Скорбящие журавли

      Четыре дня Зейнеп проживала в постоянных тревогах и страхах, она вовсе не покидала комнату, предпочитая гарему свои покои. Вышивка, чтение книг и упражнения на скрипке стали её основными занятиями. Как и наказывала повитуха, девушка в основном спала или лежала, пила травяную настойку и следила за едой, которую приносили рабыни. Со стороны других наложниц поползновений не было, но это не было поводом отпустить свои волнения. Ольга и Мария рассказывали последние сплетни, а Мерьем и Мунише развлекали отстранёнными разговорами; Зейнеп бы хотела, чтобы эти спокойные дни длились бесконечно. Но всему приходит конец. — Госпожа, госпожа, — в покои ворвалась Ольга, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, — Султан Баязид приехал с охоты, он желает видеть вас в своих покоях.       Девушка подскочила на месте и взглянула на себя служанку с лёгким смятением и непониманием, а потом выдохнула и кивнула рабыне. Зейнеп подошла к зеркалу поправила подол синего платья и платок на голове; кафтан ей подала служанка, надевая плотную ткань на плечи.       Фаворитка вышла из покоев и степенно направилась в покои Падишаха, минуя стражников и агов, что шли ей навстречу. У покоев Султана стояли стражники и Локман ага — верный хранитель покоев Султана ещё со времён Кютахъи. Девушка склонила голову и слегка присела перед ним, мужчина кивнул и доложил Повелителю о прибытии икбал. Султан дал разрешения войти, и наложница бесшумно проскользнула в покои Султана. Она оказалась в середине комнаты и, склонив голову, присела в поклоне. — Повелитель, — еле слышно проговорила она.       Мужчина обернулся и расставил руки, шествуя к девушке. Зейнеп вскинула голову и отступила назад, от чего её локоны забавно подскочили и упали на плечи. Баязид нахмурил лоб, но всё же остановился перед ней на расстоянии вытянутой руки. Он сложил руки за спиной и отстранённо заговорил: — В скором времени, дай Аллах, ты подаришь мне ещё одного наследника. — Аминь. — Теперь ты и Абиде будете под надзором лекарей и рабынь; будь особо осторожна, мне сказали о твоём состоянии. Махидевран Султан поступила верно, выделив тебе самые просторные покои во дворце. Надеюсь, ты довольна? К тебе хорошо относятся слуги? — Как я смею быть недовольной, мой господин? Слуги же лелеют меня больше чем кто-либо, так что я не ощущаю себя одинокой ни на минуту. — Хорошо. Я хочу преподнести тебе подарок, а ещё решил назначить повышенное жалование: ты послужила дворцу верой и правдой, теперь будешь служить мне. — Для меня нет большей чести и радости. Служение вам — цель моей жизни, господин.       Девушка склонила голову, а потом посмотрела в глаза Повелителю. Она выглядела весьма серьёзно, и даже тени улыбки не было на её губах, хотя, ей очень льстило внимание Падишаха. Правда, даже эта излишняя забота не смогла заглушить обиду за его действия в последний день их встречи: её лицо до сих пор хранило отпечатки того дня, слабые и еле заметные, но болезненные для наложницы.       Баязид всё же подошёл к девушке и обнял её, Зейнеп нахмурилась, но и препятствовать не стала: кто она такая, в конце концов? Мужчина отстранился от девушки и прикоснулся пальцами к её плоскому животу, проводя от солнечного сплетения к низу живота. — Дай Аллах, этот ребёнок принесёт много радости во дворец, и смех его заполнит все щели и углы, — проговорил мужчина, отходя к своему столу, он взял кольцо из небольшой бархатной коробочки. — Аминь, пусть принесёт.       Баязид подошёл к девушке, взял её левую руку и на безымянный палец надел золотое кольцо с голубым топазом. Девушка поцеловала руку Падишаха, а потом принялась рассматривать подарок, которым её одарил повелитель семи континентов. Она улыбнулась. — Ты хорошо питаешься, я надеюсь? Боли не беспокоят? — Конечно, теперь я не могу думать лишь о себе — ребёнок внутри меня тоже желает жить, потому я ем всё, что прописал врач. Боли мои ушли, более я не ощущаю недомоганий, к тому же, я только и делаю, что ничего не делаю, — девушка посмеялась, — потому и не ощущаю более беспокойств. Я только о вас волновалась, в гареме поговаривают, что вы собираетесь в поход. Это правда? — Мой покойный отец, Султан Сулейман, — выдохнул мужчина. — Начал войну с Австрией за несколько лет до своей смерти и она до сих пор продолжается. Я должен отправиться туда, чтобы поддержать своих воинов и оповестить о том, что у них новый Султан. Лучший способ оказать поддержку и подтвердить свой титул — выйти со своими воинами на одно поле боя. — Пусть путь ваш будет светлым, и Аллах поможет вам в ваших сражениях, — возвела глаза к купольному потолку девушка, а потом посмотрела на мужчину. — Аминь. Ладно, ступай, хатун.       Девушка поклонилась и спиной вышла из комнаты, как и всегда. Теперь её голова была занята новой мыслью: кто примет на себя временные обязанности и полномочия Султана? Вероятнее всего этим человеком станет Орхан — старший сын Султана Баязида от его наложницы Раны или Осман: кто-то из них. Она волновалась, не смотря на то, что Падишах не проявлял никаких сдерживающих мер в отношении наложниц, но при нём фаворитки маловероятно начали бы открытую войну в отношении друг друга. Теперь же, когда он уедет, никто не знал чего ждать. — …он мучает меня, испытывает, наказывает за то, что я не могу родить ему ребёнка. Разве я виновата, Гюльфем? Я и сама себя ненавижу за это, но мои чресла погибли и сгнили — я не могу более подарить нашему Султану ребёнка. Но мой Мехмет, разве, ему недостаточно нашего ясноглазого шехзаде? Нет! Теперь две его наложницы беременны, как назло мне. Третий выкидыш, более я не осмелюсь просить у Аллаха ребёнка, дабы не огорчать себя и нашего Повелителя. Но Баязид не может так поступать со мной, я же поддерживала его в те времена, когда Султан Сулейман был против него, когда шехзаде Селим строил козни… Гюльфем калфа, мне так плохо!       Зейнеп остановилась в коридоре, прислушиваясь к голосам. Так странно, Султанша совершенно не замечала рабыню, шествуя в сторону его покоев и совершенно спокойно рассказывая о своих тревогах калфе; девушка сглотнула, выдохнула. Хорватка вышла из-за угла просторного коридора и поклонилась Султанше, прислонившись спиной к стене, давая проход Дефне. Та кинула на неё взгляд, а потом вскинула подбородок к верху и прошествовала в покои владыки Османской Империи. А Зейнеп быстро проскользнула в коридоре и словно смерч направилась в сторону гарема.       В гареме, как и ожидала девушка, восседала Абиде. Она единственная сидела на тахте в окружении рабынь, которые уже приучили себя называть её госпожой. Тут же была Анна — сестра Дефне Султан, она недовольно смотрела на Абиде; но что этот ребёнок тут делает? Зейнеп помотала головой — не её дело. Хорватка подозвала к себе Мунише, кивая в сторону выхода. Персиянка кивнула и вышла из ташлыка; девушки отошли от гарема. — Есть какие-то слухи? Кто будет регентом во время похода Повелителя? — Аги шепчутся будто Орхан возьмёт бразды правления, но есть версия, что Султан вовсе не оставит на своём месте регента. Будто, главный Визирь — Сокколу Паша на время будет держать ответ за дела государства. А шехзаде останутся в своих санджаках. — Аллах-Аллах, да убереги нас от очередных испытаний.       У девушки заболели костяшки, кожа ещё не полностью зажила и пока что затянулась небольшой коркой, неприятной и шершавой. Зейнеп умело прятала их в свободных рукавах и старалась не обращать внимания на эти ссадины и рубцы, тем более на них никто не обращал внимания, так зачем же ей акцентировать на них своё? Но вот они иногда больно саднили, словно соль выплёскивали на открытую рану. — Что-то случилось? Почему ты так обеспокоена этим, Зейнеп? Меня волнует цвет твоего лица, да и почему дела государства тебя так тревожат? — Ты не понимаешь? Абиде может начать действовать, я её очень боюсь, правда. Вдруг она навредит мне или сущест… ребёнку внутри меня. Я не могу рисковать Династией — моё предназначение, как и любой рабыни, служить на благо Династии Османов. — Ладно, я поняла, лучше вернись в покои, а то Абиде сегодня весьма сурово настроена — может и нанести вред тебе. Она ядовитая змея, её яд — отрава для всех. Не хочу, чтобы тебе принесли вред: тебе не нужно лишний раз расстраиваться. И ещё, нужно купить новых тканей и сшить новые платье; я прикажу агам, чтобы они нанесли визит еврейкам в Галате. Если хочешь что-то — прикажи. — Нет, ступай Мунише. Я хочу немного отдохнуть — пусть сегодня никто меня не беспокоит. Идём Ольга хатун.

Пять недель спустя.

      Зейнеп сидела на большой мягкой подушке рядом со своей госпожой — Махидевран Султан. Женщина медленно поедала свой завтрак, изредка поглядывая на икбал нынешнего султана. Девушка ковырялась в еде, с небольшим отвращением поедая мясо — она не ощущала особого голода, но ей нужно было создать вид для Валиде — плохо получалось. А вот Абиде ела с большим аппетитом, её живот уже приобрел плавные формы холма, и ей не приходилось подчёркивать его: он и так показывался и представлялся всем весьма хорошо — мозолил глаза хорватке и вызывал раздражение у других наложниц. По подсчётам фаворитки, девушка находилась на двенадцатой-тринадцатой недели, а это три месяца или чуть больше.       Зейнеп опустила глаза и взглянула на своё платье: бежевое с воротом свободное с расшитыми рукавами и прилегающими манжетами, а на нём красный кафтан, который облегал грудь, а дальше свободным кроем расходился по бокам, не прикрывая живот. Потихоньку низ живота начал разрастаться, она заметила, что он слегка вырос, но ещё не был заметен под платьем. У неё у самой срок чуть-чуть не доходил до двух месяцев.       Абиде не замечала другую наложницу, всё больше вела непринуждённый разговор с Махидевран Султан, не желая обращать взор своих глаз на девушку. Её тёмные, чёрные волосы завивались в красивые кудри, а глаза блестели янтарём. Она кичилась своей беременностью в разные стороны и то и дело говорила о том, что скоро родит наследника этой империи. — Зейнеп, ну а как твои дела? — Всё хорошо, моя госпожа, — как-то отстранённо проговорила девушка, — я всем довольна и рада, дай Аллах, мой ребёнок принесёт радость Династии, — она взглянула на Абиде при этих словах. — Аминь, дочка. Абиде хатун, ступай в свои покои, я навещу тебя позднее.       Девушка встала с подушки, поклонилась и вышла из просторных покоев госпожи. Она сама жила в комнате, которая ранее принадлежали Махидевран Султан, потому сильно радовалась: покои, в которых жила мать наследника, главного претендента на престол — это что-то да значило для неё. Хотя покои Хюррем Султан достались в распоряжение Дефне Султан, а она как-никак мать Султана Баязида.       Зейнеп посмотрела на Махидевран с лёгким недопониманием, она как бы вопрошала: «мне тоже уйти?». Женщина тепло улыбнулась и подозвала наложницу сесть рядом с собой. Зейнеп поднялась с подушки и присела на тахту, достаточно близко к Валиде. — Я знаю, что ты не сумела побывать на похоронах Мелек хатун, и понимаю, что ты чувствуешь себя весьма удрученно из-за этого. Но дитя, это не повод сбегать из дворца на могилу подруги: пусть она недалеко, но в твоём положении это весьма неразумно, Зейнеп. Не смей более думать лишь о себе — твой ребёнок является частью Династии, ты не можешь так вести себя. — Но как вы..? — Федан калфа верная слуга, потому и не смогла утаить, что проводила тебя к могиле. Ты и сама должна понимать, что это весьма опасно и опрометчиво. Особенно, если твоими соперницами являются Дефне и Абиде. А походы к могиле желательно прекратить на время, а потом, когда родишь и получишь титул, я не буду сопротивляться. Но пока прекрати эти вылазки из дворца, тем более зима пришла — побереги себя и малыша. — Хорошо, как вы пожелаете, — смиренно произнесла девушка, опустив голову.       Она всё это понимала, но ведь девушка не сумела побывать на похоронах, потому желала посетить хотя бы могилу своей названной сестры. Выплакаться, рассказать всё, попросить прощения — всё это она должна была сделать, ведь их последняя встреча закончилась весьма печально, и расстались они совсем не по-дружески. Тем более, это был её последний шанс перед наступлением холодов, по весне она не смогла бы этого сделать — срок бы подходил к родам, и внимание ей бы уделялось много. А тут такая возможность для неё, к тому же Мелек или как её звали до становления мусульманкой — Марфа родилась в начале зимы, в декабре.       Девушка поклонилась женщине и покинула эту тихую обитель. Зейнеп посмотрела на Мерьем и кивнула, уходя в сторону своих покоев, две служанки направились за ней. Она выглядела удручённо и задумчиво, в покоях ничем не занималась: чтение книг, шитье и разговоры ей наскучили, а выход на улицу был для неё запрещён врачами — холод мог отразиться на слабом организме икбал. Хотя, несомненно, её комнату часто проветривали, открывая все окна. Да и девушка часто выходила на балкон, дабы насладиться видами и красотой сада. — Зейнеп, ты такая хмурая и задумчивая. Тебя что-то огорчило? — Почему все мне задают этот вопрос? — девушка выдохнула и слабо улыбнулась, — Я просто растроена, тем, что наш Повелитель не пишет мне писем. Даже Абиде он написал письмо, а я осталась без внимания.       Мерьем и Мунише переглянулись и закатили глаза. Они-то понимали, что наложнице и дела нет до Падишаха, возможно, она слегка нервничала из-за него, так как он был отцом её ребёнка, но уж точно не переживала как верная супруга. Зейнеп практически не вспоминала мужчину и старалась оградиться или пресечь все разговоры о нём. Она отгораживалась от всего, что касалось Султана. — Зейнеп, не веди себя так. — А как я себя веду? Вам трудно поверить, что я и впрямь огорчена?! Между прочим, как бы я не относилась к Султану Баязиду, он своим отношением задевает мою женскую гордость. Я же ношу под сердцем и его частичку, не только свою. Вот рожу ему назло девочку, тогда посмотрит у меня… — А если будет мальчик? — спросила Мерьем, — Ты скажешь девочка, а родишь мальчика, что тогда делать будешь? — Радоваться, — улыбнулась девушка, касаясь бугорка внизу живота, — кем бы он ни был — я буду счастлива, потому что отчасти это моё продолжение — продолжение моего рода. Вы же знаете, все мои близкие погибли и этот малыш — надежда не только моя, но и моих прародителей, моих предков. — Не уж то ты это поняла? Начала питать к ребёнку чувства? — Этот плод не был зачат по любви, но это не означает, что он её не достоин. Возможно, полюбив его, я смогу ощутить что-то и к нашему Падишаху.       Девушка улыбалась, она наконец-то начала осознавать всю ответственность своего положения, иногда делясь со служанками мыслями по этому поводу. Зейнеп говорила и гадала, а потом просто улыбалась. Она ощущала лёгкость и свободу, будто стала ветерком, что простирается в полях и лесах, который гоняет реки и тревожит моря. Уже не буря или тайфун, а весенний ветерок.       В покои постучались, и в них вошла Айше Султан со своей служанкой. Мерьем и Мунише поклонились, а девушка быстро раскинула руки и присела, хватая девочку на руки. Зейнеп поднялась и слегка покружилась с Айше. От чего та звонко засмеялась обнимая свою верную Турну. — Госпожа, в вашем положении нельзя делать подобные вещи! — Госпожа, будьте аккуратней, не то я обо всём расскажу калфам… — Моя Айше, жизнь моя, мой прекрасный ягнёночек. Я так скучала по тебе, иди сюда. Давай присядем?       Икбал села на тахту, а рядом с ней присела Султанша. Девочка обвила талию бывшей служанки и уткнулась носом в солнечное сплетение; Зейнеп начала гладить госпожу по голове и тепло ей улыбаться. Айше отстранилась и выпрямила спину, Зейнеп сложила её руки на своих коленях и взирала на девочку вопрошающе. Та в свою очередь смотрела на её животик, а потом взглянула вглубь тёмных глаз. — Правда, что ты скоро подаришь мне братика, как и Абиде? — Госпожа, — девушка растерялась, — возможно, это будет ваша маленькая сестричка. Вы…вы расстроены этим? Вас огорчила новость о моей беременности?       Девочка снова прижалась к Зейнеп, утыкаясь в её грудь, обхватывая её сзади, смыкая руки в замок. Девушка облегчённо выдохнула, она была рада, что Айше не рассержена на неё и не питает гнева. — Я бы хотела младшую сестрёнку, чтобы она была похожа на тебя. Но если Абиде хатун родит девочку, тоже не буду расстроена. У меня же уже есть младший братик — Мехмет, мне и его вполне хватает. Зейнеп усмехнулась: слышала бы Абиде хатун эти слова, стремительно начала бы убеждать ребёнка, что родит мальчика для султана, а для неё братика. Хорватка отчасти понимала рвение Абиде, а с другой стороны — она же в любом случае мать, так какая разница кто у тебя будет? Меньше от этого ты любить ребёнка не будешь, если он желанный, конечно же. — Турна, ты знаешь, когда папа приедет? — Госпожа, ваш отец бороздит просторы морей и океанов, он борется за расширение могучей Империи Османов, а это занимает много времени. Не волнуйтесь, он наверняка в скором времени вернётся к вам… — Дефне так же говорила, но я тогда не видела отца целых два года… Я даже начала забывать его лицо, Турна, а теперь… — Помните, что я говорила о вашей матери? — девочка кивнула, — Так вот, пока вы помните отца, он тоже вас помнит. Наверняка, каждый день спрашивает, как там моя Айше, как моя жизнь поживает в Стамбуле? — А как же он узнает, всё ли в порядке со мной? — А он чувствует, — кивнула своей идее Зейнеп, — он прикоснётся к сердцу, как я сейчас, призадумается и поймет, что с вами всё хорошо. Вы же его частичка, душа своего отца — он всё знает. К тому же, ваш отец Султан, так что поверьте мне, он всё узнает из писем Дефне Султан и Абиде хатун. — А я тоже хочу написать папе письмо! — девочка посмотрела на служанку, — Махфирузе хатун, я хочу написать отцу. Пойдем в мои покои, ты должна мне помочь.       Султанша соскочила с тахты, Зейнеп и её служанки присели, когда девочка уходила, и наконец-то выдохнули спокойно. Служанки рассмеялись, а Зейнеп слегка надулась, а потом тоже засмеялась. Айше Султан веселила и тешила своим поведением, конечно, она ещё ребёнок, но оттого это и забавно. Девочка будто была создана весной, была призвана веселить, и заставляла улыбаться. — Этот ребёнок… она так прекрасна. Иной раз, мне кажется, что эта девочка и впрямь ангел, — проговорила Мерьем.       За окном была метель, падали громадные крупицы снега, словно изысканные кристаллы. Они заносили дороги и укутывали деревья — красота, которая представала перед жителями Стамбула восхищала и поражала: хорватке всё это напоминало её родину, где обильный снег был любимым зрелищем европейских герцогов и королей. Снег был и её любимым явлением природы.       Зейнеп улыбнулась, касаясь длинными пальцами низа живота — там теплилась новая жизнь, новая душа, что-то горячее и светлое, как топлёное молоко из печи. Девушка ощущала бурлящую в жилах кровь, громкое биение своего сердца и постоянные изменения в своём организме: она ощущала себя окрылённой и готовой свернуть горы. Возможно, новая жизнь даровалась не только плоду, но и ей. И она сделает всё, чтобы эта жизнь продолжалась ещё очень долго.