Скорбящие журавли

      В просторной комнате воздух был слишком спёртым и душным: никто не проветривал помещение. Запах едкий и колючий, аромат пота вперемешку с ароматами настойки. Свечи с потёкшим воском, который выглядел как обуглившаяся кожа человека, ещё простыни, много неприятных простыней измазанных кровью и водами. Служанки копошились в комнате, убирая, попутно расстилая новые ткани. Рабыни переглядывались и с жалостью смотрели на свою госпожу, которая велела отнести ребёнка кормилице и сейчас отдыхала после долгих и мучительных родов. Малышку её унесли на рассвете и принесли, когда солнце уже было высоко над горизонтом.       В покоях потихоньку стекался народ: слуги, Султанши и Султан. Абиде пыталась прятать свой взгляд из-за стыда перед Династией: она родила девочку, а не мальчика, как всем грозила. Девушке было неудобно и совершенно неприятно из-за осознания собственного высокомерия и гордыни, которая застелила ей глаза. Падение с этих эфемерных мечтаний оказались болезненными и слишком быстрыми: она не успела насладиться этими видами, не успели привыкнуть к ним, а отвыкать не хотела.       Повелитель навестил свою наложницу разодетый в чудесный кафтан пестрящий золотыми нитями и тёмно-зелёной парчой. Он улыбнулся своей фаворитке и поцеловал её в лоб, смотря в её бездонные чёрные глаза. Мужчина осторожно перенял ребёнка в свои руки и встал с места, смотря на крохотное существо в своих руках: она забавно причмокивала, зевнула и так и не раскрыла своих глаз, совсем как новорождённый котёнок. Султан прочёл над ребёнком молитву, все женщины находящиеся в комнате подняли кисти рук и зашептали молитву, покрывая голову платком. — Твоё имя — Ханзаде, — он повторил это несколько раз и поцеловал дочь в лоб, а потом передал дитя матери.       Мужчина поднял кисти к небу и прикрыл глаза, зачитал молитву. Все поступили точно так же, а потом провели ладонями по лицу. Баязид погладил фаворитку по лицу, кивнул своей семье и удалился из покоев, в последний раз кинув взгляд на дочь и наложницу.       Девушка принялась принимать поздравления. Она кивала всем словам, слегка зажимая руку маленькой дочки в ладони: та так ластилась к ней, припадая к тёплой материнской груди. Абиде смотрела на свою маленькую Султаншу, и внутри всё трепыхалось; она не взяла на руки сына, но в её объятиях грелась маленькая девочка. Высокородная Ханзаде, потомок Хана, самая прекраснейшая девочка с самыми тёмными глазами на свете, такими глубокими и яркими. Она не станет наследником, но будет одной из первых её детей: девушка знала, у неё будет ещё много шехзаде, просто Аллах испытывал её на прочность дочерью. Молодая женщина передала ребёнка служанке и та положила дочку госпожи в маленькую приземистую люльку. — Госпожа.       В покои вошла икбал, безотрывно смотря на недовольное лицо девушки. Зейнеп тепло улыбнулась, прошествовала к кровати ребёнка и тепло взглянула на личико ребёнка замотанного в шёлковую розовую пелёнку. Девушка подозвала Мерьем, которая вручила небольшую подвеску с травами: фаворитка слегка присела, повязала этот оберег вокруг ручки колыбели и выпрямила спину, касаясь своего живота. Султанши давно вышли, но напоследок оставили множество оберегов на ручке колыбели. Фаворитка взглянула на Абиде и прошествовала к ней. — Абиде Кадын, — выделила она последнее слово, присаживаясь на край кровати, — какого замечательного ребёночка ты родила, какая прелестная госпожа! — восхищенно проговорила икбал, — да продлит Аллах её годы. — Змея, — шепнула брюнетка, — что тебе нужно? Зачем пришла ко мне? Позлорадствовать?! Ты сначала роди — посмотрим, кого ты произведёшь на свет, а потом и поговорим. Не хочу тебя более видеть! Убирайся к чёрту!       Шатенка смахнула свои волосы, которые заметно отросли за время её беременности, и встала с кровати. Она поклонилась, развернулась и направилась к выходу, окинув ребёнка взглядом; быстро скрылась за створчатыми дверьми. За ней шли Мерьем и Мария, они склонили голову и шествовали за своей госпожой, которая придерживала живот рукой, поглаживая раздутый шар. Степенно юная икбал направлялась в сторону дворцового сада: она так давно там не было, и, когда Абиде родила, могла со спокойной душой прогуляться в саду.       В главном дворцовом саду всё пестрило весенними красками, чудесные цветы, привезённые из разных концов света, распускались и дарили прелестные ароматы жителям дворца. Лазурный небосвод, чудесные лучи солнца, и перистые облака окутывали небо теплом. Высокие кусты, которые создавали вид лабиринта и высокие деревья даровали тень и помогали скрыться от надоедливых взглядов слуг и евнухов. Ветер, чудесный весенний ветерок поддувал с запада и приносил различные ароматы. Зейнеп вдохнула полной грудью приятный прохладный весенний воздух, словно она просидела во дворце полгода и позабыла о свободе. На её плечах покоилась лёгкая накидка синего цвета, она медленно шагала по аллее, рассматривая цветы и прекрасные кустарники, которые по весне преобразились и более не напоминали угольные кочерги и тёмные кости мертвецов. Они обросли, стали более пушистыми и изящными, дарили наслаждение и насыщение этим прекрасным чувством. — Турна?       Наложница обернулась и слегка поклонилась, когда к ней подошла Айше Султан. Девочка тепло улыбнулась, хватая за руку бывшую служанку, и силком повела икбал в сторону беседки. Девушка расположила руку внизу живота и с трудом поспевала за убегающей девочкой; служанки обеспокоенно переглянулись, быстро направляясь за госпожой вместе со слугами Айше Султан. Зейнеп села на скамейку, неровно дыша, а девочка подсела подле неё, с теплотой смотря на фаворитку. Хорватка улыбнулась девочке, приказывая поднести ей кубок с водой. — Госпожа, зачем вы так меня напугали? Почему решили так быстро побежать? Вы мне сказать что-то хотели? — Турна, ты видела мою сестричку? — девушка кивнула, — Правда она красивая? Михрумах сказала, что она очень похожа на бабушку Хюррем Султан, а Эсмахан говорит, что она похожа на Михримах Султан больше, чем на бабушку. — Госпожа, я думаю, что сейчас не время определять на кого похожа Ханзаде Султан. Вырастит она — посмотрим, а пока лучше не говорить об этом, а то сглазим юную госпожу. Лучше скажите, как поживают ваши сёстры? Я их давно не видела. — Сёстры уехали на конную прогулку, а я решила немного прогуляться, чтобы отдохнуть от уроков… — Так вы прогуливаете? Так же нельзя, Айше Султан, вы же дочь нашего Султана, а разве может дочь Падишаха быть необразованной? Послушайте, давайте вы пойдете на уроки, а вечером мы заглянем к Абиде Кадын и посмотрим на маленькую Ханзаде, договорились? — Хорошо, но ты обещала, Зейнеп. — Конечно, моя госпожа.       Айше кивнула головой, соскочила со скамьи и убежала, поспевающие слуги, и аги забавно мельтешили у входа во дворец. Хорватка положила руку на живот, а другой подперла лицо, наблюдая за тренирующимися Мехметом и Махмудом, которых обучал новый конюх Султана. Девушка наблюдала за их весельем, громким смехом и счастливыми улыбками: такие беззаботные и смешные, они были невинными и совершенно чистыми, как маленькие ангелочки. Икбал улыбнулась своим мыслям, а потом почувствовала лёгкий толчок, который отозвался быстрым биением её сердца.       Каштановые волосы спускались ниже уровня груди, они стали более густыми и длинными, приобрели лоск и свежесть. В них был вплетён белый жемчуг, который слегка свисал на лоб; платье было бордовое с ромбическими рисунками, а рукава свободные от плеч с полупрозрачным кружевом. Молодая девушка то и дело расправляла подол и разглаживала складки; служанки стояли подле наложницы и с интересом разглядывали конюха. — Мария, что говорят в гареме? Есть какие-то новости? — спросила девушка. — Госпожа, рабыни потешаются над Абиде Кадын и молят Аллаха о здоровье новоприбывшей госпожи; фаворитки Султана с трудом переносят разлуку, ведь после похода Султан пригласил Дефне Султан, а не одну из них. Из Австрии прибыли новые рабыни, сейчас идёт обсуждение об их распределении: некоторых отправят в санджаки старших шехзаде.       Зейнеп кивнула. Её сейчас испытывало любопытство: она хотела взглянуть на австриек, поэтому поднялась с места и направилась в гарем. Подобрав подол платья, госпожа ступала по мощеной аллее, изредка оглядываясь на слуг; она глубоко дышала, чтобы насытить себя кислородом и привести в чувства: она слишком давно не была на природе. Зейнеп зашла в коридор дворца, растворяясь в тенях белых стен залитых кровью. В этом коридоре когда-то наложница Баязида нанесла смертельную рану Хуриджихан Султан, прототипу Зейнеп или Теодоры — тут уж сами решайте. Фаворитка вышла на веранду и свысока посмотрела на новых рабынь, слегка нагнувшись через перила: в гареме все склонились, калфы приказали девушкам опустить головы и присесть в поклоне.       Все сразу же начали шептаться, фаворитки воротили нос, хотя и послушались приказа. Беременная госпожа прошла к лестнице и, скользя своими музыкальными пальцами по перилам, быстро очутилась внизу. Девушка прошла вдоль изящных австриек, которых отобрали калфы: она внимательно их осмотрела и с улыбкой посмотрела на Фахрие-калфу. Та улыбнулась, кивнув головой. — Ты выбираешь наложниц в санджаки к шехзаде? Их так мало отобрали, не уж то австрийки такие непривлекательные? — она окинула их взглядом, — Или ты такая скупая и тебе жаль лишнего куска хлеба для новых служанок? — Зейнеп-хатун, может, ты отправишься в свои покои? — Я что же это, уже и по дворцу не могу прогуляться? Вот рожу — буду сидеть в своих покоях, а пока дай насладиться последними недельками свободы, — вскинула она подбородок, — Тем более, кто тут госпожа? — надменно шутливо произнесла она, а потом засмеялась, поведя плечами.       Зейнеп облизнула губы, прошла мимо новых рабынь и быстро села на тахту в гареме. Сразу же к ней подсели Мария и Мерьем, а так же персиянка — Кодер, девушка верная к тому же изящная, имела ранг младшей калфы в гареме и была любимицей публики: она пела и сочиняла стихи, играла на нескольких инструментах и часто шутила. Девушки сели возле небольшого столика, на котором стояло множество яств, служанки, наблюдали за гаремом, а Кодер взяла сладость со стола и села на подушку, возле фаворитки. — Кодер, как поживаешь? Я слышала, калфы уже отобрали нескольких девушек для Повелителя, это правда? — Да, — опустив голову, проговорила брюнетка, — Трёх девушек — славянки из Болгарии, кажется, они в гареме три года, вот их и отправят на торжество в покои Падишаха: они танцовщицы, ничего особенного.       Голос у девушки дрожал, она даже снизила его, боясь гнева госпожи. Девушка улыбнулась от этой робости: это напоминало ей её саму, когда та оказывалась в покоях Хюррем Султан. Икбал слегка склонила голову и улыбнулась ещё шире, а потом посмотрела на наложниц, которые что-то бурно обсуждали и снова на Кодер, которая не поднимала своего взора. Зейнеп посмеялась, поднимая лицо девушки, заставляя взор её светло-голубых глаз направить на себя. — Кодер, моя верная калфа, я не злая Султанша: я не собираюсь кричать. Дела гарема, дела Падишаха — это не мои дела. Я переживаю лишь за своего ребёнка и верных слуг, в частности и за тебя. Более мне нет дела до других, поняла? — девушка кивнула, — вот и славно, надеюсь, ты расскажешь мне, если в гареме будут шептаться обо мне. — Госпожа, если о вас поползут дурные слухи, я самолично отрежу язык змее, — воодушевилась девушка. — Я ценю твою верность. Ступай, не буду тебя более отвлекать. Присмотри только за новыми рабынями и доложи, если увидишь, что они взаимодействуют с Дефне Султан или Абиде Кадын, договорились? — Да, госпожа.       Девушка встала с подушки, поклонилась и ушла в сторону рабынь, дабы разогнать их и вручить работу. Зейнеп откинулась на спинку тахты и с недовольством оглядела новеньких рабынь, которые кучкой восседали на подушках и молились своему богу. Особой угрозы она не видела в них, но это пока, девушка прекрасно осознавала, что Дефне и Абиде могут взять их под своё «крыло» и начать подлую игру. Зейнеп бы хотела, чтобы они уничтожили друг друга, но к её сожалению, все их атаки неминуемо задели бы рикошетом и её: она виновата лишь в том, что родилась с внешностью давней любви Баязида, первой, как говорят многие.       Руки хорватки потянули к затянувшемуся рубцу на щеке: рабыни каждый день закрашивали его животрепещущими красками, скрывая его так, что комар носа не подточит. Верно, она же не просто наложница — будущая мать члена Династии, теперь она должна быть неотразимой и изящной, как лань.       Девушка была спокойной, в ней с самого детства воспитывали герцогиню, с самых пелёнок приучали к хладнокровию и к улыбкам, вместо бранных слов. Она знала, рабыни от рождения навсегда остаются рабынями, но воспитание, голубую кровь и манеры просто так не выведешь из человека, тем более из герцогини. Это ей пригодилось в гареме: её хладнокровие стало залогом успеха, свои чувства она показывала лишь тогда, когда оставалась с собой наедине или во время тяжёлых истерий, что было крайне редко. Беременность лишь мотивировала её жить в согласии сердца и разума. — Мерьем, что это за блондинка? Вон там, в углу сидит. Она богемно разодета для простой рабыни, но в тоже время ткани дешевенькие, как для наложницы. Только вот среди наложниц-фавориток Повелителя я её не помню, — задумчиво проговорила девушка. — Ты не знаешь, Зейнеп? Это полячка — Агнешка, она жила в Кютахъе, в качестве наказания от Повелителя, но тот её простил недавно и вернул в гарем. Поговаривают, будто она столкнула Дефне Султан с лестницы в результате чего, та потеряла ребёнка и с тех пор все её беременности кончались выкидышами. Но из-за твоей беременности и беременности Абиде-хатун, он простил её. К тому же, она одна из его любимиц. — И почему я об этом не знаю? — недовольно пробурчала девушка, надув нижнюю губу. — Прости, я забыла рассказать, к тому же, ты так редко выходишь из своих покоев… Не волнуйся за неё: она три года в гареме и так и не сумела забеременеть, да и господин её не зовёт — держит обиду. Ты лучше о себе побеспокойся: на таком сроке по гарему бегаешь, как шальная.       Зейнеп хитро улыбнулась, закусив нижнюю губу, она поддалась вперёд. — А что мне делать? Покои уже надоели, я же не птичка в клетке: имею право погулять по дворцу.       На шее Зейнеп красовалось ожерелье, которое ей подарил Баязид в первую ночь. Оно красиво переливалось под лучами солнца, которые попадали сюда из окна и отражались от поверхности потолка и пола. Рубины привлекали внимание многих наложниц и рабынь, они с завистью поглядывали на кольца и другие драгоценности, которым не было числа. — Султан Баязид, вы же с ним поговорили вчера, верно? Что он сказал тебе? — Ну, — она показательно потянулась, проводя взгляд по потолку и уткнула его в подругу, — не скажу, — весело прощебетала девушка. — Вот рожу — скажу, а пока помолчу…       В сторону икбал двинулась фаворитка Султана, та самая Агнешка с карими глазами и пшеничными волосами. Её кожа была бледна как снег, а тело имело привлекательные изгибы и прекраснейшие созвездия родинок; аромат её тела, обласканный нежными духами и душистыми травами, завораживал, а подведённые глаза и голубое платье так и кричало о статусе. Красивые золотые серьги в ушах с зелёными изумрудами и золотое кольцо с рубином на указательном пальце. Платок, расшитый золотой нитью, явно подарок Падишаха, не иначе. Она бы сошла за Султаншу при желании. — Кто ты такая, хатун? — спросила её Агнешка, на что Зейнеп невинно улыбнулась, слегка кивнув. — Агнешка-хатун, верно? Приятно познакомиться. Моё имя Зейнеп, я фаворитка Султана Баязида, его икбал, его украшение и подарок. Доселе мы не были представлены друг другу, кажется, теперь я имею честь узреть истинное украшение нашего Падишаха, — с улыбкой проговорила девушка, складывая руки на животе, который сразу привлёк внимание наложницы. — Ты икбал, не более, очередная игрушка, замена моя и Дефне Султан.       Полячка успокаивала не то себя, не то пыталась что-то доказать рабыни. Но никакие слова не смогли бы стереть улыбку с лица шатенки, которая гордо задрала подбородок и с вызовом смотрела на фаворитку, совершенно не обращая внимания на шепчущихся наложниц вокруг. Блондинка слегка наклонилась к икбал, заправив прядь волос за ухо, она прошипела: — Я в покоях Повелителя три года, я была с ним ещё до восхождения на престол. А ты с ним без году неделю и ведешь себя как госпожа. Таких как ты не любят, Зейнеп-хатун, так что попридержи свои амбиции и отойди в сторону. Я вернулась, а значит, более тебе не пройти по золотому пути. — Правда? — она раскрыла глаза, показательно хлопая ресницами, — Но, хатун, ты в покоях Повелителя три года и так и не сумела понести ребёнка; а я один раз прошла по дороге устланной золотом и уже беременна. Даже Абиде Кадын забеременела сравнительно быстро, — протянула девушка.       Служанки сдавленно посмеялись, а рабыни переглянулись и еле скрывали улыбки. Зейнеп склонила голову набок и картинно вздохнула, наблюдая за тем, как девушка закипает от злости. Ей ничего не оставалось делать, как развернуться и уйти в свои покои, дабы более не созерцать самодовольное лицо икбал. — Хм, что она о себе возомнила? Даже мой малыш запинался активнее, видимо, она ему тоже не понравилась. Полячки все такие высокомерные? Лучше бы я её не видела: всё настроение испорчено. Хочу вернуться в покои, надоели все!