***
Дома было тихо: отец ушёл в институт, мать всё ещё была в театре, ничто не мешало Исаку смеяться и прыгать, доставая кончиками пальцев до потолка. Юноша чувствовал, что может летать. Где-то в груди трепетали бабочки, лаская мягко резвыми крыльями и заставляя иногда замереть на секунду, затаить дыхание и прикрыть глаза, чтобы перетерпеть невыносимой силы приступ счастья и одухотворения. — Мой милый Исак, — вдруг пропела мама с порога, отчего Вальтерсен вздрогнул и уронил на пол ту самую жёлтую бумажку, на которую смотрел последние десять минут неотрывно, задумавшись, — что с тобой сегодня случилось? — Что случилось? — Исак растерянно поспешно затолкал листик в нагрудный карман рубашки и, поднявшись со стула, звонко поцеловал мать в щёку. — Я по глазам вижу, что ты чем-то очень воодушевлён, — Мэри поставила сумку на стол и села перед сыном, взяв его руки в свои, — расскажешь маме? — Мам… — Исак замялся, почесав затылок, — я пока не могу. — Скажи мне, сын, — женщина взяла его нежно за подбородок и повернула лицо к себе, — ты что, влюбился? — Мама-а-а-а! — возмущённо вскрикнул юноша, подпрыгнув на стуле. — Ещё чего! Нет! Мэри рассмеялась заливисто, обняв его за шею: — Я пошутила, лягушонок! — Я не лягушонок, — снова взбеленился Исак, отворачиваясь от матери, — и я не влюбился. — Хорошо, — она легко поцеловала его в волосы и отпустила из крепких материнских объятий, — но я знаю тебя как облупленного, лягушонок! С тобой точно что-то происходит! Я узнаю, это дело времени. Женщина коварно захихикала, и Исак невольно растёкся в улыбке, глядя на неё. — Я тебя люблю, Исак, — напоследок крикнула она уходившему в свою комнату юноше, — и тебе всё равно придётся познакомить мамочку с той, что покорила твоё большое сердечко! Тот лишь закатил глаза и поплотнее закрыл дверь в свою комнату. Когда вернулся отец и все легли спать, Исаку было не до сна. До встречи с Эвеном оставалось около двух часов, а озеро, где они должны были встретиться, находилось в пятнадцати минутах спешной ходьбы. Листик, на котором рукой нового друга была начерчена кривоватая надпись, уже потрепался, и чернила почти стёрлись, оставив лишь голубоватые пятна, свидетельствовавшие о том, как часто их трогали, проводили трепетно пальцами, прикладывали к лицу и вдыхали в надежде уловить хоть чуточку лёгкого запаха. Часы пробили одиннадцать, за стенкой приглушённо слышался отцовский храп, Исак крутился с боку на бок нетерпеливо, но осторожно, чтобы не испортить причёску. Покусанная губа побаливала, мысли толпились в голове, сбиваясь в кучи или мечась в хаотичном порядке. «Надеюсь, родители не заметят моего ухода», — подумал Исак, садясь на кровати. Он надел светлые джинсы и рубашку с короткими рукавами, заправив её под ремень, снова пригладил растрёпанные волосы, зачем-то помыл руки и долго вглядывался в своё отражение в зеркале. Лицо было донельзя счастливым, а на устах играла лукавая улыбка. Вдоволь насмотревшись на себя, Исак распахнул окно и ловко выпрыгнул на улицу, почти не запачкав чистые ладони. Велосипед он решил не брать: хотелось прогуляться, подышать свежим ночным воздухом и привести в относительный порядок мысли. Вода отражала яркий свет звёзд, Исак в лунном освещении спустился с моста и прошёл вглубь, сквозь деревья и кусты, хранившие ночную влагу. Узкая полоска берега защищалась кронами деревьев сверху и водой — спереди. Стараясь не шуметь, Исак поправил лямку рюкзака, который всегда носил с собой, и остановился посреди небольшой полянки, оглядываясь. — И снова я на секунду решил, что ты не придёшь, — хрипло раздалось вдруг над ухом, Исак от неожиданности вздрогнул и отшатнулся от мужчины, ступая по бугристой земле и грозя споткнуться. — Ой… — он от нехватки опоры схватил Эвена за запястье, — прости, ты просто… неожиданно. — Юноша пришёл в себя и сфокусировал взгляд на лице, освещённом лишь лунным светом. — Эвен, почему ты захотел встретиться? Я имею в виду… именно ночью. — Я романтик, забыл? — Вовсе нет, — Исак обошёл его и сел на влажную траву рядом со своим рюкзаком, — мне нравятся ночи. Так я чувствую себя наедине с собой, могу привести мысли в порядок. Темнота успокаивает. — Мне нравится, как ты мыслишь, — заинтересованно сказал Эвен, примостившись рядом с Исаком, — хочу узнать, что ты думаешь об этом, — он достал из сумки папку и протянул тому снимок. — Я в темноте не могу разобрать ничего… — вглядываясь в серый лист, Вальтерсен озадаченно почесал затылок, — у тебя есть фонарик? — Нет… — Эвен заметно расстроился и вздохнул, — покажу тебе в следующий раз. — Нет, стой… В моём рюкзаке есть фонарик, я совсем о нём забыл, — Исак потянулся за рюкзаком, но Эвен на радостях дотянулся до него первым. Он с нежной улыбкой благоговейно взглянул на книгу, лежавшую там, всё-таки разобрав в темноте надпись, но ничего не сказал, лишив Исака возможности посмущаться перед ним. Когда неяркий свет вспыхнул, юноша взглянул на фотографию, лежавшую на его коленях. Там было изображение девушки, она сидела за пианино, одетая в лёгкое бежевое девичье платье, спокойное лицо было сосредоточено на клавишах, глаза томно прикрыты, голова слегка откинута, обнажая тонкую шею. Картину невинности портила выставленная вперёд оголённая нога, круглой коленкой торчавшая вверх. — Мне нужна фотография для выставки, — тихо сказал Эвен, — я столько их сделал, что уже запутался. Тема: «Нежность в фотографии». Что ты на ней видишь? — Точно не нежность, — Исак покачал головой и опёрся на руки позади себя, — это, скорее… что-то похожее на распутство. Её нога… она делает фотографию пошлой. — Я вижу, — Найшейм устало откинулся на траву, — весь день сегодня на неё убил, но нежность, оказывается, не так просто найти. Казалось бы, что может быть проще? Не найдя ответа на его вопрос, Исак лёг рядом. Звёзды отражались в глазах, шум воды, редкие её всплески, стрёкот кузнечиков всё время напоминали о том, что вокруг них всё ещё существует мир. Грудь мерно вздымалась, в ней уже не ощущалось той яростной радости, сейчас Исак чувствовал абсолютное умиротворение и расслабленность. — Мне нравится книга… — шёпотом признался юноша, зная, что Эвен её уже увидел. — Скажи, в конце они будут вместе? — Прочитай — узнаешь, — не поворачивая головы, сказал Эвен. Исак ничего не ответил, продолжая искать созвездия на небе: большая медведица, малая медведица, кассиопея, орион, пегас… Ветер порывисто обдул лицо, прилепив к щеке Исака липовый сухой лист. Вальтерсен одним движением руки скинул его и, возвращая руку на прежнее место, зацепился мизинцем за пальцы Эвена. Тот медленно трепетно подцепил чужой палец своим и скрестил их, продолжая смотреть на звёзды и молчать. Поддавшись нахлынувшему порыву чувств, Исак сдвинул руку и погладил большим пальцем тыльную сторону его ладони. Безмолвная ласка будоражила что-то внутри, заряжая живой энергией всё тело. Он раскрыл ладонь под напором чужих пальцев и позволил им коснуться центра ладони, выводя на ней круги. Продолжая путешествовать, длинные пальцы Эвена прошлись по периметру каждого — Исака. Он затаил в груди тяжёлый вздох наслаждения, но, когда палец коснулся нежной кожи между средним и безымянным, двинул вниз, сделал несколько фрикций, шумный дрогнувший вздох разрушил тишину ночи. Пальцы Эвена на секунду замерли, а затем снова продолжили миловать доверчиво раскрытую для них белую кожу ладони. Спустя долгое время тихих ласк Исак осторожно просунул свои пальцы меж пальцев Эвена и сцепил их руки в некрепкий, осторожный замок. Теперь он точно мог сказать, что такое нежность…***
— Эй, просыпайся… — Исака погладили по плечу и коснулись щеки, он мог бы узнать прикосновения этих пальцев из тысячи. Розоватый свет неба, переливавшийся с фиолетовыми, красными, голубыми, синими оттенками, — первое, что увидел Исак при пробуждении. Был уже рассвет. Солнце палило жарче любого прошлого дня, он повернулся на бок и встретился взглядом с уже отошедшим ото сна Эвеном, пристально разглядывавшим его помятое лицо. — Определённо лучшее утро за всё лето, — улыбнулся Найшейм, — тебя не хватятся? — М-м-м… — Вальтерсен растянулся на траве и подкатился Эвену под бок, уткнувшись лбом в его ладонь и касаясь губами тонких веточек зелёной травы. — Думаю, нет. Утром родителям не до меня. — Славно, — мужчина стряхнул с его спины прилипшую траву, да так и оставил руку на чужой талии. Исак помотал головой, смахнув вконец сон, и резво вскочил на ноги, начав расстёгивать на себе рубашку. — Что ты делаешь? — вскинув бровь, спросил Эвен. — Иду купаться, — Исак наступил на задники своей обуви и откинул её в сторону, — а ты? Найшейм помедлил, а затем, усмехнувшись, тоже начал снимать свою одежду.