Cerca Trova

Перед глазами Поппи простилалась серебряная железная дорога. Перед глазами Поппи стояла девушка в голубом платье. Перед глазами Поппи мелькали маковые поля. Всё это: железная дорога, девушка в платье, маковые поля — всё это сменялось, видоизменялось, заменялось на протяжении того времени, что она покинула Хогвартс. Когда Поппи дотронулась до тела Гермионы Грейнджер, то была уверена, что сможет её вытащить, и в тот момент ей было всё равно на мнимые последствия или какие-то ошибки. Она не чувствовала себя всесильной, вовсе нет. Но она чувствовала уверенность, что сможет кого-то спасти. Она считала, что имеет на это право. Поппи почесала шею, чувствуя странный, неприятный зуд. Достав телефон, она позвонила своему врачу и, проговорив с ним около пяти минут, записалась на приём. После этого она, немного подумав, набрала Фрумеру. Когда Поппи уже хотела положить трубку, он ответил. — Привет, красотка, — сразу же защебетал Фрумер. — Дай угадаю: твой сегодняшний вечер слишком одинокий, ты не можешь снять с себя всю одежду, которую нацепила, и тебе срочно требуется помощь дядюшки Фрумера. — Вы — мерзкий, — спокойно сказала Поппи. — И у вас крайне затяжной кризис среднего возраста. — Чушь, — беспечно ответил Фрумер. — У меня нет кризиса среднего возраста, а вот слабость к красивым девушкам со мной на протяжении всей жизни. — Прекратите, — устало сказала Поппи. — И запишите меня на приём в больницу Святого Мунго. Фрумер не сразу ей ответил. Поппи прикрыла глаза: она услышала, как он быстро, с короткими перерывами, постукивает кончиком палочки по столу. — Есть какие-то проблемы? — наконец спросил он. — Не сказала бы, — ответила Поппи, не имея ни малейшего желания рассказывать обо всём подробно именно Фрумеру. — Но провериться мне не помешает. — Мягко сказано. Вы, молодые, совершенно безответственные, некомпетентные, не умеете прислушиваться к тому, что вам говорят, вы… — Прекратите брюзжать, — поморщилась Поппи. — И перезвоните мне, как только запишите на приём. Поппи бросила трубку и, дотронувшись до блузки, расстегнула одну из пуговиц. После чего снова её застегнула, решив, что разденется в ванной. В ванной Поппи не удержалась от того, чтобы оглянуться. Она обхватила себя руками, мысленно себя обругав. Её квартира была единственным местом, где она чувствовала себя в безопасности, и меньше всего ей хотелось лишиться и этого островка спокойствия. Поппи раздевалась быстро, складывала одежду, которая не нуждалась в стирке, всё остальное — кидала в корзину. На ощупь Поппи включила кран, на ощупь добавила в ванну пены и соли. Поппи старалась прикрывать глаза или смотреть так, чтобы в поле зрения не попадались голые участки кожи. Когда Поппи оказалась в ванной, нервозность стала лишь сильнее, а зуд в области шеи добрался до всего тела. Поппи чувствовала себя так, словно была в лихорадке. Она быстро оглядела ванную: увидела несколько полотенец, джинсы, сложенные на край раковины, увидела телефон, лежащий на джинсах и провод от фена, который был включен в розетку. Поппи сжала зубы, застонав. Она не была обладательницей короткой памяти, но выключать электроприборы забывала с завидной, какой-то маниакальной постоянностью. Ей повезло, что квартира была оборудована датчиками дыма, иначе бы она лишилась жилья, а не только утюга и блузки. Поппи бросила взгляд на телефон и увидела часть своих волос в зеркале. Она быстро отвернулась и, сосчитав до десяти, прикрыла глаза, потянувшись за телефоном. Нужно было перезвонить Фрумеру и сказать, чтобы он записал её на приём в течение нескольких часов. Поппи привстала из ванны и схватила полотенце, быстро себя обмотав. По-прежнему не открывая глаз, она потянулась к телефону. Поппи нащупала джинсы и облегченно вздохнула: она знала, что телефон где-то рядом. Схватившись за край бортика ванной, она потянулась всем телом и начала проводить рукой по джинсам, пытаясь найти телефон. К горлу подкатили злые слёзы. Поппи тяжело сглотнула и, проведя рукой по джинсам в очередной раз, потеряла равновесие и поскользнулась, зацепив рукой шнур от фена. Поппи распахнула глаза и первым, что она увидела, было её отражение. Она закричала так громко, как только могла и, накренившись в сторону, попыталась стряхнуть с себя провод. Вместо этого она потянула фен за собой, и, нелепо взмахнув руками, упала в воду. Поппи не почувствовала боли: только судороги, прошивающие тело и странное, приятное онемение. Прежде, чем окончательно закрыть глаза, Поппи успела заметить, что часть воды в ванной окрасилась в красный. *** Гермиона понимала, что не может дышать. Она открыла глаза, увидев толщу воды и тусклый, едва различимый свет. Гермионе казалось, что она тянется к этому свету вечность. Когда она оказалась на поверхности воды, то, перевесившись через край борта, закашлялась, пытаясь избавиться от всей жидкости, скопившейся в лёгких. Обессилено откинувшись на кромку ванны, она провела рукой по затылку, пытаясь вспомнить, как уснула. Что было последним? Кажется, это был Бал Двенадцати Сотен Весны. Малфой поссорился с Блисс, и её тетушка, прихватив её с Гермионой, аппарировала в Вегас. Точно, Вегас. Гермиона схватилась за голову, обессилено застонав. Сколько же она выпила, что, уснув в ванне, едва не задохнулась? Гермиона поморщилась, и, поджав колени, уткнулась в них лицом. Мысленно она дала себе слово, что больше никогда в своей жизни она не будет проводить время так, как провела его сегодня. Даже если это и было исключительно ради моральной поддержки подруги. Она увидела полотенце, край которого намок в воде. Гермиона стянула полотенце и, встав, быстро вытерлась, крепко замотав мокрый край на груди. Что-то темное мелькнуло на периферии зрения. Гермиона посмотрела вниз: и сразу же закричала, выпрыгивая из ванны. Ладони вспотели, а сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из горла. Гермиона стояла в ванне и чувствовала, как стучат зубы и трясётся тело, чувствовала, как по спине ползёт липкий холодок. Фен. Подумать только, фен, край которого обуглился и почернел. Было невероятным чудом, что она вообще смогла выжить. Гермиона обтерла руки о полотенце и, прижав руку к сердцу, постояла так несколько минут. Когда сердцебиение замедлилось, Гермиона откинула волосы с лица и вздохнула, приказав себе успокоиться. С ней всё было хорошо. Всё, что ей сейчас требовалось, это поесть, привести себя в порядок, найти Блисс и… Рафферти. Да, в какой-то момент к ним присоединился друг Блисс. И там был определенно кто–то ещё. Какой-то человек. И животное. Лошадь? Гермиона помотала головой, пытаясь избавиться от каши, творившейся в голове. Она сделала глубокий, размеренный вдох и, подойдя к раковине, плеснула в лицо холодной водой. Когда она подняла голову и посмотрела в зеркало, то закричала снова, и в этот раз гораздо, гораздо громче, чем прежде. Девушка, смотревшая на неё из зеркала, закричала в ответ. Девушка, смотревшая на неё из зеркала, с точностью повторяла каждое её движение. Гермиона почувствовала, как к горлу подкатил ком. Она свесила голову над унитазом: и её несколько раз вывернуло. Гермиона схватилась за горло, пытаясь успокоиться, подумать о чём–то, что могло бы вернуть хотя бы подобие холоднокровия. Она могла справиться со многим, она могла справиться со всем, что преподносила ей жизнь. Она и справлялась. Справлялась со званием лучшей ученицы Хогвартса, со званием человека, который придёт на помощь, выручит, поможет, подскажет, — словом, окажет любую поддержку, на которую был способен. Гермиона справлялась, подставлялась, прогибалась, а позже — и сопротивлялась всему оскорбительному и неприятному, что с ней случалось. Грязнокровка. Выродок. Кривозубая. Кто-то, кто не достоин магии. Она справлялась с этим, гордо держа голову. Она знала, что совсем скоро сможет справиться и с более опасной угрозой. Она знала, что отправится с Гарри и Роном хоть на край света, лишь бы все страдания, причинённые Волан-де-Мортом, наконец, закончились. Гермиона медленно встала, снова подойдя к зеркалу. Она дотронулась до крана, с силой его сжав. Дотронулась до волос. До век и до шеи. Провела рукой по предплечьям. Гермиона, зажмурившись, горько заплакала. Она действительно могла справиться со всем. Будучи Гермионой Грейнджер. Будучи человеком, у которого было своё лицо. А как справиться с таким, она даже не могла себе представить. Прежде, чем мысли дали очередной виток, случилось две вещи: с пола послышался звон мобильного телефона. И в это же время с силой забарабанили в дверь. Гермиона прижала к себе полотенце, не понимая, куда нужно бежать в первую очередь: открывать дверь или же отвечать на звонок. У неё проскользнула мысль, что можно было этого и не делать: просто свернуться калачиком на полу и подождать, пока всё придет в норму. Последняя мысль стала для неё хлесткой, болезненной пощечиной. Конечно, Гермиона Грейнджер. Свернись на полу, рыдай, разводи сопли и жди, когда тебя придут спасать. Конечно, закройся в этой ванной, в этой непонятной ванной, которая тебе не знакома, в ванной, которая вовсе не похожа на гостиничную. Конечно, жди, пока сюда ворвутся Гарри и Рон, грозно махая палочками и спрашивая, не нужна ли ей помощь, не нуждается ли она в спасении. Гермиона не выдержала: рассмеялась. Её фантазия представила это настолько ярко, что возможности успокоиться не было ещё какое-то время. Этого времени было достаточно, чтобы она услышала звук выбиваемой двери. Гермиона посмотрела на себя в зеркало — не на себя. И криво улыбнулась уголком губ. Получилось дико. Получилось неправильно. Впрочем, как и всё вокруг, всё, всё, всё было неправильным. Гермионе снова вспомнилась Блисс. Когда у Блисс были какие-то проблемы, (а проблемы, насколько Гермиона помнила, были у Блисс с момента их первой встречи) она начинала шутить. Не всегда к месту и не всегда вовремя, но ей это помогало. — Что же это за человек, который вышибает ради тебя двери, а? — сказала Гермиона, вызывающе вскинув брови. И снова, снова получилось неправильно. Неправильным был и её голос. В ванную забарабанили с оглушительной силой: — Лейк, немедленно открой дверь, или я и её вышибу! Лейк? Поппи, Мерлин тебя дери! «Грейнджер. Грейнджер. Гермиона!» Гермиона помотала головой, понимая, что с этим воспоминанием ей придётся разобраться позже. Как и с маковым полем, которое на краткое мгновение яркой картинкой пронеслось перед глазами. Гермиона, уверенно взявшись за ручку двери, открыла дверь, и, добавив в голос как можно больше недовольства, сказала: — Честное слово, девушке и ванну спокойно принять нельзя. Объясни мне, из-за чего такой… Малфой?! Гермиона, не зная, за что именно ей стоило схватиться, чтобы не упасть, взялась за полотенце. Малфой был последним, кого она ожидала увидеть. Гермиона смотрела на него, мигом растеряв все слова, Гермиона всматривалась в его лицо. И понимала: ей бы так хотелось верить, что Малфой принял небольшую дозу зелья старения, тем самым добавив себе несколько лет. Хотел посмотреть, как он будет выглядеть, когда станет старше, или что-то в этом роде. Гермиона очень, очень хотела в это верить. Вся её вера, вся эта детская, еле звенящая вера сдавливалась, растиралась в стеклянную крошку под железным обручем логики. Сколько же прошло времени — на самом деле? Что же с ней случилось? «– Блисс, нет.  — Блисс, да!». «– Извини, нет.  — Что значит — нет?». Гермиона схватилась за голову. Голова разрывалась, наполняясь новыми воспоминаниями. Она поняла, что с их посещения Вегаса прошло много времени. Они успели вернуться в Хогвартс, Гермиона подготовила выпускную речь, с недели на неделю должен был начаться экзамен и… последующие по-прежнему было покрыто мутным туманом. — Малфой! — потрясенно засмеялся он. — Да, Лейк, Малфой! Он потёр лицо, потрясенно покачав головой. — Какая же ты… сумасшедшая! Ванну она принимала! Три часа ты её принимала, да, Лейк? И даже была не в состоянии взять трубку и сказать Фрумеру, что ты в порядке? Малфой обошёл её, и, подойдя к ванне, заглянул внутрь. Когда он обернулся, в его глазах плескалось самое настоящее потрясение. — Лейк, это что, электрический прибор? В твоей ванне? Совсем с катушек слетела? — Это фен, — ответила Гермиона, стараясь говорить спокойно. — И я уронила его случайно, когда меня не было в воде. Пожалуйста, успокойся. — Пожалуйста, успокойся, — передразнил её Малфой. — Что же ты так себя ведешь, а, Лейк? Фрумер и Финниган места себе не находят, а… — Финниган? — переспросила Гермиона. — Симус? — Да, да, твой любимчик, — усмехнулся Малфой. — Ох, Лейк… оденься, что ли. Я посижу на кухне, и возражения не принимаются. Гермиона растерянно кивнула и вышла из дверей ванны. Найти спальню не предоставило труда: она была по правую сторону от просторной гостиной, нежные тона которой совершенно не сочетались с плотными, тяжелыми занавесками черного цвета и такими же жалюзи. Гермиона поморщилась и прежде, чем войти в спальню, впустила в гостиную солнечный свет. Когда она рассмотрела открывшийся пейзаж за окном, то замерла на какое–то мгновение. Перед ней, во всей своей красе, предстал Ноттинг Хилл. Гермиона бы не удивилась, если бы не две детали: Ноттинг Хилл был маггловским районом. Девушка, которую звали Поппи Лейк, жила здесь. И по какой-то причине Драко Малфой знал, где она живет, он вышиб дверь её квартиры и… волновался за неё? Да что вообще здесь происходило? Она точно не умерла, попав в своего рода чистилище? Оказавшись в спальне, Гермиона снова отодвинула шторы и убрала жалюзи, попутно открыв окно. В лицо дунуло горячим, раскаленным воздухом. Когда Гермиона открыла шкаф, то растерялась. Вся одежда была теплой, тяжелой, как в своих материалах, так и в цветах. Убив на просмотр гардероба Поппи больше двадцати минут, Гермиона нашла мягкую толстовку и короткие домашние шорты. И ей по-прежнему было нестерпимо жарко. Закатав рукава как можно выше, она вышла из спальни. — Лейк? — растерянно сказал Малфой, едва её увидев. — Да, Лейк, — дернув уголком губ, уверенно ответила Гермиона. — Извини, у меня в голове каша. Я, должно быть… — Ударилась головой, — закончил за неё Малфой. — Не смотри на меня так, ты буквально ударилась головой. У тебя ссадина на лбу. Гермиона дотронулась до лба, охнув от боли. — Ох, Лейк, — покачал головой Малфой. — Рассказывай, что случилось. Зачем тебе понадобился колдомедик? Гермиона едва не выдохнула от облегчения. Если бы не последняя фраза Малфоя, она была бы не в состоянии сказать что-нибудь вразумительное. Сейчас же она знала, что Поппи Лейк, по какой–то причине, понадобился колдомедик. Вряд ли это было делом Малфоя, значит, можно было отвечать резко. — Не думаю, что это твоё дело, — холодно ответила Гермиона. — Не думаешь, что это моё дело? — поперхнулся Малфой. — Ты ударилась головой сильнее, чем я предполагал? Неверный ответ, сразу же поняла Гермиона. Малфой смотрел на неё с волнением и какой-то бессильной злобой. И, кажется, Гермиона нашла верный ответ. — Не волнуйся, всё уже позади, — опустила глаза Гермиона. — Я не беременна, можешь не волноваться. От такой новости Малфой отъехал на стуле. Он рассматривал её как какую-то диковинную зверушку, рассматривал так, словно не знал, что с этой самой зверушкой сделать: успокоить или же отправить прямиком к психиатру. Гермиона поняла, что снова облажалась. — У тебя… у тебя были подозрения на беременность? — потрясенным голосом спросил Малфой. — У тебя? И ты так спокойно говоришь об этом? И, зная, что ты можешь быть беременна, ты решила подвергнуть свою жизнь опасности? Лейк, если ты настолько сильно не хотела ребёнка, не обязательно было изображать самоубийцу. Что ты вообще творишь? Гермиона поняла, что ей стоило бы замолчать. Она не могла разобрать, что именно удивило Малфоя: то, что у Поппи Лейк были подозрения на беременность или то, что, возможно, он был к этому причастен. У них с Поппи что-то было? Кем они приходились друг другу? И о какой опасности говорил Малфой? Он имел в виду фен? Он имел в виду что–то другое? — Вот что, — тяжело на неё посмотрев, сказал Малфой. — Сегодня я останусь здесь. Завтра встретимся со всеми, и ты попытаешься нам вразумительно объяснить, что с тобой, Мерлин тебя дери, случилось. Перед Фрумером будешь отчитываться лично и наедине. Старик чуть инфаркт не схлопотал. Вудсайду скажешь, что магической лихорадки у тебя нет, а то он тоже умом пошёл. — Ты у нас, я смотрю, самый разумный и трезво мыслящий, — не удержалась Гермиона. Малфой усмехнулся. — Ещё у нас есть Мелисса. Ладно, разложи мне диван. У тебя есть какая-нибудь еда? — Загляни в холодильник, — ответила Гермиона. — И не донимай меня этим. Судя по тому, как повел себя Малфой, Поппи Лейк ответила бы именно так. От того, что он отнесся к этому крайне спокойно, Гермиона все сложнее было поверить в реальность происходящего. *** Содержимое документов, которые Гермиона нашла в одном из ящиков спальни Поппи Лейк, сделали одновременно две вещи: они отдалили её от реальности настолько сильно, насколько это было возможно. Они привязали её к реальности железными путами. Реальность была такова: Гермионы Грейнджер не существовало. Не существовало её восемь лет, потому что её тело и её сознание были опутаны неизвестной магией. «Кома магического происхождения. Статус магического вмешательства: неизвестен. Человек, сотворивший заклинание: неизвестен». Печатные буквы были размашисто зачеркнуты ручкой, и сверху можно было разобрать небольшую надпись: «Предположительно: Блисс Бромлей, ученица Хогвартса». «Предположительно: Киллиан Маррей». Увидев их имена, Гермиона нахмурилась. Киллиан Маррей был выдающимся зельеваром, и несколько месяцев седьмого курса он преподавал у них в школе, показав себя добрым, справедливым и понимающим преподавателем. А уж подозрения, касающиеся Блисс, и были вовсе смешны. «Вы хотите сказать, что мисс Бромлей… угрожала вам?» Гермиона закрыла глаза, пережив очередную короткую вспышку воспоминаний. О вине Блисс ей по-прежнему думать не хотелось. Гермиона, перечитав документы ещё раз, заучив все имена, прочитав биографии людей, с которыми работала Поппи Лейк, пытаясь найти способ спасти Гермиону Грейнджер, выключила свет в спальне и, завернувшись в одеяло, уснула тревожным сном. — Лейк, просыпайся. Гермиона застонала, перевернувшись на другой бок. Последнее, чего ей хотелось, это вылезать из кровати и сталкиваться с жестоким миром и жестоким профессором Снейпом — в частности. — Лейк, мы опаздываем! Ты что, всю ночь это читала? Настолько память отшибло? Гермиона приоткрыла один глаз и посмотрела на Драко Малфоя, который стоял в изголовье кровати Поппи Лейк и тряс папкой, которая принадлежала Поппи Лейк. Вся эта жизнь когда-то принадлежала Поппи Лейк, и в её жизни не было профессора Снейпа, Хогвартса, Гарри с Роном, или чего-то, что было жизнью Гермионы Грейнджер. Гермиона свесила ноги с кровати и, пихнув Малфоя в руку, встала. Малфой посмотрел на неё так, словно увидел приведение. — Сейчас ты возгоришься и побежишь под душ? — осторожно спросил Малфой. — Кажется, ты не проснулся, — заключила Гермиона и, мягко взяв Малфоя чуть выше локтя, убрала его с дороги. Если она правильно поняла, у него и Поппи Лейк были отношения напряженные, но, тем не менее, достаточно доверительные. В холодильнике не оказалось ничего, кроме пластикового контейнера с помидорами и бутылки с молоком. Гермиона нахмурилась и повернулась к Малфою: — Что ты вчера ел? — Ограничился чаем, — ответил Малфой. — Решил не покушаться на такое изобилие. Гермиона хмыкнула и, взяв сумку Поппи Лейк, отправилась в ванную. Приведя себя в порядок, она проверила содержимое кошелька: там оказалось несколько крупных купюр и платежная карта. В кармане самой сумки Гермиона нашла двадцать галеонов и несколько сиклей. Гермиона внимательно посмотрела на паспорт Поппи, после чего снова вернула его на место. Из окна спальни тянуло нагретым, раскаленным воздухом. Гермионе снова пришлось основательно забраться в глубину шкафа. Каким-то волшебным образом она, среди кучи темных джинсов, толстовок и блузок из плотного шифона, смогла найти бежевые хлопковые брюки. Блузку Гермионе пришлось надеть из тех, что имелись. Гермиона как следует закатала рукава и оставила одну из пуговиц не застёгнутой. Когда она посмотрела на обувь, то не смога сдержать горестного вздоха: Поппи Лейк носила исключительно кожаные высокие ботинки с плотной шнуровкой. Ей, всё же, удалось откопать балетки, носы которых едва заметно стерлись: должно быть, Поппи носила их исключительно дома. Гермиона собрала волосы в высокий хвост и, в последний раз посмотрев на себя в зеркало, пошла к ждущему её Малфою. Ждущий Малфой, едва её завидев, приоткрыл рот. Гермионе это надоело: каждый раз, смотря на неё, смотря на Поппи, он выглядел так, словно происходила какая-то страшная тёмная магия. Малфой, по-прежнему следя за ней, протянул длинные перчатки. — На улице едва продохнуть можно, — нахмурилась Гермиона. — Кто из нас ещё головой ударился. Малфой кивнул. Они вышли из дома, прошли один квартал и свернули в неприглядный закоулок. Всё это время Гермиона старалась следить за реакцией Малфоя, следить, как он реагирует на маггловский город, на то, что здесь не было магии вовсе. Малфой реагировал… спокойно. Никак. Он был в своих мыслях, и не обращал внимания на то, что творилось вокруг него. Гермиона остановилась и приготовилась к аппарации: она знала, что сейчас им предстоит отправиться в Хогвартс. Но прежде, чем она сосредоточилась, Малфой спросил: — Где мне взять тебя сегодня? Если бы Гермиона сидела на стуле, то отъехала бы точно так же, как вчера это сделал Малфой. Она посмотрела на него, спокойного и чуть удивленного: удивленного потому, что у неё, наверняка, были абсолютно непонимающие и дикие глаза. — Лейк, — Малфой щелкнул пальцами у неё перед носом. — Мне руку на спину положить? Или… что мне делать? — Зачем на спину, — растерянно ответила Гермиона. — Можно и за руку. Гермиона машинально дотронулась до предплечья, словно показывая, где именно Малфой должен её взять. Малфой кивнул. Положил руку ей не предплечье и внезапно сжал его с такой силой, что Гермиона вскрикнула. — Ты чего? Больно. — Извини, — рассеяно ответил Малфой, ослабляя хватку. — Всё хорошо? — Да, — ответила Гермиона. — Надеюсь, синяка не будет. Гермиона поняла, что никогда не была в Хогсмиде летом, никогда не видела его настолько светлым, чистым, настолько цветущим, никогда не чувствовала настолько пьянящие сладковатые запахи. Здесь ходили люди, но по сравнению с учебным временем, их было ничтожно мало. Гермиона не выдержала: остановилась напротив Сладкого королевства, рассматривая сахарные перья и какие–то мелкие шоколадки, посыпанные блестками. Их она видела в первый раз. — Хочешь зайти? — спросил Малфой. — Мы так и не позавтракали. — Завтракать сладким идея исключительно плохая, — надзирательно сказала Гермиона. — Когда закончим, поедим в другом месте. — Мы так желудок испортим, — вздохнул Малфой. — Мы испортим себе желудок, если купим шоколад и съедим его сейчас, — не поддалась Гермиона. — Пошли. Они дошли до Хогвартса в молчании, которое Гермиона могла бы назвать уютным. Когда она увидела профессора МакГоногалл, которая обратилась к ней как к «мисс Лейк», Гермиона растерялась. Невольно она задумалась: что же такое она делает? Да, она оказалась в теле другой девушки. Была ли эта девушка жива, была ли возможность её спасти? А даже если и была… что будет с ней? Гермиона Грейнджер больше не считалась человеком: она была объектом, за которым следили все колдомедики и зельевары магического мира. Что будет, если она скажет прямо сейчас, кто она такая? Ей поверят? Даже если и так, даже если её проверят сывороткой правды, что будет дальше? Её запрут в лаборатории и будут ставить эксперименты, как на крысе? Или, всё же, отпустят и… что? Позволят ей жить так, словно этих восьми лет и не было? Гермиона решила не забивать себе голову вопросами, от которых нестерпимо пухла голова. В конце дня ей предстоит решить, что делать дальше, но сейчас стоило просто плыть по течению. Хогвартс казался тихим и чужим. Гермиона привыкла, что здесь всегда кипела жизнь, что где-то затевались магические потасовки и сновали ученики, сшибая друг друга. Гермиона привыкла, что рядом с окнами яблоку негде упасть: для того, чтобы просто полюбоваться Черным озером, нужно было дождаться свободной пары или же выйти за пределы спален ночью. Гермиона на мгновение остановилась и посмотрела на Гремучую иву. Когда движущиеся лестницы остановились на восьмом этаже, Гермиону едва не сбил с ног какой-то мужчина. — Моя милая… Поппи! — воскликнул он, с удивлением рассматривая её одежду. — Ты выглядишь превосходно, прекрасно, изумительно… — Фрумер, заканчивай, — резко бросил Малфой. — Восхитительно, — закончил Фрумер. — Почаще бы видеть тебя в подобных нарядах. — Вам действительно стоит прекратить, — вежливо ответила Гермиона. — Конечно, Поппи, — кивнул Фрумер. — Пошли в комнату. Финниган закончил чинить свой преобразователь. Как только закончим, я аппарирую нас к колдомедику и он тебя осмотрит. — Я больше не нуждаюсь в колдомедике, — резче, чем следовало бы, ответила Гермиона. Фрумер, удивлённо на неё посмотрев, переспросил: — Ты точно уверена в этом? — Да, — ответила Гермиона, улыбнувшись. — Я просто забыла поесть и мне стало плохо. Но, как видите, я в полном порядке. — И даже больше, чем в порядке, я бы сказал, — едва ли не захлопал в ладоши Фрумер. — Проходи. Посмотрим, что мы сможем сделать сегодня. Когда Гермиона увидела, что происходило с её телом, то не удержалась: схватилась за плечо Малфоя. То, что она видела, казалось мерзким. Странным. И снова, в очередной раз, неправильным, крайне, крайне неправильным. Гермиона смотрела на себя. На своё тело, которое плавало в барьере золотой пыли. Гермиона отпустила Малфоя и, подойдя к барьеру, протянула руку. — Поппи, не смей! — громко крикнул Симус. — Нам вчерашнего хватило. Гермиона знала, что стоило бы его послушать: но не смогла. Ей казалось, что если она прикоснется к барьеру, то сможет вернуть себя и свою жизнь. Гермиона с силой прижала руку к золотистой пыли. И не почувствовала ничего, кроме спрессованного воздуха. — Поппи, Поппи, — вздохнув, сказал Симус. — Жизнь тебя ничему не учит. Вот что, бери колбы, надевай их на лебенвантии, а после этого начинай… — Опять колбы?! — воскликнула девушка, которая, видимо, и была Мелиссой, о которой говорил Малфой. — Финниган, ты здесь единственный, кого жизнь не учит. — Можешь не волноваться, это… — Зачарованное стекло, — саркастически сказала Мелисса. — Да, — ответил Симус.– И ты не представляешь, откуда я его достал. Это стекло — непробиваемое. И исключительно прочное. — Как и то стекло, которое было до этого. — В этот раз всё будет по-другому! — резко сказал Симус. — Пожалуйста, давайте прекращать спорить. Фрумер, Вудсайд, Трэверс, начинайте творить заклинание. Малфой, помоги мне с этим. Поппи, как только закончишь, присоединяйся к ним. Фрумер, ты привёл помощника? — Опаздывает, — меланхолично ответил Фрумер. — Не возражаете, если я закурю? — Возражаем, — ответили все. Гермиона — вместе с ними. Мелисса возвела руки к небу и, подойдя к Гермионе, в каком-то странном порыве чувств крепко её обняла. И сразу же ойкнула, быстро отскочив. — Извини, я не хотела… — О чём ты? — тепло улыбнулась Гермиона. — Всё же в порядке. Или же нет. Теперь, помимо Малфоя, который пялился на неё, как на приведение, это делал каждый в Выручай-комнате. Гермиона, подумав, нацепила на свое лицо презрительное выражение. Все вытаращились ещё больше. — Может быть, мне действительно необходим колдомедик, — слабым голосом сказала Гермиона. — Голова раскалывается. Напряжение заметно спало. К ней подошли Симус и Мелисса, спрашивая, точно ли она справится, точно ли ей не надо домой, может быть, ей требовался отдых. На всё это Гермиона лишь улыбнулась и ответила, что всё будет в порядке. Как только они закончат, она сразу же отправится к колдомедику. Гермиона достала палочку из–под пояса брюк, приготовившись колдовать. И замерла: она понятия не имела, какие именно заклинания следовало произносить. — Лейк, ты чего застряла? — спросил её Вудсайд. — Не хочется из-за тебя начинать заново. — Да, — растерянно ответила Гермиона. — Одну минуту. Гермионе потребовалось больше трех минут: она украдкой следила за Вудсайдом, запоминая формулу. Да, она выглядела крайне хитросплетенной и нелогичной, но, тем не менее, связь всё равно проследить было можно. Заклинание было невербальным, но, тем не менее, Вудсайд тихо бормотал слова себе под нос. — Диссенсио Верс, — тихо прошептала Гермиона, вычерчивая формулу. В тот момент, когда витки заклинания начали сплетаться с остальными, из полотна заклинания посыпались искры, полностью поглощая магию. — Лейк, да что с тобой сегодня? — разозлился Вудсайд. — Ты скажи, на кой ты моё заклинание решила себе присвоить? Своё колдуй, своё! Гермиона растерянно кивнула, посмотрев на свою палочку. Ей нужно было придумать что-то прямо сейчас. Мысленно она поносила себя, на чем свет стоит: как она могла быть такой самонадеянной и решить, что сможет естественно вести себя с людьми, которые знали её больше трёх лет? Нет, не её — Поппи Лейк. У Поппи Лейк были свои повадки, свои привычки, видимо, свои предпочтения в одежде, и, конечно же, отдельная роль в их команде, которую знала исключительно она. Гермиона с силой сжала свою (не свою — вовсе) палочку. И сразу же отбросила, схватившись за горящую ладонь. Она не успела поднять палочку: её опередил Малфой. Он поднял её, повертел в руках и медленно протянул её Гермионе. — Там трещина, — сказал он. — В середине палочки. Кажется, ты её сломала. Гермиона посмотрела на палочку, на трещину, которая её рассекала. Это казалось смутно знакомым. Всё это место, вся эта композиция из четырех лебенвантий и зеркала казалось смутно знакомой. Вспышка перед глазами заставила её рухнуть на колени. Картины менялись быстро, хаотично, словно слайды в старом проекторе: перевернутые города, места, полностью затопленные водой, комнаты с падающими рубинами, пространства с дождем из пуль, пространство с маковыми полями, маковыми полями, маковыми полями. И железной дорогой. Это всё происходило здесь. Киллиан Маррей, который никогда не был Киллианом Марреем, запер учеников в этой комнате, связал их магией, равномерно выкачивал из них жизнь. Он хотел добраться до чего-то. До кого-то. И он убил Падму Патил. — Лейк, приди в себя. Малфой держал её за голову и, убрав волосы с лица, похлопал её по щекам. Гермиона заморгала, смотря в его лицо. Подняв её на ноги, он сразу же сказал: — Мы уходим. Если повезёт, встретимся завтра. — Если повезет? — переспросил Вудсайд. — Не глупи. У нас нет никого, кто мог бы заменить Лейк. У нас вообще нет замен друг для друга. Что ты предлагаешь? Вернуться сюда на следующий год? И на следующий? И ещё раз? Фрумер, скажи им! — Что именно мне нужно сказать? — удивленно спросил Фрумер. — Очевидно, что Поппи не может творить магию, и дело даже не в её состоянии. У неё палочка сломана. — Да, но завтра… — Завтра я с ней свяжусь, — бросил Фрумер. — И поговорю. А на сегодня, увы, нам придётся прекратить. Малфой оставил Поппи в коридоре и, отойдя с профессором МакГоногалл, неспешно с ней заговорил. Они говорили какое-то время, после чего профессор МакГоногалл улыбнулась и кивнула. Малфой обернулся, мотнув головой в сторону и обратно, мол, сейчас приду. Гермиона махнула ему рукой, привалившись к подоконнику. Малфой вернулся быстро, держа в руках какие-то бумаги. Гермиона, мельком на них взглянув, снова посмотрела в окно: ей нестерпимо хотелось прогуляться близ Чёрного озера. — Ну что, кофе? Как и всегда? — спросил Малфой. Гермиона задумалась на мгновение, размышляя, пили ли они кофе в каком–то одном месте или же это не имело значения. — Давай сегодня сменим обстановку, — наконец сказала она. — Нам по–прежнему нужно позавтракать, а в Хогсмиде нет места, где могла бы быть сносная еда. — Мадам Розмерта не хотела бы это услышать, — усмехнулся Малфой. — Пожалуй, — кивнула Гермиона. — Предлагаю отправиться, знаешь, в… — Маггловское кафе? — закончил за неё Малфой. — Да, почему бы и нет. В твоём доме как раз такое находится. Гермиона вспомнила, что, когда они выходили из дома, ей на глаза действительно попалось какое-то маленькое кафе. Они вышли из Хогвартса, пересекли его ворота и, оказавшись в Хогсмиде, аппарировали без всяческих проблем. Расположившись за столиком и взяв меню, Гермиона сразу заказала тосты и кофе. Малфой, бегло осмотрев все позиции, попросил принести ему французский завтрак. Официантка, быстро записавшая их заказы, мягко улыбнулась и поспешила удалиться. Всё время, что они ждали свою еду, Малфой внимательно просматривал бумаги, которые ему дала профессор МакГоногалл. Когда им принесли кофе, Малфой, мельком посмотрев на свою чашку, удивленно поднял брови. Гермиона сразу поняла, почему: в то время, когда Малфой заказал обычный черный кофе, она взяла себе капучино. Гермиона жестом остановила его, и быстро поменяла чашки местами. — Не будь таким колючим, Малфой. — Это их работа, — недовольно ответил он. — Уж кофе правильно поставить она должна. Сытный завтрак прошёл в полном молчании, и нарушал его лишь постукивание приборов по тарелке и едва слышный шум машин по ту сторону стен. Гермиона провела пальцем по солнечному зайчику, который бликовал на поверхности деревянного стола. Сколько же она не видела солнечных зайчиков? И всего мира. Гермиона посмотрела в пустую чашку из-под кофе, рассеяно взяла её в руки и принялась вертеть между пальцев. — Могу я задать вопрос? — спросил Малфой, откладывая бумаги. — Я бы этого не хотела, — ответила Гермиона. И нахмурилась, прислушиваясь к себе. Она была уверена, что хотела ответить «да, конечно, я не против». — Кто ты такая? — спросил Малфой, и прежде, чем Гермиона успела вскочить, он перегнулся через стол и крепко схватил её за руку. Она не успела прикусить язык или зажать рот. Слова вырвались помимо её воли. — Я Гермиона Грейнджер.