Осколки в пыль

      — Окей, малая, ты все запомнила? — в очередной раз спросил Санс, беспокойно барабаня пальцами по столу. Фриск кивнула. — Двигайся по разрушенному Водопадью согласно карте, избегай встреч и ни в коем случае — это самое главное! слышишь? — не суйся на свалку. Там сейчас больше всего монстров: тебя там просто загрызут.       Фриск устало кивнула, как болванчик. Непонятно, почему Санс не может пойти с ней, почему он бросает ее. Он сто раз повторил, что он «не добрый», что он помогает «просто потому что»… Что еще за причина такая? Фриск же видела. Она своим маленьким детским сердечком почувствовала в нем эту любовь к жизни, к добру, к чему-то большему, чем простое существование. Она посмотрела на скелета, через глазницы прямо в душу, своим самым непонимающим и просительным взглядом, ничего жалобного, она просто спросила: «Почему?»       — Малая, я… я ведь все тебе объяснил. Да! Да, знаю, знаю, что этого недостаточно, но я просто не могу пойти. Прости меня.       — За то, что бросаешь? — тихий вопрос.       — Я тебе ничего не должен, — искорки пропали, и ее взгляд встретила угрожающая, равнодушная пустота.       Фриск вздрогнула. Она превысила свой лимит сказанного за сутки, пожалуй. Не стоило слишком много просить, это всегда чревато. «Я поняла». Фриск кивнула, глядя в пол.       — Малая…       Фриск скинула с себя куртку, такую теплую и приятную, и протянула Сансу. Он покачал головой:       — Оставь себе, я уже говорил. Просто повесь на какой-нибудь указатель, когда станет теплее. Найду потом.       Тогда девочка толкнула дверь: пора уходить. В лицо дыхнуло холодом. Это место не отпускало ее. Но разве она способна всю жизнь вести себя как растение: ни к чему не стремиться, а просто существовать день за днем? У Санса вся жизнь рассеялась, как прах, по руинам былого Подземелья, а она еще хочет найти свое место в жизни, найти, может, счастье. Он не сможет ей в этом помочь. Фриск поправила на плечах рюкзак и шагнула на заснеженную тропинку. Что ж, во всяком случае, теперь ей лучше: никаких синяков и царапин, немного еды и чистые бинты. Уже за это стоит сказать «спасибо».       — Спасибо.       В воздухе все больше и больше сгущается туман. Становится теплее. Фриск уже не сжимает кулаки, стараясь отогнать дрожь — идет смелее и энергичнее. Снег не вяжет ноги, превращаясь в тоненький слой на земле, а скоро и он исчез. Увидеть что-то в тумане еще не получается, хотя Фриск изо всех сил вглядывается в это молоко. Когда уже кажется, что она движется в бесконечной молочной пустоте, сквозь пелену проглянулись фиолетовые оттенки. Приятная цветовая гамма: ласковая, нежная, пастельная. И уродливые шрамы на стенах, оплетающие своды пещер мерзкими трещинами — едва туман отступил, Фриск сразу их увидела. Под ногами приятно переливается влажный лиловый песок. Девочка расстегнула куртку и откинула капюшон, оглядываясь. Здесь она единственное живое существо. Идти легко, не то что в Сноудине, но воспоминания постоянно тянут назад. Из-за атаки страха она, бывает, останавливается и смотрит назад, на дорогу, повороты которой уже давно скрыли сугробы и заснеженный трактир. Сколько Фриск ни старается выбросить из головы желание вернуться, оно не покидает.       Вскоре она дошла до оговоренного указателя. Разобрать, что там когда-то было накарябано, нельзя. Но это точно та самая табличка, о которой рассказывал Санс: рядом шумит водопад, а вниз лежит узкая тропинка из неровно сложенных дощечек. Фриск осторожно ступила на нее, расставив руки в стороны. Санс говорил идти прямо, но она ведь должна посмотреть, что там. Только бы вниз не упасть. Любопытство оживает в ее душе, только когда нет боли, страха и тревоги. Сейчас как раз такое время: дойдя до первой точки нарисованного Сансом плана, Фриск немного расслабилась.       По шажку ступая вперед, она уже заметила красивый голубоватый цветок, распустившийся прямо в конце дорожки. Он цепляется корнями прямо за доски и тянется к воде. Неужели это эхо-цветок? Санс говорил о таких: волшебные цветы, растущие на болотах. Раньше они запоминали услышанные фразы и повторяли их, болтая друг с другом. Теперь они молчат, с того самого дня. Фриск подошла ближе и наклонилась прямо к цветку, чтобы понюхать. Слуха достиг совсем слабый шепот, девочка прислушалась, различив приятный девчоночий голос:       — Чего же ты молчишь? Раньше вы всегда рассказывали мне и Ази интересные истории, — в следующую секунду Фриск отшатнулась от цветка, потому что громкость резко увеличилась, отразившись эхом от пещерных сводов. Девочка едва не упала с узкого мостика, а голос из цвета резко перешел на шипение: — Неужели я настолько страшная? — а потом он снова стал детским и в нем зазвенели слезы: — Или это потому, что Ази со мной больше нет?       Цветок замолчал, качнувшись и поникнув головкой, будто расстроившись. Фриск села прямо на дощечки, свесив ноги и смотря на водопад, проносящийся прямо перед глазами. Одинокие брызги разбиваются о лицо и стекают вниз по щекам. Кто та девочка, о которой Фриск решил рассказать цветок? Неужели это она тот ураган, пронесшийся по Подземелью, на пути которого однажды встал Санс? Неужели это голос мертвой теперь девочки?.. Чара? Фриск поднялась, по-прежнему глядя под ноги, но мыслями уже зависнув в прошлом этого места, которого она не знала. Значит, «Ази» — это Азриэль, сын короля и королевы, которого убили люди. Голос из цветка не звучал, как голос сумасшедшей… Ну, кроме того отрывка, где он перерос в шипение. Почему-то, возможно, из-за внешней схожести с этой девочкой, Фриск чувствует невидимую связь с ней, искренне пытается ее понять, хотя на самом деле какое теперь это может иметь значение? Чара мертва. Санс не хочет двигаться вперед. Спасти это место уже невозможно. А Фриск идет вперед, но что там, впереди? Она пытается вернуться домой, но зачем? Так бежала оттуда, и вот теперь…       Монотонно шагая, Фриск погрузилась в свои мысли. Отрывки прошлого крутятся, как фантики в водовороте. Она не заметила, как продралась через кусты и прошла по мостику из цветов размером с ее голову, и, только выйдя на полянку с несколькими путями, отвлеклась от созерцания картин в своих мыслях. С нескольких сторон ее окружает вода, а обе дороги сложены из больших причудливых цветов. Теперь Фриск рассмотрела из получше: красивые. Розоватые лепестки выглядят достаточно крепко. Решив проверить сначала правую сторону, Фриск неуверенно ступила на цветок. Он закачался под ее весом, но ничуть не опустился. Дорожка привела ее на островок с парковой скамейкой и эхо-цветком. Девочка приблизилась, чтобы почувствовать свежий, легкий аромат, и прислушалась.       — Эх, Ази, Ази, — послышался шепот из распустившегося бутона. — Что я такое теперь, Ази? До чего меня довел этот смех? До чего меня довел ты?       В этот раз Фриск приготовилась к жуткому, поэтому, как только из лепестков полился смех, смахивающий на бредовый припадок, она не вздрогнула и не отшатнулась. Чара, несомненно она, хохотала, не в силах остановиться, а потом смех перерос в плач. Детское хныканье прервалось также резко, как и началось. Венчик цветка зашипел:       — Эй, ты, за кустом! Я тебя вижу… — вот теперь Фриск зажмурилась и отскочила от цветка, как ошпаренная. Оттуда донеслось жуткое хлюпанье, крик и стон. А потом зловещее:       — Больше не увидят их. Моих слез никто не увидит.       Фриск так и присела на землю, глотая ртом воздух. Она не желает думать о том, что услышала только что. Немного стыдно, что, когда она все-таки поднялась, тут же сбежала обратно, к другой дороге. С другой стороны, интерес к истории Чары никак не прибавляет смелости перед ее страшным голосом, доносящимся из цветов.       Другая дорожка из цветущих кувшинок привела к темному тоннелю, и Фриск на секунду представила, как там по стенам ползают пауки и сороконожки. Возможно, легче пройти, держась за стену, но девочка просто не смогла заставить себя прикоснуться к влажному камню. Она всегда опасалась более реальных существ и препятствий, чем эфемерных образов в темноте. Может, просто ее воображение недостаточно научено страшными картинами? Фриск вышла на свет: под ногами снова обычный песок, а вокруг — следы прежней жизни. К ней просительно тянутся эхо-цветы, и любопытство двигает ее вперед, стирая в памяти прошлые жутковатые монологи, которые до дрожи шокировали, стоило только подслушать. Но девочке так и не удалось узнать, так ли ужасны были звуковые сцены в этом месте. За спиной послышались тяжелые шаги. Фриск резко обернулась. Ее сердечко заколотилось быстрее, и девочка замерла на месте. Но звук не повторился, и она двинулась дальше, забыв совсем о разговорчивом цветке.       У стены она отметила сломанную установку, из которой как будто бы растащили все запчасти и детали. Засмотревшись на непонятный прибор, Фриск споткнулась и одновременно с этим услышала всплеск. Упав на руки и тут же перевернувшись, девочка отползла от воды, настороженно косясь на темную рябь. Никакого ветра. Полный штиль. Откуда тогда?.. Снова подозрительный звук. Справа. Словно хруст дерева, когда ломается мягкая кора. И вновь она ничего не заметила в той стороне. Зря, наверное, несколько минут назад жаловалась на недостаток воображения. Это ведь все самовнушение? Чем больше тебе кажется и чем больше замечаешь, тем сильнее убеждаешь, что все это неправда, но от этого галлюцинации только растут в количестве. Фриск еще раз огляделась. Здесь и спрятаться-то негде. Разве что за стеной того туннеля? И под водой?.. А еще вон там, и там, и здесь. Фриск попыталась определить, с чего вдруг начала дрожать, если место не такое уж и жуткое, но у нее не вышло. Просто вдруг забоялась идти одна. И все. Где-то в глубине сознания пробилась мысль, что не стоило сюда соваться. Остаться в Сноудине или старом особняка в самом начале. И тут же помотала головой. Ну вот опять! Каждый раз, когда она перебирается на новое место, одолевает желание вернуться назад.       Фриск со злостью на саму себя сжала кулачки и решительно двинулась вперед. Следующий тоннель она и вовсе проигнорировала: прошла сквозь, как через обычный дверной проем. Ноги ступили не на песок, а на деревянный помост. Страхи на миг отступили под новым впечатлением. И тут сзади что-то зацепилось за свитер. Фриск схватилась за край, но он уже свободен. Никаких веток и кустов позади, а глазу показалось, что на свету мелькнула тень. «Хватит!» — сказала себе Фриск громко, но про себя. Шаги гулко зазвучали на мостике, и, конечно, девочка услышала диссонанс в этой мелодии. Остановившись, она пару секунд еще слушала шаги. Не свои. Медленно она обернулась, и в этот раз никакого смысла убеждать себя, что это ложь. Перед ней стоит монстр. Живой, самый настоящий.       У Фриск душа застряла в горле, и выговорить что-то никакой возможности, как всегда в минуты сильного волнения. Монстр пялится на нее одиноким глазом с горизонтальным зрачком, и Фриск читает в его взгляде лютую ненависть. Развернуться. Бежать. Но девочка не может двинуться. И монстр почему-то тоже не кидается: только пялится и захлебывается мутной слюной. Фриск начала пятиться, не отворачиваясь, и тут краем глаза заметила еще несколько теней. Глухо вскрикнув, девочка бросилась бежать: нервы не выдержали. А сзади ее настигает шум погони. Фриск не обернулась ни разу, но затылком чувствовала оскалы. Монстры рычат ей вслед, и никакого разумного слова не звучит над мостом. Никакого обвинения, брошенного в гневе ругательства или проклятия, а только безумный порыв догнать и разорвать маленькое существо. Воздух в легких еще не успел иссякнуть, а мост оборвался. Как последняя ниточка к спасению. Фриск едва успела затормозить, чуть не рухнув в пропасть, но удержала равновесие. Обернулась. Что-то внутри с надрывом оборвалось.       Ее обступают со всех сторон, и Фриск мечется, как загнанный в угол зверь. Отличие в том, что она не опасна, у нее нет когтей и клыков, нет оружия, а даже если бы и было, Фриск не смогла бы им воспользоваться. Сейчас она видит лишь одичавших, потому и опасных, но несчастных существ и никак не может увидеть в них врагов. Едкой волной страх накатывает на сознание, где-то в ногах рождается дрожь, а монстры обступают. Из их ртов капает слюна, а глаза выпучились так, что, кажется, вот-вот вывалятся из орбит в попытке добраться до девочки. Она уже не пытается что-то говорить: это бесполезно, глазами она ищет пути. Позади зияет пропасть, а до другой стороны моста слишком далеко: не допрыгнуть. Фриск не собирается умирать. Несмотря на слабость, на свою беспомощность в этом сломанном мире, несмотря на свой страх, Фриск никогда бы не упала, пока душа остается в теле. Свою хрупкую суть она не отдаст просто так. Еще шаг назад, нога соскользнула, не почувствовав опоры. Фриск все еще держится, но в голове бьется мысль, что когда-то она уже стояла у обрыва, не рассчитывая научиться летать за несколько секунд.       В воде нечто плеснуло и скрылось в волнах: то ли щупальца, то ли плавники. Морда одноглазого монстра в центре исказилась в ухмылке, и он уже приготовился прыгнуть на нее, видя, что отступать девочке больше некуда, Фриск словно в условиях замедленного времени увидела, как сгибаются его ноги перед прыжком. И решилась. Просто шагнула назад. Неплохо было бы расставить руки, как будто и правда собираешься лететь, но у Фриск в голове в этот момент не осталось ничего. Никакая жизнь не пролетела перед глазами, и решительность как была, так и испарилась, когда решение уже не изменить. Где-то наверху, на том мостике, раздался разочарованный вой монстров. Кто-то наверняка даже высказал предложение спуститься и все-таки достать ее. Но, скорее всего, у них остались лишь сиюминутные желания: никакой цели, никаких далеко идущих планов. А Фриск уже летит, и в ушах свистит ветер, а дух захватило в какую-то клетку, не выпуская. Она зажмурилась. Она это уже проходила и знает, что будет. Удар. От вспышки боли она моментально отключилась, хотя и попыталась приземлиться получше.       Если бы она так и не пришла в себя, боли, наверное, было бы меньше. Возможно, так было бы даже лучше: душа бы растворилась, не доставшись никому. Но стоило только осознать себя, голову подняла любовь к жизни. Решительность закипела в крови гораздо раньше, чем Фриск успела открыть глаза. Но радоваться тому, что осталась жива, сложно, когда все тело снова разрывает боль. Дотянувшись до рюкзака, Фриск достала маленький ящичек, который собрал ей Санс. Там должно быть какое-нибудь средство, иначе она просто не сможет идти дальше: нога уже опухла, на спине ощущается что-то липкое, а руки и вовсе едва шевелятся. Иронично, но и в этот раз она не убилась благодаря золотым цветам. Что в них такого особенного? Почему они способны выдержать ее вес и не сломаться? Фриск погладила пальцами тусклый бутон. Они сильнее, чем кажется. Значит, и она тоже способна быть сильнее.       Есть совсем не хочется, но Фриск все равно достала из рюкзака бургер и вгрызлась, словно в последний раз. Санс набил ее рюкзак едой под завязку, так что не стоит голодать. Придя в себя, она огляделась: вокруг шумит вода, впрочем, в Водопадье всегда так. Лениво проплывает мусор, иногда его подмывает к Фриск. Мусор… Санс же предупреждал ее о свалке, говорил не соваться сюда ни за что, говорил… Фриск подорвалась бежать и поморщилась, все еще не готовая двигаться так резко. Подхватив рюкзак и сполоснув руки в мутноватой воде, девочка взглянула на свой путь. Ну да, даже выбора нет: из тупика дорога одна. Тот же влажный песок, что и везде, те же водопады. Только горы вечного мусора напоминают о том, что она вляпалась.       И вот, Фриск ковыляет, стараясь прятаться за мусорными кучами и постоянно воровато оглядывается. Едва она замечает темные неправильные очертания страшных фигур, вся сжимается и пытается слиться с мусором. Что ж, пока неплохо получается. И хотя монстры шумно принюхиваются, как будто на них напал насморк, и даже пытаются заглянуть за мусорные кучи, Фриск обнаружить не могут. Из-за постоянного напряжения гематомы снова начинают гореть, а постоянная осторожность превращается в паранойю. Фриск уже не идет, а упорно ползет, подволакивая уставшие ноги, что не может положительно сказаться на бесшумности. В голове звучат слова Санса: «Не суйся на свалку, малая, эта область Подземелья схарчит тебя, как маленькую мошку!» Но что делать, если она все-таки сюда попала? Тот прыжок был единственным способом спастись, и пока Фриск не пожалела о том импульсивном решении. Но когда же кончится эта чертова свалка?!       Заметив очередной силуэт, Фриск моментально юркнула в укрытие. Этот монстр более всего напоминает морского человека. Длинные острые зубы-иглы, бледный узор на темном теле прерывается уродливыми шрамами. Едва Фриск заметила его азартно переливающиеся глаза, абсолютно голубые и чистые, она постаралась сделаться как можно незаметнее, скрыться за мусорной кучей. Через некоторое время она решилась выглянуть, чтобы убедиться, что опасность миновала. На прежнем месте монстра нет. Фриск выдохнула. Только она собралась вылезти, как тяжелый толчок в спину заставил пролететь метр вперед и упасть в песок. От неожиданности Фриск даже не успела сообразить, что произошло, а в спину ей уже уперлось что-то, прижимая к земле.       — Так, так, так, — раздался сверху уверенный, чуть насмешливый голос. — Кто это у нас тут? Фриск дернулась, попытавшись откатиться в сторону, не вышло.       — Не торопись, вкусняшка. Ты ведь не какой-то доходяга-монстр, а человек, верно? Ребята! — громко рыкнул он, чтобы привлечь чье-то внимание. — У нас, кажется, гости!       И к своему ужасу, Фриск услышала со всех сторон копошение и мягкие шаги. Ее уже ничто не держит, и она кинулась в сторону, оттолкнувшись руками от песка, встала, едва не упав, и застыла. Ее окружили монстры. Они скалисто улыбаются, оглядывая ее с диким предвкушением чего-то интересного. Они, как зрители на гладиаторской арене, ждут от нее чего-то. Большинство из них выглядят совсем не угрожающе: гигантские улитки, рыбы, лягушки — да что угодно, совершенно безобидное на вид. Вот только этот дикий тоскливый или голодный блеск в глазах заставляет Фриск не обманываться. Паника пробирается под кожу, и девочка совсем ничего не может с этим сделать. Фигур вокруг становится все больше и больше.       — К нам давненько не заходили людишки, — неодобрительно поцокав, с ехидством протянул их главный. Его позиция в центре явно выдает лидерство, и Фриск решительно повернулась к нему. Искать в глазах зрителей сочувствие бесполезно, Санс предупреждал ее, предупреждал… — Может, в этот раз повезет с душой?       Что значит «повезет»? Разве поглотить можно не любую душу?       — Оу, видишь ли, — он приближается к ней медленно, не как обезумевший монстр, а как расчетливый хищник, и чувство опасности заставляет отступать назад. Вот только монстры быстро вытолкнули ее в круг, почти оторвав рукав, который жалобно натянулся. — Несмотря на все прелести, и у этой стороны силы есть свои минусы, — монстр гадко ухмыльнулся.       Фриск очень хочется зажмуриться, но она смотрит. Смотрит прямо в безупречные глаза страха.       — Пф, — он не оценил ее смелости, легонько пнув по ногам, отчего Фриск рухнула на песок, издав невнятный всхлип. Попытавшись перекатиться, она встретила еще один жесткий пинок. Боль пронизала все тело и взорвалась пульсирующим очагом. Свернуться и закрыть голову руками! Фриск уже почти не соображает. Какие-то лапы тянутся к ней, трогают за волосы, пытаются добраться до лица, царапают. Диким рывком Фриск вырвалась, выползла и поднялась на слабые ноги. Главный темный монстр рассмеялся.       — Что ты знаешь о сражении, м, человечек? Знаешь ли ты, что просто убить человека недостаточно. Необходимо победить его, сломать, а это сложно существу, созданному из магии.       Фриск недоверчиво осмотрела их. Сложно? Они же не знают ничего о милосердии, а если когда-то и знали, то забыли.       — Давай, попробуй убежать! — и темный монстр улыбнулся; фигуры вокруг засмеялись. Со всех сторон на Фриск давит этот гогот, он преследует ее, куда ни повернись. И пока усталые ноги держат тело, она будет метаться из стороны в сторону. Живое кольцо двинулось и разомкнулось: монстры пропустили ее на тропинку в совсем другую сторону от той, куда Фриск нужно. Она послушно, уже ничего не видя перед собой, ринулась вперед. Пытается ли она убежать? Или, быть может, просто мчится, как звереныш? Фриск уже и сама не понимает, как шевелится, как брыкается под давлением со всех сторон. Этот смех, эти щупальца и когти, которые пытаются добраться до нее…       Дыхание сбилось, и легкие выдают только блеклый хрип. Ступни вязнут в мокром песке, и в какой-то момент Фриск просто рухнула, пропахав на коленках две борозды. Вяло всхлипнув, она уже не поднялась. Точно зная, что должна. Должна! Иначе поймают, сломают, сомнут, но не смогла. Очередной толчок в спину. Лицом в песок. Откашлявшись, Фриск приподнялась. На нее насмешливо смотрят два чистых хрусталика, жестоких и голодных.       — Слабовата ты, человечек, — хмыкнул темный монстр. — Не хочешь бороться. Нет в тебе этой силы, — он пнул Фриск по рукам, на которые она оперлась, заставив снова рухнуть в песок. В глазах рябит. Ресницы уже промокли от подступивших слез, а боль застлала все чувства. Даже унижение уже не кажется таким страшным. Прижав локоть к боку, девочка попыталась убрать эти острые иголки, впившиеся в тело. Сердце колотится о ребра, устало и загнанно. — Мы видали людишек и посильнее. Иные даже кидались на нас, знаешь. Боролись, бились… Они не ползали в пыли, даже не пытаясь защититься.       Эта жестокая насмешка вдавила Фриск в землю. Но ей и в голову не пришло, подняться и кинуться на монстров. И дело не в том, что их слишком много. Она просто не видит в них существ, заслуживающих смерти. Они и так пережили многое. В том числе по вине людей. Но разве она заслужила их ненависть? Фриск все-таки попыталась подняться. Не хочется бежать дальше, играть в эту дурацкую игру. Это унижение — пытаться добраться до свободы, ее нельзя достать, потрогать на ощупь. Эти монстры держат ее на прицеле. Фриск пошатнулась.       — За что ты борешься? — поднял брови темный монстр, и такое удивление скользит в его голосе, что Фриск стало тошно. — За себя? Нет, ты даже не пытаешься бороться, — подсечка, снова скрип песка на треснувших губах. Свинцовый привкус. Из легких рвется липкий кашель. — За других? У тебя нет здесь никого. Никто не придет. На глаза навернулись слезы, Фриск не из стали. Ее душа плачет. Всегда, если больно.       Фриск не умеет поглощать эту боль и терпеть.       — Может, за мир во всем мире? За справедливость?       Сказано как шутка, очень смешная, остроумная шутка. И грянул смех. Как взрыв, окативший Фриск обжигающей волной. Девочка, загребая руками песок, попыталась уползти. Ее никто не встретил, не оборвал ударом в спину, и она беспрепятственно добралась до воды. Холодной, низвергающейся водопадом откуда-то сверху чистой, но теперь уже подернувшейся мутной помойной пленкой. Фриск окунула ладошку, постаравшись зачерпнуть без тины, но не вышло. А потом сзади все же прилетел удар. Она уже ни о чем не может думать. Если бы только потерять сознание… Что-то грубо цепануло за волосы и окунуло в воду. Не успев даже вдохнуть, Фриск глотает воду, путая с кислородом. Легкие захлебываются, где-то в голове перестали метаться мысли. Закрыть бы глаза… но Фриск не сможет, ведь это как предательство. Рывок. Хлесткий удар по щекам. Кашель. Тугой вдох, и снова кашель.       — Да ты совсем хиленькая какая-то, — с оттенком брезгливости пнул ее темный монстр. — Может, ты уже желаешь отдать нам душу?       Единственное, чего хотелось Фриск, — покоя. Покой через смерть — не самый плохой исход, но она на это не пойдет. Просто так умереть? Вот просто. Упасть и умереть? Кашляя и задыхаясь, Фриск вновь попыталась встать, заваливаясь на бок. Она сипло хрипела, пытаясь разглядеть клыкастых тварей через мутную пелену.       — Хорошо, как насчет реального шанса сбежать?       Девочка уже не улавливает оттенки и тона голоса, он звучит в ее голове, как механический обратный отсчет. Она не верит в реальные шансы. Больше не верит.       — Видишь, эти цветы?       Она не видит. Перед глазами только кроваво-красные точки, как насмешка.       — Чувствуешь их запах?       Нет. Пахнет только помойкой, кровью на ее свитере и водорослями.       — Давай, с тобой все хорошо, не притворяйся!       В толпе раздаются согласные подбадривающие вопли. Им хочется, чтобы рыбка еще подергалась, чтобы под ладошкой ощущалось тепло уходящей жизни. И ей бы сдаться и не доставить им такого удовольствия… Но Фриск слишком любит жизнь, слишком цепляется за нее. И она действительно встала. Поднялась на дрожащие ноги, опираясь на разваливающиеся голые ступни. Ботинки она потеряла в какой-то момент падения, даже не поняла, когда именно. Она так вдавила ноги в сырой песок, что еще секунда уничтожит их. Но эта секунда минула, а затем еще, и…       — Беги! — резкий окрик, и рычание за спиной из толпы. Знакомые розоватые цветы размером с ее голову с шестью лепестками призывно блестят, открывая дорогу, которую не заметить, если не смотреть в упор. Видимо, какая-то особая тропа монстров. Словно опьяненная, Фриск пролетела несколько цветов, но рухнула на колени, подкошенная болью.       — Упс, кажется, забыл упомянуть, что они ядовитые, — догнал ее смех. — Мутировали. Здесь, на свалке.       Фриск зашипела, сквозь сжатые зубы. Падая, она уперлась руками в волшебные лепестки, и теперь на ладонях расползаются уродливые волдыри и рубцы ожогов.       — Но кое в чем я не соврал: в конце и правда выход, — хмыкнул он сзади, Фриск обернулась. Темный монстр, не торопясь, вошел в мутную воду. Он выше Фриск раза в два, так что и думать не стоит о том, чтобы плыть. Ее утопят, как котенка. И Фриск кинулась по ядовитым предательским цветам вперед. Там ведь выход, на другом берегу? Это ведь не очередной обман, да? И если она сможет, если только сможет…       От боли невозможно абстрагироваться, когда она рваным ритмом целует твои ноги, а ты падаешь, и не можешь встать, и думаешь только о следующем шаге. Фриск была довольно мала, когда в первый раз услышала молитву, и совсем не поняла причудливых слов. Но знала, что взрослые иногда просят помощи у кого-то, кого считают живущем наверху. Фриск понятия не имеет, кто этот человек, но совсем не уверена, что он сможет услышать ее через толщу этой горы. Да и молиться она не умеет. Так уж случилось, рассчитывать можно лишь на себя. До нее докатываются волны: вода, потревоженная мощным телом темного монстра, спешит убраться с дороги, а он не спешит, смеется над Фриск. Ее сердце бьется, как в последний раз. Наверное, чувствует, что так оно и есть. Так какой смысл жалеть себя, если собираешься умереть? Фриск щадила ноги до этого, старалась ступать аккуратно, чтобы следов было меньше, но теперь она кивнула себе и рванула, как если бы в теле оставалось еще полно сил, а дыхание не сбилось вечность назад.       Цветы под ней горят, ее ноги горят, легкие горят, горит все тело, ногти впиваются в ладони — Фриск держится. В голове мысли смешались в ядовитый туман, ничего не разглядеть. Понятно лишь: беги или будешь убит. Другой берег совсем близко, спину почти царапнули темные когти. Издалека слышится свист и смех, а ей только бы прыгнуть. И Фриск оттолкнулась, что есть сил, но приземлилась на подкошенные больные ноги и все же рухнула на последний цветок. Зашипев, перекатилась по песку. Все, забег окончен. Из горла вырывается только жалобный скулеж.       — Мне даже жаль тебя, глупый человечек, — монстр приближается, и по его оскалу нельзя сказать, что ему жаль. — Ты так и не поняла, что убежать нельзя — только сражаться.       Фриск открыла глаза так широко, как смогла. Она не зажмурится. И пусть ее взгляд живет в ее душе. В груди нестерпимо горит, все сильнее и сильнее, рвется наружу ее умирающая суть. С губ монстра только что слюна не капает, зрачки расширились от предвкушения. А потом Фриск накрыло светом. Монстра отбросило прочь, впечатало в каменную стену. Он со стоном сполз вниз. На плечо Фриск опустилась чья-то рука. Девочка приподнялась, и ее взгляд пропал в абсолютной пустоте. Черной, злой, неизбежной. Для них. Но для нее — теплой и родной. Фриск не знала, как и почему здесь оказался Санс, но счастье слишком опьянило ее, чтобы задумываться об этом. Не так важно это, ведь он ее не бросит.       — Держись, малая. Я здесь.       — Что ты здесь забыл, лакомство собачье?! — прохрипел с претензией на рычание темный монстр. — Разве ты запамятовал, чья это территория?       — Ты, видимо, не понимаешь, в каком положении… — уверенно фыркнул Санс. — Либо очень хочешь неприятностей.       — Плевать я хотел на неприятности! Мы оба знаем, что ты не убиваешь. Тем более монстров.       — Зато ты убиваешь всех без разбору.       — Ха, — темный монстр смог подняться, но не сделал попытки приблизиться, — людей все же охотнее. Ну, и какое тебе до них дело? Вдруг проснулись остатки гребаной совести? Не смеши меня! — монстр рассмеялся напоказ. — Ты убийца, все мы тут убийцы. Так возвращайся туда, откуда приполз, и продолжай гасить себя.       — Я неясно выразился? — Санс блеснул синеватым огоньком из глазницы. У Фриск по коже пробежали мурашки. Он может вызывать страх, когда хочет. Его голос спокоен, но угрозу не ощутил бы только самый бесстрашный или дурак.       — Не понимаю, — медленно, стараясь не выдавать своего страха, проговорил монстр, — тебе тоже захотелось души? Ну так знаешь прекрасно, что я охочусь на них давно, а людишки не горят желанием сюда сваливаться. Все реже и реже… Последняя вкусняшка была здесь, дай подумать…       — Мне не нужна душа. Но и ты ее не получишь. Если не хочешь, конечно, стать пылью.       — Ты блефуешь, — усмехнулся монстр. — Как поживают твои принципы пацифиста? Да и смерть, знаешь ли, лучше этого гнилого существования здесь, без даже самой фиговой надежды. Ведь ты и собираешься ее отнять.       — Фриск, держись за меня.       Перед глазами прозрачным маревом висит картинка симпатичного, но заброшенного домика в снежном городе. Но Фриск не успела ее рассмотреть, она блеснула на миг и растворилась, а резкая боль вернула в реальность. Темный монстр каким-то образом смог дотянуться до нее за этот миг.       — Ах ты тварь!       Последнее, что увидела Фриск, — острые белые кости, пригвоздившие темного монстра к каменной стене, и темные, без искорок глазницы Санса. А потом все вокруг заполнил шум: картинку Водопадья в холодных тонах, звуки вокруг; ее нос, уши и глаза словно перестали воспринимать что-либо. Разве что грубоватый голос Санса еще прорывался сквозь помехи.       — Малая, держись, слышишь? Не засыпай! Не закрывай глаза! Ты еще можешь бороться!       Но Фриск не может. Тело накрыла слабость, по свитеру расплывается сладковато-красная клякса. Когти монстра просто располосовали ее, и боль звучит уже как неотъемлемая часть ее самой. Санс еще что-то бормочет, просит о чем-то. А на глаза наползает пустая чернота, прямо как та, что плескается в глазницах скелета иногда. Фриск продолжает цепляться за жизнь, просто не может не цепляться, но уже прекрасно понимает, что ее сражение проиграно. Интересно, монстры на том берегу беснуются или уже разошлись, разочарованные? Интересно, Санс специально приходил в Водопадье, чтобы вернуть свою куртку? Интересно, как он оказался на свалке…       А боль утихает, и Фриск изо всех сил улыбнулась, только чтобы остаться такой, без этого мучения последних минут.