Окси знает всё

Вокруг лампы на этот раз подозрительно тихо. Слава спит, а значит самое время обсудить насущные проблемы. — Он хочет познакомиться, — наконец выдаёт КПСС. Все смотрят на него, как на придурка. — Спасибо, блядь, большое за очередной очевидный ответ. Воистину слава КПСС за то, что у нас есть тут такой непризнанный гений, — беззлобно выдала Соня. — Лично я не против познакомится с ним поближе, — меланхолично замечает Бродский, — только вот захочет ли он после всего этого остаться? Все снова задумались. Это был самый хороший вопрос, актуалочка прям. Никто не хотел признавать, но без Мирона Славе придётся туго. Он уже успел привязаться к нему, и расставание может привести к чему-то очень и очень нехорошему. Они делали все, что в их силах, чтобы уберечь Славу от лишних разочарований и расстройств, но в итоге чаще всего сами же к ним и приводили. — Я предлагаю пока повременить с этим, а когда мы поймём, что Мирону можно доверять, мы по очереди познакомим его со всеми, — предложил КПСС, и все дружно закивали — лучшего варианта все равно пока не находилось. Необычайно тихое поведение Гнойного, к сожалению, так и осталось незамеченным — все были слишком вымотаны днём. Лампа погасла. *** Мирон спал чутко. Относительно, конечно, но все же достаточно, чтобы почувствовать приближение опасности. Он резко распахнул глаза и застыл — над ним склонился Слава, в глазах которого непривычно смешались радость и садистский интерес. — Слав? — тихо позвал Фёдоров, когда его вдруг прошибло осознание — это был НЕ Слава. Кто угодно, но точно не он. Дальше думать у Окси не получилось, потому что его резко прижало к кровати немаленькое тело, одной рукой зажимая рот, а другой принимаясь как-то утешающе поглаживать по животу. — Помнится мне, ты очень уж рвался познакомится с нами поближе, мм? — нараспев произнёс грубый голос и у Мирона внутри все резко похолодело. Он резко замотал головой, но рука с лица не исчезла, лишь сильнее сдавила челюсть — лишь бы не до синяков, а то на лице их скрыть будет непросто, — отрешенно подумалось Мирону. — Тшш, я не хочу, чтобы ты напрягал связки раньше времени, они тебе сегодня ещё очень пригодятся, — пока Окси судорожно соображал, что ему делать, Гнойный приступил к более активным действиям и теперь гладил напрягающийся член сквозь ткань боксеров. Мирон знал, что перед ним не Слава, но тело считало иначе — знакомая широкая ладонь, эти невозможные глаза, эти движения — все это было таким родным, что тело отзывалось радостным возбуждением. Только мозгом парень понимал — ему придётся несладко. — Знаешь, красавица, — Мирон поморщился, — мы всегда были снизу. Кроме случаев с дамами, разумеется. И знаешь, раньше я был как-то не против такого, иногда это было даже приятно, — предчувствие катастрофы становилось все более отчетливым, — Но с тобой я бы хотел попробовать кое-что новенькое, — рука Гнойного как-то слишком резко оказалась у сжавшегося входа, грубо надавливая, но не проникая. — Ты мог просто попросить, — как-то опечаленно заметил Мирон, как только хватка на его челюсти ослабла. Гнойный усмехнулся и почти нежно погладил парня по щеке. — Попросить? — Гнойный сделал вид, что задумался, а потом вдруг резко сжал пальцы на шее рэпера и вогнал в него сразу два пальца, от чего Мирон сдавленно вскрикнул, почувствовав ужасную режущую боль. — А кто нас просил? Ты хоть раз, — Окси с ужасом смотрел сквозь застилающую глаза пелену на разъяренное лицо любовника, не в силах даже дышать нормально, — хотя бы раз спросил НАШЕГО мнения?! Пальцы заскользили по чему-то тёплому, и Гнойный с абсолютно сумасшедшей улыбкой добавил третий, вызывая новый вскрик. Мирон с ошалелыми от боли глазами, мокрыми дорожками слез и покрасневшими от сильного сжатия скулами заводил его так, что в паху все сводило. Решив, что подготовки на сегодня достаточно, он одним движением перевернул ничего не соображающего парня на живот, пригребая его за задницу и, спустив боксеры, вошёл одним толчком на всю длину. Мирон многое пережил. Через многое прошёл. Он не был слабым, трусливым. Но он был человеком, черт возьми. И сейчас ему было до одури больно, но куда больше ему было страшно — страшно, потому что Слава сейчас даже не рядом с ним, он где-то там, в глубине этих чужих, светящихся яростью и похотью глаз. И Фёдоров понимал — ему нет смысла кричать, просить и вырываться. Гнойный уже набрал темп и теперь просто вколачивал поддатливое тело в матрац, скользя по свежей крови. Каждый новый толчок отдавался вспышками боли в пояснице и порванной заднице. Голова раскалывалась на части, не выдерживая всего этого пиздеца. А ещё очень саднило горло, и Окси вдруг понял, что все это время просто кричал, даже не слыша себя. Он не видел лица Гнойного и благодарил за это все высшие силы, потому что видеть Славу у него бы не хватило никаких сил. — Надеюсь, это сойдёт, — Гнойный тяжело дышал, а его член пульсировал внутри, изливаясь горячей спермой прямо внутрь, — за знакомство, — с этими словами парень как-то подозрительно затих. Поняв, что Слава отключился, Мирон кое-как выбрался из-под него и отполз на край кровати, инстинктивно прикрываясь окровавленной простынью. Он просто сидел и смотрел на лежащего в отрубе парня и не мог поверить, что все это произошло с ним. Что его только что изнасиловал Слава. — Нет, — вдруг сам себя оборвал рэпер, — это был не Слава. Слава бы никогда так не поступил, он не причинил бы мне боль, — заверял себя Мирон. Однако внутренний голос подсказывал, что, как бы то ни было, это часть Карелина. Задницу саднило, горло ужасно жгло, скулы горели нездоровым румянцем, и Окси решил, что нужно все-таки сползать до ванной, пока Гнойный не очнулся и не продолжил экзекуцию. Кое-как добравшись до заветной комнаты, Мирон трясущимися руками повернул замок и, прислонившись к двери, сполз на пол. Сознание решило, что тело в безопасности, и счастливо помахало парню ручкой. Окси отключился. *Теодор Банди — один из самых известных насильников 20 века.