Я чувствую ханахаки или ты мой сон.

— У меня ханахаки, Тэхён… — опуская взгляд сказал тихо Джин. Он вышел, проходя мимо, не сказав ни слова больше, а Тэ просто стоял в таком же положении. «Ханахаки? Что это?» 23:48. — Чимин, что такое ханахаки? — хмурясь спросил Тэхён, подходя к решетчатому окну и наблюдая, как по ночному небу среди полной, поцарапанной луны плывут ватные облака. — Болезнь такая, но она выдуманная… — сидя в глубоком кресле и листая новостную ленту говорил тот, — Ей болеют люди, с неразделённой любовью. У больного внутри его тела растут любимые цветы его возлюбленного, — он бросил взгляд на Тэ, — Это мило с одной стороны, а с другой так жестоко! Представляешь, как больно бы было тому, кто ей болел бы? — нахмурился, — Внутри всё рвёт… А если эти любимые цветы розы? А хуже того кактусы! — улыбнулся он ему, — А что? — Ничего, просто не знал. Спасибо! Хорошо, что это только выдумка… — улыбнулся он, — Доброй ночи! «Лилии? Неужели Джин влюблён в меня? Нет! Почему я подумал, что эти цветы нравятся только мне? Всё это глупости… Но Джин.» 13:50. — Ты такой лапочка, Чонгуки! — мня за обе щеки игрался парень, — Ты создан для того, чтобы тебя тискать! Чонгук смеясь отмахивался от парня. Джин не успев войти в комнату и встретиться с глазами Тэ, тут же выбежал, прикрывая рот рукой. Тэхён кинулся за ним и оперевшись плечом о стену рядом с дверью туалета, где был Джин, услышал характерные звуки, что слышал вчера. «Неужели? » — Кто она, Джин? — Тэхён произнес это, когда парень вышел из уборной. Но Джин даже не посмотрел на него и не проронив ни слова ушел к остальным. 03:25. Парень робко подошел к белой кованной кровати и осторожно стянул одеяло с спящего на ней. Он осторожно наклонился к нему и взяв его аккуратную руку, обвил запястье и завязал узел, с другой рукой тоже самое, привязал их к кованке узоров. «Я делал это раньше… Во сне…» Юноша мирно сопел и Тэ залез на него сверху, прижимая его к кровати. Джин от неожиданности проснулся и расширил свои глаза, таращась на Тэхёна, что сидел на нём. Тэхён улыбнулся: — Вот теперь ты никуда не убежишь!