторону, что не укрылось от чародея. Удовлетворенно хмыкнув, Ирвинг перенес своё внимание на подопечную и коротко улыбнулся ей. — Я уже говорил тебе, что отвечаю за действия этого мага. Она действовала по моим указаниям. Грегор не мог похвастаться спокойствием друга — маг крови, которого он планировал задержать сегодня, сбежал, а адепт едва не сбежала с ним, предав Церковь, и рядом с ними стояла словно и не причем Амелл, только утром ставшая полноценным магом. — Да-да, по твоим скрытым мотивам, которых ты не называешь. Вторглась в хранилище, где никто кроме нас быть не должен, и помогла магу сбежать. Я уже отправил отряды на его поиски. Адепт, — он брезгливо взглянул на девушку, — отправится в Эонар. А твой маг всё еще может быть под контролем мага крови. Или самой быть малефикаром. Каллен напрягся; злость на Солону приглушилась, оставляя только беспокойство за ее дальнейшую судьбу. Считал ли он, как и его Командор, что она опасна? Он едва заставил себя поверить в то, что она помогла другому сбежать, а о том, что Солона практиковала запрещенную магию, даже думать не смел. Он наблюдал за ней так много времени… — Она согласилась провести сутки в камере — что еще тебе нужно? — Безопасность и справедливость. Феррис и Бевал, закрыв камеру за адептом, встали по обе стороны от Каллена и так же, как и он, внимательно слушали глав Круга. Каллен всё же осмелился бросить взгляд на Солону, которая стояла у решетки и пыталась сохранять спокойствие, как и ее наставник. Но храмовник видел ее нервное покусывание губы, как она заламывала пальцы и с сомнениями переводила взгляд от Ирвинга к Грегору. Хотелось взять ее руки в свои, высвободить губу из плена зубов и пообещать невозможное. — Итак, адепт уже рассказала свою версию. Маг, твоя очередь: когда ты узнала о том, что Йован замыслил побег? — Он был нервным весь день и… — Когда? — нетерпеливо и грозно повторил Командор храмовников. Солона вздрогнула от крика, и Каллен переборол собственное желание заступиться за нее. Гнев на магессу, что еще минутами ранее съедал его, улетучился окончательно. — Сразу после разговора с вами и Первым чародеем. — В чем заключался план? — Мы должны были проникнуть в хранилище с амулетами. Он просил взять огненный жезл — надеялся, что это откроет дверь. — Откуда вы знали, что откроет? — Лили знала. Адепт, тихо стоявшая в камере, не шелохнулась и, казалось, вообще отказывалась как-либо реагировать на ее слова. — Допустим. Что ты сделала потом? — Отправилась к усмиренным за жезлом… Он прервал ее: — Что сразу за ним? Не собиралась никому ничего говорить? — Грегор, она знает, что… — Я с ней говорю. — Я знала, что мне выдадут только лист на подпись. — Так ты обратилась к Первому чародею за разрешением? — Нет, — запротестовала она. Солона взглянула на Каллена дольше, чем могла себе позволить. Достаточно недолго, чтобы Грегор что-либо заподозрил. — Я не знала, что должна была делать, — она сделала паузу. — Я отправилась к Первому чародею сразу же. По дороге меня нашел Рыцарь-капитан Дьюти. — Так почему ты рассказала всё Ирвингу? — Потому что засомневалась в Йоване и потому что верю Кругу. Каллен понял, что она врет, когда она снова посмотрела на него. Когда увидел в этом взгляде мольбу и боль. Когда понял, что его ответ был правильным и с подвигнул ее всё рассказать Первому чародею. Что она поставила Каллена выше других: тех, кого знала дольше. Губы загорели из-за воспоминаний. Сомнение вгрызлось в него. Поставить кого-то выше мага крови — естественно. Но она ведь не знала этого. Не знала ведь? — В конце концов, она оставила часть крови малефикара, Грегор, и мы снова зачаровали ее для филактерии, — снова вмешался чародей, защищая Амелл. Грегор отошел от камеры Солоны, коротко взглянул на адепта и ответил Первому чародею: — Ты знаешь, что я так просто ее не отпущу. Адепт признала свою вину, призналась в связи с малефикаром, и признала своё наказание. Что касается твоего мага… — Да? Ты не отошлешь ее в Эонар за содействие мне и за мои приказы. — И не собирался. Я приставлю к ней двоих храмовников под наблюдение. — Одного, — Ирвинг вздохнул. — Не преувеличивай опасность, где ее нет вовсе. Башню покинули почти все старшие чародеи, завтра покинут еще некоторые маги и часть твоих храмовников во главе с Дьюти. Два отряда ушли на поиски малефикара. А этой девочке хватит и одного твоего надсмотрщика. Грегор внимательно осмотрел всех присутствующих, явно раздумывая и соглашаясь с доводом Ирвинга. Каллен удивился, что его Командор так быстро принял решение. Видимо думал над этим раньше: ресурсы Башни были сейчас весьма скудными. — Каллен, будешь… У храмовника остановилось сердце. — Грегор, — перебил друга Ирвинг, — не забывай, что это всё же девушка. Эннлайз могла бы… — Эннлайз ушла на поиски малефикара. А этот храмовник вопреки твоему неодобрению с ответственностью относится и к своей службе, и к своим первым Истязаниям, — он развернулся к Каллену. — Отчитываться будешь мне лично. — Да, сэр, — едва выдавил Каллен. — Маг? — Мне нечего скрывать, Рыцарь-командор Грегор, — с готовностью ответила Амелл. Ему показалось или едва уловимая улыбка коснулась ее губ? — Видишь? Она согласна. — Теперь, может, отпустишь ее наконец? — Храмовник, — Каллен посмотрел на Командора, — утром выпустишь ее из камеры, и твои обязанности вступят в силу. Сейчас отравляйся отдыхать — это касается всех, кроме Ферриса — твой караул этой ночью. Этот день был слишком долгим для нас всех. На этот раз никто не протестовал. Ирвинг и Грегор спеша покинули камеры. Адепт всё так же тихо сидела на кровати. Остальные храмовники тоже поспешили уйти. И только оклик Бевала смог заставить Каллена сдвинуться с места. Это было совершенно ужасной идеей. И при этом совершенно желанной. Как храмовник он не мог выполнить всё то, что потребует от него Командор. А как влюбленный идиот он был счастлив, что ее наказание ограничилось лишь этим. Кэррол устало шаркал ногами, поднимаясь по ступеням, Бевал плелся рядом с Калленом и был еще менее энергичнее друга. — Не везет тебе. — Чего не везет-то, сам сказал еще ночью, что красивая, а целые сутки наблюдать за ней — чем плохо? Я бы с удовольствием посмотрел, как симпатичная девушка принимает ванну или переодевается, или еще чего они там делают. Будни в Круге этим, знаешь ли, не балуют. Керрол убрал светлую прядь со лба, явно позабыв о том, что еще на Истязаниях хотел, чтобы Амелл обратилась в одержимую. Каллен едва их слышал за неподобающими картинами, нарисованными благодаря словам Бевала и собственному воображению. Пожалуй, он остановится где-нибудь по дальше. — Да, ей явно повезло, что это оказался не ты, Керрол. Злоупотреблять своими полномочиями так, — Бевал хитро упрекнул друга, делая акцент на последнем слове. — Кхм, а ты? Тихий омут с чертями? Каллен напрягся. Слухи по башне ходили разные, и он не всегда — почти никогда — верил им. В основном они рождались от того, что обитателям было скучно и они хотели разнообразить свою жизнь хотя бы таким способом. Так по крайней мере считал сам Каллен, который служил здесь менее года. Проблема в том, что эти двое служили дольше него. — О чем это вы? Они ответили не сразу, переглянувшись с явными сомнениями. Бевал всё же спросил: — Каллен, может, ты самый преданный храмовник Круга, не думал? Нет, так он уже не думал. — Ну, давай, расскажи ему о всех наших похождениях, и завтра мы будем чистить туалеты под рев Грегора. — Вы… — он не смог закончить предложения, в тайне надеясь, что понял всё неправильно. Но Кэррол рассмеялся, а Бевал раздраженно взглянул на него, что только подтвердило опасения Каллена. — В общем, тебе повезло, да и ей тоже. — Старый пень даже не знал, какую подлянку чуть не подстроил своей ученице. Эннлайз как-то… эм… — Что она? Кого-кого, а храмовницу Каллен считал преданной ордену. Девушка всегда на расстоянии следила за магами, отдавалась тренировкам в полную силу и, по слухам, готовилась стать Рыцарем-капитаном. — Она хоть и брезгливо относится к магам, и может накричать при всех за мелкую провинность, на которую обычно закрывают глаза, но наедине, говорят, использует другие методы. Более кровавые. Я даже от кого-то слышал, что ее отец работает в Денериме, занимаясь допросами для короля. Но! Тут самое пикантное: Эннлайз не брезглива к гному с маленькой ручонкой. Я уже говорил, что ты тут самый правильный? — Драл он ее, или она его, хер пойми. Каллен перестал их слушать. Он ведь чувствовал к Солоне светлые чувства, хоть и запрещенные; да, иногда ловил себя на непристойных мыслях, но и они не звучали как нечто отвратительное. Как-то, о чем говорили эти двое, вызывая тошноту. Они говорили о слишком многом: о друг друге, о слухах насчет самого Грегора и даже Дьюти, о Феррисе, который остался там с Солоной. Ему почти физически нужно было вернуться к ней, пока они не упомянули его пристрастие к эльфам. Ком в горле становился невыносимым, но это успокоило. Спасибо Создателю, что всё-таки он будет следить за ней. В ином случае он бы умолял Грегора поставить его к магессе. Храмовник бы надоедливо просил Командора до тех пор, пока тот не понял, что все слухи, что ходили о Каллене — правда. А что касалось слухов, то Грегор отмахивался от них, если это касалось храмовников, и внимательно слушал, если это касалось магов. И если Каллена эти двое считали образцовым храмовником — а он таким не был — то насколько всё плохо было в Башне? И он этого даже не замечал. Он не сразу заснул, мысленно, возвращаясь в тюремные камеры и к Солоне, к которой теперь оказался привязан теснее, чем мог помыслить раньше. Сон пришел, как Каллен и ожидал, с ее обликом. Солона же играла в гляделки с Лили и храмовником. Лили упорно не смотрела на магессу, а храмовник не издавал ни звука, следя за адептом усерднее, чем за ней. Но всё же бросал время от времени на Солону заинтересованные взгляды. Что это был за интерес, Амелл не понимала: то ли он смотрел, не располосовала ли она себе руки, то ли из любопытства глядел на мятежного мага. Но она не была мятежной. Когда Дьюти привел ее к Первому чародею, а тот выразил желание дать ей учеников, она не смогла промолчать. Не смогла пойти против Каллена, который, покраснев и не зная, что сказать, отходил от нее к двери. Да, пошел бы против Церкви. Ради нее. Ради нее же? Если он достоит этого. Была ли она достойна, если бы ничего не сказала и дала Йовану сбежать? И Солона понимала, что врала сама себе. Она рассказала всё это Ирвингу только потому, что после помощи другу её бы либо отослали, либо убили. Эгоистично ли? Может быть. Но Амелл хотела если не еще раз прикоснуться и поцеловать Каллена, то хотя бы посмотреть на него, как делала до этого месяцами. — Я не собираюсь извиняться, Лили. — Что ты, — она усмехнулась, бросая взгляд на храмовника. — Зачем? — Ты влюбилась, что запрещено, к тому же в мага крови. Лили, до этого момента отрицающая присутствие магессы, взглянула на нее с усмешкой и произнесла: — Хотела бы я посмотреть на тебя, влюбленную. — Маги не влюбляются. Солона усмехнулась, разозлив Лили, но только от того, что ей нужно было повторять эти слова самой себе почаще. Утром Лили забрали. Солона сонно наблюдала, как адепт, смирившись со своей судьбой, идет по коридору. Храмовник, что стоял на страже, устало смотрел ей в след. Солона не винила себя в этом, старалась не винить. Да, ей было жаль Лили. Но истинным виновником был Йован и его проклятая магия крови. Кто, кто просил его начать изучать запретное? Все знали, что за это будет. А он решил впутать еще и их двоих. — Тебе повезло, что вмешался сам Первый чародей и Командор, — впервые за это время к ней обратился ее сторож. — Иначе просто так ты бы эту ночь не проспала. — Что же ты сейчас просто так стоишь? Мы наедине. Покажи мне свои намеренья, и я покажу тебе свою ледяную хватку. Мужчина только хмыкнул, а в полутьме ледяные глаза вспыхнули. Со стихийной магией у нее пробелы, но пару заклинаний на такой случай она исправно выучила. — Угрожаешь храмовнику? — она не ответила. — Думаю, еще успею показать: Каллен недолго в Круге — и тут тебе повезло. Но и он не будет сторожить тебя двадцать четыре часа в сутки. Уже думала об этом? Конечно она думала об этом, содрогаясь, а фантазия красноречиво описывала все прелести развязанных рук храмовника. Предлог о том, что она может быть замешана в магии крови, оставался в силе. Дверь хлопнула, но магесса и храмовник всё так же смотрели друг на друга прожигающими взглядами. — Моя хватка до сих пор ледяная. — В моём вкусе остроухие, но и острые на язык подойдут. — Ну, так и ублажи сам себя. Со стороны хмыкнули, привлекая внимание. Противная ухмылка не слетала с лица храмовника, и Каллен явно разозлился на это. Беспокойная ночь и вчерашние разговоры Бевала и Керрола отразились на нем. — Минуту, у нас тут пламенные обещания и мольбы о том, чтобы сильный храмовник грубо взял сзади. Что, хлюпики маги уже не устраивают? — Пламенные? Приблизься и я покажу тебя настоящее пламя, — Солона подошла к клетке ближе. — Строптивость слетает с первым толчком. — Хватит, Феррис, — Каллен зло посмотрел на храмовника. — Ну, чего? Каллен не сдержался и ударил кулаком в латной перчатке по лицу Ферриса, представив, что это все те, кто хотели бы дотронуться до нее. Он угодил в нос и с силой пригвоздил к каменной стене, ударяя Ферриса затылком. — Что ты?.. — Делаю? — он взглянул на окровавленное лицо и еле сдержал еще один удар. — Приблизься еще раз, Феррис, вне рамок хоть к кому-нибудь еще, и я не ручаюсь за себя. Притихшая Солона наблюдала, как храмовник, чертыхаясь, уходил. Злость и сила, исходившая от Каллена заставили ее отойти к стене. Ей просто снился сон, да? Когда смутившийся от ее прикосновения Каллен, стал таким… неосмотрительным и несдержанным? Да, после Ферриса хотелось стереть кожу, но это… Амелл удивленно смотрела на раздраженного Каллена, который открывал ее камеру. Он нетерпеливо раскрыл двери и, остановившись в шаге от нее, стал стаскивать окровавленные перчатки. — Каллен, то, что ты сделал, может сыграть с нами глупую шутку в дальнейшем. Перчатка со звоном упала на пол, и Солона не совсем понимала, для чего он это делает. Еле уловимый страх подкрался к ней, окутывая. — Нужно быть глупцом и слепо верящим ордену, чтобы не замечать всего этого. Впрочем, таким я и являюсь? Теплые руки, что он положил на ее щеки, заставили прикрыть глаза. Солона никогда не чувствовала его прикосновения и раньше могла только вообразить это. Его дыхание на ее губах подсказало, что он наконец приблизился к ней почти вплотную. Что с ними происходило? Они явно сошли с ума, раз стояли так без страха быть застуканными. — Скажи мне, что я не придумал всего этого. Что ты… что я тебе не безразличен. Скажи, что есть это «мы». — Каллен… — она едва выдохнула, собираясь ответить. Но недоговорила: он поцеловал ее напористо и слегка неумело. И это было так сладко и отчаянно, что ноги подкашивались. Руки сами потянулись к его шее, чтобы тот даже не думал отстраняться. Его же собственные ладони скользнули ниже на талию, притягивая ее тело к своему. — Ты… — он не смог продолжить, чувствуя, как губы Солоны спустились с губ на подбородок, и на шею. — Ты — самое неправильное мое желание. И самое страшное, что, если ты и не скажешь этого, я всё равно полностью в твоей власти. Даже если бы ты предала Круг, занялась магией крови и еще невесть чем. Я всё равно не могу быть не твоим. Солона отстранилась от Каллена, глядя ему прямо в глаза; боязнь быть обнаруженной с ним, и эйфория после поцелуя смешались в ней воедино. Ладонь скользнула к затылку, перебирая короткие светлые волосы. Она снова придвинулась к нему, губы коснулись щеки, хватка на талии усилилась. Внизу жалобно заныло. Находиться в его объятиях было так естественно. Долгожданно и сладко. Она могла часами смотреть в его медовые глаза, расширившиеся зрачки из-за нее. Такие темные, жаждущие и любящие. В последнем хотелось искупаться. А еще от его слов хотелось плакать и ударить того в грудь. Хотелось так многого, и все с ним. Каллен тянулся к ней, но ждал ее реакции. Ждал, пока она мысленно отчитывала его за слова, которыми и упивалась. Солона уткнулась лбом в его подбородок, потеревшись как кошка, которую приласкали. Отчасти так и было. Его смешок был таким… она застонала. Невозможный. Он поцеловал ее, снова. Только он мог так аккуратно взять ее за волосы, заставляя поднять голову и накрыть губы в голодном поцелуе. Если ее стоны будут делать с ним такое, она без зазрения совести встанет перед ним и будет стонать. Без сожалений. Ее тело вжималось в холодный металл, а так хотелось почувствовать его тепло. Сгореть в этом чувстве, из-за которого не хватало дыхания. Каллен поднял ее на руки, прижимая к стене и не прекращая терзать ее губы. Солона почти утратила рассудок: ощущать его тело между бедер было слишком. Потрясающе? Желанно? — Каллен Резерфорд, — то, как она говорила его имя со сбитым дыханием и в секунде от следующего поцелуя, ему определенно нравилось, — клянись, что ты мой до самой моей смерти. Каллен усмехнулся. Усмехнулся! Она не поверила бы своим глазам, если бы только не смела отвести взгляда от его лица. — Солона Амелл, — его губы целомудренно коснулись ее виска, словно клятву непременно нужно было поставить, — клянусь, я твой до самой моей смерти. Она хотела его придушить, но руки так хорошо смотрелись на его плечах и в пшеничных волосах. А губы запечатали клятву у нее на виске и так смущенно улыбались, будто не творили всех этих поцелуев или она могла не принять их. Глупый. Солона потянулась к нему, решив, что отчитает позже, и все же он снова перехватил инициативу. Они такие глупые. Оба. Два сумасшедших дурака.