мой ласковый зверь

Юнги лежал на диване в гостиной, одно за другим отправляя в рот так полюбившееся лавандовое печенье. Еще с самого утра у него было странное чувство дискомфорта, но омега игнорировал это. Он встал пораньше, приготовил завтрак для Намджуна и упаковал его в контейнер, затем поднял сонного альфу и, чмокнув в губы, выпроводил. Несмотря на свое состояние, Юнги не хотелось просто лежать и плевать в потолок, потому он решил, что уборка квартиры — лучшее средство от хандры. Мин пропылесосил все ковры, вытер пыль, вымыл полы и закинул грязные вещи в стирку. С особым трепетом Юнги остановился на детских вещах, купленных специально для Хвалля. Юнги присел на бортик ванной и начал рассматривать голубую распашонку в горошек перед собой. Мин прижал ее к лицу, вдыхая аромат кондиционера для белья, а после ухмыльнулся. Нет, совсем с ума сошел. Ближе к четырем часам дня, когда все имеющиеся дела были сделаны, Юнги, наконец, упал обессиленно на диван, заранее притащив из кухни пачку печенья. Пока он работал, плохое самочувствие не так сильно давало о себе знать, но стоило ему присесть, как все вновь не только вернулось, но даже обострилось. Юнги поморщился и подложил под поясницу подушку. По телевизору крутили какой-то американский сериал, Юнги просто включил его для фона, чтобы отвлечься от неприятных ощущений. Юнги потянулся пальцами к пачке печенья и выудил последнюю, но она с глухим стуком упала на пол. Юнги вскрикнул, прижимая ладони к животу. Он знает, что это такое. Схватки. И они, черт возьми, больше не тренировочные. Омега начал глубоко дышать. Он с трудом поднялся с дивана и, придерживаясь за поясницу, пошел в спальню. Под кроватью стояла уже готовая сумка для роддома. Юнги, пыхтя и кряхтя, с трудом вытащил ногой сумку за ручку и едва не заплакал от того, что наклониться и достать ее не может. Кое-как усевшись на кровать, Мин с трудом поднял сумку. Он быстро пробежался по содержимому: обменная карта, вещи для него и Хвалля, паспорт, необходимые документы. Все было на месте. Юнги судорожно застегнул сумку и, придерживаясь за спинку кровати, поднялся. Мин стиснул зубы, изо всех сил стискивая пальцы. Новый приступ заставил его скрутиться, матерясь сквозь зубы. Юнги схватил телефон, судорожно пытаясь его разблокировать, но влажные пальцы как назло скользили по экрану. Мин прорычал волчонком. Он резко вытер ладонь о свою футболку и разблокировал телефон, сразу же заходя в контакты и выбирая «Ким Намджун». Омега прислонил дисплей к уху, нервно стуча пальцами по столу. Но бесконечные гудки не прекращались. — Давай, давай, — прошептал Юнги, прикрывая глаза. — Твою мать! — выкрикнул Юнги, с психом завершая звонок. — Тупой Ким Намджун! У тебя омега рожает, а он даже чертову трубку взять не может, — закричал омега на несчастный телефон, едва сдерживаясь, чтобы не разбить его. — Чтобы я еще раз от этого придурка родил… — прорычал Юнги и сразу же набрал папин номер телефона. — Алло? — Юнги буквально слышал, как папа улыбается в трубку. — Привет, солнышко, ты давно не звонил. Что-то случилось? — Я рожаю! — всхлипнул Юнги, сжимая пальцами телефон. — Папочка, мне очень страшно, я совсем один. П-пожалуйста, приезжай! — Что?! — выкрикнул Хвасон. — Господи, сынок! Юнги-я, только не паникуй, хорошо? Сумка готова? — Да, — заскулил Юнги, потирая пальцами переносицу. — Папочка, пожалуйста, приезжай быстрее… — Солнышко, не медли и вызывай скорую! — Я боюсь, — заплакал Юнги, принявшись ходить из стороны в сторону. — Мне очень-очень страшно… Пожалуйста, папа… — Я знаю, маленький, я знаю, — нахмурился Хвасон. — Я скоро приеду к тебе! Не переживай, пожалуйста, это может навредить тебе и малышу. Походи, успокойся, выпей ромашковый чай. — А вдруг я сейчас начну рожать? — Мин начал шмыгать носом. Слезы покатились градом по его лицу. Папа тихо рассмеялся над своим маленьким глупым сыном и покачал головой. Какой же все-таки Юнги еще ребенок. — У тебя уже отошли воды? — спросил Хвасон. — Н-нет… — Значит, не переживай. Успокойся. Сейчас главное — твое спокойствие. Ты звонил Намджуну? Что он сказал? — Он мне не ответил! — заскрипел зубами Мин. — Этот кусок… — Тише, тише, — засмеялся Хвасон в ответ. — Юнги-я, дыши глубоко и не думай о плохом. Я скоро буду с тобой, только не волнуйся, а Намджун наверняка работает. Ты уже принял душ? — Я и не думал ни о каком душе, — сморщился Юнги, хватаясь за живот. Он начал ходить туда-сюда, хоть как-то облегчая свое тяжелое состояние. — Пожалуйста, приезжай быстрее… — Жди меня, солнышко! — сказал Хвасон и завершил вызов. Юнги болезненно простонал сквозь зубы. Он кое-как доковылял до ванной комнаты и разделся, залезая в теплую душевую кабину. Вода начала мягко обволакивать тело и успокаивать. Юнги прикрыл глаза и откинул голову назад, умывая лицо, выдавил на волосы ароматного шампуня и принялся мыть голову, смывая пену водой. Он одновременно чувствовал страх перед предстоящими родами и трепет от скорой встречи со своим ребенком. Омега отодвинул створку душевой кабины и ступил на мягкий коврик, когда его настиг новый приступ. Юнги вскрикнул, стискивая пальцами до побеления костяшек ручку от дверцы. — Да что же… — прохрипел Юнги. — Хвалль, мог бы как-нибудь безболезненнее появиться, — сказал он, с упреком смотря на свой живот. Когда спазм отпустил, Мин наскоро вытерся полотенцем и надел более свободную одежду, в которой ему будет комфортнее. Намджун по-прежнему не спешил брать трубку, заставляя Юнги скрипеть зубами. Пока папа был в пути, Юнги по его же совету заварил себе ромашковый чай и даже включил маленький телевизор на кухне, по которому шла передача о диких животных. Это так дико и одновременно естественно, давать кому-то жизнь. Юнги не понимает, что он чувствует. Через пятнадцать минут схватки снова повторились. Юнги включил на телефоне счетчик схваток, рассчитывая интервал между ними. Сидеть на одном месте оказалось крайне неудобным, поэтому Юнги вновь принялся ходить из стороны в сторону, даже пыль заново протер. В ожидании папы Мин поглядывал на настенные часы, которые тянулись с черепашьей скоростью. Едва перевалило за четыре часа. Юнги выругнулся сквозь зубы. Еще через пятнадцать минут схватки вновь дали о себе знать, не отпуская целую минуту, которые казались тогда вечностью. Раздалась трель дверного звонка. Юнги облегченно выдохнул и, держась за стену, открыл дверь папе, который тут же подхватил его под локоть. — Как ты, солнышко? — взволнованно спросил Хвасон. — Воды отошли? — Нет, — хрипло ответил Юнги. — У меня ощущение, что я не ребенка рожаю, а какую-то торпеду… — Хвасон рассмеялся. — Ничего, ничего, никто еще от этого не умирал. Давай, поехали в больницу, — Хвасон помог Юнги надеть легкую куртку. На улице как никогда тепло. — Где сумка? — Там, — махнул омега в сторону спальни. — Боже, когда это закончится! — стиснул зубы Юнги. — Думай о хорошем, — с улыбкой ответил папа, забрав сумку из спальни и повесив на плечо. Взяв Юнги под руку, он начал вместе с сыном медленно спускаться по лестнице. Сейчас ему нужно как можно больше ходить. — Думай не о том, как будет тебе больно, а о том, что через каких-то несколько часов сможешь взять на руки свое дитя. — Я хочу, чтобы Намджун был рядом, — шмыгнул носом Юнги. — И отец… — Они работают, солнышко, — со вздохом ответил старший омега. — Но ты ведь знаешь, что они обязательно были бы с тобой, если бы была возможность. Не расстраивай себя и моего внука, — улыбнулся Хвасон, открывая перед Юнги дверь подъезда. — Твой внук хочет меня убить, — захныкал омега, открывая дверь и неуклюже залезая на заднее сидение такси. Папа поставил сумку рядом, а сам сел на пассажирское сидение и назвал водителю, глянувшему на раскрасневшегося и пыхтевшего Юнги, адрес.  — Юнги, ты дышишь так, будто пробежал километров пятьдесят, — возмутился Хвасон. — Ты угробишь моего внука! Ну-ка, давай, делай глубокий вдох, а после вы-ы-ыдох… — папа демонстративно показал ему, как правильно дышать. — Ну же, давай, попробуй. Это не сложно и полезно. — Пап! — прикрикнул Юнги. — У меня ощущение, что я, черт возьми, разорвусь сейчас! Какое к черту дыха- Юнги резко замолчал, уставившись на свои свободные штаны, по которым начало расползаться влажное пятно. Мин сглотнул вязкую слюну, коснулся пальцами влажного пятна и приподнял пальцы к лицу. Кажется, у него только что отошли воды. Юнги начало колотить. Он поднял влажный взгляд на макушку папы, который о чем-то мило разговаривал с водителем. — П-пап… — Да, солнышко? — улыбнулся Хвасон, повернувшись к Юнги. — У меня воды отошли, — дрожащим голосом сказал омега. — Я что, сейчас начну рожать? — всхлипнул Юнги. По его щекам покатились теплые слезы. Хвасон хихикнул в кулак и помотал головой, сжимая пальцами руку Юнги. — Нет-нет, малыш, успокойся! Все хорошо, скоро мы будем у врача, он тебе поможет, — только не волнуйся. — Я в-вам сидение испачкал, — шмыгнул носом омега, посмотрев на водителя. — Простите меня, пожа-а-а-а! — Юнги схватился за живот. Новый приступ схваток так некстати застал его в машине. — Ничего! — успокоил его водитель. — Впервые в моей машине происходит такое, — басисто рассмеялся он. — Как ощущения? — Ужасно! Я хочу умереть, — захныкал Юнги. Хвасон усмехнулся. — Да-а, помню, как рожала моя жена… — призадумался мужчина, а после по-доброму улыбнулся. — Зрелище, конечно, ужасное! — Хвасон вместе с водителем рассмеялся. — Ох, знаете, мой муж даже не смог присутствовать на родах. Мужчина он у меня крепкий, но вот такое вынести не смог, — Хвасон хихикнул в кулак. — В общем, дело было так… Юнги скривился и уткнулся лбом в стекло. Как они могут так мило беседовать, когда сам Юнги едва не умирает от боли? У него ощущение, что он сейчас рассыплется на несколько миллионов частей. Он сполз по сидению, придерживаясь за живот. Штаны влажные, неприятно липнут к телу, а еще душно, будто его в парилку засунули. По виску покатилась капелька пота. Юнги глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прикрывая глаза. — Я справлюсь, справлюсь, справлюсь, — прошептал себе под нос Юнги. — А? Чего ты там бубнишь? — спросил Хвасон, глянув на Юнги. — Пытаюсь душу Дьяволу продать, лишь бы этой боли не чувствовать, — прошипел сквозь зубы Юнги. Двадцать минут, которые они ехали до больницы, никогда не были такими долгими. Юнги чуть не выпрыгнул из машины навстречу врачам, только бы ему помогли. Хвасон помог сыну вылезти из машины, расплатился с таксистом и забрав сумку сына, подхватил омегу под руки, помогая Юнги дойти до ведущих вверх ступенек. Мин мысленно простонал. Это какое-то издевательство свыше, но Юнги, покрепче стиснув зубы, начал подниматься со скоростью улитки, придерживаясь за живот. Никого в жизни он не проклинал так, как тогда Намджуна. Никогда, никогда больше он ни с кем не займется сексом. Ни за что в жизни. Хвасон подвел омегу к сидевшему за столом акушеру-гинекологу и помог сесть в кресло напротив него. — Добрый вечер, — прохрипел Юнги. По спине побежали капли пота. Ему безумно жарко. — Я это… рожать. — Добрый, — улыбнулся уголком губ врач. — Пожалуйста, ваше имя, медицинский полис, документы, данные об отце и ваших родителях. — Зачем так много? — сморщился Юнги. — Черт возьми, я приехал рожать ребенка, а не всю свою родословную вам излагать! — Юнги! — хмуро сказал Хвасон. — Простите его, он в первый раз рожает, сами понимаете, нервы… Акушер-гинеколог исподлобья посмотрел сначала на Хвасона, затем на Юнги. Мин стиснул зубы и понял лишь одно — роды ему придется пока отложить. Периодически стискивая пальцами столешницу и кроша в порошок зубы от силы схваток, Юнги с трудом волочил языком, называя нужные врачу данные о себе, родителях и отце ребенка. Папа все это время стоял сзади и сжимал пальцами его плечо, приободряя и показывая, что он рядом. Юнги вытер скатившуюся капельку пота со лба. Ближе к семи его, наконец, отвели в родильное отделение. Юнги повторно сходил в душ и кое-как, уговоренный папой, сгорая со стыда, пошел на весьма неприятную процедуру. После процедуры схватки усилились. Юнги ходил, сгорбившись, по палате. Схватки скручивали его каждые пять минут и становились все сильнее. Юнги матерился в голос и плевать, что он находился в больнице, что тут другие пациенты, на все ему плевать. Из соседней палаты доносились такие же проклятия другого омеги. Юнги стиснул зубы, упираясь ладонями в спинку кровати. Папе зайти с ним не разрешили. — Долбаный Ким Намджун, — прорычал Юнги, до побеления костяшек сжимая перекладину. — Ненавижу, ненавижу всем сердцем! Сделать ребенка много ума не надо, родить бы попробовал, — захныкал омега. Намджун на звонки так и не отвечал, а время близилось уже к восьми вечера. — Мин Юнги? — в палату заглянул молодой врач. Ему, кажется, и двадцати пяти еще не было. Он приветливо улыбнулся и шире отворил дверь. — Я ваш акушер. Пойдемте. — Куда? — сглотнув вязкую слюну, спросил омега. — Как «куда»? — засмеялся он. — Рожать. У Юнги ноги, кажется, на несколько сотен килограмм потяжелели. Он едва волочил их по полу, следуя за врачом. Тот шел впереди пружинистой походкой, явно бодрый и веселый, только Юнги его настроения не разделял. Он был мрачнее тучи на грозовом небе. Юнги чувствовал боль, едва граничащую с нестерпимой, злость на Намджуна, так некстати куда-то пропавшего, страх перед неизвестностью родов, но в то же время и трепет от скорой встречи с Хваллем. В голове, как на безумной карусели, начали крутиться все воспоминания: как Юнги впервые почувствовал тошноту, как с ужасом узнал о своей беременности, долгие терзания об аборте, который так и не сделал. Сейчас Юнги даже не представляет, что было бы, если бы он в самом деле решился прервать беременность. Юнги мурашки атаковали. А вот уже через несколько часов он будет держать свое дитя на руках. Хвалль — не плод любви. Он был… ошибкой. Он не был желанным ребенком. Вернее, он был нежеланным. Но сейчас Юнги понимает, что ничего ценнее в жизни у него нет и быть не может. Только чудо, подаренное Намджуном. Его любимым человеком. — Залезай, — указал врач на страшного вида кресло. Юнги нервно ухмыльнулся. — Нет… — Да, — улыбнулся врач, натягивая на руки перчатки и с хлопком отпуская резинку. — Пора дать жизнь новому человеку. Юнги думает о том, что он Намджуна ненавидит, и сгорает со стыда, не без помощи врача залезая на кресло. Он полностью открыт перед совершенно незнакомым мужчиной, но это полностью отошло на второй план, когда время между схватками стало стремительно сокращаться. Юнги орал, стискивая пальцами подлокотники кресла. Он начал шумно дышать, хватая ртом необходимый воздух. Кто-то стер с его лица пот. — Так, Юнги-я, послушай, — спокойно сказал акушер, — совсем скоро ты родишь. — Скоро?! — выкрикнул Юнги. — Я будто вечность рожаю! — Понимаю, — слегка улыбнулся врач. — Но это важно. Итак, Юнги, сейчас ты начнешь тужиться, когда я тебе буду говорить, понял? Дыши глубоко и медленно. Все будет хорошо, — сказал акушер, коснувшись его руки, крепко сжимающей подлокотник. — Я знаю, что тебе страшно, но ты должен, и все будет хорошо. Ты понял меня, Юнги? — Д-да, — сглотнув, ответил Мин. — Хорошо, — кивнул врач. Подошедшая медсестра вновь утерла пот с его лба. — Меня, кстати, зовут Ли Минхо. Приятно познакомиться. — Мне тоже, — выдавил сквозь зубы Юнги, зажмурившись. — Что ж, Юнги, а теперь тужься, — сказал врач. Юнги, забыв о всяких стеснениях, начал тужиться. Он буквально чувствовал, как взбухли вены на шее и лбу, как краска медленно расползается по его лицу. Мин зажмурился до темных мушек перед глазами, а после упал на спину, когда Минхо велел отдохнуть. Он дышал гулко и быстро. В висках стучало и вся нижняя часть тела адски болела. Было ощущение, будто его на части разрывает какая-то адская карусель. Пот покатился градом. Мокрые пряди прилипли ко лбу. — Давай, уже показалась головка, — сказал Минхо. Мин сжал челюсти до скрипа, выполняя указания врача. Он закричал во весь голос, едва не ломая подлокотники родильного кресла. Медсестра стирала его пот, катившийся по вискам и лбу. У Юнги с уголков глаз покатились соленые слезы. У него было ощущение, что это никогда не закончится, что он вечность будет мучиться вот так, в родах. Никогда, никогда больше в своей жизни он не заведет ребенка. — Юнги! — выкрикнул влетевший в палату и запыхавшийся Намджун. — Что вы здесь делаете? — возмутился помощник акушера-гинеколога, преградивший путь к омеге. — Кто вы такой? — Будущий муж и отец, — прорычал Намджун, отпихнув акушера в сторону и в несколько широких шагов подойдя к плачущему омеге. — Юнги, господи, мой маленький… — выдохнул альфа, убирая ладонью влажные пряди с его лба. — Я тебя ненавижу! — провыл Юнги, жмурясь и откидывая голову назад. Сам того не осознавая, Юнги впился в его ладонь до побеления костяшек. Юнги заплакал в голос. — Тужься, — приказал Минхо. — Юнги, ты выйдешь за меня? — перекрикивая Юнги, закричал Намджун. — Да-а-а! — прокричал Мин, жмурясь до боли. Юнги обессиленно упал на спину, содрогаясь в беззвучных рыданиях. По палате разнесся детский крик. Юнги зачесал пальцами волосы назад и вытер катившиеся по щекам слезы. Врачи говорили что-то, но Мин ничего не слышал, он чувствовал только руку Намджуна в своей и теплое дыхание возле уха. Кажется, Намджун говорил, что Юнги молодец, что он справился, что Намджун им гордится. Юнги расфокусированным взглядом заскользил по палате, останавливаясь на спинах врачей. Как в замедленной съемке один из них развернулся, держа в руках что-то очень крохотное. Кого-то очень крохотного. Юнги заплакал, обнимая Намджуна за шею и притягивая его к себе. Намджун порывисто обнял его в ответ, поглаживая по спутанным влажным вихрам. Минхо тепло улыбнулся и положил Хвалля на грудь Юнги. Омега обхватил его руками так трепетно и нежно, будто самую ценную во Вселенной вещь. Нет. Хвалль бесценный. Юнги смотрел на него влажным от слез взглядом, аккуратно очерчивая большим пальцем маленький носик, прикрытые глазки, сомкнутые губки… Юнги рыдал, как в первый раз, обнимая бесценный сверток. Хвалль. Их с Намджуном ребенок. Нежеланный, незапланированный, ненужный, сейчас он — самое дорогое, самое ценное в жизни их обоих. Намджун, несуразно большой рядом со своим крохой, сгорбился над Хваллем и Юнги, обнимая последнего так ласково и нежно, будто разбить может, сломать нечаянно. — Я люблю тебя, — дрожащим голосом сказал Юнги, а сам взгляда от Хвалля не отрывает. — Как же… сильно… я люблю тебя… — И я тебя люблю, — прошептал Намджун, коснувшись теплой щеки Хвалля большим пальцем. — Спасибо, Юнги. Спасибо, что ты у меня есть. Намджун, вообще-то, никогда не плакал. Но в ту лунную ночь…

✖

Тэхен скинул шелковый халат на кафельный пол ванной. Чонгук прислонился плечом к дверному косяку и сложил руки на груди, скользя взглядом по телу омеги. Округлившийся животик так красит Тэхена, как ничто, и Чонгук даже был бы рад его беременности, если бы не знал, как медленно и верно эта самая беременность убивает то, что он любит так нежно и трепетно. Чонгук подошел ближе, помогая Тэхену залезть в наполненную пенную ванну, а сам сел на бортик, смотря на омегу. — Что? — слегка улыбнулся Тэхен, омывая свой живот мыльной водой. — Ничего, — покачал головой Чонгук. — Абсолютно… ничего. — Ты так грустен, — тихо сказал Тэхен, накрыв ладонь Чонгука своей, слегка поглаживая ее большим пальцем. Чонгук отвел взгляд в сторону. — Почему? — Ты голоден? — спросил альфа. — Нет, но малыш, кажется, да, — улыбнулся уголком губ Тэхен. — Ты уже придумал для него имя? — склонил голову вбок омега, поглаживая чонову руку пальцами. — Почему я? — поджал губы Чонгук, тяжело смотря на омегу. — Ты меня словно… наказываешь, словно издеваешься надо мной. Я ведь… я не смогу видеть его, а ты просишь меня дать ему имя. Просишь его очеловечить в моих глазах. Тэхен, монстр не может быть человеком. — Да, — согласился Тэхен, положив ладони на свой живот. Тэхен смотрит на него с любовью и трепетом, с ожиданием. — Но разве он не сын своего отца? Дети — отражение своих родителей. Ты — монстр. Зверь, — омега посмотрел на него. Он поднял пенную ладонь и коснулся щеки Чонгука. — Но ты мой зверь. Мой ласковый зверь. И для меня ты остаешься человеком. — Меня убивает одна мысль о том, что ты можешь умереть, но… от своего ты не отступишься, да? — Тэхен кивнул. — Я так и думал. Какой же ты все-таки дурак, Тэхен-а. Что же ты творишь? Если тебя не станет, я этот город до тла сожгу, камня на камне не оставлю. А ты просишь меня выбрать ему имя? — Джесок сказал, что это мальчик, — ласково улыбнулся Тэхен. — Хенджин. Чон Хенджин. Повисло молчание. Чонгук пилил взглядом Тэхена, точно старался дыру в нем прожечь, а Тэхен с улыбкой прикрыл глаза и откинулся на бортик ванной, поглаживая свой живот. Чонгук взял мочалку и выдавил на нее гель, принявшись медленно намыливать тело Тэхена. Чонгук заметил, что… стал оттягивать моменты с Тэхеном, увеличивать их, как может. Будто запоминает, складирует и бережно раскладывает в папках в своей голове со штампом «никогда и никому не открывать». А по ночам Чонгук не спит и смотрит на Тэхена долго, очень долго. Пока глаза щипать не начинает. Потому что… вдруг он в последний раз видит то, как Тэхен смешно морщит нос? Или как причмокивает губами во сне? Как подкладывает сложенные ладони под щеку? Это невыносимо. Жить с этим невыносимо. Чонгук живет и ждет. А чего — неясно. Он буквально чувствует, как невидимые часы отсчитывают время, им двоим отведенное. Чонгук его остановить пытается, вспять обратить, да только… не получается. Тэхен себя сам убивает, и Чонгука за собой в могилу тащит. А еще Тэхен больше не чувствует голода. Потому что он ест. Ест то, что и Чонгук. Он не думает о том, что это не просто мясо, что это — живший когда-то человек. Это просто еда, чтобы он и его ребенок жили и спокойно функционировали. На его щеках появился румянец, даже трепетная округлость. Чонгук в это верить отказывается. Не может. Когда-то он слышал, что ребенок ночью спит вместе с матерью. Не понимая сам, почему делает это, он гладил живот Тэхена, пока тот спал. Его грудь распирали такие… неясные чувства: страх, трепет, боль, непринятие и любовь. Все смешалось в безумный коктейль, и Чон не знал, что из этого лидировало. Наверное, контрольным в голову было то, что Хенджин, так теперь зовут монстра, в его ладонь толкнулся. Чонгук тогда замер на мгновение, с толку сбитый. Как это? Чувствует? Слышит? Понимает все? Чонгук тогда отдернул руку, словно испугался. Но никогда себе не признается в том, что после долго еще гладил его живот не просто из нежности, а… ожидая. Ожидая, когда сын вновь даст о себе знать. Но он молчал. А еще в ту ночь Чонгук впервые назвал его сыном. — Накупался, рыбка? — слегка улыбнулся Чонгук, поливая голову Тэхена водой. — Нет, — хихикнул Тэхен, покачав головой, от чего брызги полетели в Чонгука. — Почему ты не купаешься со мной? — прикусил губу омега. — Боюсь, мы втроем уже не поместимся здесь, — сухо рассмеялся Чонгук. — Нужно… купить ванну побольше. — Чонгук-а, — вздохнул Тэхен, смотря на альфу с обидой. — Скоро родится наш малыш, а у нас для него ничего нет… — Купим, — кивнул Чонгук. — Обещаю, малыш, — Чонгук резко повернул голову в сторону двери, когда услышал дверной звонок. Тэхен глянул туда же. — Купайся, я схожу, посмотрю, кто это. — Угу-м, — кивнул Тэхен, смывая с тела пену. Чонгук, открыв дверь, захотел сразу же ее захлопнуть перед носом Енгука, но тот не дал, сунув носок ботинка перед дверью. Он толкнул дверь, отодвигая Чонгука и заходя внутрь, пересек коридор и вышел в гостиную, оглядываясь. — Где он? — холодно спросил Енгук. — Ты, что, смерти своей ищешь? — ухмыльнулся Чонгук, преграждая путь в ванную комнату. — Уходи, Енгук. Тебя, кажется, никто сюда не звал. — Я бы не пришел, если бы все не было настолько серьезно, — прорычал Енгук, подходя к Чонгуку вплотную и хватая его за грудки. — Это то, о чем я тебя предупреждал. И… что теперь? Заживете счастливо, да? — альфа поджал губы. — Моя семья тебя не касается, — спокойно ответил Чонгук. — Чонгук-а, кто там? — тихо спросил Тэхен, выходя из ванной и завязывая на поясе халат. — О… Енгук… Добрый день. Енгуку словно весь кислород из легких выбили. Он отошел на пару шагов и уставился на явно выпирающий живот Тэхена, бесстрашно вставшего рядом с Чонгуком и обхватившего его за руку. Тэхен приветливо улыбнулся, словно не обращая внимания на витающее между двумя мужчинами напряжение. Енгук сглотнул вязкую слюну и перевел взгляд на глаза Тэхена. Омега склонил голову вбок и снова улыбнулся. — Так значит… правда. — Все узнал, что хотел? — прорычал Чонгук, закрывая Тэхена собой. — Можешь быть горд собой. Все получилось именно так, как великий Синигами и сказал. Я знаю, о чем ты думаешь, по глазам вижу. — Нет, Чонгук, — смягчился Енгук. — Все совсем не так. Позволь мне объяснить. Тэхен поставил на кофейный столик перед сидящими мужчинами две чашки кофе и залез на диван, прижимаясь к боку Чонгука со своей теплой кружкой чая. Чонгук пилил Енгука ненавидящим взглядом, едва не раздувая ноздри от гнева, но Тэхен слегка, едва ощутимо поглаживал пальцами его руку, успокаивал. Тэхен отхлебнул травяной чай, улыбнулся уголком губ и выжидающе посмотрел на внезапно притихшего Енгука. — Не трать наше время, — нервно сказал Чонгук, раздражаясь. Присутствие Енгука в его доме бесило, выводило из себя. Енгук кашлянул в кулак и смочил горло глотком приготовленного Тэхеном кофе. Рюу умостился рядом с Тэхеном, утыкаясь влажным носом в его живот. — Есть кое-что, чего я не рассказывал тебе, Чонгук, — тихо сказал Енгук, подняв взгляд на младшего альфу. Чонгук поджал губы. Енгук перевел взгляд на спокойного Тэхена. — Я хотел бы, чтобы вы оба, наконец, узнали, почему я так рьяно был против ваших отношений. — Да- — Чонгук, — резко перебил его Тэхен, посмотрев на альфу. — Замолчи. Сейчас должен говорить твой отец. Простите, Енгук, продолжайте. — Да… — протянул Енгук, потупив взгляд в пол. — Это было так давно, словно случилось целую вечность назад. Стечение обстоятельств? Случайность? Или сама судьба? Неважно. Но я встретил его, того, любовь к которому я пронесу через всю свою жизнь и заберу с собой в могилу. Так странно, когда волк больше не видит в глупом зайчонке еду, а видит то, ради чего горы по камню разложит, реки вспять обратит и океаны высушит. Так странно, но в то же время так… правильно? Вы ведь наверняка понимаете, о чем я говорю, — слегка улыбнулся альфа. Тэхен с улыбкой посмотрел на Чонгука и положил голову на его плечо. — Дэхен. Так его звали. — Он был не из твоего мира, да? — грустно спросил Тэхен. — Да, — рассмеялся Енгук, погружаясь в свои воспоминания. — Такой несуразный и нескладный, умный и любознательный до каждой мелочи, он был чужд для меня, инороден. Как я думал. Мы — разные полюса, которые должны априори друг от друга отталкиваться. Но как же я ошибался. Он рассказал мне, что существует Закон Пар противоположностей, до сих пор помню, как он рассказывал мне это, будто случилось это только вчера. «Любое явление во Вселенной имеет два противоположных начала, которые являются главным условием существования вещи единой». День и ночь есть сутки. Гуль и человек есть… — Любовь, — тихо дополнил Тэхен. Енгук посмотрел на него с грустной улыбкой. — Да. Любовь, — Чонгук поджал губы и отвел взгляд в сторону. Ему не хочется видеть и слышать Енгука. Он просто хочет, чтобы тот как можно скорее ушел. — Мы любили друг друга искренне и безотчетно. Я был шокирован тем, что такой монстр, как я, способен на такую чистую любовь, — Енгук зачесал волосы назад и прикрыл глаза. — И именно эта любовь нас обоих погубила. Я не хотел даже думать о том, что моя любовь, лучик всей моей жизни однажды погаснет. — Что с ним произошло? — внезапно спросил Чонгук. — Он понес от меня, — ответил Енгук, посмотрев Чону в глаза. — И если бы я знал, что именно это его убьет, я бы никогда, ни за что в жизни не позволил ему настоять на своем. А теперь история повторяется у вас. Именно от этого я хотел уберечь тебя, Чонгук, и спасти от гибели Тэхена. Но я не смог. — Как… как он умер? — хрипло спросил Чонгук. — Не смог разродиться, — покачал головой Енгук. Тэхен прикусил губу, опустив взгляд вниз. — Сердце не выдержало, а ребенок… он просто задохнулся. — Енгук, мне так жаль, — тихо сказал Тэхен, накрыв его ладонь своей. — Спасибо, Тэхен-а… Это то, что никогда не отпустит. Это кричать в пустоту и ждать ответа, которого никогда не будет. Это каждое утро открывать глаза и думать: «Почему? Почему я снова проснулся?». Это не передать словами, не описать, не спеть, не станцевать. Они внутри. Руины, осколки и падальщики. Там умирает все и гниет. Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса… У смерти другие глаза. — Хочешь? — дрожащим голосом спросил Чонгук, повернувшись к Тэхену. — Ты до сих пор этого хочешь? — Чонгук, — Енгук положил ладонь Чону на плечо. — Не дави на него. Теперь слишком поздно думать, правильно ли он сделал или нет, все уже сделано, Тэхен ждет ребенка. Ему сейчас нужна твоя поддержка, твое плечо и опора, не дави на него… Кто знает, сколько времени у вас осталось. — До чего? — нервно ухмыльнулся Чонгук. — До того, как я его холодное тело своими руками в гроб положу? Звонкая пощечина эхом пронеслась в тишине дома. Рюу приподнял голову, смотря на играющего желваками Чонгука. Тэхен спокойно поднялся с дивана и обхватил кружку с остывающим чаем двумя ладонями. Енгук вздохнул и потер пальцами переносицу. Тэхен бесстрашный, его переубедить в чем-то, кажется, невозможно. Тэхен хочет выносить своего ребенка, и он сделает это. Плевать, если тысячу раз скажут «опасность», он видит маленький огонек надежды в виде Соен, и он движется к нему. — Я не умру, — сказал Тэхен, едва сдерживая комок слез в горле. — Как ты можешь хоронить меня, когда я здесь, рядом с тобой? Как только твой чертов язык поворачивается? — закричал омега. У него на глазах навернулись слезы. — А знаешь, что? Мне надоело. Пошел ты, долбаный трус. Мне ничего от тебя не нужно. Ни твоих денег, ни твоего крова, ничего! Ты не хочешь нести ответственность за то, что сделал вместе со мной. Ты боишься всего на этом свете, только притворяешься, что бесстрашный. Надоело, знаешь. Мне все это надоело. Если ты его не любишь, плевать. Ему моей любви достаточно будет. Пошел ты. Пошел ты, Чон Чонгук. Тэхен развернулся и пошел прочь из гостиной. Он так быстро, как только мог, поднялся по лестнице и с психу резко открыл дверь, от чего та ударилась о стенку. Он скинул халат и надел свободные штаны и свитер. Он больше не хочет оставаться в этом доме ни секунды. У него по щекам слезы катятся соленые, горькие. Тэхен едва сдерживается, чтобы в голос не зарыдать. Чонгук крепко сжал пальцы в кулаки, наблюдая за ним в дверном проеме. Тэхен сорвался. Все высказал, точку жирную поставил. Тэхен не собирает чемоданы, никаких вещей не берет. Тэхен просто уходит. — Куда ты? — хрипло спросил Чонгук, схватив Тэхена за локоть. — Не трогай меня, — прошипел Тэхен сквозь зубы в сторону. Только бы слез его не видел. — Я ухожу, Чонгук. — Нет, — как-то глупо сказал Чонгук, сморгнув слезу. — Ты не пойдешь никуда. — Нет, пойду! — закричал Тэхен, пихнув альфу в грудь. — Я тебя ненавижу, Чонгук, за твою трусость, за твою нелюбовь к нашему ребенку, к тому, кого мы сделали в любви. Не потому что напились, не по какой-то случайной ошибке, а потому что полюбили друг друга! — омега кричит, а по щекам слезы катятся. — Мне надоело, что ты меня, живым, убить пытаешься! Ты сомневаешься во мне, в моих силах! Ты… ты… не трогай меня, Чонгук, — прошептал Тэхен, отойдя от замершего альфы на несколько шагов. — Не прикасайся ко мне. Тэхен сбежал вниз по ступеням, вытирая слезы. Возле входной двери стоял Енгук, застегивая свое пальто. Он поднял взгляд на зареванного Тэхена, у которого от нервов дрожали руки и едва пуговицы в петельки попадали. Енгук слегка улыбнулся и подошел ближе, помогая ему застегнуть свое пальто. — Не нужно плакать, — шепотом сказал Енгук, вытерев большим пальцем скатившуюся по щеке слезу. — Просто… дай ему время, хорошо? — Отвезите меня куда-нибудь, — дрожащим голосом. — Я найду деньги, у меня сейчас нет… — Тэхен, — строго сказал Енгук, нахмурившись. — О каких деньгах ты говоришь? Ты — любимый человек моего сына, ты носишь его ребенка, моего внука. Прекрати. — Я н-не знаю, как мне благодарить вас, — шепотом ответил Тэхен. Енгук положил ладонь на плечо Тэхена, выводя из дома и закрыв за собой дверь. Енгук знает, где Тэхену будет безопасно и хорошо, он знает, кто сделает его счастливым. Енгук помог Тэхену сесть на переднее сидение своего автомобиля и пристегнул его, пока он украдкой вытирал слезы. Омега шмыгнул носом и посмотрел на свой дом. Там, внутри, остался Чонгук. Его любимый Чонгук, которому он наговорил так много гадостей. Но Тэхен больше не может это терпеть. Каждый чертов день одно и то же. Сначала Чонгук обещает быть рядом, а потом срывается, говорит, что Тэхен умрет. Тэхен просто… больше так не может. Омега прикрыл глаза и откинулся на спинку сидения. — Ну, поехали? — слегка улыбнулся Енгук, включив обогревание в машине, чтобы Тэхен не замерз. — Поехали, — тихо сказал Тэхен. Он не спрашивал, куда, просто подальше от Чонгука. Как можно дальше. Хотя бы на это время, иначе Тэхен не выдержит, сорвется. Тэхен зажмурился изо всех сил, не позволяя слезам покатиться по лицу. — Тэхен, — прошептал Чонгук, смотря вслед ушедшему омеге, на давно закрытую дверь. — Тэхен… Тэхен! Альфа залетел в свою мастерскую, разрывая изрисованные холсты, ломая мольберт в жалкие щепки, осыпающиеся к его ногам. Чонгук закричал в пустоту дома. Он схватил стеклянную вазу с иссохшими цветами и швырнул ее в стену. Десятки осколков разлетелись в стороны, с громким звоном падая на пол. А с картины на него смотрит такой хрупкий и трепетный Тэхен. Смотрит своим влюбленным взглядом, полуулыбкой добивает, сердце из груди вырывает. Чонгук сломал кисти и разорвал все нарисованные им картины, безжалостно срывая с холста ткань, огрызками свисающую вниз. Тэхен ушел. Оставил его наедине со своими демонами. Чонгук упал на колени посреди созданного им хаоса и заорал.

***

Юнги улыбается уголком губ и гладит спящего Хвалля по пухленькой щеке кончиками пальцев. Какой он… Мин даже слова подобрать не может. Такой нежный, такой маленький. Юнги никогда не думал, что способен любить так. Любовь к своему ребенку никак не описать, словами не передать. Мин улыбнулся шире, убирая с его маленького лба редкие черные волосы, и поцеловал в прикрытый глаз. — Спит? — шепотом спросил Намджун. Он улыбнулся и подошел ближе, держа в одной руке бутылочку со смесью, а во второй пеленку. — Спит, — с улыбкой ответил Юнги. Он аккуратно приподнялся на постели, стараясь не разбудить Хвалля, забрал бутылочку и капнул пару капель на свое запястье, тут же прошипев. — Намджун-а! Горячее ведь! — А? Черт, — Намджун прикусил губу и потер шею. — Я ведь старался… — Ничего страшного, — покачал головой Юнги и поцеловал Намджуна в щеку. — Все в порядке, это легко исправить. Полежи с ним. Намджун кивнул и лег сбоку от Хвалля, подпирая щеку кулаком. Юнги тихо ретировался из спальни, чтобы остудить смесь. Альфа тихо засмеялся, наблюдая за спящим сыном. Он так смешно куксится во сне, будто снится что-то. Намджун наклонился ниже, целуя Хвалля в лоб и вдыхая неповторимый детский запах молока. Хотя порой Намджуну кажется, что он сам живет во сне. Он никак не может поверить в то, что все это… реально. Что у него есть любимый человек, подаривший ему сына, что у него появилась маленькая, но любящая семья. Намджун чувствует себя… счастливым. По-настоящему. Целый месяц, который Юнги и Хвалль находятся дома, Намджун после работы едва ли не бежит к своей машине, чтобы скорее увидеть сына и будущего мужа. Он предпочитает не вспоминать, как накануне родов Юнги разрушил лабораторию, когда узнал, что результаты теста удалены. Намджун крушил все, что видел на своем пути, оставляя после себя лишь развалины. Но нет. Даже если у него в руке нет ключа от главной разгадки, он использует отмычки. — Ну вот, — сказал Юнги, присасываясь губами к соске и пробуя смесь на вкус. — Теперь хорошо. — А когда Хвасон-щи обещал приехать? — спросил Намджун как можно тише. — Он почти и не уезжает отсюда, — хихикнул Юнги, поставив бутылочку на прикроватную тумбу. — Кажется, родители были слишком громкими и разбудили тебя, малыш? — ласково спросил Юнги, склоняясь над проснувшимся Хваллем. Малыш повернул голову к отцу и сонно моргнул. — Мне кажется, он похож на тебя, — с улыбкой сказал Намджун. — Трудно еще сказать, на кого он похож, — улыбнулся Юнги, чмокнув сына в приоткрытые губы. Малыш сморщился. — Что-о? Тебе неприятны папины поцелуи? — шутливо обиделся Юнги, надув губы. Малыш моргнул. — А я все равно буду целовать, целовать, целовать! — протараторил омега, покрывая поцелуями лицо и животик Хвалля. Малыш приоткрыл губы в подобии улыбки. Намджун тихо засмеялся. — У вас двоих какая-то особая связь, — нежно заметил Намджун. — Конечно, — хихикнул Юнги. — Сколько я намучился с этим мальчишкой! — промурчал Мин, вновь принимаясь целовать засуетившегося Хвалля. — Папин ангелочек, — улыбнулся омега и подлез к Намджуну, укладываясь головой на грудь Намджуна и вместе с ним наблюдая за отходящим от сна сыном. — Не могу на него наглядеться. — Я тоже, — тихо сказал Намджун, прижимая Юнги к себе и поглаживая его по голове. — И никто, вообще-то, не может. Особенно Хвасон-щи. — О, да, — улыбнулся Юнги. — Папа от него в восторге. Да, малыш? Тебя все любят, да, наш котенок, — ласково сказал Мин. — Мы с отцом тебя очень-очень любим, — Хвалль повернул голову к родителям, кряхтя. Намджун погладил его указательным пальцем по щеке и улыбнулся уголком губ. Неожиданно Хвалль схватил его за мизинец и вновь прикрыл глаза, не отпуская отцовскую руку. — Вот видишь, — прошептал Юнги ему на ухо. — Кажется, его пора кормить, — улыбнулся Намджун, глянув на Юнги. — Ага, — лениво ответил Юнги, находя своими губами губы Намджуна. Юнги утянул его в медленный продолжительный поцелуй. Омега так по нему соскучился, так изголодался, что буквально изнывает от недостатка внимания Намджуна. Иногда Хвасон забирает Хвалля и нянькается с ним столько, сколько его душе угодно, а Юнги убирает квартиру и готовит к приходу Намджуна. В последний месяц им некогда уделить время друг другу, всю заботу и внимание они отдают Хваллю. Но Юнги так… соскучился. Омега провел языком по губам Намджуна, сразу же получая разрешение и пробегаясь кончиком языка по кромке зубов. Намджун прикусил его губу и оттянул, чувствуя во рту привкус металла. Юнги заскулил, но не отстранился, лишь требовательнее целуя альфу. Неожиданно Хвалль громко расплакался. Юнги отпрянул от Намджуна, возмущенно уставившись на сына. — Извините, я так нагло забрал вашего отца, мистер-капризная-редиска, — хмыкнул Юнги, заставляя Намджуна рассмеяться. — Кого-то он мне напоминает… — задумчиво сказал Намджун, хмуря брови. — Только кого… — Ой, знаешь что, — закатил глаза Мин, слегка стукнув альфу по плечу. Юнги склонился над плачущим сыном и бережно взял его на руки, укачивая. — Ну, чего расплакался? Тш-ш, не реви, — Юнги поцеловал Хвалля в лоб. — Голодный наш котенок, иди к отцу, иди, — Намджун присел на кровати, облокотившись спиной о спинку, и аккуратно забрал сына из рук Юнги. — Успокоился, — удивился Намджун, слегка покачивая Хвалля. — Особая связь, да? — ухмыльнулся Юнги, вскинув бровь. — Ну-ну. На, держи, — Юнги вручил Намджуну бутылочку и пеленку. — Успокой своего сына, а я пока приму ванну в тишине и спокойствии. — Вот так кидаешь меня наедине с ним? — ухмыльнулся Намджун, вскинув бровь. Он приставил соску к губам Хвалля, который тут же принялся сосать смесь. — Нечестно! Он и твой сын тоже. — Пока не наревется, это твой сын, — хихикнул Юнги и, показав язык, направился в ванную. Никогда Юнги не думал, что его жизнь обернется вот таким образом. Мог ли он подумать, что может стать мужем Ким Намджуна, следователя особого класса, местного Бога Смерти, о котором мог только мечтать, закрывшись в своей комнате перед камерой? У Мина щеки полыхают от одного воспоминания об этом. Мог ли он подумать, что будет готов отдать свою жизнь за того, от кого собирался избавиться? Никогда. Юнги и помыслить никак не мог. Но вот он, здесь и сегодня, и вскоре он больше будет не Мин Юнги, а Ким Юнги. У Юнги такое приятное волнение в животе от этого. Омега прислонился плечом к дверному косяку, с улыбкой наблюдая за тем, как Намджун кормит Хвалля, ни на секунду от него взгляда не отрывая. Какие же они… любимые. Юнги распирает от нежности и любви к этим людям. Он чувствует себя самым счастливым на свете человеком, счастливее и не встретишь. А еще Юнги никогда бы не подумал, что Намджун такой смешной и неуклюжий в общении с детьми. Сначала он даже боялся брать Хвалля на руки, боялся сломать ему что-нибудь или как-нибудь навредить. А когда он старался его пеленать, Хвасон и вовсе умирал со смеху. То нога, то рука обязательно оказывались снаружи, но Намджун искренне старался сделать все правильно. Юнги слегка улыбнулся. Вот и сегодня Намджун сделал смесь горячей, но он старался. И Юнги это безумно ценит. Он оторвался от дверного косяка и подошел к Намджуну, забрал заснувшего на руках отца Хвалля и уложил его в колыбель, включив крутящееся Солнце с макетами планет. — А теперь ты только мой, — прошептал Юнги в губы Намджуна. — Но врач сказал… — Плевать, что он там сказал, — хмыкнул Юнги, прикладывая палец к его губам. — Тогда не разбуди Хвалля, — ухмыльнулся Намджун, резко подминая Юнги под себя. Их губы тут же встретились в жадном поцелуе. Друг другом никак не насытиться. Чем больше пьешь, тем сильнее хочется еще. Намджун в порыве порвал юнгиеву футболку, открывая доступ к такому желанному телу. Юнги на вкус стал еще слаще. Его кожу облизывать, кусать, засасывать — все равно что сахар языком слизывать. Намджун рассыпает фиолетовые засосы по его хрупкому телу и наслаждается глухими стонами, которые Юнги глушит, кусая ребро ладони. Все мое. Альфа развел тонкие ноги в стороны, припадая губами к внутренней стороне бедра, больно прикусывая и оставляя след зубов. Намджун его всего пометит, на каждом сантиметре свой отпечаток оставит, чтобы знал — только Намджуну принадлежит. Никому больше касаться не позволено. Намджун толкается в его тело мучительно медленно и плавно. Юнги приоткрывает губы и заламывает брови, выгибая спину. — Я тебя люблю, — прошептал Намджун ему на ухо, слегка кусая за хрящик и делая новый толчок. Юнги тихо застонал, впиваясь ногтями в спину Намджуна и сцепляя ноги на его талии. — Я тебя тоже, — шепнул в ответ омега. — Безумно сильно люблю… Намджун начал двигать бедрами, глубже погружаясь в омегу. Юнги вгрызся зубами в шею Намджуна, чтобы не кричать, а сам зверя раззадоривал. Намджун увеличил амплитуду, грубее входя в Юнги. Он подхватил его ногу под коленкой, приподнимая и ускоряя темп, быстрее входя в омегу. «Мое, мое, мое» в головах обоих. Спинка кровати стучит о стену, и благо, что Хвалль спит крепко. Юнги хочет стонать в голос, лаская слух Намджуна, но альфа его целует настойчиво и грубо, собственнически проглатывая его стоны. Юнги чувствует тепло внутри себя, и от наслаждения у него трясутся колени. А на безымянном пальце Юнги в редких солнечных лучах поблескивает подаренное Намджуном серебряное кольцо.