99 problems

Mac Demarco – My Kind of Woman M83 – Midnight City (acoustic) Shinedown – Save Me [AcouSTic]

      Языки пламени пляшут перед самым его лицом, отдают своим приятным, чуть обжигающим теплом, мягкими волнами касаясь самого лица. Они ласкают расслабленные мышцы, отдавая жаром на скулах и кончике носа, едва ли приоткрытые глаза и волшебным образом гипнотизируют, даже усыпляют этой своей пляской света.       Эдди хмурится, шмыгает носом, всячески сопротивляясь умиротворяющей обстановке, от которой нестерпимо хочется спать, но все-таки зевает. Впервые за последнюю неделю он чувствует себя до странного спокойным, хотя находится он здесь от силы минут двадцать. Огонь, танец теней вокруг, чистый воздух и ночной покой дарили ему то самое спокойствие, которого так не хватало столько времени. То спокойствие, когда не думаешь о том, что нужно сделать завтра или на следующей неделе, что ты сделал вчера и кто ты вообще есть. И все это настолько странным могло показаться ему, вспомни он о том, что еще с утра был совершенно не уверен во всей этой затее. Еще с утра он в принципе понятия не имел, что уже к вечеру окажется в месте, подобно этому, о чем вообще речь.       Лес. Ночной, черт возьми, лес и он, способный подхватить любую заразу на лету? Ах, с алкоголем. Ну, конечно, проспиртованному человеку ничего не страшно.       На самом деле Эдди никогда не был человеком, который бы мог похвастаться тем, что у него семь пятниц на неделе, миллионы планов и он совершенно не может предсказать где окажется через пару часов. Нет. Все это вдруг ворвалось в его жизнь с одной совершенно нестабильной личностью, потому что последняя неделя его жизни настолько разнится со всей его жизнью до этого, что парень чудом мог адекватно воспринимать эту информацию. Воспитанный строго по графику матери, это, конечно, давалось с трудом, но, видимо, все-таки давалось.       Каспбрак лишь вздыхает, продолжая увлеченно, но уже несколько сонно рассматривать волшебный танец огня перед самым лицом. Хотя бы себе он не мог не признаться в том, что это потрясающее место для отдыха после экзаменационной недели и как открытие летнего сезона также было как нельзя лучше для него. Тозиеру в этом признаваться — себе хуже, но внутренне он был искренне благодарен ему за то, что тот выловил его и уговорил поехать. Даже несмотря на весь скептицизм касательно этой идеи со стороны Каспбрака и мнение о том, что все идеи Ричи — откровенно паршивые идеи.       Неожиданно ему прямо перед носом опускают кружку и парень резко, испуганно дергается, едва ли не задев последнюю рукой, отшатываясь назад и инстинктивно выставляя руки перед лицом. Ричард же лишь смеется где-то над головой, но терпеливо ждет, когда Эдди расслабится, поняв, кто это, и возьмет напиток из его руки.       – Ты бы еще со спины подошел, – ворчит Каспбрак, забирая кружку и поднося к носу, вдыхая пряный аромат горячего напитка. Эдди на удивление нравится запах, хотя он прекрасно чувствует в нем нотки алкоголя. – Что это?       – Глинтвейн, – Ричи подсаживается рядом.       – И насколько это не вкусно по шкале от одного до выливания этого варева в кусты?       – Не попробуешь — не узнаешь.       И Каспбрак пробует. Сначала делает небольшой глоток опасливо и снова принюхивается к бордовой жидкости. Спустя пару секунд начинает понимать, что это что-то скорее всего вино. И вполне себе приятное на вкус, что вызывает у него небольшую улыбку и удовлетворенную усмешку со стороны Тозиера. Которого Эдди в свою очередь с этим его самодовольством, конечно же, игнорирует.       Место, в котором они находились, было окраиной леса, которая в отличие от большей ее части не была предназначена для туристов и ночевок, однако ребята — а это большая часть выпускных классов трех школ, что какими-то правдами-неправдами поддерживали контакт между собой, куда также попадали Урис с Денбро — каким-то образом умудрились сюда проехать и устроить подобие лагеря. Хотя, конечно, с какой стороны смотреть на слово «лагерь». В действительности главным здесь был большой костер, разведенный сразу же по приезде. В стороне также была собрана большая куча хвороста для того, чтобы этот несчастный протянул до самого утра.       Вокруг костра стояло несколько складных стульев, привезенные парой незнакомых Эдди человек, остальные сидения представляли из себя бревна, сооруженные из старых упавших деревьев, на которые были постелены пара одеял. Так, чтобы можно было сесть на само бревно, разувшись и уместив ноги на мягком одеяле, или же сесть на застеленную землю, откинувшись на покрытое все тем же одеялом бревно.       С нескольких сторон стояли автомобили, за которыми стояло еще парочка, из которых подростки вытащили пару переносных холодильников: какие-то с едой, какие-то с алкоголем. В стороне стоял столик, за которым в данный момент Стэнли помогал Биллу с приготовлением мяса и овощей, рядом с ними располагался мангал, за которым стояла Беверли, между тем о чем-то разговаривая с последними.       Над их головами расстелилось звездное, поистине волшебное небо, и Каспбрак делал очередной глоток глинтвейна, поднимая к нему глаза. Напиток ему действительно понравился. Почему-то он вспомнил о молоке с медом на ночь в детстве. И если это была его «взрослая» интерпретация, то Эдди был вполне согласен на такие условия.       – Тебе настолько здесь нравится, что я даже не слышу забавного ворчания, которое, вроде как, по умолчанию идет с тобой в комплекте, – вздыхает рядом Тозиер, наблюдающий за тем, как только разложившееся и захватившие свою порцию горячего, разбредаются по свободным местам, удобно там устраиваясь и о чем-то оживленно болтая.       Выцепить разговор каждого по отдельности было сложно: все превращалось в монотонный гомон, прерывающийся всплесками смеха и криками, когда, например, какой-нибудь особо смелый хватал свою девушку, перекидывая через плечо и носясь вокруг костра. Ричи посмеивается, наблюдая за этим, Эдди пытается понять: сама девушка смеется потому что ей действительно весело или это нервное, ведь волосы ее и правда были опасно близки к огню.       – Я просто отдохнул от тебя пару дней и уже не такой нервный, – он передергивает плечами, словно избавляясь от нежеланного прикосновения, хотя Ричи к нему не прикасался, и делает глоток.       Благодарить сейчас этого балабола было бы все равно что послать в нокаут свою гордость и самооценку. Потому что Эдди не хотел, Эдди обозвал его безумным и непонятно как вообще поддался на уговоры ехать сюда с ним. То есть, вот совсем с ним. Не «Эдди, поехали с нами», а «поехали со мной». Словно они хренова парочка. «Вот уж точно бред сумасшедшего» — Каспбрак закатывает глаза и качает головой в ответ на собственные мысли, и Ричи даже не переспрашивает, что там за внутренний диалог только что произошел.       Еще сегодня утром Каспбрак планировал сдать последний экзамен, выйти на крыльцо школы и вдохнуть воздух полной грудью, а после отправиться куда-нибудь в парк. Пятница. Последняя учебная пятница в этом учебном году. И, что самое важное, предшествующие ей дни после концерта в том доме были спокойными. Соня Каспбрак отправила мужа в командировку и постоянно пропадала где-то со своими подругами, о недавней лжи сына она так и не прознала, от чего последний был на седьмом небе от счастья. Пару раз он, конечно же, пытался одернуть себя, что это совершенно не то, от чего ему нужно было радоваться, но попытки взглянуть на эту ситуацию с моральной точки зрения быстро закончились. Да, где-то внутри него сидел тот прошлый Эдди и напоминал о том, что обманывать ее это очень плохо. Что нужно признаться во всем и извиниться. Но Эдди так далеко ушел от прошлой версии себя во лжи, что теперь у него хватило сил перебороть эту часть себя. «Она спокойна, потому что ничего не знает. Зачем трепать ей нервы?» — старался здраво рассуждать он. Так и успокоил себя и свою совесть, собственно.       Что с ним происходило — вопрос отдельный. Для новых, непривычных решений приходилось переворачивать старые устои и частично сформировавшийся взгляд на мир, в глубине души понимая, что его прежнее миропонимание — это взгляд его матери. Все это в его понимании — последствие воспитания, дрессировки и тщательно спланированной жизни. Осознав это, он вдруг почувствовал себя подобно зверю в клетке. Который очень хотел на волю.       Нори в то роковое утро, когда от боли в голове хотелось лезть на стенку, помогла с экзаменом и то, насколько Эдди был ей благодарен, невозможно было передать словами. Девушка просто понимающе улыбнулась и обняла его на слова благодарности, высказав лишь свою надежду на то, что это того стоило. А после проводила до самого дома, игнорируя все протесты, поскольку в предобморочном состоянии была явно не она.       Остальные экзамены сдавались куда проще. Хотя бы потому, что готовился к ним Каспбрак в своей собственной комнате, не отвлекаясь, не собираясь никуда идти и, к его большому счастью, не получая больше ни от кого никаких приглашений. По каким причинам он понятия не имел, но предпочитал думать, что не только он был занят.       Ричи, к слову, он все это время тоже не видел. Они не учились в одной школе и даже не жили рядом, чтобы вот так-то просто столкнуться нос к носу, однако судьба из раза в раз сводила их вместе, словно насмехаясь над железобетонным фактом реальности. А потом тот внезапно испарился из его жизни.       «Н-неужели Рич-чи для те-тебя — с-с-сплошн-ное развлечение и ал-лкоголь, рад-ди которого нуж-н-но идти на тус-тусовки?» — предположил Денбро, когда Эдди высказал свою мысль о том, что, возможно, если он больше никуда не пойдет, то и Тозиера он больше не увидит. Неплохая перспектива, не правда ли? Конечно, Билл хотел сказать «тебе не обязательно идти на вечеринку, чтобы встретиться с ним», намекая на то, что все не так просто, но Эдди даже стало как-то грустно после их разговора. Билл бы сказал ему где найти этого балабола, признай он, что хочет его увидеть. Но Каспбрак не признал, а Денбро промолчал.       На самом деле он в принципе слабо представлял, что все-таки между ними происходит, чтобы определиться чего он на самом деле хочет. К Ричи его тянуло. Это факт. Тянуло так, что на утро вспомнить их почти не пьяный — но очередной — поцелуй оказалось физически больно где-то за ребрами, однако эфемерный вкус чужих губ на собственных казался невообразимым сновидением. Каспбрак понимал, что все это совершенно неправильно, что ему нужно остановиться, пока все не зашло слишком далеко, пока они не наломали дров до такой степени, что исправить это уже будет невозможно. Однако. Вместе с тем, рядом с Тозиером словно все установки ломались, все его обещания самому себе не делать того и этого забывались, и он просто делает то, что хочется, что велит сходящее с ума сердце. Он не мог объяснить всего этого в первую очередь самому себе. И из-за этого не мог понять, что же должен делать.       Каспбрак терялся от этого дуновения вседозволенности, его в буквальном смысле выбило из колеи все это выносящее мозг поведение. Ричи стукнет в голову нечто несуразное и глупое, так он помчится претворять это в жизнь, даже не подумав о любого рода последствиях. Эдди этого не понимал. Его система правил ломалась. Выстроенные годами рамки трещали под натиском, и Эдди начинал по-настоящему паниковать.       На пике своих размышлений и одновременно страданий он даже приходил к мысли, что проще всего просто пустить все на самотек. Тянет к Тозиеру? Даже если тот шут гороховый и вообще парень сам себе на уме? Прекрасно, выбор паршивый, но бывает и хуже. Страшно от того, что будет с матерью, если это станет известно? А вот это уже вопрос повышенной сложности. Неужели он сможет так долго скрывать нечто подобное? А если это не Тозиер виноват, а он сам «не такой», как хотела бы Соня? Неопределенность пугала. Как и то, что из-за непостоянности Ричи к нему подходить было страшно. Эдди казалось, что об него запросто обжечься и оказаться в ослепляющей тьме в одно мгновение. Просто потому что парень наигрался.       Что не менее важно, Соня и правда не переживет новости о том, что ее любимому сыночке не нравятся правильные девочки с манерами королевских особ и улыбкой ангела. Что сыночка пьянеет от общества плохого мальчика и ничего, черт возьми, с этим поделать не может.       Таким образом на каждый свой довод он находил тысячи «но», а на любой вопрос еще несколько побочных. И что в конце концов делать со всем этим — он понятия не имел. Но было бы для начала неплохо разобраться в себе, своих чувствах и, может, так было бы легче.       С такими тяжелыми размышлениями он и выходил из школы, петляя в светлых коридорах, переполненных школьниками. Перспектива летних каникул не могла не радовать, и Эдди решил перенаправить свою активную мозговую деятельность именно в это русло. Продумать чем заняться, сколько раз еще успеет встретиться с друзьями перед их отъездом, сможет ли уговорить родителей не отсылать его на месяц в летнюю академию, если им вдруг в голову взбредет эта идея вновь и бесконечный список несомненно важных дел.       Правда, весь этот нескончаемый поток мыслей прерывает в один момент затормозивший прямо перед ним автомобиль. Каспбрак как раз в этот момент уже подошел к дороге, мимо которой он обычно шел до дома, когда с жалобным визгом шин перед ним затормозила машина и еще пару секунд изнутри доносился тяжелый рок, после чего его значительно убавили.       Шокировано замерев на месте, парень осоловевшим взглядом уставился на затонированные стекла, разрываясь между тем, чтобы высказать все, что он думает об этом горе-водиле, и тем, чтобы просто смотаться с места, радуясь, что вообще остался цел. Но смотаться — ровно как и высказать все хорошее и не очень о данной ситуации — ему не позволили. Потому что в ту же секунду дверь открывается и из нее вываливается Тозиер собственной персоной.       – Скучал? – первым же делом выдает он, делая шаг вперед. Позади него благодаря открытой дверце видно сидящего за рулем парня, разговаривающего с кем-то по телефону и активно с этим кем-то ругающегося. Эдди предпочитает Ричи этому типу, переводя взгляд снова на него. В кои-то веки он выбирает его, да.       – Тебе честно или чтобы самолюбие потешить?       – Думаю, ответы совпадут, – его губы тянутся в мягкой усмешке, и Эдди лишь закатывает на это глаза, мол, ну кто бы сомневался.       – Что ты здесь забыл?       Он, наконец, расслабляется, отойдя от состояния истукана, который чуть не попал под машину, но по волшебству остался жив. Теперь он вдруг понимает, что мысли о Ричи буквально материализуют самого Тозиера где-то поблизости, потому что вселенная слишком уж заигралась со своими совпадениями. Где Ричард, там беда. Беда для Каспбрака, естественно. Поэтому последний даже весь подобрался, следуя инстинктам, чтобы в любой момент высказать свое веское «нет» и гордо уйти.       Но, конечно, Эдди никогда не славился репутацией хорошего планировщика своей жизни да и стратега в принципе. Потому что он не Соня, способная горы под себя подмять, если ей захочется прогуляться по той местности, где они, негодяи, расположены. И потому что Ричи — не его отец, способный подстраиваться под свою жену, чтобы выйти из этого неравного боя без пулевых ранений. В их положении уже он врывается в жизнь Эдди и больше от ее прежней там ничего не остается.       – Хочешь в лес?       Каспбрак непроизвольно дергает бровью, пытаясь то ли понять всю суть абсурдного вопроса, то ли немо прося продолжить, дополнить все это хоть парой наводящий фраз. Потому что все, что читается в глазах подростка в данный момент — «что ты этим, черт возьми, пытаешься сказать?» Но Ричи смотрит на него так выжидающе и заинтриговано. И он понимает: нет, без пинка не дополнит.       – В какой, к черту, лес?       – В большой и страшный, где я буду воинственно защищать тебя от серого волка, а потом ты наградишь своего рыцаря поцелуем при луне.       Говорит он все это вполне серьезно. И Эдди почти даже верит, почему и собирается вернуться к изначальному плану, чтобы покончить с этой ерундой и отправиться домой вершить важные дела. Спать лечь, например.       – Ладно, хорошо, – он начал смеяться, когда не менее минуты в совершенном молчании его прожигали недоуменно-раздраженным взглядом, сдавшись в конечном итоге. – Поехали со мной на ночь в лес? Костер, алкоголь, песни под луной в веселой компании.       – Скажи только честно. Ты совсем с ума сошел?       – Не будь такой занудой, – Тозиер все смеется, запуская пальцы в свои угольные, вьющиеся волосы на затылке. – Я уверен, ты бывал в лагере. А если бывал в лагере, значит, ходил в походы и ночевал у костра.       – И это совершенно не аргумент тому, почему я должен ехать туда.       – Твои друзья тоже там будут, – он жмет плечами, словно это ничего не значащая информация, однако, конечно, это цепляет внимание Эдди так сильно, что он меняется в лице.       – Стэн точно не поехал бы в такое место. Он с ночевкой-то только у Билла остается, – Каспбрак нервно хмыкает, чувствуя себя при этом почему-то обманутым.       – Можешь позвонить и спросить у него. Они с Биллом едут, потому что это что-то вроде отдыха перед выпускными экзаменами.       Кто-то из машины окрикивает Тозиера, прося поторапливаться, на что сам Ричи лишь безразлично машет рукой, мол, иду, иду.       – В общем, подумай об этом, Эдс, а я заеду за тобой к тому месту, где мы с тобой виделись у машин часов в семь, – и он запрыгивает в машину, что тут же двигается с места. – И не опаздывай, принцесса!       Каспбрак бурчит пару невеселых напутствий балаболу и в голос кричит «не называй меня так!», но его, конечно, уже никто не слышит. Никто, кроме выходящих из школ подростков и пара-тройка родителей, ожидающих своих детей.       Так его жизнь продолжала превращаться в кошмар. Потому что первым делом по дороге домой он и вправду позвонил Урису. Парень в свою очередь на большое удивление Эдди подтвердил, что они с Денбро едут на отдых с остальными. У выпускных классов это было что-то вроде тусовки перед тяжелой неделей, однако же не такой, как обычно: в доме с грохочущей музыкой, морем алкоголя и кучей мусора на утро. Всем хотелось отдохнуть более-менее мирно, не упиваясь окончательно в стельку, проветриться и набраться сил. По-настоящему отдохнуть. Однако же, после того, как Стэнли примерно обрисовал картину того, куда они едут, он высказал свое большое удивление, что Эдди был приглашен, поскольку все это было устроено именно для выпускных классов и никто не собирался приглашать друзей и друзей друзей, как это обычно бывало.       – Так ты пойдешь?       – Думаешь, это хорошая идея? – уже подходя к дому, с сомнением произнес он.       – Мне не сильно нравится, что каждую вечеринку ты, как правило, где-то пропадаешь с Тозиером к ее середине. И, заметь, я даже не хочу уточнять, чем вы там занимаетесь, – Стэн усмехается на том конце провода, и Эдди закатывает глаза, мол, ха-ха, как смешно, Урис. – Но это развеет тебя. В этот раз алкоголя будет не так много и никакой оглушающей музыки. У тебя же каникулы, почему нет?       В общем-то, доводы друга казались Эдди довольно весомыми. Мысль о том, что он проснется без головной боли на утро, не могла не радовать, ведь впечатления от прошедшего отдыха она убивала на раз.       Каспбрак не думает, что уже неосознанно пытается найти для себя причины поехать. Что все «хочу пораньше лечь спать» канули в лету уже после того, как Ричи заговорил о своем долбанном лесе. Потому что Эдди начинает ломать от того, как хочется поехать в этот чертов лес и увидеть все своими глазами. Потому что его пригласили специально, а не потому что «больше народу — веселее тусовка». Все это начало будоражить подростковое сознание, и он даже не заметил, как три часа провалялся на кровати, представляя все возможные варианты того, где и как это будет. Как выяснится потом, ни на что из его собственных вариантов это похожим не было. Потому что лагеря Каспбрака — дорогостоящие санатории, а это значило, что у костра они сидели лишь пару раз на часик послушать истории от вожатых, а потом по корпусам в теплую постель.       Но потом домой возвращается София, и Эдди вспоминает о самом главном. Как он объяснит матери, что собирается поехать посреди ночи в лес. Где куча насекомых, деревьев с различным мхом, паразитами и прочими прелестями природы, безусловно, несущие кошмарную опасность для ее ребенка. Она же в обморок упадет, как только услышит об этом от своего сына.       Однако несмотря ни на что, прошедшие в раздумьях три часа уже буквально уверили подростка, что он едет и что его вообще могло остановить в этом мире? Едва ли даже София Каспбрак, совершенно непобедимая жена и гиперзаботливая мать, могла противостоять проснувшемуся в сыне бунтующему урагану. Эдди учился жить в своем новом, стремительно перестраивающемся мире и отступи он сейчас — все начнет рушиться, так и не обретя конечную форму. И кто сказал, что он переживет эти перемены вновь?       Поэтому когда он рассказал матери о планах на этот вечер и ночь, ее реакции он совершенно не был удивлен. Женщина сначала замерла, отвлекаясь от книги, которую читала в этот момент. Эдди даже показалось, что она побледнела. Быть может, потому что и правда представила в какую опасность стукнуло в голову влезть ее дорожайшему сыночку.       – Эдди, ты с ума сошел? Ты же можешь там подцепить что-нибудь ужасное, ты можешь заболеть, – она положила закладку между страниц и закрыла книгу, поднимая лицо к стоящему возле дивана, на котором она расположилась, сыну. – Кто вообще придумал это?       – Это... – Каспбрак тяжело вздохнул и потянулся за ингалятором в кармане, сам того не осознавая. Волнение брало над ним верх, ведь ему придется в эту минуту врать своей матери. – Это что-то вроде классного похода в честь окончания учебного года. И я хотел сходить с ними. С Нори.       На имени Стерлинг Эдди делает акцент, смутно понимая о том, что впутывает ее снова в свои проделки, но вместе с тем он также прекрасно знал, насколько сильно София любила Нори. И все питала надежды на то, что ее сын возьмется за голову и однажды сообщит, что они снова пара. Но Эдди браться за голову не хотел.       Однако же в лице женщина меняется. Сначала в ее взгляде читается неподдельный интерес и какая-то доля подозрительности. Возможно, в ее голову уже и правда закрались мысли по поводу того, что мечты реальны и скоро можно будет радоваться, что Эдди образумился и вернул столь прекрасную девушку. Потом, видимо, подкрепленная этими своими размышлениями, ее губы чуть растянулись в улыбке, такой снисходительной, что аж напрягло подростка. Но в конечном итоге она одобрительно кивнула.       – Ну, раз ради Нори, как я могу отказать, – Каспбрак едва заметно дергается еще раз, понимая о чем все-таки речь, но никак не противится этим ее фантазиям-надеждам. Так проще. – Эта девочка хорошо осведомлена как нужно о тебе заботиться, это успокаивает меня.       Следующим не менее важным пунктом в его сборах на отдых становится звонок самой Элеоноре, ведь та хотя бы должна знать о том, что про нее наплели. Ведь в любой день Соня могла встретить девушку на улице и задать вопрос, мол, как им там отдохнулось-то в лесу? Всех ли комаров она отогнала от ее драгоценного Эдди? Следила ли, чтобы ветер на него не дул?       – Ого, ты тоже туда едешь? – удивленно выдала девушка после краткого объяснения ситуации.       – У меня напрашивается вопрос почему едешь туда ты, Нори, – Эдди нервно посмеивается и прикрывает глаза ладонью, облокачиваясь на свои колени. Сидел он на кровати и рядом уже лежал полусобранный рюкзак.       – Я еду со своим парнем, они же перед экзаменами собираются отдохнуть, а парочкой ехать в приоритете, потому что палатки либо двухместные, либо на троих. Ты разве не знал?       Эдди, конечно же, ничего об этом не знал. Хотя бы потому что все, что сказал ему Ричи, заключалось в том, что они едут отдыхать и пить в лес. Что за лес, зачем и как он решил опустить. Видимо, чтобы удивить или чтобы не спровоцировать отказ. И Эдди мог бы даже передумать. Если бы уже не получил добро от матери, которая теперь скорее всего силком его из дома выпроводит, ведь «ты должен налаживать отношения с Элеонорой!»       После сборов — несмотря на то, что Эдди слабо представлял, что ему лучше всего взять с собой, а что не обязательно — он все-таки собрал рюкзак и отправился к месту встречи с Тозиером, чья машина уже стояла на месте в ожидании пассажира. В машине никого, кроме самого водителя, не наблюдалось и это заметно расслабило подростка.       К Ричи он невообразимым образом начинал привыкать и находиться с ним наедине после последней проведенной вместе ночи в загородном коттедже стало менее нервозно. На самом деле в ту ночь они просто смотрели какие-то дурацкие передачи по телевизору, иногда обсуждали всякую чушь с экрана и время от времени Ричи бегал за пивом. О поцелуе они не разговаривали, словно ничего не произошло, зато балабол вполне удобно устроился головой на ногах сидящего Эдди, пока последний путался пальцами в мягких, непослушных волосах. В таком странном опьяняющем — и совсем немного пьяном — спокойствии под музыку где-то за стенами и окнами они просидели еще пару часов, пока люди не начали постепенно разъезжаться. Они даже не прощались, Ричи просто внезапно исчез, а Эдди вернулся к Биллу со Стэном, которые отвезли его до Стерлинг поспать оставшиеся два часа перед школьным днем.       Сейчас же Тозиер буквально засветился от счастья и едва ли умолкал с того момента, как Каспбрак сел к нему в автомобиль. Задней мыслью он даже подумал о том, что Ричи мог просто радоваться, что он все-таки пришел. Если он вообще допускал мысли, что подросток может не прийти. Не с его самоуверенностью, как считал Каспбрак.       В конце концов, так он здесь и оказался. Среди старшеклассников, которые уже через неделю закончат школу и скорее всего уедут из этого города навсегда к светлому и абсолютно непредсказуемому будущему. Ричи, скорее всего, тоже уедет. Эдди почему-то сейчас не особо хотелось об этом думать. Каждый раз, когда в его голове возникала мысль о том, что Тозиер мог в любую минуту исчезнуть, в нем срабатывал какой-то защитный механизм, и подростку хотелось его оттолкнуть от себя. Эдди еще не понимал, что где-то внутренне боится так сильно привыкнуть к Ричи, что его потеря станет значительнее, чем сейчас.       – Ты уедешь? – севшим голосом неожиданно спрашивает он, смотря в уже наполовину пустую кружку с горячим алкоголем.       – Разве что только после того, как вызволю принцессу из ее замка, чтобы увезти с собой в закат, – Тозиер хмыкает. В его темных, как ночная мгла глазах отражаются юркие языки пламени горящего костра и тлеют искры в секунды.       – Ричи, я серьезно, – он хмурится и поворачивается лицом к брюнету. – На следующей неделе ты заканчиваешь школу. Что дальше?       – Ничего, – он пожимает плечами так, словно Эдди задал какой-то поразительно глупый вопрос, с которого собеседник искренне недоумевает. – А что должно быть?       – Ты не уедешь из города поступать?       – У меня еще есть время решить этот вопрос, – и он отвлекается на подошедшую девушку, спрашивающую что-то о еде.       Каспбрак понятия не имеет: он просто придуряется, слишком беспечен и действительно еще об этом не думал или просто не хочет об этом рассказывать. Или же все вместе. Потому что это Тозиер и Эдди начинал понимать, что принимать все серьезно с его стороны — плохая привычка. Хотя бы потому что у него не язык, а помело и чувство юмора совершенно безобразное.       Так или иначе, продолжать этот разговор он не решается. Каким бы образом Ричи ни решил показать ему, что не горит желанием говорить об этом, он все же был понят. И Эдди делает последний глоток уже подостывшего глинтвейна, ставя стакан в сторону от себя на землю, после чего поднимается на ноги, делая глубокий вдох свежего, лесного воздуха.       Кислород, вдыхаемый им, здесь так сильно отличался от их городского воздуха, что по началу у Каспбрака кружилась голова от такого количества «не такого» воздуха. Но дышать было легче. Было свежее и просторнее, словно они не в лесу, а на какой-то опушке, обдуваемой всеми ветрами. Но холодно не было. Был легкий ветерок, что мягкими прикосновениями касаясь кожи исчезал восвояси блуждать в неизвестности леса.       Ребята вокруг все больше все больше оживлялись: кто-то танцевал под не слишком громкую музыку — и Эдди впервые не глохнет от нее — льющуюся из динамиков автомобиля с открытой передней дверцей; в стороне от них негромко играли на гитаре и странным образом это так гармонично сочеталось с играющей оттуда музыкой, что не превращалось в итоге в какофонию звуков; несколько человек танцевали со стаканами алкоголя наперевес; другие сидели у костра, жаря зефир в ожидании нормальной еды с мангала. То тут, то там слышались негромкие разговоры. И несмотря на то, что из всех этих людей Эдди знал так мало человек, он чувствовал себя среди всех этих людей так комфортно и спокойно, что точно бы не поверил, скажи ему кто об этом еще неделю назад.       Не то чтобы Каспбрак был из тех людей, что совершенно не были приспособлены к общению с другими. Он не прямо-таки их боялся или испытывал дискомфорт из-за незнакомых людей рядом, однако ранее он никогда не пытался влиться в чужую компанию. Это казалось ему неловким, а сам он там боялся оказаться ненужным. Но здесь все оказалось совершенно иным в своем устройстве, абсолютно отличным от того, к чему он привык.       Жизнь того Эдди, того бесконечно печального в своей обыденной серости, нескончаемо несчастного в своих рамках и правилах, просто пошла трещинами. Всего одно решение, один сумасшедший — для того Эдди — поступок, один человек и бесконечность впереди. Что же происходит. Что же такое происходит с ним, почему он не хочет останавливаться, несмотря на то, что на самом-то деле ему безумно страшно.       Его охватывает ужас при каждом шаге в эту неизвестность. Потому что там сплошная неопределенность, а ведь всю жизнь все было по расписанию, все было предугадано и решено еще задолго до того, как он к этому приходил. Самостоятельные решения, необходимость отвечать за свои ошибки и чувствовать нарастающее опьянение. Не от алкоголя, от того, какими могут быть его настоящие решения. Он может решить сам. Может ответить за них и принять последствия такими, какие они есть. Не это ли счастье?       Впервые за все время подросток почувствовал, что его собственная жизнь по-настоящему принадлежит ему — и что может быть страшнее этого осознания для едва вышедшего в жизнь подростка — и никому более. Ни матери, что уже решила, какая должна быть его будущая семья и хобби. Ни отцу, уже присматривающего место в своей фирме для сына. Только ему одному. Будут ли в ней ошибки и неудачи, все они будут целиком и полностью его.       Но все эти мысли он постарался отодвинуть на задний план, чтобы насладиться настоящим. Чтобы быть здесь и сейчас, чтобы впитывать все то, что окружало его, чтобы насытиться этим выносящим мозг безумием свободы.       Уже через полтора часа все было удобно разложено по местам, все больше народу собиралось у костра, однако теперь уже не жарить зефир для перекуса к глинтвейну, а поедать нормальную еду, приготовленную Биллом на мангале. Беверли все хвалили за прекрасное мясо, на что Денбро шутливо возмущался, что жарил вообще-то он, пускай и уже замаринованное. Эдди больше налегал на грибы с гриля и картошку, хотя Ричи честно пытался впихнуть в него хоть кусочек мяса, на что подросток морщил нос, отворачиваясь и ворча, всем своим видом показывая, что сейчас совершенно не расположен к такой тяжелой пище.       Еще через час все уже танцевали. Немного выпив предварительно, конечно же. К двенадцати ночи даже Эдди подключился к общему веселью, хотя до этого долгое время разговаривал в стороне с Нори и Беверли, что тоже не особо горели желанием активничать с остальными. Тозиер в свою очередь то пропадал из виду, то появлялся вновь, подсовывая стаканы с алкоголем и принося что-нибудь вкусного на закуску. И так раза четыре точно. Но не прошло и получаса попыток в танцы со стороны Каспбрака, как все тот же паразит вдруг появился неизвестно откуда и потянул в сторону за руку, уверяя, что им просто необходимо «кое-куда отлучиться».       – Ты что, боишься, что тебя съест волк, если ты пойдешь отлить один? – Каспбрак посмеивается, плетясь за впереди идущим Тозиером. Тот держит его за руку так крепко, будто бы и правда боится потерять в этой непроглядной тьме.       – Нет, хочу, чтоб ты подержал.       – Фу, Тозиер!       Теперь настала очередь Ричи смеяться.       Они шли, казалось бы, вечность. Перед глазами Эдди картинка была не совсем четкой, но пьяным он не был. Скорее, алкоголь расслабил его, но дальше этого дело не зашло. Да и не собиралось. Свою норму Каспбрак методом проб и ошибок нашел, начиная отслеживать свое состояние и останавливаясь теперь в пределах допустимого. «Приноровился» — прокомментировал сие чудо Стэнли, когда Эдди отказался от алкоголя, аргументируя это тем, что для веселья ему вполне достаточно уже выпитого. Билл лишь одобрительно кивнул, выглядя при этом как мамка, жутко гордящаяся за своего малыша, лучше всех рассказавшего стихотворение в детском саду на утреннике.       Но в конечном итоге они остановились. Остановились где-то прямо посередине дороги, по которой все это время шли, окруженной деревьями. Тозиер задирает голову и показывает пальцем к небу, призывая Эдди тоже поднять голову.       – Это единственное место, где кроны деревьев расступаются перед звездами, – и он отпирается спиной на дерево, переводя дыхание.       Эдди тоже переводит дыхание. Но не от того, что они быстро шли, а того, что открылось перед его глазами.       Он видел небо. Помесь темно-синего, светло-серого, белого, цвета морской волны и все это с россыпью бесчисленных звезд: мелких и больших. Кроны деревьев обступали этот кусочек неба со всех сторон, дотягиваясь своими верхушками до океанического волшебства небес. Небосвод гипнотизировал, околдовывая своей неземной — поистине неземной — красотой такого жалкого человечишку, никогда не способного дотянуться до него и коснуться хотя бы самыми кончиками пальцев.       Эдди впервые думает о том, что хотел бы почувствовать на пальцах эту звездную пыль. Она наверняка бы немного пощипывала кожу холодом, быть может, кололась, но восхищала своим переливом. Маленькая вселенная на ладони — вот то, от чего действительно перехватило бы дыхание у любого.       – Нравится? – Эдди вздрагивает от звука чужого голоса и едва ли замечает, что они по-прежнему держатся за руки. Что он просто стоял и смотрел на небо, фантазируя о вселенных на своей коже и чувствуя, как начинает кружиться голова от его величия. Ричи в это время молча лишь наблюдал за ним, едва ли не точно таким же зачарованным взглядом.       – Смеешься? – он, наконец, отрывает свой взгляд от неба, переводя его на брюнета. – Это почти самое лучшее, что я видел в жизни.       – Почти? Что же самое лучшее? Может, я?       – Восход солнца, – он закатывает глаза от чужого напускного самомнения, но не сдерживает улыбки. – Ты и близко не стоял.       Тозиер дуется. Натурально кривит пухлые губы в недовольстве и выпячивает нижнюю совсем как маленький ребенок, получившему отказ в сладостях, хмуря при этом брови так натурально, что больше умиляло. Каспбрак, конечно же, только смеется с этого и подходит ближе, убирая со лба упавший во время быстрой ходьбы локон темных волос, который явно мешается Ричи, однако, увы, он пока не может выйти из образа обиженного ребенка и поправить, иначе никакого эффекта. Эдди не знает зачем он это сделал, он даже подумать не успел, когда рука сама потянулась и сделала то, что сделала. А потом ее перехватили чужие тонкие пальцы, не позволяя отстранить.       – Зато меня можно целовать, а солнце это твое — нет, – он ненавязчиво тянет Эдди к себе, теряя маску ребенка и становясь тем самым Тозиером, который целовал его в закрытой комнате. Который говорил ему такие странные вещи. И просто пошел за ним.       – Именно поэтому это все, что ты можешь мне предложить, – Каспбрак стоит так близко, что ему приходится задрать немного голову и опереться рукой о дерево на уровне ребер Ричи. – Ставки принимаются, ставок больше нет?       – Умные игроки никогда не раскрывают козырей с первых ходов, Эдс. Я не хочу, чтобы ты сбежал от меня, так и не разобравшись в правилах.       В его темных зрачках отражается звездное небо и Каспбрака по-настоящему ведет от этого взгляда. Ричи смотрел на него так серьезно. Смотрел так, как Эдди не мог описать, потому что не мог понять, что чувствует. И что чувствует сам Тозиер. Почему они снова делают это и когда хоть кто-нибудь объяснит ему, что происходит между ними. Но Эдди не задает ни одного вопроса. Он слишком опьянен этим местом, Ричи и совсем капельку глинтвейном.       Ричи целует его аккуратно. Мягко сминает чужие губы, на которых еще остался привкус пряного вина, ловя сдавленное от волнения и переполняющих его эмоций дыхание. Губы у Каспбрака мягкие до удивительного и бледные. И по коже у него мурашки и разряды тока на кончиках пальцев. Тозиер чувствует его холодные пальцы, когда Эдди второй, уже освобожденной, рукой цепляется за тонкую ткань футболки сбоку под бомбером, передавая этот холод по коже, и придвигается ближе, сокращая все возможное расстояние между ними.       Где-то не так далеко, но словно и запредельно недосягаемо играла музыка из автомобиля. Можно было даже различить едва различимый смех время от времени, мешающийся с музыкой. Подростки продолжали танцевать, смеяться и весело проводить время, совершенно не заметив двух сбежавших с праздника жизни.       – И что мне с тобой таким делать? – шепчет он, когда они разрывают поцелуй. Пальцы Тозиера путаются в его мягких волосах, а сам он так пристально смотрит в чужие глаза, словно пробираясь в эту тьму в поисках настоящего сокровища, что Эдди в свою очередь буквально физически не может разорвать зрительного контакта. Смущение, даже если бы оно и было, растворилось бы в секунду под таким натиском.       – Просто верь мне, – обдавая чужие губы горячим дыханием, предлагает он и оставляет еще один короткий поцелуй.       Каспбрак ничего ему на это не отвечает. Лишь неопределенно пожимает плечами, словно говоря тем самым, что ничего не обещает, но все может быть. В конце концов, все зависело целиком и полностью от Тозиера. Когда он вел себя достаточно адекватно для понятия Эдди — все было вполне себе нормально. Но когда его поведение никаким образом не укладывалось в сознании Каспбрака — а так происходило чаще всего — то и верить особо не хотелось. Сложно верить тому, чего не понимаешь. Все равно что пить лекарства от головной боли и не понимать почему не понижается температура, таблетки-то пьются в любом случае.       – Ты замерз?       – С чего ты взял?       – У тебя пальцы холодные, – он стягивает с себя бомбер, чтобы отдать его подростку, но Каспбрак вовремя останавливает его, объясняя, что у него в принципе всегда холодные пальцы. Ричи, конечно, с сомнением, но все же поверил, решив не настаивать и повязал летнюю куртку на поясе, готовый в случае чего все-таки надеть ее на подростка.       Ночь на самом деле была теплой и гулять в одной футболке было вполне комфортно. Дневная жара и духота немного спали, давая возможность хоть немного свободнее дышать. А тот намек на ветерок, такой теплый и ласковый, не давал и намека на хотя бы толику прохлады в эти жаркие дни.       Они продолжили свой путь, когда Тозиер снова куда-то потянул за собой Эдди, вещая что-то о том, что у него есть еще одно потрясающее место, которое обязательно понравится подростку так же сильно, как это. Голос его совсем немного сипел на грани с хрипотцой, и Каспбрак вслушивался в него настолько внимательно, что забывал вникать в суть самих слов. Хотя едва ли Ричи это было так необходимо, он так увлеченно рассказывал про этот лес и о том, как здесь здорово — а Эдди понял, что он здесь уже не впервые — что все, что ему было необходимо в данный момент — хороший слушатель. И Эдди слушал. Голос, интонации, смешки. Словом, все, что потом он сможет вспомнить.       Они шли через деревья и разросшиеся кустарники, перебираясь через проросшие из земли корни, петляя по тропинкам, сходя с них и вновь возвращаясь. Где-то внутри Каспбраку было даже немного страшно, ведь они очень легко могли заблудиться при таком маршруте. Однако Тозиер шел так целенаправленно и уверенно в своем направлении, всем своим видом показывая, что знает куда идет, что все, что он мог сделать — это постараться довериться ему.       – Почему мы здесь? – Эдди плетется чуть позади него, потому что дорожка никак не могла вместить их двоих. Однако уединение с Ричи и спокойная обстановка как-то поспособствовали тому, что у Каспбрака развязался язык. То, что крутилось в его голове столько времени, неожиданно выплыло на поверхность, хотя еще совсем недавно казалось камнем весом в тонну на его плечах.       – Потому что здесь красиво и ты перестаешь сопеть на недовольстве, – Ричи, бодро шагающий впереди него, хмыкает, мол, что за глупые вопросы, Эдс.       Каспбрак тяжело вздыхает. Ну, да. Конечно же.       – Я хочу сказать... почему мы, – он выделяет это «мы» как можно более выразительнее, намекая на то, что он все-таки имеет в виду. – Здесь находимся сейчас.       Они выходят, наконец, к тому самому месту, куда Тозиер его так долго вел. Касбрак понимает это по резко остановившемуся Ричи и его резкому выдоху, когда перед ними разворачивается потрясающая картина ночного неба, резко контрастирующего с водяной гладью и ослепляющим пятном луны.       Это был самый обычный берег озера, в темноте которого сейчас невозможно было разглядеть песка, но Каспбрак чувствует его зыбучую текстуру под кроссовками, когда они идут по нему к самому берегу. На небе, все таком же прекрасно-мрачном, завораживающем и пугающем одновременно, правила огромная луна. Она казалась настолько большой и близкой в этом месте, словно совсем немного усилий и ее правда можно будет коснуться рукой.       Вода, словно разделяющая их и луну, мерцала и переливалась в сиянии небесного светила, а вдалеке, на горизонте, где также виднелся густой лес, она была объята туманом. Темные воды, казалось, были куда более пугающими. Словно в любой момент, как в фильмах ужасов, сейчас оттуда вынырнет какое-нибудь чудовище и начнет надвигаться на них.       – Как насчет того, чтобы спросить меня прямо, что тебя волнует, Эдс? – он опускается на песок и хлопает по нему возле себя, предлагая присесть.       Каспбрак тяжело вздыхает, но все-таки садится рядом, продолжая наблюдать за водой перед ними. Ему не то чтобы страшно, говорить Ричи об этом, о своих мыслях, однако чувствовал он себя при этом максимальным идиотом. Потому что в голове все эти слова звучат до ужаса глупо, а на практике будут звучать еще тупее. Каспбрак уже готовится дать себе ладонью по лицу, когда Ричи засмеется над ним, однако он уже начал и вот так просто идти на попятную было бы еще более глупым поступком с его стороны. В конце концов, хочет он в этом разобраться или нет? Это всяко лучше его ломания головы в попытке найти причину, по которой между ними с Тозиером происходит... то, что происходит.       – Меня волнует то, что я целуюсь с парнем, которого знаю без году неделю, который периодически меня спаивает и совершенно непонятно, что ему от меня нужно. Не говоря уже о том, где мои мозги, раз позволяю всему этому происходить.       Он выговаривает все это буквально на одном дыхании и замирает, уставившись немигающим взглядом куда-то себе под ноги, где темно-серый песок обступил подошву его кроссовок. И думает. Думает, что сейчас будет что-то, что его расстроит. Потому что, как он и предполагал, все это прозвучало ужаснейшим образом. И даже его предъява оказалась жалкой пародией на неуверенную жалобу. «Ах, всего лишь потерял свою драгоценную гетеросексуальность, подумаешь» — язвит внутренний голос, и Эдди мелко передергивает плечами, насупившись еще сильнее.       Было обидно. И даже смущало. Его положение казалось ему до отвратительного жалким, потому что он действительно не понимал, что происходит. Каждый раз, когда он пытался рационально решить свои собственные вопросы, оценить ситуацию и принять решения, он запутывался еще больше. Это его одновременно и злило, и пугало. В конечном итоге он раздражался на Тозиера, из-за которого все это с ним и происходило, однако, вот не задача, он даже не мог четко сформулировать, что же именно происходило.       – Если бы тебе не нравилось целоваться с этим парнем, ты бы и не позволял всему этому происходить, – Тозиер рядом посмеивается, и Эдди думает «что, мать твою, здесь смешного». – Ты же чувствуешь это, Эдс?       Подросток поворачивается лицом к Ричи, который придвигается к нему и с широкой, такой хитрой улыбкой опирается плечом на плечо, закидывая голову, чтобы было удобнее смотреть на собеседника.       – Чувствую что?       – Что тебя тянет? Хм? Нет? Знаешь, когда ты видишь во-он того красавчика, – и он театрально хмурится, смотря куда-то вдаль, но тыкает пальцем себе в грудь. – И твое сердце просто тудум. Совершает эпический кульбит. Или как там бывает.       – Твое самомнение тебя погубит, – и он отталкивает прильнувшее тело на другую сторону, вынуждая того упасть на песок, хотя тот и смягчил падение локтем.       – Зато мамку твою заводит.       Буквально на бесконечно долгие пять секунд наступает тишина. Эдди замирает, пытаясь переварить только что сказанный отвратительный абсурд Ричи, тот же в свою очередь завороженно наблюдает за реакцией Каспбрака, ожидая момента. Того самого, когда до Эдди доходит, а Ричи неожиданно подскакивает со своего места. Происходит это буквально в ту же секунду, когда подросток на него кидается с угрозами о долгой и мучительной смерти.       А потом все вращается калейдоскопом.       Сначала Тозиер носится по всему пляжу от разъяренного Касбрака, который все же постепенно, медленно отходя от возмущения начинал смеяться от вида удирающего, как последний трус, и голосящего, как при пожаре, Ричи, кричащего о помощи. Конечно, он больше ржал и давился собственным смехом, задыхаясь от него же, чем кричал, но поймать засранца Эдди это не помогало. Подросток бежал медленнее, уступая в спортивной подготовке. Но его угрозы закопать мерзавца прямо на этом берегу были вполне отчетливыми и даже весьма убедительными.       Шуточки про его мать буквально выбивали Каспбрака из колеи, потому что еще никто в его жизни не шутил настолько похабно. Опуская все те намеки на пошлые штуки, конечно, но Ричи перешел все границы. Эдди не было от них смешно ни капли. Скорее, это раздражало и даже несколько обижало, в конце концов, речь идет о его матери. Не самой идеальной, но какой есть. И ему не нравилось, когда Ричи начинал себя так вести, пускай тот, кажется, и старался свести шутки такого сорта до критичного минимума, ограничиваясь чем-то более безобидным.       Носились они так минут десять. До тех пор, пока Тозиер не выкручивается из третьей почти удачной попытки его поймать — а ведь Эдди почти поверил, что у него это получилось — однако в этот раз вместо того, чтобы побежать дальше, он склоняется и, извернувшись, подхватывает Каспбрака так, что тот перегибается через его плечо и виснет, как мешок картошки. Тозиер мягко хлопает того по бедру и бормочет что-то на манер «так-то лучше», двигаясь с места в обратную сторону.       – Ты чего творишь, эй!       – Несу остужать пыл, – совершенно спокойно сообщает он, приближаясь к берегу.       – Какой к черту пыл, – Эдди несильно бьет его по спине, явно пребывая в замешательстве. Однако когда с него вдруг стягивают кроссовки, до Каспбрака доходит, что будет дальше происходить, вынуждающее его вернуться к повышенным тонам и угрозам. – Не смей этого делать, Тозиер. Просто не смей. Слышишь меня? Тозиер!       – Ах, какая ночка, – мечтательно напевает в ответ Ричи и, подпирая носком кроссовка пятку другого, разувается. Одной рукой он стягивает с себя бомбер, повязанный ранее на поясе, вытаскивает из кармана джинс сначала свой телефон, потом телефон Эдди, который так удачно располагался в заднем кармане, кидая их на свою куртку на песке. И двигается в воду.       Каспбрак кричит о том, что если он заболеет, то в любом виде найдет Тозиера и если не убьет, то точно заразит, чтобы он, падла, мучился, но последнего это никак не останавливает и в какой-то момент Эдди приходится задержать дыхание, когда он оказывается в воздухе, а спустя пару секунд тело резко падает в воду.       Последняя оказалась на удивление теплой, хоть и стояла ночь. После дня вода, конечно, немного подостыла, однако вполне была пригодна для плаванья. Хотя гнев на милость это не сменило, потому что Каспбрак был в чертовой одежде и совсем не горел желанием ее мочить. Как, собственно, и оказаться в воде.       – Ну, как? Легче? – стоя в воде чуть выше пояса, интересуется Ричи, когда Эдди выплывает на поверхность, глубоко вдыхая воздух в легкие.       Эдди смотрит на него так, словно Тозиер с него штаны снял перед всей школой и семьей. С обидой и раздражением. Особенно пару баллов придавала стекающая с волос по лицу вода, пока он молча прожигал взглядом Ричи. И это продолжалось до тех пор, пока Эдди неожиданно не воскликнул и с воинственным кличем кинулся на Тозиера, повалив того в воду.       Месть его была страшна, как говорится, потому что Тозиер даже успел подумать, что его и правда пытаются утопить. Но Эдди позволял выплывать каждый раз, когда слишком затягивал со своими играми в «утопи щенка», а потом топили уже самого Каспбрака. Парни то просто брызгались друг в друга водой, то утаскивали под воду, смеясь и глотая ее. И Эдди впервые не думал о том, сколько всего кошмарного может в ней содержаться, а он так бездумно ее глотал, пока смеялся не переставая.       Рядом с Тозиером он терял счет времени, размывались границы и все то, о чем он бесконечно думал, что изъедало его изнутри без перерыва, отступало на какое-то время. Рядом с ним легче дышалось. И на самом деле, он даже переставал пытаться понять, что же происходит, во что он вляпался. Разве так тяжело было просто быть счастливым и не пытаться понять, как такое может быть, выявить причинно-следственную связь. Разве так сложно просто наслаждаться тем, что было сейчас? Эдди правда старался думать о том, что если он и пожалеет, то, как минимум, у него будет то, что он сможет вспомнить, как с улыбкой, так и с уроком на всю свою жизнь.       В конце концов, вернулись к костру они примерно через час-полтора: пока гуляли по лесу, пока резвились у берега, пока возвращались обратно. Парни словили на себе недоуменные взгляды, однако никто так и не подошел спросить почему они вернулись мокрыми с ног до головы. Танцы продолжались, кто-то особо ответственный продолжал подкидывать в костер дров и в принципе катастрофы от их временного исчезновения не случилось.       Ричи посадил Эдди на бревно. Благодаря теплому постеленному на него одеялу, сидеть на нем было вполне комфортно. Сам Тозиер отобрал у него всю мокрую одежду, отдав свой сухой бомбер и накрыв ноги еще одним пледом, который притащил из своего автомобиля. А исчезнув минут на десять, он вернулся уже переодетый в светлую футболку и драные бойфренды, в разрезах которых можно было разглядеть его острые коленки.       Оставив их одежду сушиться на стульях, что располагались ближе к огню и не были никем заняты, он налил Касбраку еще глинтвейна и заставил пить, поскольку это было единственной горячей жидкостью, которой их компания располагала.       – Включить тебе мультики на телефоне? – усаживаясь рядом, предложил Тозиер. – Будешь смотреть и пить горяченькое, как в детстве. Не куриный бульон, конечно, но тоже должно сойти.       – В детстве мне давали молоко с медом, потому что я курицу терпеть не могу, и сказки рассказывали, умник, – фыркает тот в ответ, на что получает лишь добрую усмешку, в которой так и сквозит пресловутое «как скажешь, принцесса».       Праздник жизни тем временем продолжался. Часть, конечно, отсеялась уже через час-полтора после возвращения блудной парочки из небольшого путешествия по лесам. Кто-то поставил подальше в деревьях палатки и ушел туда, кто-то устроил себе спальное место в своих автомобилях, закрыв двери которых никому совершенно не мешала музыка. Ее сделали немного тише, но, в принципе, продолжать развлекаться это никому не мешало.       Нори Эдди больше не видел, поэтому предположил, что она со своим парнем тоже уже ушла спать, Стэнли тоже уже мирно спал в обнимку с подушкой в машине, о чем оповестил подошедший Денбро. С Урисом они так редко находились порознь на такого рода мероприятиях, что видеть его одного было довольно непривычно, пускай фактически территориально Стэнли и находился совсем рядом. Однако уже через десять минут разговора с Тозиером и Каспбраком его позвали ребята, что отвечали за еду, поэтому размышлять об этом долго Эдди не пришлось.       – Мне кажется, или он здесь за шеф-повара?       – Ну, они с Джейком и Майклом меняются по очереди, никто не мешает им выпивать и веселиться, – Ричи пожимает плечами, также задумчиво следя за уходящим Биллом. – Обособленная компания умеющих готовить.       Желудок Эдди недовольно заурчал, когда зашла речь о готовке, и Каспбрак нахмурился от неловкости. Он только сейчас вдруг понял, что чертовски проголодался. С того момента, как они убежали в лес и гуляли там, скакали в воде и еще возвращались обратно, прошло приличное количество времени и ничего удивительного, что ему снова хотелось чем-нибудь перекусить. Тозиер, конечно, захохотал, но понятливо забрал у подростка опустевший стакан, чтобы отнести его к столику и взять что-нибудь существенное для переваривания.       Каспбрак остался один. Все происходящее казалось если не сказкой, то точно сном. Потому что для жизни все слишком хорошо. Слишком уютно в этом месте, слишком спокойно среди этих людей. Всего настолько слишком, что внутри начинало щемить от одной мысли, что это либо слишком сюрреалистическая реальность, либо он вот-вот проснется и увидит белый потолок своей комнаты.       Однако тепло костра было вполне себе осязаемым, чужой смех отдавался в голове тоже вполне себе реальным, как и Ричард, которого Беверли выцепила в небольшой танец. «Еда задерживается», — с усмешкой думает он. Но радуется тому, что все это реальность, потому что Марш ему подмигивает и смеется, потому что он слышит чужие голоса и не может сам сдержать улыбки.       – Никогда не пойму как она может с ним общаться после такого, – женский голос раздается откуда-то слева, но Каспбрак не поворачивает головы, потому что и так прекрасно знает, что буквально в метре от него сидят три девушки, откинувшись спиной на бревно и играющие в карты. И до этого времени если что-то и обсуждающие, то это лишь ходы друг друга, никак не выделяющиеся из общего фонового шума.       – Может, он ей нравится, – предполагает другая.       Он сразу догадывается о том, что речь идет о Тозиере и Марш, поскольку те, как и он сам, сидели лицом как раз к той стороне, где эти двое танцевали. И кроме них двоих больше никто не танцевал. Кто-то лениво покачивался под такт мелодии, уже устав от танцев, а эти двое, кажется, могли делать это вечно. Ну, и в конце концов боковым зрением он заметил движение: девушки повернулись посмотреть на танцующих, когда о них зашла речь.       – У нее есть парень, – смеется третья, и Эдди действительно не понимает почему слушает это.       – Это не отменяет того, что ей может нравится также и другой.       – Только если она шлюха, – фыркает одна из девушек.       Каспбрак закатывает глаза, совершенно поражаясь такому поведению. Сам он терпеть не мог подобных вещей. Когда люди начинали за спиной у человека его же обсуждать и, что самое противное, оскорблять, основываясь на собственных додуманных фактах. Которые потом еще с большой вероятностью пойдут дальше, будучи заведомо фальшивыми.       Эдди буквально тошнит от этого. Ему нестерпимо хочется отсесть, и он думает о том, что по возвращении Ричи, нужно обязательно попросить его помочь, так как его кроссовки сушились, все-таки намоченные, пока он шел в них обратно, и у него просто-напросто не было возможности провернуть это самостоятельно. Девушки же замолчали, однако тишина эта не продлилась и минуты, как та, что завела этот разговор изначально, не решила предпринять вторую попытку посплетничать.       – Как бы сильно мне ни нравился парень, я бы не простила ему убийство отца, – в голосе ее столько отвращения, что можно было легко представить ее выражение лица в эту секунду и то, как она брезгливо передергивает плечами, кривя губы. Но вместо всего этого Каспбрак замирает, весь внутренне похолодев от услышанного.       – Это же самоубийство, – голоса их заметно понижаются, когда тема разворачивается все больше. Наверняка они даже не думали о том, что их довольно хорошо слышно сидящему рядом подростку, даже не смотря на то, что голоса их заметно стали тише.       – Ты тупица, Венди, если действительно веришь в это, – и она смеется на высоких тонах. – Я слышала, что отец Майка знатно постарался для него.       – Его отец слишком принципиальный мудак, чтобы защищать виновного, – вмешалась третья и Эдди совсем уже подурнело от всего услышанного. Он просто не мог поверить во все это. – Наверняка он выяснил, что он не виноват.       – Если бы вы от него так не текли, не защищали бы, – фыркает она. – Бесполезно с вами разговаривать.       – Если бы он не отшил тебя, ты бы не ненавидела его так сильно, – девушки смеются, после чего продолжается какой-то неясный спор на эту тему, но ничего из этого Каспбрак уже не слушает.       У Эдди голова идет кругом, и он невидящим взглядом все это время смотрел на огонь, словно совершенно поглощенный этой его неспешной пляской над древесиной. Конечно же, он не мог верить ни единому слову той девушки. Все это звучало так нелепо, что Эдди чувствовал себя так, словно на него вылили ведро помоев. Но внутренне что-то задрожало, словно испугалось. Та маленькая часть его самого, которая допускала возможность всего этого.       – «Нет, Ричи точно не мог», – и он нервно пальцами зачесывает назад уже высохшие волосы. Те красивой волной легли в привычной укладке, и он неосознанно дернул себя за локон на затылке, пытаясь привести в чувство.       – «А если мог?»       Внутренний голос насмешливо предлагает найти хотя бы один аргумент для уверенности в том, что на Тозиера просто наговаривают, однако ничего более путного, кроме «он не мог бы сделать этого» не выходило. Лишь провальные попытки убедить себя в этом.       – «Машины ведь угоняет», – продолжает голос.       – «Машину угнать — не человека убить», – и он раздраженно закатывает глаза, словно разговаривал с реальным человеком, совершенно не замечая подошедшего Ричи.       – С кем ведешь немой диалог?       Он отдает Эдди пластиковую тарелку с горячей едой и усаживается рядом. У Ричи глаза блестят, коллекционируя в своих сетях звезды и языки пламени. И Каспбрак поджимает губы, смотря на него так затравленно, словно виноват был на самом деле он.       «Я даже не могу быть уверен, что ты не убивал никого, Ричи. Так как я могу тебе верить?», – думает он, вспоминая их недавний разговор в лесу.