От ненависти до любви

Стянув ботинки вместе с носками, Чарльз потоптался немного на месте, давая привыкнуть ногам к земле. Твердая, ещё не согретая солнцем почва холодила кожу стоп, редкие травинки приятно покалывали, щекоча, но не царапая. Роса испарилась, поэтому под ногами было сухо. Чарльз двинулся вперёд, медленно шагая по редким пучкам зелени. Подойдя к воде, Ксавье присел на корточки, коснулся средним пальцем водной глади, по которой тут же пошли круги, маленькая капелька нырнула в рукав, когда рука Чарльза согнулась. Ксавье поежился от немного неприятного ощущения леденящей влажности на коже. В воздухе путались ароматы цветов, земли и грязи. Живой запах ударял в ноздри, отзываясь в горле невнятной колкостью, от которой нестерпимо хотелось закашлять. Но нарушать тишину не было желания. Чарльзу нравилась эта тишина. Она казалась живой, не мертвой, как в тюремной камере или сознании покойного. Воздух около Чарльза создал какую-то пространственную оболочку, которая нагрелась теплом, исходящим от мальчишеского тела, образуя своеобразный кокон, опутывающий своими вязкими нитями дурмана. Глубоко вздохнув, Чарльз окунул в воду пальцы, погрузив кисть целиком, немного поводил пальцами в воде, преодолевая давящее сопротивление, которое было даже приятным. Едва слышный стук крови в висках, мурашки, непрерывно бегающие по коже, отражение собственного лица в воде, чуть размазанное, плавучее и колеблющееся от движения руки и слабого ветра... - Проснись и пой, крошка Чарли! – послышался знакомый голос за спиной. После того, как последняя волна звука, образовав спираль, столкнулась с ушной перепонкой, что-то твёрдое толкнулось в мальчишескую спину. Чарльз взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах, но земля оказалась слишком скользкой. Ксавье падал в воду, широко распахнув глаза и наблюдая за тем, как его отражение разбивается на сотни лазурных капель, образующих над водой плотный навес, который буквально через пару секунд слился с огромным потоком жидкости, сомкнувшейся над головой Чарльза. Как только Ксавье очутился в воде, глаза его оказались обёрнуты в какое-то сухое и тяжелое полотно, мешающее видеть, показалось, что струи воды, отделившиеся от общего потока, схватили так, что пошевелиться или поплыть наверх казалось невозможным. Выпустив изо рта пару огромных пузырей и втянув носом несколько порций воды, Чарльз приложил все усилия и выбрался, наконец, из водяного плена. Схватившись мокрыми пальцами за сухую землю, Чарльз вынырнул из воды, которая настойчиво продолжала тянуть вниз. Пару раз моргнув, Ксавье посмотрел на Эрика, скрестившего руки на груди и хитро ухмыляющегося. - Слишком уж у тебя мефистофелевская улыбка, так что я даже не буду спрашивать, нарочно ты или нет, - на одном дыхании проговорил Ксавье, окончательно выбираясь из воды. Когда ноги Чарльза оказались на земле, он начал жадно хватать ртом воздух, пытаясь насытить кислородом лёгкие, обделенные вниманием на некоторый промежуток времени. Воздух в данную минуту казался совсем уж ледяным. Каждая мышца, каждый тоненький нерв, каждый рецептор напряглись. Все органы Ксавье словно скрутило, словно их что-то стиснуло, пытаясь выжать последние вдохи жизни. Неприятный ком встал у горла, скручивая гланды, вызывая рвотный рефлекс. Чарльз всхлипнул и отвернулся, стало жутко неприятно. То ли так больно и тяжело стали даваться вдохи и выдохи, от которых щемило в груди, то ли насмешливая улыбка, не переставая играющая на лице Эрика, мешала прийти в себя. Чарльз не знал, не понимал. Он знал и понимал лишь одно – сейчас ему хочется выбить все зубы Леншера, разбив вдребезги его надменную улыбку, как тот разбил его отражение в воде. Ксавье сглотнул слишком сухую и вязкую слюну, сжал пальцы в кулаки и бросился прочь.

***

Чарльз сидел на кровати, вытянув ноги и скинув одеяло на пол. Остальные ученики смотрели телевизор, читали книги и попросту проживали свою жизнь, жизнь подростков, которой сейчас хотелось насладиться Ксавье, но нет, нельзя. Из-за Эрика Леншера он заболел и теперь отлёживался в кровати уже третий день. Как в тюрьме. Да, как в тюрьме. Теперь тишина стала действительно мертвой, острой, давящей и, кажется, даже противной на вкус. Нет, Чарльз воздух не пробовал, не пытался загрести кучки микроскопических молекул ложкой и захапать разом, нет, он ещё не сошёл с ума. Ксавье просто ежеминутно облизывал губы, которые на вкус были хуже, чем приготовленная Мистик яичница, которую даже смельчак Азазель боялся искушать. Тем более, лекарства Чарльз не пил, поэтому оставалось приходить к выводу, что всё это воздух. И мёртвая тишина. Дверь скрипнула, в проёме показалась рыжая голова Эрика, Чарльзу даже померещилось, что Леншеру неловко, но это подозрение растворилось в воздухе, как только Эрик вошёл в комнату, весело улыбаясь и держа руки за спиной. - Тебе чего? – не особо церемонясь, спросил Ксавье, глядя Эрику в лицо. - Ну что же так резко, крошка Чарли? Или мне тебя теперь Золушкой называть, м? - Каким образом твой головной мозг выдал эту кличку? Может, ты со своими извилинами играл в лототрон, и на шари… - Заткнись, – Леншер оскалился сильнее. Вид белоснежных, словно наточенных, эриковских зубов заставил Чарльза замолкнуть. - Так-то лучше, – усмехнулся Эрик, - весь этот цирк не безоснователен. Ты забыл тогда на берегу свои ботинки, так что вот, Золушка. Твои туфельки доставлены в целости и сохранности. Эрик подошёл к Чарльзу, всучил ему пару ботинок и быстрым шагом вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Чарльз вскинул брови, глядя в стену, но через секунду Ксавье уже отшвыривал от себя обувь, разглядывая собственные ладони. Они оказались чистыми, как, впрочем, и ботинки, теперь уже валяющиеся на полу. Пятна стыдливости краской расползлись по щекам, а на лице появилась глупая улыбка. Ты попал, Чарльз. Попал.