**************
Когда Дейенерис Таргариен вошла в костёр и вышла из него невредимой, она больше не была простым человеком. Пламя проникло в её тело, пропитало насквозь её плоть и задержалось навечно. За чудесную способность к управлению огнём ей приходилось платить вечным ознобом, подавляемой с трудом лихорадкой, частичным уродством. И вечным одиночеством. Никто не мог вынести её рядом — для мужчин она была чересчур горяча. Никто не прикасался к ней очень давно. Существо огненной магии — ничья жена, ничья любовница. Но судьба приподнесла ей подарок… Жизнь привела её на Север, силой волшебных свечей Марвина Мага — в их пламени слышался голос далёкого родственника, остававшегося живым полторы сотни лет. Он звал её, истинное чудо света, далеко в земли Вечной Зимы. И она пошла на этот зов — забрать меч Висеньи и, быть может, услышать ответы от мудрого старца, прожившего аномально долгую жизнь. Здесь были благодатные снег и мороз, злобные ветра Зимы ласкали её. На пороге грозной войны с Иными это было почти преступлением, но Дейенерис нужно было бороться с внутренним пламенем, чтобы в один день оно не выжгло дотла её всю… Жизнь привела её в этот странный дом в чаще леса, к его загадочному хозяину — человеку с глазами Иных, который не боялся драконьей стали; привела её на скрипучий стол, где он отчаянно распирал её льдом изнутри. Быть может, её трахал сам Великий Иной — она даже не знала его имени и не назвала своего… Она искала бывшего Лорда-командующего, дракона-полукровку, его валирийский меч, а получила любовника, которого, как она думала, судьба никогда ей не подарит. Этот странный юноша мог убить её уже несколько раз. Она сама могла легко убить его, запустив огненный шар или подарив свой излюбленный смертоносный выдох. Но не стала этого делать, потому что решила покориться судьбе. И за то, что она поборола строптивость и в очередной раз послушала свой внутренний голос вопреки ожившему страху, Дейенерис была безмерно благодарна себе. С момента, когда они впервые встретились взглядами, прошло несколько десятков мгновений, всего несколько минут до того, как она оказалась раздетой, податливой и овладеваемой им. Возможно, это тоже было сродни преступлению, чудовищным пороком или беспечностью, но всё же явление это нельзя было назвать иначе, как чудом. Он заинтриговал её сразу — наглый, жёсткий, смелый, и в добавок, красивый юноша в чёрном. Его ледяное дыхание пообещало ей ласку, поцелуй пообещал удовольствие. И действительно, исходящий от него холод оказался живительнее самых злых вьюг. Мороз снежно-белой кожи, мертвенно-синий блеск глаз, его ледяное естество, как в давнем видении — абсолютно всё дарило ей чувство свободы от плена огня. Она снова жила, как и раньше, снова дышала, снова чувствовала себя женщиной. Холод обжигал её плоть, когда он касался её руками, и когда целовал её, и когда с силой вталкивал свой член между её бёдер, настолько глубоко, насколько возможно. Её жгло изнутри и снаружи, и не было слов передать, каким восхитительным оказалось это безумное действо. Невероятно пламенная, безудержная, необузданная Дейенерис Таргариен по-настоящему гасла. Тонкие пальчики скользили по гладкой белой спине, натыкались на рубец, который оставила на нём сама смерть. Но за синевой глаз мертвеца Дени видела жизнь. Она не знала наверняка, но чувствовала, что она всё ещё была там — глубоко спящая человеческая жизнь. Ведь он являл собой и боль, и удовольствие, и отчаяние, и дикость — столько всего человеческого. И она разделяла с ним всё до единого. Их глаза уплывали, дыхание сбивалось, кожа обоих покрылась мурашками. Он покусывал её шею и ушки, её пальцы царапали его белые плечи. Она совершенно не могла себя контролировать. Огонь управлял ей — он будто завернулся в спираль в её животе, кружил и метался; он будто сам хотел освободиться. Жадное тело, которое так долго ломило от одиночества, в тот миг жило своей жизнью. Ещё и ещё, она хотела чтобы это продолжалось подольше. Подольше чувствовать на себе обжигающий холод, который подводил её к исступлению. Прочь озноб и горячка! Она снова жива! Она сейчас снова на пике плотского удовольствия! Чудовищный жар заполнил её чрево, заявляя свои права на неё, но угас в тот же миг. Да! То что нужно — его семя, что было холоднее зимы, разлилось в её глубине. И дикое пламя внутри прекратило свой вой… Зубы её странного любовника разомкнулись, отпустили плечо, он приподнялся, чтобы встретить её взгляд. В еле заметном свете умирающего очага блеснули глаза — чёрные, словно сама Долгая Ночь. Они были полны страха, и удивления, и растерянности, и даже робости… Он коснулся своих шрамов у сердца, туда же легла и её ладонь. Бьётся внутри, и кожа стала теплее. — Так значит, ты всё-таки человек… — тихо проговорила она. — Джон, — ответил он осипшим голосом. — Меня зовут Джон Сноу. — Можешь звать меня Дени, — улыбнулась она. Он молча кивнул, как будто не понимал, что только что с ним произошло. И сейчас ты увидишь ещё немного чудес, Джон. — У тебя здесь слишком темно, — произнесла Дейенерис деловито, как будто была у себя дома, и щёлкнула пальцами. Через мгновение масляная лампа над ними зажглась сама по себе. Взмахом руки она отправила в камин небольшой огненный шар, и он вспыхнул в топке. Без дров гореть долго не будет, но немного посветит. — Дени, — прошептал Джон, словно очнулся после забытья. — Это чудо. Он поднял с пола меч и полоснул по своему запястью. Кровь выступила густыми тёмно-красными каплями. Он смотрел на них завороженно, будто не верил, что всё это происходило с ним наяву. — Ты дракон? — спросил Джон прямо. — Я от крови дракона, — ответила она и встала, расправив плечи и приосанившись. Платье соскользнуло на пол с её бёдер, обнажив её полностью. — Моё полное имя — Дейенерис Таргариен. И я повелеваю огнём, как мои далёкие предки. Она подошла к камину и бросила в него несколько поленьев, пробежалась пальчиками по рыжим языкам пламени. Джон оказался рядом с её меховым одеянием в руках, чтобы накинуть на её плечи, но она остановила его. — Не стоит, — улыбнулась она. — Я хочу насладиться прохладой, которую снова ощущаю своей кожей. Я больше не горю, как раньше, Джон. Теперь я просто тёплая. Из-за тебя. — Это плохо? — осторожно спросил он. — Напротив. — Дени улыбнулась ещё шире. — Мне так хорошо. Я даже не знала, что это возможно. И не знаю, сколько это продлится. А ты… — она убрала прядь тёмных волос от его лица. — Твои глаза не горят синим. — А твои больше не красные. — Значит вот для чего мне привиделось это место… Здесь нет меча, но нашёлся ответ. И ещё больше вопросов… Сейчас при свете огня, обнажённый и безоружный, Джон был совсем другим. Тёмные глаза смотрели печально и даже ласково. Сила, что чувствовалась в нём, больше не казалась Дени опасной. Спасибо тебе, Джон Сноу. Он подошёл к ней сзади и обнял за плечи. Драконий хребет впечатался в его кожу, но Джон будто этого не заметил. Человек, которого она знала меньше часа, казался родным. Она закрыла глаза. Тепло. Дени посмотрела на пламя. Интересно, как долго будет длиться эффект от их странной связи? Когда она снова начнёт накаляться, а он остывать? — Я знаю, кого ты ищешь, Дейенерис, — неожиданно прошептал он ей на ухо. — Тёмную Сестру и Бриндена Риверса. Но его пещера далеко от этих мест. Мои звери и птицы знают дорогу. Мы проводим тебя, если ты пожелаешь… Она повернулась к нему и встретила его взгляд. До чего же чудесно — слышать эти слова. Но больше всего ей хотелось узнать: как долго они оба будут казаться живыми. Джон хотел ещё что-то сказать, но она его остановила. — Тише, — прошептала Дейенерис и приложила пальчик к его губам. Он закрыл глаза и выдохнул. — Я не сбегу этой ночью, обещаю. И мы с тобой обязательно поговорим обо всём. Чуть позже. А сейчас же прошу: давай просто вместе насладимся теплом наших тел…Тепло наших тел
31 октября 2018 г. в 23:37
Примечания:
Осень продолжается. Любовь к парочке, само собой, тоже. Мрачное время года и канун дня всех святых навеяли мысли о дарк-джонерис. Персонажи не совсем люди...
Предупреждения: ООС, полуальтернативная вселенная, мистика, хэллоуинский "экшен".
И ещё хочу напомнить: нечто, порицаемое в нашем мире, бывает вполне допустимо в фантазиях ;)
Лес был темнее обычного. Ночное светило скрылось в чёрной материи туч, снега словно не было вовсе — в таких условиях даже его «глаза зимы» не видели почти ничего. Быть снегопаду. Воздух тяжел.
Звери разбежались по норам, вороны утихли на ветках деревьев. Призрак трусил рядом, но с приближением к дому свернул, видимо почувствовав лёгкую добычу неподалёку.
В отсутствие верного лютоволка собственные волчьи инстинкты Джона были острее. И они уловили неладное. Он насторожился. Что-то не так. Во мраке следов было не разобрать, но чужой запах был слышен отчётливо. Запах крови был явным, необычным — и это был запах не говорящий на сей раз о смерти. Он был о жизни. Сладкий аромат, бегущий в чьих-то венах. Очень странно. Рот заполнила слюна, зубы заломило. Вечный голод, который была не способна унять пища, снова дал знать о себе. Он много раз пробовал есть, как и раньше, но чувствовал лишь едва заметное утоление. И теперь снова эта гнетущая пустота с новой силой — отголоски памяти тела.
В окне блеснуло пламя. Огонь в очаге не потух, и Джона это порадовало. Его он тоже зажигал больше по старой памяти, как когда ещё был теплокровным. Огонь не пугал его нынешнего, наоборот. Он манил, завораживал своим видом, от тепла в его теле приятно покалывало. Кровь будто чуть согревалась, и, казалось, обретала способность течь. Джон в тайне надеялся, что она снова приобретала красный оттенок, но вдали от источника, она оставалась безнадежно черной, застывшей. Сердце не билось по-прежнему. Потому что Джон Сноу был собой в обличии себя-мертвеца. Застрявший между жизнью и смертью.
Дверь в дом приоткрыта. Длинный Коготь был обнажён, как только Джон это заметил. Здесь точно кто-то есть. Нужно быть осторожным.
Он вошёл незаметно и тихо, двигался совершенно бесшумно. Хорошо, что огонь не погас, иногда он спасал своим светом в такие тёмные ночи.
Чужак был обнаружен не сразу. В дальнем тёмном углу у кровати сидел невысокий седой человек, по-видимому старательно искавший что-то в постели. Джону удалось подобраться незамеченным очень близко, он ловко схватил его за ворот тонкого мехового пальто и резко поднял на ноги. Один шаг назад, и гость был повален спиной на крепкий стол рядом. Острое тёмное лезвие оказалось у горла.
Пришелец оказался девушкой. Светловолосой, молоденькой, с большими глазами необычного цвета. На тонкой шее пульсировала вена, она часто и беспокойно дышала от страха.
— Нет, — проговорила она, окинув быстрым взглядом тёмный валирийский меч. — Ты не тронешь меня!
— Кто ты и что тебе здесь нужно? — прорычал Джон.
Она не ответила, лишь оскалилась, ясно давая понять, что даже в таком положении не проявит покорности, и дотронулась до лезвия меча у самой своей глотки. Глаза блеснули красным светом. Метка Р’глора.
Валирийская сталь прорезала её нежную кожу, но она не отняла своей ладони. Меч начал накаляться. Что бы это ни было, дело — дрянь! Но выдавать себя нельзя.
— Я не боюсь огня, — проговорил Джон с ледяным спокойствием. — Можешь не пытаться отпугнуть меня им, лучше отставь свои фокусы, красная жрица. Если пострадает мой дом, то за это, будь уверена, я тебя точно убью. Надавить на меч посильнее мне не составит труда. Да и без него мне хватит сил сломать твою тонкую шею, как щепку. Зачем губить себя из-за глупости?
Его речь оказалась убедительной, и меч перестал нагреваться. На личике девушки мелькнула досада.
Загадочный рог припрятан в тайнике, и судя по всему, она его не нашла. Или же ищет что-то другое.
— Тебя послала Мелисандра?
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, — ответила она нарочито уверенно. — Я пришла сама.
Это было похоже на ложь.
— И за чем же? — напирал Джон.
— За тем, что принадлежит моему роду.
— Здесь, за Стеной не место одинокой искательнице. Тем более такой красивой и юной. Что бы ты ни искала, рисковать совершенно не стоило. Здесь водится голодное зверьё и те, кому они служат, здесь можно встретить Иных или их упырей. Редкий раз здесь можно повстречать и людей, и, поверь мне, они не будут добры к тебе только потому, что ты тоже человек.
Она совершенно точно заметила мертвенно-синие блики его глаз, Джон был уверен в этом.
— И кем же из них всех являешься ты? Оборотень, Иной или человек?
Всем перечисленным вместе.
— Здесь я задаю вопросы, поняла? И ты сейчас ответишь мне на все. За это, так и быть, я не стану есть тебя. Если пообещаешь, что после быстро уберёшься туда, откуда пришла.
Запах крови, которая продолжала сочиться из её ладони, буквально сводил с ума его звериную ипостась. Она была такая непривычно горячая, что даже дымилась. Голод скрутил ледяное нутро с утроенной силой.
— Ты не похож на людоеда, — чуть усмехнулась она.
— Хочешь испытать меня?
Джон слизнул кровь с её ладони, и она тихо охнула. Сладкая на вкус. Потрясающе. Любопытство сделало её глаза круглыми. Это был вовсе не страх.
— Тебе нравится? — уверенно промолвила гостья.
Джон не ответил, лишь молча положил ладонь на её оголённую шею. Пленительно горяча. Правая рука опустила меч остриём в пол.
— А это? — произнесла она полушёпотом и дотронулась до его щеки.
Джон выдохнул ледяной воздух ей в лицо, и её веки прикрылись.
— Тебе нравится, — улыбнулась ведьма. — Ты так холоден, но ты не Иной и не их прислужник. Ты человек. Полукровка?
— Бастард, — зачем-то ответил ей Джон.
— Хочешь ещё моей крови, бастард? На.
Она провела окровавленой рукой по его губам — они стали красными. Он закрыл глаза на мгновение, втянув воздух поглубже… Меч со звоном упал на пол.
— Что же в ней такого, что ты так теряешься? — ответила она более чем дерзким тоном.
Он промолчал, совершенно не зная, что ответить. Что, чёрт возьми, происходит? Он вцепился пальцами в её волосы и приблизился, чтобы задавать ей вопросы, глядя прямо в глаза. Неожиданно она мягко провела языком по его губам, и в тот же миг они приоткрылись будто сами собой. Человек в нём выдал себя. Ещё через миг Джон обхватил её затылок и впился в её рот своим ртом. Это было немыслимо! Он словно пил жидкое пламя — как самый вкусный с мире нектар! Испытывал ли он хоть что-то похожее при жизни? Нет. И в следующий миг ему уже хотелось большего, намного большего, чем слияние губ. Прямо сейчас ему хотелось слияния тел. Дырявое сердце чуть шевельнулось, почти так же, как раньше. Ему было тесно, и даже слишком. И в груди, и внизу живота на удивление тоже. Давно позабытое чувство.
За короткий миг собственной смерти, Джон словно прожил тысячи жизней, когда находился в теле своего волка. Но сладость мгновений, проведённых в объятиях женщины, не позабылась и не померкла. А теперь… Холодная кожа, застывшая кровь, притуплённость желаний, вечная пустота — вот всё, чем он был. Пока эта красная жрица не явилась в его дом.
Она отвечала ему на поцелуй совершенно бесстыдно, тихо постанывала, не от боли, а скорее от блаженства, словно испытывала то же, что он.
И очевидно, она его не боялась. Возможно, всё это — ловушка.
Джон оторвался от её губ и снова посмотрел ей в глаза.
— А ты смелая, ведьма. И, наверно, думаешь затуманить мой разум. Но не выйдет. На вопросы всё равно придется ответить. — Он поднялся над ней и распахнул её пальто из тонкого меха, обхватив пальцами талию, притянул её, лежащую на столе, ближе к себе. — Итак, что ты на самом деле здесь ищешь?
— Здесь за Стеной лежит древний меч, принадлежавший моей семье сотни лет, — покорно ответила она, попутно делая вид, будто не замечает, как его ледяные ладони блуждают по платью из плотного алого шёлка. — И человек, который им владеет… Он ждёт меня.
— Здесь нет никого, только я с моим мечом. Но ты, верно, удачно ошиблась. Очень удачно для меня, — он подобрал вверх её длинную юбку и расстегнул верхний крючок платья. — Не сопротивляйся, лежи смирно, хорошо? И отвечай мне.
Проклятье! Джон сам не верил, что говорил всё это. Он никогда не был таким при жизни. Он, чёрт возьми, даже близко не был насильником! Но сейчас слишком много сущностей перемешалось в нём: так много новых открытий, и слишком мало осталось от него прежнего. А она перед ним, такая горячая, такая манящая, и она поддавалась, будто хотела сама. Быть может, он даже умрёт, если трахнет её, расплавится, как свечной воск, но в тот миг ему было плевать. Он вдруг понял, что за несколько мгновений с их первой встречи он сделался по-настоящему одержимым, и ту одержимость ничто не могло побороть.
— Тебе тоже нравится, верно? — спросил он её, справившись с застёжками платья ниже пупка… Взгляду явилась нежная плоть, бархат кожи, волнующие изгибы грудей. И руки, и губы Джона устремились туда.
Она не ответила, лишь подарила покорную полуулыбку, и в ней было Да. Джону понравилось это: наврядли, изнасилование выглядело именно так. Он улыбнулся в ответ, позволил ей приподняться на локтях и сесть, вынув руки из рукавов. Он обхватил её подбородок.
— Почему ты решила, что твое сокровище лежит именно здесь? Это бескрайние земли, твой меч может находиться где угодно.
— Чёрные свечи мне показали дорогу. Я видела это место в их пламени несколько раз. Наверно, я действительно могу найти здесь то, что ищу…
— Возможно, — он провёл большим пальцем по полным губам. — Но только не меч и не человека.
— Определено не человека, — тихо проговорила она и легко провела подушечками пальцев по его шее, спустилась ниже к ложбинке, чтобы через мгновение запустить их в петлю шнуровки и дёрнуть завязки. — Кем бы ты ни был, я хочу разглядеть тебя, — произнесла она шёпотом, упрямо глядя в глаза. Джон не сопротивлялся. — Ты раздел меня, и явно не для того, чтобы съесть. Мне не убежать, так позволь же хотя бы видеть тебя.
Он не ответил. Просто поцеловал её снова. И позволил её рукам скинуть с себя свой грубо зашитый чёрный дублет, дотронуться до шнуровки штанов. Больше прикосновений её пламенных рук! Они вызывали непередаваемые чувства опасности, боли и сладости. Она приникла к его холодной, как снег, коже своей мягкой грудью, и в груди Джона ударило снова. И ещё раз, и ещё — гулкое, неровное, больное — призрачное сердцебиение. Тело пыталось вспомнить, каково оно было до смерти.
Его ладони коснулись нежных волос, спустились вниз по спине. Странные твёрдые наросты, как будто чешуйки дракона; позвонки выступали чересчур острыми, но Джону было плевать даже если она вовсе не жрица, а сам чёртов Р’глор, даже если она была чудовищем, намеревавшимся убить его через мгновение — всё равно! За радость, за способность чувствовать то, что он чувствовал в тот самый момент, можно умереть окончательно.
Где-то под кожей забили мелкие точки. Как будто по жилам потекла густая патока, смешанная с крохотными осколками льда, они царапали его жилы, тревожили. Эта иллюзия жизни такая доступная — он счёл себя обязанным испытать её. И когда последний предмет бесполезной одежды пал вниз, Джон понял, что переступил черту невозврата. Она обхватила его твердый ледяной член горячей рукой, и его словно ударило молнией давно позабытой летней грозы, а разум превратился в хлынувший ливень. Он прикусил её шею, и уложил обратно на стол, вытянув её руки над головой и прижав её сверху всем своим весом. Пальцы льда сплелись с пальцами пламени.
В затухающем отсвете очага его «зимним глазам» были видны и её нежные губы, и зарумянившееся лицо, и глаза с рыжим блеском; он чувствовал, как под светлой кожей струился чистый огонь. И, больше не думая ни о чём, он ворвался в него — в этот мягкий, безумно горячий источник. Чересчур жадно и грубо. Она легко вскрикнула, выгнула спину под его ледяным натиском и обвила его пояс ногами.
Он двинулся в ней, и она задрожала. Ей нравилось тоже — это было несложно понять. Слишком сладкие стоны, слишком крепкая хватка и бесконтрольное блуждание её огненных рук. Толчок за толчком — какое неистовое наслаждение! Лед окутало пламя. Он теплел, теплел от неё по-настоящему…
И, возможно, это было чистое сумасшествие, но Джону Сноу показалось, что он снова был жив.