Окси знает всё

— Пиздец, — Соня сегодня выразила общую мысль, глядя на пустующий стул Гнойного. Валентин грустно вздохнул и покачал головой — даже его неугасающий оптимизм сегодня решил взять выходной. Все с надеждой посмотрели на молчаливого КПСС, который тупо сидел смотря в одну точку вот уже больше получаса. — Слав, — к стулу негласного лидера подошёл Бродский и осторожно похлопал парня по плечу. Тот вздрогнул и поднял на него отрешенный взгляд. — Слав, это если нам так хуево, то каково сейчас ему, — теперь 4 пары глаз были направлены на второй пустующий стул. Это они тут могут отсиживаться и не выходить на свет, а Слава сейчас там, снаружи, скребется в ванную и пытается не выть. — Я не знаю, как ему помочь, — хриплым от долгого молчания голосом оповестил всех КПСС. — Я думаю, единственное, что мы можем сделать — это максимально оградить Славку от Гнойного, чтобы избежать саморукоприкладства. И самим пока нам лучше не высовываться, а то и так делов наворотили. — Дядька достал откуда-то пачку сигарет и, достав одну, закурил. — Пиздец, — многозначительно заметила Соня. *** Мирон очнулся от того, что кто-то громко стучал в дверь. Похоже, кулаком. И похоже, давно. Фёдоров хотел было встать и открыть, но внезапная резкая боль думала иначе — все, на что хватило Окси, это отползти и с помощью немалых усилий поднять руку и повернуть замок. В ванной сначала показалась лохматая голова, затем плечи, и только потом весь Вячеслав Карелин. Мирон поднял на него взгляд и его резко замутило — он еле успел подтянуться руками к толчку, чтобы не залить весь пол рвотными массами. Слава продолжил стоять у двери, не представляя даже, что ему сейчас делать. Когда утром он очнулся, не помня ничего из ночных происшествий, то понял только одно — произошло что-то очень и очень плохое. И кровавые следы на простыни только сильнее убедили его в этом. Когда же он понял, что у него самого кровь ниоткуда идти не могла, ему резко стало нехорошо. В глазах потемнело, а волосы на затылке зашевелились от ужаса. Если кровь не его, то значит она Мирона. А если кровь Мирона, то он ранен. А вот причин для того, чтобы лёжа рядом с ним Оксимирон тихо истекал кровью, Слава пока найти не мог. Благо на полу остались смазанные капли крови и вели они прямиком в запертую ванную, в которой горел свет. Стучаться пришлось долго, только вот когда дверь все-же открылась, Слава вдруг резко захотел закрыть ее обратно — на полу сидел завёрнутый в окровавленную простынь Мирон. На обеих скулах уже расцвели багровые синяки, а трясущиеся руки пытались скрыть как можно больше участков тела. Только ноги и голова торчали из этого кокона. Когда же Окси посмотрел на него полными ужаса глазами и его тут же стошнило, Славу вдруг как по голове ударили. Кроме них никого в квартире не было. И ночью Слава не просыпался. А это значит… — Нет, — только и смог выдавить из себя Карелин, — Мирон, пожалуйста, скажи, что это не то, о чем я думаю, — Слава сам не понял, как упал на колени перед испуганным, вытирающим рот парнем. Тот отшатнулся и ещё сильнее закутался в спасительную простынь. — Мирон, прошу, скажи что-нибудь, — глаза подозрительно защипало, а горло сдавил спазм. Окси продолжал смотреть на него как тушканчик на королевскую кобру и молчал. — Нет-нет-нет-нет-нет, — Карелин протянул руку к Фёдорову, чтобы коснуться его щеки, а тот даже не пошевелился. — Прошу, Мирон, это я, Слава, пожалуйста, поверь мне, прошу, — как мантру шептал парень, нежно касаясь области вокруг синяка. — Слав, — Мирон даже не хрипел — он сипел, было видно, что звуки даются ему с трудом, — я знаю, что это был не ты… Карелин не дослушал парня и рванулся вперёд с желанием прижать к себе любовника, но тот резко уклонился, и испуг в глазах стал больше похож на панику. — Я… — Слава встал и попятился к двери, — я… — Договорить он не смог — предательские слезы грозились вот-вот проступить, и парень захлопнул дверь ванной. И упал на колени. — Я — чудовище. Окси обладал хорошим слухом, а потому последние слова Славы расслышал очень хорошо. Только Бог знал, каких усилий стоило ему подняться и, шатаясь, подойти к зеркалу. На него смотрели пустые, ничего не выражающие глаза. Синяки все же остались, но все выглядело лучше, чем могло, так что отчаиваться Мирон не спешил — в любом случае, он знал, на что шёл. Простынь осела на пол, открывая худое тело — вот здесь было много интересного. Фёдоров помнил не все, потому что боль не давала нормально соображать, а потому многочисленные царапины и гематомы на теле стали для него сюрпризом. Кряхтя, парень залез под душ и принялся аккуратно смывать застывшие кровь и слюну, стараясь по минимуму касаться открытых ран. Ему не хотелось «смыть с себя всю грязь», как обычно говорят жертвы изнасилования. Он вообще мало чувствовал себя жертвой, скорее, виноватым. Гнойный был отчасти прав, Окси хватило лишь разрешения Славы, и он не думал об остальных, хотя стоило бы. Нужно было всегда помнить, что в своей черепушке Карелин не один. Мирон вдруг усмехнулся — хотел одного парня, а получил целый гарем. После душа Мирон принялся перебирать аптечку в надежде найти какую-нибудь заживляющую мазь, и, увлечённый, не заметил чужого присутствия. Слава так и застыл на пороге, держа в руках искомую мазь. Он тупо смотрел на истерзанную спину, на синяки на пояснице, на красные отметины на ягодицах. Мирон вдруг почувствовал чужой взгляд и обернулся. — Слава? — парень не успел договорить, когда Карелин вдруг поменялся в лице. — Мирон, только не бойся, — голос снова был чужим, но принадлежал точно не Гнойному, — я знаю, ты думаешь, что это Гнойный, но это не так. Я — Слава КПСС, я хочу помочь. Фёдоров постарался успокоиться и выдохнуть, когда мужчина с совершенно незнакомым взглядом подошёл ближе и скомандовал: «Повернись». Окси встал к нему лицом и Слава, свинтив крышку с тюбика, принялся бережно обрабатывать многочисленные синяки. Мазь была холодной и приятно снимала боль. — Я думаю, извиняться за Гнойного у меня нет права, но все же — извини. Мы не должны были этого допустить. — Голос у парня был спокойный и такой же приятный, как у настоящего Славы. — Это не ваша вина, — просипел Мирон и попытался ободряюще улыбнуться. — Я рад, что ты так считаешь, но все же это именно наша вина. Все, что сказал Гнойный — неправда. Мы — неотъемлемая часть Славы, а потому его желания почти полностью совпадают с нашими. Тем более мы бы никогда не стали вмешиваться, даже если бы не одобряли его действия — он хотел тебя, он думал только о тебе, и мы не смогли бы ему отказать. Мы были искренне рады за него, и, чего уж греха таить, сами мечтали попасть под тебя. Даже Гнойный. Я не знаю, почему так вышло, но это точно наш промах. Повернись, пожалуйста, спиной, — Слава улыбнулся и положил руки на бёдра парню, помогая ему. Мирон расслабился после таких нежных прикосновений и, не задумываясь, повернулся задом. — Ох, — Слава со свистом выдохнул, но ничего не сказал. Мирон был ему за это благодарен. — А где сейчас Слава? — решился спросить Фёдоров, пока парень обрабатывал его спину. — Спит. Мы усыпили его, чтобы он… Ну… — КПСС замялся, — пришёл в себя. У него почти началась истерика. Так будет лучше, поверь. Окси хотел спросить ещё что-то, но тут дарящие спокойствие руки напряглись, застыв на пояснице. — Мирон, я должен обработать тебя, пожалуйста, не бойся, — серьезно попросил мужчина. И провёл смазанными пальцами по порванному сфинктеру. Окси быстро задышал, пытаясь справится с приступом паники, когда почувствовал тёплые губы на своём плече. Слава успокаивающе целовал его спину, стараясь отвлечь парня от неприятной процедуры. — Все, — пальцы резко исчезли и Слава сделал шаг назад. Мирон был вынужден признать, что отвлекающий маневр удался — он почти не нервничал. — Спасибо, — парень развернулся и благодарно улыбнулся. Слава смотрел на него с плохо скрытым желанием, но, видимо, эта личность обладала хорошим самоконтролем, поэтому парень послал ответную улыбку и быстро вышел, обернувшись лишь у самой двери. — Было приятно познакомиться, — напоследок заметил Слава, и дверь за ним закрылась. Мирон молча посмотрел на закрытую дверь и понял для себя лишь одно — теперь он хочет их всех.