New Politics — Love Is A Drug Troye Sivan feat. Alex Hope — BLUE
Для Эдди вся прошедшая неделя тоже не была простой. На самом деле, если бы все ограничилось душевными терзаниями, разбитым сердцем и игнором звонков и голосовых сообщений от Ричи, все было бы намного проще, чем было на самом деле. Но проще не было, и Эдди, открывая глаза каждое утро, только лишь тяжело вздыхал, желая только одного: чтобы все это, наконец, закончилось. Ему не хотелось помнить о Ричи. Не хотелось, чтобы все те тусовки, на которых он побывал, вообще были в его жизни. Не хотелось, чтобы все так круто поменялось. Эдди понимал, что его родное болото уже было больше не вернуть. И если раньше он лишь смутно ощущал перемены в своей жизни и себе, то теперь он знал на все сто процентов: как раньше, уже не будет. С какой-то стороны, он мог только позавидовать себе. Он семимильными шагами двигался по своему пути, выпутываясь из паутины гиперопекающей матери, начинал контролировать свою жизнь самостоятельно и принимать решения. Только вот никто не учил Каспбрака нести за них ответственность и уж тем более решать последующие за ними, его решениями, проблемы. Пора было признать: Эдвард Каспбрак был лишь тепличным растением, которому надоело, что его по расписанию поливают, подкармливают удобрениями и в течение всего дня переставляют на солнышко, чтобы ему не было грустно. С этой другой стороны, подросток понял, насколько он ничего не знает о мире вне его теплицы. О том мире, в котором все подчинялось совершенно иным правилам и нужно было постараться, чтобы с ними справиться. Хотя по прошествии двух недель ему не хотелось ничего, кроме как спрятаться в своей комнате и не выходить из нее до тех пор, пока все само не наладится. — Н-не вол-л-лнуйся, — поддерживал его друг. — Мы ре-решим эту проб-блем-му. Может быть, только благодаря друзьям Эдди и не отступил назад, не спрятался в своей комнате. На самом деле, Каспбраку стало гораздо легче после того, как он признался своим друзьям во всем. Точнее сказать, рассказал о многом, опустив некоторые подробности, но основную часть истории они все-таки узнали. Эдди даже представить не мог насколько легче ему станет после этого. Стэну и Биллу, как, по крайней мере, казалось, тоже стало гораздо легче после того, как они выслушали своего младшего друга, а также рассказали о своем большом секрете. Конечно, Эдди почувствовал себя настоящим идиотом, который совсем ничего не видел, но единственное его возмущение только и было разве что на тему того, почему его оставили в неведении. Ему также пришлось извиниться перед Стэном за некоторое количество сказанных фраз касательно темы отношений между парнями. Все-таки в тот момент он больше думал о себе и своих непонятным взаимодействиях с Тозиером, нежели о взаимоотношениях в общем смысле. Касательно Тозиера все было еще хуже, чем можно было себе представить. Как минимум, для Эдди. Потому что от одной только мысли об этом балаболе ему хотелось очень сильно приложиться головой об стену и вытащить из груди сердце, что так болезненно ныло. Верить в происходящее не хотелось, а вспоминать Ричи уже страшно. Стэнли, видя жалкое положение своего друга, даже не стал комментировать ничего в стиле «ну, я же говорил». Да, Эдди не слушал его. И, если честно, он понятия не имел, насколько на самом деле сожалел об этом. — Ты же не собираешься его прощать? — как-то поинтересовался друг, когда телефон вновь зазвонил. После первой голосовой уже не приходилось гадать, кто же названивает Каспбраку. Урис был настроен максимально категорично по отношению к этой ситуации. Для него Тозиер не представлял ничего, что хоть как-то бы вязалось со словами «стабильность», «искренность» и «любовь». Конечно, он прекрасно видел, что его наивный друг так сильно влюблен в этого балабола, что его начинает мелко потряхивать от звонков. Стоит ли говорить о том, что он видел на его лице, когда голос Тозиера раздался в комнате Эдди через голосовое сообщение. Эдди было невыносимо переживать свою первую влюбленность. К сожалению, он был очередным примером того, что люди описывают как «первая любовь всегда разбивает сердце». И ему, и Биллу было не менее болезненно наблюдать за тем, как тот мечется из угла в угол, перебарывая свое желание взять трубку. — Он будет извиняться и клясться в том, что этого не повторится, — Стэнли чувствовал себя стервозной мамашей, что так недолюбливала парня своей дочери. Но он пытался вталдычить все эти вещи Каспбраку лишь в целях, чтобы он не поддавался своим чувствам и сердцу, которое все еще надеется на счастливый финал. Он больше всего не хотел, чтобы его другу вновь и вновь разбивал сердце один и тот же человек, и, судя по Ричи, он вполне мог им быть. — Ты должен понимать, что сколько бы он не извинялся — люди вроде Ричи… эгоистичны и лживы, Эдди. Не твоя вина, что ты чувствуешь то, что чувствуешь. Но ты в силах перетерпеть и пойти дальше. Эдди соглашался и утопал в своих чувствах и слезах так стремительно, что уже не видел возможности всплыть на поверхность. Его словно затягивало в это болото все глубже и глубже, а вся дальнейшая жизнь казалась сплошной мрачной жижей, затянувшей светлое небо и погубившей солнце. Когда на него накатила первая истерика — он даже не понял этого. В голове вновь и вновь стоял на повторе один и тот же момент, редкими моментами всплывали воспоминания, от которых на грудь давило что-то невидимое человеческому глазу, мешая вдохнуть. Каспбрак все пытался найти в них хоть какое-то утешение, чтобы рассмеяться и фыркнуть что-то вроде «это и так было очевидно». Но этого никак не происходило. В место этого все пошло не то что не по плану. Все пошло через жопу. — «Вот, что бывает, когда разрешаешь себе жить, Эдс». Фраза, которая еще недавно была синонимом слова «свобода», стала олицетворением хаоса, упадка и разрушения, которые Эдди сознательно впустил в свою жизнь. Слова всплывают в голове неожиданно, буквально лишь коснулись легким ветерком его кожи и испарились где-то на переферии. Однако, одно это касание вызвало в нем необратимую цепочку непредотвращаемого срыва. Сначала было паршиво. Эдди показалось, словно ему сдавило грудь, как бывало при приступе астмы. Он почти не мог дышать, а те вдохи, что кое-как прорывались сквозь эту толщу, отдавались болезненными ощущениями. Он едва не упал, его ноги стали ватными, он их даже не чувствовал практически. Успел ухватиться за стол, возле которого стоял. Голова гудела, нос и глаза щипало, а внутри рождалось какое-то новое чувство — некая смесь обиды, горя, жалости к себе и необузданного гнева. Оно было одновременно и знакомым, и нет. Он впервые испытал такое сильное давление собственных эмоций, что разрывали его на куски. В его голове очередная вереница воспоминаний, а по щекам лишь слезы от невыносимого чувства разочарования и жгучей ненависти. Подросток в порыве чувств сметает все со стола, пинает стул, что тут же падает. Он опрокидывает все, что попадается под руки: книги, фигурки, посуду, канцелярию и вещи. Стакан из-под чая и вазочка с мятными конфетами разбиваются под ногами, и Каспбрака спасает лишь привычка ходить в тапочках — так бездумно он пошел по мелким осколкам к кровати. Постельное белье ворошится, одеяло летит на пол, подушка получает несколько ударов и летит куда-то в зеркало. Эдди кричит и бранит все, на чем свет стоит, но ему мало, мало, мало. В конце концов, когда комната оказывается полностью переворошенной, он падает на пол посреди этого хаоса, а после — откидывается на спину. Карие глаза уже не горели огнем гнева. В общем-то, в них не было ничего к тому моменту. И взгляд его был таким мертвенно-опустошенным, пустым, стеклянным, как у мертвеца. Он не знал, что с тем чувством ему придется мириться и дальше. Как и то, что ему вообще со всем этим делать. — Ты чу-чув-вствуешь с-с-себя в-ви-н-новат-тым? — Что? Билл, я… — Н-нет, Эд-эдд-ди. Чес-стно. — Да, — все же сознается он. — И сам не понимаю в чем я виноват должен быть. Это хреново? — Это н-нор-рм-рмально. Так его дни и продолжались. С давящим чувством, не позволяющим ему свободно дышать, и звонками Ричи, которые каждый раз было все тяжелее и тяжелее пропускать. В последние дни Эдди и вовсе забивался в угол комнаты, смотря на чертов горящий в темноте телефон и вслушиваясь в размеренную вибрацию, отдающую по дереву стола скорой дробью. Но то ли к счастью, то ли к сожалению, появилось то, что отвлекло его от самого себя. Фокус внимания с одной проблемы переместился на другую. И в этот раз ею снова стали фотографии. — Что это за помойка? — с пренебрежением уточнил Урис, вытащив фотографии из конверта. — Это… парадная дома Тозиера, — с какой-то даже неловкостью уточнил Эдди, хоть этим Уриса не сильно-то и смутил. Тот, кажется, вовсе не переживал из-за резкости собственных слов. На конверте снова не было ничего, кроме имени Каспбрака, выписанное так все также криво и резко, словно человек куда-то спешил. Стэнли рассматривает первую фотографию не долго, минуты не проходит, как он закладывает ее за последнюю. На следующей фотографии Эдди заходил в эту парадную. На третьем снимке он уже выходит, закрывая ладонями лицо так, словно пытался остудить разгоряченную кожу прохладными ладонями. Сам подросток жмурится с закрытыми глазами, а губы приоткрыты — в этот момент он что-то себе бормотал самому себе. Каспбрак помнит этот момент, но, видя себя со стороны, неловко топчется на месте. Он отводит взгляд, когда Билл переводит взгляд с фотографии на друга, словно его должны были стыдить за какие бы то ни было эмоции. Но Денбро не говорит ни слова, лишь снова переводит взгляд на фотографии. На следующей — фотография Эдди со спины, что идет по дороге, заметно сгорбившись и опустив голову. Последние две — Ричи выходит из этой же парадной. На первой смотрит куда-то в сторону с немного растерянным взглядом, на второй же двигается в ту же сторону, куда двинулся Каспбрак. Правда, по освещению заметно, что фотографии Тозиера были сделаны гораздо позже — уже начинались сумерки, и без того не лучшего качества фотографии еще сильнее просели в пикселях. — Он говорил, что так и будет, — после минуты молчания, произносит Каспбрак. — Кто говорил? — уточняет Стэнли. — Ричи. — Ч-что гов-в-ворил, Эд-дди? — Что они могли проследить за мной, чтобы выяснить, насколько важны для меня эти фотографии. Что я подтвердил их догадки, приехав к нему в то утро. И что таким образом они выясняют могут ли что-то потребовать с меня. — Ну, конечно, уж ему-то явно есть откуда знать как все это работает, — фыркает Урис, хмурясь. Он жмурится и массирует большим и средним пальцами внутренние уголки глаз. — Если они вообще не за одно. — Неправда! — Эдди, который каждый выпад в сторону Тозиера все еще воспринимал со странным чувством, словно оскорбляли его самого, уже в отчаянии подает голос. Что бы там не было, но он ни за что не поверит, что Ричи к этому хоть как-то причастен. — Откуда такая уверенность? — Да потому что… — Потому что что, Эдди? — Урис взмахивает фотографиями, держа их на уровне скул. — Посмотри на это. Как ты можешь доказать, что это не спланированная операция по разводу мальчика из богатой семьи, которая просто пошла не по плану из-за той девахи? Он с первой встречи понял, что ты только из гнезда вывалился, так почему бы нет? — Не говори так о нем! — П-п-парр-ни, — пытается встрять Денбро. — Мы единственные, кто все это время пытался тебя защитить! — Вы единственные, кто обманывал меня на протяжении стольких лет! Стэн, кажется, охренел от предъявы Каспбрака не меньше самого Эдди. Но расшаркиваться в извинениях вновь было поздно. Он снова наговорил того, чего не стоило. Только вот эмоции все еще били ключом. Эдди было так обидно, что Стэн не понимал, что в его попытках выработать в друге защитно-агрессивную реакцию на одно только имя Тозиера он добивался лишь отторжения информации. Он правда пытался. Но рана была свежей и, казалось, даже взгляд на нее вызывал очередной болезненный импульс. Потому что он хватает фотографии из руки друга и быстрым, резким шагом покидает комнату, а после и дом семейства Денбро. Он не знал что делать дальше. Не знал как должен был поступить. Кажется, мир вокруг него рушился со стремительной скоростью. И все это — лишь последствие одного неверного шага. Только вот сам Эдди не знал, где же именно оступился.* * *
15 июня. Входящее сообщение от: Неизвестный номер. 22:17 «Я прямо перед твоим забором и если ты меня не впустишь — я залезу сам»
Сообщение приходит Каспбраку, когда тот возвращается в свою комнату из душа в пижамных штанах с лисами и светлой футболке. Он перечитывает его три раза, пока не слышит снизу звонок. Подросток спускается вниз так быстро, что едва не спотыкается на лестнице о собственные ноги, грозя скатиться вниз кубарем и переломать себе все кости к чертовой матери. Родителей дома не было. То ли на счастье, то ли на беду. Соня говорила что-то о том, что вернутся они часам к одиннадцати, а это значило, что он успел бы помереть от потери крови, пока они приедут и найдут его бездыханное тело на первом этаже. Не лучшая перспектива. Хуже только та, что обещает ему неспокойный вечер в лице нарисовавшегося Ричи. Эдди ругается мысленно, когда широкими шагами преодолевает расстояние от лестницы до панели с видео-камерой. И снова выругивается, но уже вслух, когда действительно видит лицо парня на камере. Словно где-то в глубине души он все же надеялся на благоразумие Тозиера или хотя бы на то, что у него осталось хоть немного мозгов. Черт возьми, да его родители могли быть дома. Как бы он тогда объяснял этот нарисовавшийся звездец? Если обида маячила всю эту неделю где-то на фоне, напоминая о себе лишь время от времени, но при этом же став чем-то привычным и уже почти даже не таким фатально-болезненным, то гнев рождался в его груди прямо пропорционально упорству Тозиера. Не важно, что к этому моменту он не понимает, что это лишь способ защитить себя от нового удара, которого он с содроганием ждет от Тозиера. Не важно даже то, что где-то подсознательно он допускал, что этот следующий удар непременно будет. — Проваливай, Ричи, — он старается говорить как можно более спокойно, когда поднимает трубку. Голос подростка проседает высокой хрипотцой на чужом имени, когда он смотрит на бледное лицо, освещенное светом уличным ламп. Вид у него безмерно уставший, словно он не спал черт знает сколько нормально, а сам он смотрит так, словно просит пустить в дом переждать холодную ночь. Этот взгляд заставляет Эдди чувствовать себя последней мразью, но Стэн говорил, что так и будет. Стэнли вообще дохрена всего говорил, с чем Эдди снова и снова соглашался, но сейчас хотел послать к чертовой матери. Эдди тяжело выдыхает, пытаясь успокоить бешено заколотившееся сердце в груди. — Мы должны хотя бы поговорить, Эдс. — Прекрати меня так называть, — выходит сдавленно, но грозно. Дрожь молнией проскальзывает по позвоночнику, от чего он вздрагивает и жмурится, отворачиваясь от экрана. — Я не хочу с тобой говорить, ясно? Видеть тебя не хочу. — Эдс… — Проваливай! — Каспбрак перебивает так резко и громко, словно боится, что сдаст позиции, что поддастся ему снова. — Прекрати мне звонить и не приезжай сюда больше никогда. Иначе я вызову полицию, ясно тебе? Ричи пытается что-то еще сказать, но Эдди бросает трубку с нервным грохотом и выключает звук на панели. А после стоит еще с минуту или даже дольше перед этой чертовой панелью в бесконечном, почти истеричном ожидании того, что огонек снова засветится, оповещая о звонке. Надеялся ли он на это? Или боялся, что это и правда случится? Каспбрак в самом деле не знал. Он напрягся так сильно, словно ожидал в любой момент команды бежать. Но ее все не было и не было. Все это было похоже на игры в прятки, в которых ему нужно было уловить с какой стороны подкрадется ищейка, чтобы вовремя улизнуть в другое место. Примерно так и было, когда он с Биллом и Стэном ходил пару дней назад в квест. Но если тогда ему было жутко и от этого легче, то сейчас его нервы натягивались до истеричного, рваного вздоха. Эдди сипит, пытаясь заставить себя дышать более-менее равномерно. Заходящееся от волнение сердце и сокращающиеся легкие вызывали у него новый приступ психосоматической астмы, с которой подросток упорно пытался бороться. Впервые за столько времени он вновь судорожно вспоминал, где лежит его ингалятор. Подросток словно окаменел в сумрачном коридоре, пытаясь справиться с приступом, где свет, реагирующий на звук, погас через пару минут бездействия парня. Правда, вновь загорается, когда Эдди почти подскакивает, когда слышит посторонний звук. Спустя минуту до него все-таки доходит, что это автоматическая система поливки газона резко начинает вдруг работать со стороны внутреннего сада. Каспбрак оттягивает ворот футболки, словно это как-то поможет ему дышать. С горем пополам ему все-таки удается делать вдохи. Через раз, но с легким приступом паники он все-таки понемногу справляется. Быть может, внезапно заработавшая поливка приложила к этому свою руку, переключив его внимание на себя. В конце концов, Эдди все же спешит в сторону выхода во внутренний двор. Нужно было не забыть сообщить родителям о поломке, Соня же с ума сойдет, если земля во дворе будет слишком вязкой от частого увлажнения. Он уже на ходу вспоминает где находится панель управления, чтобы отключить эту штуку, что аукнется ему не только восклицаниями матери, но и будет мешать ему спать своим механическим шуршанием в траве. Во внутреннем дворе у них был лишь газон, бассейн и столики с шезлонгами, на которых можно было позагорать. В детстве Эдди любил играть на этом газоне, носясь там то с летучим змеем, то катаясь на велосипеде вокруг бассейна, чем доводил Соню до сердечного приступа. Обычно он делал это, чтобы она выпустила его кататься на улицу и каждый раз у него это неплохо получалось. Только вот теперь он замер перед дверьми, судорожно потянувшись рукой к включателю света бассейна, чтобы увидеть что происходило во внутреннем дворе, когда услышал какой-то еще посторонний шум. Монотонное шуршание пластиковых механизмов в траве разбавлялся еще какими-то тяжелыми звуками. И он не сразу понимает, что это ни что иное, как шаги. Иногда они был почти неслышными, а иногда ботинок ступал по самому механизму и звук получался отчетливым, резким. Кажется, будь там грабитель, Каспбрак бы меньше напрягся. На самом деле, он бы наверняка был до чертиков напуган и понесся бы в свою комнату вызывать полицию и родителей, но это было уже не важно, когда у него на глазах Тозиер приближается все ближе к дверям. Промокший от системы поливания, которую, видимо, сам и случайно включил с той стороны двора, и ужасно недовольный. Эдди теряется от всей этой картины происходящего, рассеянно окидывая Ричи взглядом, словно все еще до конца не веря, что тот действительно пробрался на территорию его дома. Он успевает обойти бассейн, когда Каспбрак просыпается от своего ступора и открывает двери, выходя на освещенный участок между бассейном и невысокой террасой дома. В голове у него пустота и он не сильно понимает, что делает, но… — Ты что, так сильно хочешь оказаться за решеткой? — голос Эдди отдает легкой истерией, ломаясь где-то на середине. — Пока что я хочу, чтобы ты поговорил со мной, — Ричи резко хватает его за запястье, когда тот делает несколько шагов назад, пытаясь вернуться в безопасную зону собственного дома. Каспбрак вдруг так резко осознал, что игнорировать на расстоянии и быть вынужденным сопротивляться, когда между вами едва ли метр расстояния — вещи кардинально разные. И в данный момент Эдди был не только зол, но и до безумия напуган. От Ричи шла такая аура, что мурашки по коже побежали, когда его холодные пальцы коснулись кожи, а в темных глазах блеснуло отчаяние. — Отпусти! — Еще что? — Пошел нахер, Тозиер! Какого вообще черта?! — Эдди повышает голос, разрываясь между паникой и угрозой, чувствуя, как сильно тонкие пальцы сжимают его запястье. Словно Ричи едва контролировал грань между «я хочу, чтобы ты остался» и «я не позволю тебе уйти так просто». — Обязательно, только сначала ты послушаешь меня, мелкий, игнорирующий засранец! — он смеется, но в этом смехе нет ничего позитивного. Каспбрак дергается так, что Ричи и правда приходится применить силу, чтобы удержать его на месте. Он тянет его к себе, но в итоге получает кулаком пускай и слабый, но все-таки удар. Оба замирают. Тозиер в удивлении поднимает темные глаза на Каспбрака, а у подростка на глазах слезы от боли, гнева и обиды наворачиваются. Костяшки сводит жгучей болью, сердце пропускает удар. — Р-ричи… ты… тебе больно? Эдди трясет так, что он едва стоит. От того урагана эмоций, что он испытывал в этот момент, ноги были ватными и подкашивались так, что подросток не был уверен устоит ли вообще на них. — Блять, Эдс, — Ричи потирает скулу, выпрямляясь. Они оба не были готовы к такой реакции со стороны обычно уравновешенного парня. Черт, да Каспбрак в жизни никого в спину в школе не толкнул, что говорить о драках! Единственное, что он о них знал — это больно и сложно. На том его познания заканчивались где-то на уровне всех просмотренных фильмов. Всю жизнь его учили, что физической силой ничего не решишь. И Эдди, в принципе, был с этим согласен, но в этот раз что-то пошло не так. Тозиер выпрямляется и повторяет попытку сократить между ними расстояние. — Не трогай меня! — Эдди вырывается, когда его притягивают к себе. Сначала подросток изворачивается так, что оказывается прижатым спиной к груди Тозиера, от чего его футболка мгновенно намокает. Однако, по большой удаче и нелепой случайности он наступает ему на ногу, перенося вместе с тем вес своего тела на эту ногу, от чего Ричи айкает и ослабляет хватку. Подросток отскакивает от него тут же, оказываясь в противоположной стороне от дома: возле края бассейна, где проходил Ричи, когда шел до него. Дверь в дом же находилась за спиной непрошеного визитера, отрезая путь. — Окей, окей, не трогаю, — Ричи поднимает руки кверху, наглядно показывая, что ничего делать не собирается больше. — Видишь? Эдди молчит, загнанно дышит. И смотрит на него так озлобленно, словно домашний кот, вывалившийся из окна своего дома и в итоге загнанный дворовой собакой в какую-то подворотню. — Прости меня, Эдс, — резко выдохнув, выдает Тозиер. Не знает за что больше на самом деле извиняется, но решает начать с этого. Ричи лишь знает, что извиняется в понимании Эдди за то, чего на самом-то деле не было. Хотя, по факту, Каспбрак видел в той ситуации лишь факт… чего? Измены? Но они не встречались. Да, между ними что-то было, но они не были парой. Между ними не было никаких обязательств, так что… Внутренний голос Тозиера подсказывает, что это работает таким образом лишь в понимании таких раздолбаев, как он сам. Нормальные люди не спят с первым понравившимся, если отношения с другим человеком только на стадии развития. — «И уж точно не трахаются с барменшами, чтобы понять, с кем на самом деле хотят быть», — фыркает он мысленно, но перед Эдди лишь устало зачесывает пятерней упавшие на лицо пряди черных волос и делает шаг вперед. Эдди тут же напрягается, но, видя, что больше ничего Ричи не предпринимает, все же не срывается с места подальше от него. — Между нами нихрена не было, и я понятия не имею, что мы тут должны выяснять, — пойти дорогой честности казалось настоящим безумием, но Тозиер хотя бы надеялся, что таким образом он хоть что-то да выяснит. Нужно же было как-то понять образ мышления этого парня. — Я даже не знаю, из-за чего ты вспылил! Между нами что-то есть, окей, да. Но… ты мне даже не парень, чтобы я перед тобой отчитывался. Для Каспбрака его слова больнее ножа в сердце, потому что они были самой настоящей правдой. Он ведь не имел никаких прав предъявлять что-то Тозиеру. Они были знакомы так мало. Но вместе с тем, между ними было бесконечно много. Слишком много, чтобы делать вид, что все это ничего не значило! Эдди было так больно от слов Ричи, что он физически чувствовал, как что-то сдавливает его сердце в груди, вызывая что-то сравни с приступом астмы в тот же момент. Это было невыносимо. Невыносимым был Ричи и чувства, которые он заставил его испытать своим появлением в его жизни. — Между нами было больше, чем ты пытаешься обрисовать, Рич, — у подростка скатываются первые злые слезы, но он стирает их рваным движением руки, вдыхая кислород через раз. Плевать. Плевать, что он выглядит как размазня, плевать на все. — Да, мы не были парой и все такое. Но мне казалось, что между нами было какое-то дурацкое подобие отношений или около того, знаешь. Я пытался отбиться от этой мысли, но с каждым чертовым поцелуем ты заставлял меня верить в это. С каждым прикосновением и словом ты приближался ко мне! Он вновь и вновь стирает с щек горячие слезы, ненавидя в этот момент не только Тозиера, но и себя заодно. Какой же он все-таки идиот! — И теперь, когда мне так больно, я понял, что уже был влюблен в тебя, черт возьми! — голос Эдди непроизвольно повышается. Эти чувства буквально разрывали его изнутри. Ему было так чертовски больно, так хотелось кричать. Тозиер не знает что ему ответить. У него у самого перехватывает дыхание от таких слов, от всей той безысходной искренности, что вывалилась на него. Упала, подобно сугробу с крыши дома на голову. Он порывисто делает несколько шагов вперед, пока Эдди не был на чеку, и снова хватает его за руку, притягивая к себе. Ричи прижимает к себе парня, испытывая при этом какое-то фантастическое сладостно-болезненное чувство. Словно он одновременно испытывал и боль, и чувство облегчения. Эдди вырывается вновь, проклиная Тозиера всем, на чем свет стоял. Парень берет не столько силой, сколько изворотливостью. Ричи приходится применить не мало усилий, чтобы стараться удерживать взбешенного Каспбрака в руках, пока в какой-то момент их ноги не спотыкаются друг об друга. Секунда падения кажется бесконечной. Даже Эдди в руках замирает на этот невероятно длительный миг, после чего раздается оглушающий звук всплеска воды, и оба оказываются под ее толщей. Вода оказывается теплой после дневного солнца, зато вот воздух был на несколько градусов ниже, что будет ощутимо, стоит выбраться из воды. Но Ричи не отпускает подростка даже тогда. Он тянет того за собой, когда выплывает на поверхность и прижимает того к стенке бассейна, пользуясь силой физики в воде, благодаря чему вес Эдди практически ничего не стоил, а также растерянностью Каспбрака. — Прекрати, просто проваливай, — откашливаясь, хрипит он, одной рукой, судорожно хватаясь за край бортика, второй же пытаясь убрать мокрые волосы с лица. — Думаешь, если бы мне было наплевать, я бы приперся сюда и терпел твои истерики? Ричи приближается к нему так близко, что в итоге зажимает между собой и стенкой. Одной рукой он держится за край бортика, другой — удерживает Каспбрака за бедро. Из-за воды футболки их приподнимаются, и он чувствует горячую кожу чужого живота своей. От этого Ричи хочется чуть ли не выть, потому что Эдди, кажется, устал бороться с ним и теперь был в зоне доступа. — Мне было так больно видеть тебя такого… и ее… — Эдди не смотрит на него, когда говорит это. Отводит взгляд куда-то в сторону и наверх, явно пытаясь снова не пустить слезу, когда Ричи так близко. Ему было так стыдно, но и терять уже было нечего. — В этот момент я так четко осознал, что ты на самом деле… на самом деле ты совсем не мой, и все это лишь глупая интрижка для тебя. Ты разбил мне сердце, Рич. И я правда не знаю, что теперь с этим делать. — Эдс… — И своим появлением ты сделал только хуже, эгоистичный ты кусок говна, Тозиер, — Эдди все-таки переводит взгляд на глаза напротив и замирает. Ричи смотрел на него таким болезненным, виноватым взглядом, словно признание Эдди что-то меняло в том факте, что в его квартире была полу-голая девушка. На самом деле, очень сильно меняло. Каспбрак, правда, понятия этого не имел, но тем не менее. — Мне понадобилась неделя, чтобы понять как меня ломает без тебя, — так тихо-тихо, почти шепотом произносит Тозиер, приближаясь еще совсем немного. Так, что Эдди чувствует его дыхание на губах. Ладонь соскальзывает с бедра и ведет линией по ребрам. Возвращается назад, чуть ниже, замирая на пояснице. Ричи тянет его к себе, хоть и ближе уже было некуда, не смотря на их шаткое положение в воде, удерживаемое лишь цепкими руками обоих за бортик. — Я не знаю как ты это сделал, но каждая сраная мысль так или иначе заканчивается на тебе, — их лбы соприкасаются друг с другом. — Просто… давай попробуем еще раз? Пожалуйста, Эдс. — Рич… не… — Я хочу, чтобы в моей толстовке и на моей сраной кухне был полуголый ты, а не какая-то девка, — перебивая, пылко выдает он. — И чтобы в этот раз я спал не на диване, а с тобой в своей долбанной кровати с дешманским постельным бельем, которое ты сто пудов обосрешь. — О боже, Ричард… — И так по-идиотски только ты можешь меня называть, — Тозиер смеется, и в этом смехе больше истеричного отчаяния, нежели веселья. Эдди чувствует это почти кожей. В конце концов, он понимает все и так. И просто цепляется пальцами одной руки за его шею притягивая к себе. Губы у Тозиера горячие и потрескавшиеся, но Эдди кажется, что это лучшее, что он мог почувствовать. Уже привычно-желанное касание чужих губ его собственных оказалось чем-то безумным и вместе с тем необходимым. Эдди понимает, что тупо лажает в этой пьесе, но когда Ричи так крепко, так безропотно прижимает его к себе, все становится не таким уже важным. Когда его губы сминают чужие, вырывая сдавленный вздох между поцелуями, уже плевать на каждое собственное обещание больше не верить ему. Они целуются в этом практически неосвещенном бассейне, забыв обо всем: о том, что руки вот-вот онемеют, и они снова окажутся под водой, о том, что родители Эдди должны будут вот-вот вернуться домой, о том, что одежда Тозиера насквозь мокрая и неизвестно как ему в таком виде возвращаться домой. Целуются так, словно это прощальный поцелуй, а не начало чего-то нового, настоящего. Чего-то, что в этот раз уже для них обоих имеет смысл. Что-то, что больше не будет тем размытым нечто, вгоняющих обоих в сплошные сомнения и неопределенные соскакивания с темы. — «Стэнли будет в бешенстве», — вдруг думает Каспбрак, когда Ричи отстраняется, касаясь большим пальцем свободной руки его нижней губы. Он снова целует его. Буквально зацеловывает бледные губы в иступленном наслаждении, чувствуя себя так, словно вернулся после долгой дороги домой. Чувство, опьяняющее и такое новое, разлилось теплой патокой на их сердцах, рождая что-то новое. Безумное, вспыхивающее ярким огнем с новой силой. Словно огню, которому пришлось почти угаснуть, чтобы возродиться, подобно фениксу в виде яркого потока огня, готового поглощать леса и оставлять после себя лишь пепелище. Но все прекрасное рано или поздно должно было закончиться. И в их случае это происходит в тот момент, когда Эдди вздрагивает от привычного, но еле слышного шума открывающихся ворот. Автомобиль родителей вот-вот заедет на территорию их особняка. — Черт! — выругивается Каспбрак, оборачиваясь. Он цепляется руками за бортик, разворачиваясь с трудом между стенкой и Ричи, выглядывая через дверь в дом так, словно и в самом деле мог что-то там разглядеть. — Черт, родители! — он оглядывается испуганными глазами на Тозиера и понимает, что они крупно влипли. Как он вообще должен объяснять, что он забыл с незнакомым парнем в бассейне? Это же просто безумие. Эдди вылезает из бассейна, судорожно пытаясь сообразить что делать. Тозиер, последовавший его примеру и безуспешно пытающийся выжать свою футболку, насквозь мокрый. Да и вообще выглядит как бездомная псина после дикого ливня. В таком виде он его не мог отпустить: уже через минуту на воздухе становилось ужасно холодно, а Ричи ехать на другой конец города. Даже машина не могла убедить Эдди в правильности решения выпнуть его обратно туда, откуда он пришел. Через задний двор. Поэтому в итоге он не придумывает ничего лучше, чем схватить того за руку и понестись на второй этаж по лестнице. Эдди в буквальном смысле видит тени родителей в последний момент, когда они с лестницы забегают в холл, а далее уже — до его спальни. — Тебя не смущает, что мы наоставляли луж? — О боже, — Эдди смотрит под ноги. С них обоих вода ручьями текла. Соня просто не сможет не заметить. Она же подниматься будет по той же самой лестнице! Да и не сложно проследить за лужами, что вели к комнате ее сына. Каспбрак успевает только завести Тозиера на балкон, закрыть его портьерами и велеть там сидеть тихо, когда в комнату врывается мать. — Эдди! О господи, боже мой, что с тобой произошло? — она чуть ли не подбегает к подростку, осматривая лицо на предмет травм. — Почему ты весь мокрый?! — Мам… все нормально, правда, — Каспбрак пытается вырваться, но Соня не позволяет ему, перехватывая руки и осматривая и их на предмет ранений. — Я просто упал в бассейн. — Упал в бассейн?! Кажется, от этого лучше совсем не стало. Женщина едва ли не была в таком ужасе, словно ему половину руки откусили в этом самом бассейне. — Да, там была какая-то неисправность, и система поливки включилась. Я пошел выключать и… поскользнулся прямо возле бортика. Каспбрак врет, как дышит. И спустя месяц это почти не задевает его. Того, кто еще три недели назад был в ужасе от малейшей лжи матери. Конечно, он все еще был далек от идеала, но подросток даже не заметил, как легко из его рва вырвалась эта история. — Ты не ушибся, дорогой? Господи, боже, это ужасно! Завтра я с утра позвоню в компанию и заставлю их приехать все починить, — она продолжает осматривать сына, чуть ли не готовая разобрать его по частям, чтобы удостовериться, что все в порядке. Даже на его вялые сопротивления она не обращает никакого внимания, продолжая причитать о безалаберности компании. — Может, тебе принести что-нибудь? Как себя чувствуешь? — Все в порядке, мам, — Эдди тяжело вздыхает, начиная уставать от ее чрезмерной заботы. — Я просто хочу… переодеться в сухое и лечь спать, ладно? И пока ты здесь… — О, конечно, конечно, Эдичка, — Каспбрак едва ли не дергается от ее обращения, ненавидя его так же сильно, как когда они с отцом используют его полное имя. Тем не менее, Соня все-таки оставляет его одного. Эдди тяжело, закрывая дверь в комнату на замок, и разворачивается лицом к балкону. Ричи появляется из-за портьер с довольной ухмылкой на губах, и Каспбрак наперед знает что он собирается произнести. — Заткнись, Рич. — Но… — Даже не смей. — …ведь… — Иначе мы снова поругаемся, и ты полетишь вниз с балкона. — …Аргумент. Эдди выдыхает. Но после снова напрягается. Он вдруг вспоминает, что они оба в закрытой комнате и нужно было при этом как-то переодеться. И найти что-то для Тозиера, потому что до того момента, как его вещи высохнут, он явно никуда не сможет уйти. И все это ворвалось в уставшее за день и насыщенный вечер сознание, что Каспбрак лишь устало застонал, отвлекая Ричи от рассматривания полок с книгами и личными вещами Каспбрака. — Ого, Хроники Нарнии? Мило. — Заткнись. Не хочу ничего слышать. — Нет, это правда мило. В его сторону летит сухое махровое полотенце, и Тозиер посмеивается, но послушно принимает его. Без особого стеснения он стягивает с себя мокрую футболку и джинсы, вешая их на балконе. Там у Эдди как раз стоял стул, спинка которого состояла чисто из металлических прутьев. Там же остается обувь с расчетом на то, что солнце все прогреет и высушит куда быстрее, нежели оставь они вещи в квартире. Он не замечает замершего Каспбрака до тех пор, пока не укутывается в белоснежное полотенце. Эдди все это время стоял там, возле своего шкафа, молча наблюдая за мельтешащим туда-сюда Ричи. Эдди вдруг так ярко вспоминает то скручивающее чувство внутри — и отнюдь не в груди — себя, когда он увидел Тозиера в его квартире. Когда перед глазами предстала бледная грудь парня, его выпирающие ребра, обтянутые тонкой, почти блестящей под солнечными лучами кожей, впалый живот, выпирающие тазобедренные кости, за которые ткань боксеров цеплялась и… И вот оно накатывало на него новой волной, заставая подростка врасплох. Тозиер понимающе усмехается, когда замечает этот пристальный, слишком долгий взгляд. Эдди даже не сразу понимает, что Ричи смотрит на него в открытую, ожидая, когда тот уже выйдет из транса. Его поглощало все больше. Утягивало за собой это новое, необузданное и пугающее своей силой чувство. Подростку не хватало смелости, чтобы признаться самому себе, но с каждым разом его желания становились все менее и менее невинны. И Ричи не был тем, кто бы потворствовал целомудренности, держа обет обещания не трогать партнера до совершеннолетия. Если уж быть совсем честным, Ричи без особого стеснения признавал тот факт, что хочет Каспбрака. В любом смысле: видеть его улыбку или слушать длинную речь непонятно о чем, гонимого очередными загонами, обнимать его и чувствовать как мурашки бегут по позвоночнику от мягкого, сладковатого запаха его волос или откровенно лапать его. Все стало не важным, когда одно имя этого парня стало чем-то исключительным в веренице дней. Хотя, при таком раскладе Тозиер, может быть, и был бы готов не трогать Эдди до дурацких восемнадцати лет, если он того попросил бы. А если бы не чувствовал того, что испытывал сейчас — сразу же бы распрощался. Эти недо-отношения точно делают из него что-то невнятное. Тем не менее, он мог поблагодарить Всевышнего, потому что, кажется, Эдди далеко не был правильным мальчиком. Как бы из него не хотели слепить такового, а подросток легко поддавался на авантюры и «плохие решения». И даже сейчас. Он буквально растворялся в своем пугающем, неопределенном, но таком жгучем желании. — Отвернись, — все же просит он, когда понимает, что пауза прилично затянулась. Тозиер лишь усмехается и показательно разворачивается. Эдди тоже разворачивается. Смотрит перед собой на сухие, разложенные на других вещах пижамные футболку и штаны, краем сознания думая о том, что нужно найти нижнее белье. И что-то выделить Ричи, спать в мокром будет совсем не комфортно. И простыни намокнут. — «Стоп», — вдруг спохватывается он. — «Мы будем спать на одной кровати?» Подросток совсем теряется в собственных мыслях, хоть изначально и бежал в них, эти бесполезные мысли о футболках, сухих вещах и сне, чтобы не концентрироваться на теплом, скручивающем чувстве, зарождающемся в нем. Каспбрак все-таки подцепляет пальцами мокрую, липнущую к телу футболку и стягивает с себя, однако, стоило ткани оказаться в руках противной, мокрой тряпкой — его неожиданно притягивают к себе. Он вздрагивает и инстинктивно хочет вырваться, но его тут же обнимают поверх рук, укутывая полотенцем и прижимая теснее к себе. — Я же сказал отвернуться, — севшим голосом комментирует Эдди, так и замирая перед шкафом. — Ты же хотел, чтобы я не смотрел. Я и не смотрю. И правда. Хоть Каспбрак и не видел, но Ричи стоял с закрытыми глазами. Он опустил голову на чужое плечо, словно позволяя ему привыкнуть к себе. Привыкнуть к его прикосновениям, действиям. — Когда тебе нравится человек — нормально хотеть его касаться, Эдс, — полушепотом произносит Тозиер, ведя линию кончиком носа от выпирающей косточки плеча до сгиба между ним и шеей. Эдди, кажется, даже двигаться боится в этих объятиях. Ему все еще были непривычны эти откровенные действия со стороны Тозиера, несмотря на то, что тот вообще редко спрашивал, можно ли ему совершить то или иное действие. На самом деле кошмарно-возмутительное поведение, но, может, в нем все и было дело…? — Я же нравлюсь тебе, — без какого-либо вопроса произносит он, но намек на вопрос так обманчиво звучит в его голосе, что Эдди сомневается в обоих вариантах одновременно. Пухлые губы оставляют короткий поцелуй все на том же сгибе, после чего оставляют за собой целую дорожку из них, скользя по шее выше, к уху. Эдди рвано выдыхает, теряясь от столь приятных ощущений. Он непроизвольно чуть прикрывает веки, нервно поджимая губы. — Ты хочешь меня касаться? Эдди вынужден опереться ладонями на полку шкафа, когда руки Ричи пропадают, а в следующий момент оказываются на тазобедренных костях, прижимая к себе, а губы оставляют поцелуй прямо за ухом, вырывая из него сдавленный выдох. Полотенце медленно соскальзывает с острых плеч. Мокрая ткань футболки падает на пол, и Эдди накрывает пальцами освободившейся рукой губы, испугавшись, что сейчас вот-вот издаст рвущийся из глотки стон. Это было слишком. Просто слишком. Каспбрак понимает, что в этот раз вопрос был поставлен как нельзя очевиднее и от него ждут ответа. Но оказалось довольно сложным заданием сформулировать или хотя бы отловить собственные мысли, когда он чувствует такое горячее, буквально обжигающее чувствительную кожу дыхание и… возбуждение Ричи. Более того, то легкое, еще почти неосознанное чувство вдруг стало более четким, отдающим в паху тянущим, сладостно-болезненным чувством. Эдди был ужасно смущен, но в тот же момент что-то глубоко внутри него вновь требовало этой неизвестности, толкало его вперед. Ведь так было интересно что будет дальше. Как далеко он способен зайти. Понравится ли ему это. И сейчас, когда между ним и Ричи стало намного меньше неопределенности, он словно получил какой-то дополнительный стимул к действию. Не то чтобы он доверял Тозиеру всецело теперь, что-то в нем все еще было критично настроено против него. Однако, на каждое прикосновение Эдди так податливо отзывался, словно каждое слово этого парня — неприглядная, безоговорочная истина. — Эдди? Каспбрак тяжело сглатывает, пытаясь заставить голосовые связки работать. Но вместо этого из его горла вырывается лишь сиплое: — Да. Но Тозиеру этого вполне достаточно. Он прихватывает тонкую кожу шеи зубами, аккуратно оттягивая и тут же отпуская, чтобы не причинить настоящей боли. Обводит едва заметные вмятинки от зубов языком и накрывает губами, чтобы в следующее мгновение втянуть небольшую область в рот. Ричи ставит первый засос на его коже, едва ли не пьянея от одного осознания, что может себе это позволить. Он ставит еще один и спускает одну руку ниже, касаясь паха Каспбрака. Тот крупно вздрагивает и прижимается задницей к возбуждению Тозиера еще теснее. Эдди не то смущенно, не то испуганно замирает, чувствуя, как пальцы на тазобедренной кости сжались сильнее, словно предотвращая чужой побег. Кажется, словно все участки кожи, что соприкасались друг с другом, не то пылали, не то простреливало током, такое концентрированное напряжение между ними возникло. Эдди кажется, что у него заложило в ушах, когда Ричи что-то шепчет ему и тянет к постели. Он позволяет ему лечь, после чего стягивает мокрую ткань совершенно нелепых пижамных штанов с этими его детскими лисятами и откидывает в сторону. Ричи нависает над ним. Их губы так близко-близко, что Эдди не выдерживает первым и сначала касается пальцами скул, соскальзывая ими во все еще влажные смоляные кудри, а после и касаясь губами чужих губ. Его поцелуй мягкий и совсем нерешительный, но Тозиер его не торопит. Позволяет прочувствовать его, привыкнуть к ощущениям, к нему самому. К возможности таких действий. Однако, одна рука его скользит ниже, оглаживая одними подушечками ребра, после — скользя по впалому животу, что тут же инстинктивно втягивают. Ричи не растягивает момента и в следующую минуту накрывает ладонью член Каспбрака. На них обоих лишь влажное белье, не дающее свободно двигаться, да и вообще не давая чувствовать себя хотя бы более-менее комфортно, но Тозиер не спешит избавляться от него. Чувствует нерешительность Каспбрака, опасаясь того, что тот от слишком сильного напора в любой момент может попросту сбежать от него. Ричи не собирался заходить далеко на самом деле. В этот раз все, чего он хотел добиться — дать понять Эдди, что так тоже можно. Что между ними двоими каждое касание с подобным подтекстом — не что-то запретное, непозволительное, ужасное. И он касается его. Спускается поцелуями вниз по шее, изредка мягко прихватывая тонкую кожу, от чего Каспбрак непроизвольно задерживал дыхание. У него голова кружилась от одного опознавания, что его родители еще не спят и любой слишком громкий звук будет фатален для них обоих. Соня совершенно точно примчится к сыну, едва ли она находится далеко от его комнаты, ожидая, когда тот переоденется. И от этой грани опасности адреналин в крови зашкаливал с такой силой, что хотелось еще, еще. — О господи, — сипло выдыхает подросток, когда длинные пальцы обхватывают член, тут же совершая несколько движений вверх-вниз. Эдди даже не замечает, как инстинктивно подается бедрами на встречу в попытке продолжить чувство наслаждения. Белье чуть приспускается, а Тозиер возвращается в прежнее положение, нависая над парнем. Темные глаза с такой жадностью оглядывают лицо Эдди, что это смущает его еще больше. У Ричи взгляд — желание в чистом виде. И под ним находиться было почти невыносимо, словно каждый миллиметр его тела сканировался. Эдди чувствует чужое возбуждение внутренней стороной бедра, четко понимая, что Ричи точно так же хочет к себе внимания, но он никак не мог заставить себя сделать нечто подобное. Он опускает взгляд и едва ли не стонет от этой картины: то, как бледные пальцы ритмично надрачивали его собственный член, и возбуждение самого Тозиера, что не могло уже скрыть никакое белье. — Тебе не обязательно, — шепчет Ричи, явно понимая куда направлен взгляд партнера. Тот на это лишь мотает головой. — Я просто… это немного… — Эдди поднимает взгляд снова на лица напротив и рвано выдыхает, жмурясь. Одна рука его путается в смоляного цвета волосах, второй же он прикрывает рот, подавляя стоны. — Ты можешь… помочь? Тозиер откровенно смеется с этой потрясающей невинности, с такой детской наивности и искреннего смущения, что целует коротко в уголок губ. — Закрой глаза, открой рот, — все с тем же тихим смехом предлагает он и, на удивление, Каспбрак слушается. Он медлит буквально секунду. Медлит, а после берет чужую свободную руку в свою и ведет вниз. Ричи проскальзывает языком в чужой рот, от чего Эдди вздрагивает, но послушно поддаётся. Пальцы подцепляют резинку белья, а после проскальзывают под него, касаясь возбужденного члена. Ричи сжимает руку, вынуждая и Эдди сделать то же самое, от чего сам же не то шипяще выдыхает, не то просто рвано шипит, когда уже почти болезненное возбуждение вдруг находит выход. Ричи на самом деле даже не надеялся на то, что Каспбрак проявит хоть какую-то инициативу. Как-то так сложилось, что обычно у него был секс с людьми, которые имели какой-никакой опыт, но Эдди был каким-то охренительно и почти что невероятно невинным и что с этим делать он был без понятия. А потому и приходилось действовать максимально аккуратно, словно он развалится у него прямо в руках, если он даст себе волю. Потому что по большому счету Ричи хотелось много, громко и до изнеможения. Тозиер чуть смещается, приспуская белье, переплетает их пальцы и мягко целует в раскрытую ладонь Каспбрака, от чего тот поджимает губы. Но глаза все еще не открывает. Их ладони обхватывают оба члена, и Ричи толкается, вызывая тем самым трение. Каспбрак стонет, хмурится так, словно ему по-настоящему больно, и Ричи целует, целует его до боли в губах и нехватки воздуха в легких, заглушая каждый стон, когда движения ладоней ускоряются, как и толчки самого Ричи. Это похоже на сумасшествие. По крайней мере, у Эдди перед глазами взрываются звезды, а в голове оказывается такая звенящая пустота, что ему почти становится страшно. Позвоночник простреливает разрядом тока, пальцы непроизвольно сильнее стискивают мягкие, кудрявые волосы у самых корней, а сам он случайно больно прикусывает чужую губу, когда кончает. Эдди чувствует, как семя толчками разливается по его животу и совсем не хочет открывать глаз, чтобы не видеть этого ничего. А от мысли, что на нем не только его, но и сперма Тозиера, подросток почти физически ощущает, как начинает краснеть. Но он открывает все-таки глаза, когда Ричи мягко целует его в уголок губ и поднимается, садясь на кровати. Парень находят оброненное на пол полотенце и помогает подростку вытереться. Они молчат ровно до тех пор, пока Эдди не поднимается с постели на ватных ногах, все-таки доходя до шкафа и вытаскивая оттуда нижнее белье. — Эдс… — Ни слова. — Но… — Просто дай мне переварить произошедшее, — выдыхает он. И не слышит больше никаких попыток начать диалог от Ричи. И если бы на этом их проблемы закончились. Потому что в следующий момент ручка двери задергалась, а после раздался стук. — Эдди? Ты закрылся? — не могла поверить женщина, а ее голос от возмущения стал гораздо выше. — Эдди, открой, пожалуйста, зачем ты закрылся? Эдди тут же наспех натягивает на себя чистую футболку и стягивает с себя белье, стоило все сразу смекнувшему Ричи понять где прятаться. Он наскоро переодевает белье и штаны. Когда он открывает дверь, Соня стоит уже переодетая в домашнюю одежду и с корзиной для грязного белья. — Зачем ты закрылся? — Я переодевался, — отдавая стоящей в дверях матери мокрые вещи, почти с возмущением объяснил он. Мать посмотрела на него как на дурачка. Он же никогда не закрывался почти. — Тебе что-нибудь принести? — Нет, мам, я спать, устал очень. — Конечно, дорогой, — она тянет уже руку к полотенцу в его руках, как он резко его выдергивает из ее пальцев, вспоминая пятна чего на нем были. Каспбрак хочет провалиться на месте, чувствуя себя настолько не в своей тарелке, что мозг сам начал подбрасывать мысли о том, что по одному его виду можно было понять, чем он тут занимался. Какой же позор! — Эдди? — Оно мне нужно! — слишком уж громко выдает он, прижимая полотенце к себе. — Зачем? — Нужно и все, — он хмурится и отходит в сторону, хватаясь за ручку двери. — Все, мам, я спать. Доброй ночи. Соня и сказать ничего не успевает, когда подросток закрывает дверь и снова запирает ее на замок. И, кажется, женщина остается настолько в шоке, что решает даже не пытаться сейчас выяснять, с чем связано столь странное поведение сына, оставив его.