Скорбящие журавли

      В дворцовом саду становилось холодно и сыро, но приятная осенняя зелень, переходящая в более яркие краски заставляла жителей дворца выходить на улицу чаще и ловить эти пестрящие моменты. Приятная свежесть и промозглая прохлада утра, разгулявшаяся дневная погода с редкими солнечными лучами и хладный вечер с отблесками луны в воде дворцовых фонтанов — всё это жители дворца наблюдали в течение дня. Большинство гуляло здесь именно днём, так как погода успевала разогреться.       По главной аллее медленно ступали слуги и султанши с фавориткой. Рабыни, склонив голову, шли в самом конце, перед ними фаворитка, а далее султанши и Валиде. Маленькие Элиф и Сафие — дочери Ташлыджалы и Разие бегали вместе с Айше. Махидевран тепло улыбалась, а потом отослала служанок с детьми в павильон, желая остаться наедине с фавориткой султана — Зейнеп. Разие ушла вместе с детьми, а вот Нергисшах пожелала остаться с бабушкой. Она в скором времени покинет дворец и вернётся в Анатолию с мужем. Разие тоже вскоре уедет, но она живёт во дворце близь Стамбула, потому ненадолго покидает своих родных. Джихангир с Лейлой покинули дворец ещё на рассвете, отправились в свой дом, который ранее принадлежал Хатидже Султан.       Наложница выглядела весьма удручённо и заспанно: то и дело зевала, под глазами были видны серые синяки, а цвет лица был нездорово бледным. Она походила на новоприбывшую рабыню, которую заточили в темницу за непослушание. Девушка с трудом ступала по широкой дорожке, казалось, что сейчас она свалится в обморок или совсем иссякнет и умрёт.       Хорватка куталась в лёгкую бордовую шинель, которая слабо грела и была предназначена больше для внешнего декора, нежели для согрева. Рабыня сухо кашляла, слегка шаталась и еле перебирала ногами, хлюпая носом. Голова у неё раскалывалась, кожа горела и в голове, раздавалось громкое биение тысячи колоколов. — Зейнеп?! Почему ты такая хмурая и понурая сегодня? Что-то плохое случилось? — Что вы, госпожа, я просто задумалась. — Что же тревожит твои мысли? Султан Баязид? Беспокоишься? — Да, госпожа, вы правы. Сегодня будет священная ночь, я волнуюсь — кого сегодня пригласит наш Султан. Дефне Султан после выкидыша весьма слаба, но она давно не была в его покоях, вероятно, сегодня Падишах позовёт её к себе. Я ни в коем случае не жалуюсь, просто это меня огорчает.       Девушка выдохнула, поражаясь своему мастерству во вранье. Она умела изворачиваться, но лгать прямо в глаза, обманывать и лицемерить, словно змея; она научилась многому у гаремных девушек, видимо, ты сам не замечаешь, как с возвышением становишься невольником собственного слова. — Не переживай, хатун. Дефне слишком слаба, чтобы Повелитель звал её этим вечером в свои покои. Я думаю, что он пригласит тебя, так как его фаворитка беременна, а Султанша не может удовлетворить его, то остаешься только ты, — сказала молодая женщина, задрав голову.       Зейнеп удивлённо вскинула взгляд на Нергисшах; видимо, они совершенно не брали в расчёт возможность того, что султан и вовсе не захочет видеть сегодня девушек в своих покоях. Хорватка слышала, что сегодня для Повелителя устраивают праздник: Крымский князь подарил Падишаху новых рабынь и их специально готовили для султана. Он мог выбрать кого-то из них, тем более те девушки были более грациозны и изящны. — Дорогая, столь быстро даже кошки не родятся, не то, что пламенные чувства. Нам нужен крепкий союз, привязанность и доверие, а не быстро сгорающие эмоции, — обратилась женщина к внучке, — Хатун, вряд ли Падишах пригласит тебя в свои покои этим вечером, но унывать не стоит. Ты теперь наложница, так соответствуй своему статусу.       Девушка смиренно кивнула. Порывистый ветер раздувал её каштановые волосы, трепля пряди волос, сдувая их на левую сторону. Её платок могло бы сдуть ветром, не будь тот прикреплён красивыми височными кольцами. Зейнеп не поднимала глаз на господ, потому глядела на то, как подол её платья развивается на ветру. Рабыня отступила назад, оставляя султанш наедине.       Внимание тёмных глаз скользнуло в сторону пышных кустов, у которых сидела Айше Султан. Взгляд рабыни метнулся в сторону господ, а потом скользнул в сторону девочки; она отступила назад и направилась в сторону юной госпожи, которая кропотливо что-то искала. Она подобрала подол и присела на корточки возле юной султанши. Огромный куст, который создавал видимость стены, был даже старше Валиде. Девушка взглянула на Айше и слегка улыбнулась. — Султанша, что вы ищите? — Турна, как хорошо, что ты пришла. Мой браслет, который подарил мне папа, упал, когда я бегала. Он где-то здесь, но я не могу его найти. Помоги мне!       Девочка насупилась и чуть не заплакала, обращая свой взор в тёмные кусты высокого растения. Хорватка выдохнула и тоже взглянула на землю, утыкая взгляд в красивое украшение с топазами. Рабыня подняла дорогую вещь, стараясь скрыть смешок, который невольно вырвался у неё. Она с материнской любовью и сочувствием взглянула на девочку, после чего вручила его девочке. — Турна! Спасибо тебе огромное, ты сумела его найти! Я теперь буду аккуратней с ним. — Да Султанша, впредь старайтесь не терять вещи подаренные Падишахом. Он же тоже расстроится, подумает, что вы не цените его подарки. — Хорошо.       Девочка встала с корточек и убежала, быстро перебирая ногами, сжимая подол платья в руках. Зейнеп облизнула губы и встала, расправляя подол платья.       По главной аллее шла султанша, любимая наложница, что сумела подарить его величеству шехзаде — Дефне Султан. Она горделиво задрала подбородок вверх, медленно ступая по дорожке. Рабыни позади неё устремили взгляд в землю, как и ага, который что-то нашёптывал ей. Женщина сразу же обратила свой взор на рабыню у кустов, которая склонив голову, кланялась госпоже. Дефне плотно сжала губы и быстро направилась дальше. Сердце у женщины защемило, а на глаза наворачивались слёзы; она с трудом сдерживала эмоции от предательства любимого мужчины.       Девушка набрала полную грудь воздуха и направилась в сторону дворца. За ней поспешила рабыня, которую отправила Махидевран Султан. Мунише была персидского происхождения, являлась красивой и смышлёной девушкой; она пользовалась уважением рабынь и имела привилегии, как доверенное лицо Махидевран Султан. Её волосы были длинными иссиня-чёрными, а глаза светло-голубыми, как Босфор. Она бы могла стать наложницей, но такие девушки сразу же подавлялись Дефне. — Хатун, я тебя по всему дворцу ищу. Идём скорее, Повелитель хочет отобедать с тобой.       Девушка округлила глаза, уставилась на калфу. Она с непониманием глядела на женщину, но та лишь слегка толкнула её в плечо, отводя в сторону её покоев. Нужно было привести в порядок наложницу перед тем, как отправить ту на трапезу к Султану. Зейнеп с трудом понимала что происходит, но, кажется, она поняла расстроенные чувства Дефне Султан. Вернее, причину её состояния.       Девушку завели в комнату, поправили её тёмно-синий почти чёрный кафтан, сняли платок и заменили височные кольца диадемой с камнями. Платок теперь у неё был голубой, почти лазурный. Волосы её расчесали и аккуратно разложили по плечам. Фахрие улыбнулась своей работе и вышла за ней последовала девушка со своей служанкой. Хорватка начала постепенно понимать, что здесь происходило.       Она была далеко не глупой, потому быстро выведала информацию у обывателей дворца. Оказалось, что девушка была слишком похожа на двоюродную сестру и жену Баязида, потому он проявлял к ней такую благосклонность. И рабыня ощущала от этого горечь: с одной стороны она не вправе что-то требовать к себе, каких-то чувств или чего-то ещё; но с другой стороны она была весьма недовольна своей ролью замены. Она просто кукла, что слишком похожа на давнюю любовь.       Девушку быстро проводили к покоям султана; она за своими раздумьями совсем не заметила того, как оказалась в покоях Падишаха. Рабыня вошла в опочивальню, кланяясь, словно верная собачонка, что встретила хозяина после долгой разлуки. В покоях стоял круглый стол с различными сладостями и дымящейся едой: мясо, шербет, вино, рыба. Сама комната была озарена светом и источала некое тепло, как дом, в который ты вернулся спустя долгие годы. — Проходи, хатун, присаживайся.       Медленно ступая по ковру, девушка очутилась у стола. Она опустилась на одну из подушек и всё так же не осмеливалась поднять взор своих глаз, будто впервые оказалась в опочивальне Падишаха мира. Мужчина опустился напротив, смотря на девушку. Та, переборов смятение, взглянула на падишаха и слегка улыбнулась, полуулыбкой. Баязид улыбнулся ей, как влюблённый мальчишка, чувства которого оказались взаимными. — Как твои дела в гареме? Тебя никто не обижает, я надеюсь. — Что вы господин, все ко мне очень хорошо относятся. Спасибо.       Мужчина отпил немного вина из бокала и обвел всё ладонью, призывая девушку попробовать. Та кивнула, взяла бокал и тоже отпила вино, которое было уже налито служанками, что покинули покои по приказу Султана. — Расскажи мне о себе. — Я из рода Зринских, — выдохнула девушка. — Я была внебрачным ребёнком своего отца и матери, которая всю жизнь была моей кормилицей и верной служанкой из Болгарии. Несмотря на это, моя неродная мать приняла меня и воспитывала как свою родную дочь. При рождении меня нарекли Теодорой, что с моего языка можно трактовать как божий подарок. У меня было три старших брата и две сестры, как и все в нашей семье, я получила прекрасное образование; присутствовала при дворах Франции и Венгрии. Я говорю на нескольких языках: хорватском, венгерском, немного на французском и турецком. Знаю русские и болгарские колыбельные песни.       Девушка закашляла, прикрывая рот рукой. Она совсем размякла, выглядела не лучшим образом: вся позеленела, глаза чуть прикрыла и покачивалась. Девушка не могла сидеть прямо, её одолевала простуда, что не ускользнуло от зорких глаз Султана, который присел чуть ближе. — Что с тобой, хатун? Тебе плохо? — Что вы, — девушка кашлянула, — просто небольшая простуда… Наложница не удержала равновесие, и её голова стремительно полетела в сторону ковра…

***

— Это простая простуда, дай Аллах, девушка скоро поправиться. Повелитель, у рабыни истощение, видимо, она совсем не ест. Это и послужило причиной к столь быстрому развитию её болезни. Я приготовлю для неё отвар, если прикажите, то мы можем поместить её в лазарет на время: чтобы девушки в гареме не подхватили болезнь. — Хорошо, хатун, иди пока.       Женщина поклонилась и вышла из покоев султана. Она взглянула на постепенно приходящую в себя девушку и скрылась за широкими дверьми. А девушка в постели повелителя уже открыла глаза и пыталась сосредоточиться на точке перед собой; мужчина посмотрел на неё и направился в сторону небольшого стола, продолжать свою работу. Зейнеп порывалась встать и уйти, но голос Султана остановил её: — Побудь тут немного, а потом уйдешь в лазарет. — Как скажите, Султан.       Девушка начала оглядывать комнату: её всегда поражали эти величественные покои, которые больше всего были пропитаны кровью и запахом смерти. Вместе с этим, тут царила любовь и страсть, здесь происходили встречи и разлуки — эти покои решали судьбы людей, они решили и её судьбу. И это величие, этот сакральный смысл, который они несли в себе — пугал девушку. Герцогиня без титула не видывала подобного величия в других дворцах, а орнаменты, которыми были украшены все комнаты, все покои, каждый угол — чудо из чудес.       Взгляд карих глаз упал на скрипку, что стояла на специальном столе в углу комнаты. Заворожено она смотрела на инструмент столь любимый и родной, который всегда был близок к её сердцу, который любила её мать, сёстры и брат. — Ты умеешь играть на скрипке? — Да. — Сыграй что-нибудь, я хочу послушать.       Девушка слабо кивнула, поднимаясь с постели. Босыми ногами она подошла к красивому инструменту, аккуратно беря его в руки вместе со смычком. Девушка упёрла его в левое плечо, кладя щёку так, чтобы зафиксировать инструмент; правая рука со смычком скользнула по струнам. Началась игра.       Плачущая скрипка сообщала о горе и страданиях, грустная мелодия наполнила комнату. Эта музыка плавала в воздухе, лилась в уши Баязида. Он узнал эту мелодию — мелодию, которую играла его покойная жена, главный Визирь Султана Сулеймана и его любимая тётя Хатидже.       Мужчина положил посуду на стол и встал со своей подушки, стремительно направляясь в сторону девушки. Зейнеп перестала играть, опуская руки вниз. Баязид схватил её лицо в свои руки, смотря в глаза рабыни со всей злостью и недовольством, которые царили в нём. Девушка сумела игрой своей разбудить трепетные воспоминания, которые он хранил очень глубоко, заперев их под несколько замков, закинув их в глубокое море. Только вот они всё равно вырвались и больно ударили по пульсирующему органу. — Где?! Где ты слышала эту мелодию?! Отвечай!       Глаза девушки забегали, она с трудом дышала и боязливо смотрела на мужчину, как на волка, который загнал зайчонка в нору. Она с трудом дышала, так как мужчина сумел своими широкими ладонями перекрыть её горло и больно сжать челюсти, сводя её кости. — Прокопий… греческий мужчина, — девушка хватала ртом воздух, выронила инструмент, хватая пальцами руки мужчины, — …он играл эту мелодии, научил меня., я была совсем маленькой. Он слышал эту песню у своей тёти… тёти… она играла её ему. Её имя — Софья…       Мужчина наконец-то отпустил её, а девушка тут же схватилась за горло, с трудом приводя себя в чувства. Она знала, что на лице обязательно останутся синяки и травмы, которые трудно будет объяснить Махидевран Султан. Наложница смотрела на мужчину испуганно, зло и одновременно безразлично. Она не могла описать своё состояние, которое стало привычным для неё за последнее время. — Ступай.       Девушка даже не поклонилась, просто схватила свою обувь и выскочила из покоев, словно арабский скакун; оказавшись за пределами покоев, она дала волю чувствам и заплакала. Рабыня даже не поняла, почему к ней так относятся, её выставили виновной, но в чём? В чём её вина?!       Она быстро скрылась от прозорливых глаз стражи и направилась в сторону бани. Там-то она сможет успокоиться и побыть одна. Её остановила Мунише, которая быстро передала письмо фаворитке. Зейнеп кивнул, схватила пергамент и раскрыла его, прочитанное поразило её. Письмо было написано одной служанкой из Дворца Слёз, где сообщалось о смерти Мелек. Девушку нашли повешенной в прачечной.       Хорватка задохнулась, она не помнила, как дошла до хамама. Она помнила лишь колкое замечание Дефне Султан, которая шла в красивом красном платье расшитом камнями в сторону покоев Султана. Мелочь, но это она помнила. Хорватка оказалась в бане и отослала служанок, желая самой провести процедуры.       Она зажала рукой рот и кричала, долго и истошно, словно её ранили в самое сердце, и стрела пускала свой яд по телу, отравляя каждую клетку её бренного тела. Плакала, а потом словно упала в бездну и потерялась.