Отсюда

След на руке стал желтоватым. Прячу его под рукавом и стараюсь не думать об этом. На следующий день после встречи на холме я сглупила и пришла в школу в футболке. Я была настолько напугана, что просто не подумала об этом. Косых взглядов одноклассников и озабоченных вопросов Линды избежать не удалось. А чему они вообще удивляются? У меня на левой руке багровые полосы вдоль вен, никакая мазь от шрамов не помогает особо. Линде я наплела что-то про пьяного ухажера маман. Она поверила, кажется. Только потом я поняла, что могла бы придумать отмазку лучше. Теперь Ли будет думать, что со мной жестоко обращаются в семье, и уделять еще больше внимания, а то и отца привлечет. Хотя никаких ухажеров у мамани нет и в помине, а сама она меня давно не лупила — много чести, да и я ножом пырнуть могу. Оценки у меня не очень. Абсолютно не могу сосредоточиться, вот и пожалуйста — завал по литературе. А ведь я всегда любила читать и писать эти долбаные сочинения. Моя прошлая учительница считала меня странной, но талантливой. Эта же чаще всего зачитывает именно мои работы вслух и делает кучу замечаний. Ближе к вечеру я решаюсь на кое-что смелое — вернуться на тот холм. Хочу понять, что все-таки это было. Может, кто-то агрессивный схватил меня, а мне привиделось, что вполне обычный бомж — это клоун? Сегодня небо закрывают плотные белые облака, сквозь них почти не видно солнца. Зима близко, с каждым днем все холоднее. И как я не заметила, что листья опадают? В прошлый раз леса были пестрые, а сейчас почти только голые ветки торчат. Только я села на рюкзак по-старинке, как кто-то положил руку мне на плечо. Я уже догадываюсь, кто. — Джоанна вернулась? Моя милая девочка недостаточно напугана? — на его лице все та же явно не добрая улыбка, пока еще не превратившаяся в оскал. Подскакиваю и встаю прямо перед ним, дабы избавить себя от его прикосновений. — Я знаю, ты просто псих, но мерещишься мне монс... — договорить мне просто не дает тот факт, что моя рука, на этот раз левая, оказывается в крепком захвате. Он поворачивает ее тыльной стороной кверху. Сквозь его перчатку (все-таки это не грим) прорезались когти. На мягкой коже указательным пальцем он медленно вырисовывает решетку, словно для игры в крестики-нолики: мои старые порезы оказываются перечеркнутыми новыми, не слишком глубокими. Я, как под гипнозом, смотрю на то, что он делает, боли будто нет. Кровь струйками течет вниз, капая с локтя на землю. Мне не страшно. В голове вспыхнула картина трехлетней давности. Я лежу в ванной, медленно вода становится все более красной. Мне так хорошо, я чувствую, как покидаю это тело, этот мир, в котором мне не светит быть счастливой никогда. Я улетаю далеко-далеко, глаза застилает мягкая темнота. Как и в тот раз, меня выводят из этого блаженного состояния. — Как? Ты меня не боишься? — на его лице наивное, будто даже не наигранное выражение. Даже не знаю, что ответить. Мысли спутались, я не понимаю, радоваться ли мне, что он не моя галлюцинация, или бояться. Он отпустил мою руку. Чувствительность постепенно возвращается. Теплая кровь стекает уже по моим пальцам, жжение в районе новых ран возрастает. — Теперь ты в меня веришь, — говорит он, не задавая вопроса. — Верю, — утвердительно шепчу я. Голова кружится, губы растянулись в глупой улыбке. Я будто напилась, неужели от порезов так? Кончиками пальцев он нежно проводит по моей щеке, мимолетно очерчивает контур губ. Мне так приятно, что я прикрываю глаза и хочу поцеловать его. Как только эта мысль промелькнула в моей голове, он убрал руку и исчез.