В попытке согреться

      У Невии невозможно длинные ресницы и косы цвета меди. А ещё россыпь веснушек по всему лицу — выделяется на фоне бледной кожи и отчаянно не вяжется с точёными скулами.       Какими были глаза, Серана не знает. Спросить — неловко, будто о чём-то совсем интимном. Но часто представляются нежно-голубые, цвета полуденного неба. Или карие с солнцем внутри.       Они заговаривают случайно.       Доставать книгу с полки даже со стула слишком высоко, и Серана как раз думает, не попросить ли помощи. Помощь приходит сама. Вспархивает на деревянное сиденье, протягивает руку — и через мгновения протягивает обтянутый тёмной кожей томик.       Она выше головы на полторы, хотя Серана не из низких. Она стоит прямо напротив и улыбается легко-легко — совершенно на равных.       — Леди Серана, мы, кажется, не были представлены?.. Моё имя Невия. Я из… недавнего пополнения, если можно так выразиться.       В ответ получается только:       — Прошу, просто Серана.       Кажется, она понимает. Отступает буквально на полшага — уважение к старшей по статусу — и кивает.       — Будет честью.       Серана представляет себе Невию живой: округлее щёки, теплее оттенок кожи, карие глаза — или всё-таки голубые?.. Выходит, что раньше её черты лица были плавнее. Правильнее. Она и сейчас хороша — но до отцовского дара, наверное, была красавицей.       Идеальная осанка, каждое движение — как танец… Кем она была? Усладой глаз одного из королей или всё же принцессой?       Они всё чаще встречаются в библиотеке. Серана понемногу привыкает: к присутствию совсем рядом, к взглядам и улыбкам невзначай, к тому, что можно бросить в воздух начало цитаты — и хвост подхватит мелодичный голос.       А потом они всякий раз оказываются на соседних креслах. Невия ничего не понимает в алхимии, Серане чужды длинные клинки, — и можно бесконечно делиться друг с другом недостающим, слушать и рассказывать взахлёб.       Невия говорит наполовину голосом, наполовину телом. Вскакивает, увлёкшись, и преображается на глазах: черты лица перестают напоминать мертвенную маску, всё тело становится ещё гибче, изящнее, каждый выпад и шаг отточены годами практики.       Восхищение не удаётся удержать за рёбрами, оно накрывает волной, выплёскивается через взгляд.       Ответный кажется совсем живым.       Оставаясь одна, Серана меряет шагами комнату. Что за манера — что за глупости — так привязываться! Тем более к той, кто с Даром едва знакома, и рангом настолько ниже, и (отец так разгневается, если узнает)…       Ей самой ничего не грозит, разумеется. Но стоит подумать о судьбе Невии, и страх продирает насквозь.       Поэтому даже тени желаний Серана задавит. Выполет, как сорную траву в мамином саду, и будет наготове всякий раз, когда они поднимут голову.       Невия касается первой.       Всего лишь кончики пальцев и доли секунды — но Серана застывает как вкопанная. Во взгляде напротив всё та же улыбка, спокойная и светлая.       Как Серана ни бьётся несколько часов кряду, вместо чернильных строк перед глазами упорно стоят длинные пальцы и тонкая ладонь. Совсем рядом с её.       Так близко, что можно взять в свою.       Мир постепенно переворачивается с ног на голову. Медленно, невыносимо, так, что порой безумно хочется подтолкнуть в спину… знать бы, кого.       В замке перестают удивляться, видя их вместе. Просят их передавать друг другу слова и вещицы.       Где-то на краю сознания сходит с ума тревожность. Если кто-то проговорится, если узнает отец…       Серана отталкивает эту мысль и больше не возвращается к ней.       У Невии мелодичный голос и тонкие губы, иногда подкрашенные ягодным соком. Касаясь их, Серана говорит себе: это знак моей власти, я недосягаемо выше, я подчиняю её своей воле.       Трепет в груди, когда Невия отвечает на поцелуй, говорит совсем о другом.       Они не сговариваясь садятся вплотную — плечо к плечу, бедро к бедру, ладони задевают друг друга, переворачивая страницы. Невия нет-нет да и поглядывает из-под ресниц лукаво, и если бы Серана могла — вспыхнула бы румянцем. Кажется, сам воздух вокруг пропитан их общим секретом, переполнен им.       Они совсем близко, и это сводит с ума.       За час до рассвета она почти приглашает Невию к себе. Слова рвутся с кончика языка, приходится больно прикусить губу — иначе не удержать.       Вместо сна Серана смотрит в каменный потолок. На кончиках пальцев и губах — отчаянное желание касаться, целовать губы, ладони, ключицы; быть может, даже осторожно и медленно снимать броню…       Дальше этого воображение не идёт. Будто между нею и обнажённой Невией на внутренней стороне век — незримая бескрайняя стена. Серана за неё даже благодарна: меньше стыдных мыслей, меньше соблазнов, что не пристали дочери — да и Дочери, впрочем, тоже.       Когда она всё-таки засыпает, ей снится лёд на внутренней стороне бёдер и расцветающая внутри боль.