***
За ту неделю, что она таскается в Саутсайд, Шерил понимает, что Ривердейл стал ещё безумнее. Змеи, у которых главарь теперь Джагхед Джонс, стали абсолютными отбитыми маньяками и отмороженными преступниками. Она не может поверить, что Джонс допустил это. Шерил не приходит в Белый Змей два дня. Её выворачивает целые сутки с перерывами. Она почти всё это время проводит у унитаза и матерится на Топаз, которая хуй знает, что смешала в том коктейле. Она идёт в бар, только чтобы Тони за её ебучие розовые волосы оттаскать за пламенный коктейль, который она ей подала, но бар закрыт. Шерил ломится, стучит ногами и удивляется, откуда у неё столько сил и энергии. Как назло, деть её некуда. Никто не открывает, и Блоссом орёт матом и достаёт сигареты впервые за две недели. Блевать хочется и от дыма с запахом вишни. Она стоит, облокотившись на дверь спиной. Если кто её сейчас резко дёрнет, то Шерил полетит на пол, как умирающая звезда с неба, но её не волнует. Она ждёт пятнадцать минут, докуривает пачку сигарет и бросает под ноги, где уже шесть окурков валяется. Когда затягивается в последний раз, посылает на хер эту Топаз и собирается свалить. Слышит противный голос: — Ты сучка Джонса? Она оборачивается и видит какого-то мужика в кожаной куртке, что стоит, склонив голову набок и нагло пялится на неё. Шерил сначала хочет заорать на него и послать куда подальше, а потом резко задумывается о том, действительно ли она в своём нынешнем состоянии похожа на чью-то сучку. Решает, что нет, слишком уж плохо выглядит, чтобы кто-то хотел её. — Отъебись, — бросает ему и разворачивается. К чёрту его, и Джонса тоже, который, видимо, огребёт от этого странного мужика. — Мы не договорили, — он орёт ей вслед, а после Шерил слышит подозрительно знакомый и неприятный звук. — И тебе лучше остановиться сейчас же. Она останавливается и оборачивается. Видит у него в руках пистолет, уже снятый с предохранителя и направленный прямо на неё. Думает не о том, как же сбежать, а о том, что наконец-то появился реальный шанс сдохнуть. Спасибо Джонсу. — Хорошая девочка, — кивает он и начинает подходить. Шерил хочется оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, который зовёт её девочкой. — Он должен мне. Если не вернёт долг, пристрелю тебя. Шерил смеётся. Впервые за долгое время. Впервые по-настоящему и искренне. А потом смотрит на пистолет. Ей все ещё не страшно. — Пришёл к Змеям с одним пистолетом? Ты реально долбанутый. Он хватает её за руку, а дуло пистолета оказывается у головы. Она смотрит в синие глаза мужчины и готова поклясться, что он что-то принимает. Возможно, и сейчас под кайфом, иначе бы не припёрся сюда один. — Все мы наслышаны о его подстилке, — шипит ей почти в ухо, и Шерил дёргается, а он хватает её крепче. — Он будет рвать за неё. За тебя, я так понимаю. Повезло же мне. — Боюсь, что нет, — она мотает головой и дуло трётся об висок. Ещё одна попытка вырваться оказывается неудачной, но Шерил не перестаёт пытаться. Чужие прикосновения неприятны и причиняют боль. — Ты облажался по полной. Он резко отпускает, и Блоссом почти валится на пол, зло смотря на него. — Веди меня к нему, пока я тебе что-нибудь не прострелил. — А не пойти бы тебе на хер! — орёт она, потому что достало, что от неё что-то требуют и за другую принимают, а потом видит позади этого сумасшедшего самого́ Джонса. Думает, что соизволил наконец почтить своим присутствием, и начинает ненавидеть его ещё больше. И его тоже на хер вместе с долбаной Топаз. Шерил разворачивается, уходит из ебучего Саутсайда, где не только Змеи с ума посходили. Слышит, как хренов камикадзе орёт ей, чтоб остановилась. Она на него даже не оборачивается, и так понимает, что он не в курсе появления Джонса, который за его спиной стоит и наблюдает. Урод. Шерил идёт быстро, а потом чувствует боль, похуже всей той, что уже испытывала. В ушах стоит звон. Через секунду становится ещё больнее, громкий звук, раздавшийся на тихой улице, оглушает. За болью приходит темнота.***
Она просыпается точно также, как тогда, после того, как нажралась в хлам и каким-то наркотиком закинулась, что любезно предоставили нью-йоркские друзья. Казалось, что она сдыхает, но выжила как-то, хотя мотало её знатно. В этот раз глаза открыть удаётся легче, яркий свет слепит сильнее, постель мягкая, а дышать сложнее. Шерил пытается разглядеть, где находится, и видит белые стены. Хочет начать кричать, потому что паникует от того, что снова оказалась в больнице. Крутит головой и с правой стороны замечает Джонса в кресле. Успокаивается. Она хотя бы не в психушке. — Какого хуя, Джонс? — у неё голос такой хриплый и слабый, какого давно уже не было. Шерил пытается понять, что произошло, и медленно вспоминает урода, который пришёл за долгом к Джагхеду. — Ты не сдохла, — он устало поднимается с кресла и подходит к ней. Выглядит ужасно, но Шерил думает, что не ей об этом говорить. — Хорошая новость. Она смотрит на него, а в глазах всё мутно. Пытается понять, Джагхед издевается над ней, или для него это действительно хорошая новость. Решает, что он просто мудак, по вине которого она снова в больнице. — Спасибо сказать не хочешь? — интересуется он, когда она ничего не отвечает. — Я твою, почти в конец проёбаную, жизнь спас. — Пошёл ты, — шипит она и думает, что лучше б он в ад отправился со своими благородными целями и замашками рыцаря из прошлой жизни. — Я не просила. — Хотела в том переулке подохнуть, как собака бездомная? — Джагхед все ещё стоит рядом с ней, над ней, Шерил смотрит снизу вверх. — Всё лучше, чем сейчас на твою рожу смотреть. — Ну ты и сука, Блоссом, — Джонс ворчит и головой мотает, будто не веря, а Шерил не понимает, чему он удивляется. — Заранее бы предупредила, что умирать собралась, так я бы с радостью сам тебя пристрелил. И не мазал бы как конченый. Из тебя три пули вытащили, а ты, хоть и выглядишь погано, но всё ещё дышишь. Шерил всё ещё дышит, но какого хера это волнует Джагхеда, не понимает. Ей самой до этого дела нет, но она задумывается. Сколько раз она уже чуть не откинулась за шесть лет? Четыре, каждый из которых оставлял новые, всё более уродские шрамы. Шерил думает, что на её теле только следов от пуль и не хватало. Джонс быстро сваливает, кидая напоследок: «Принесу тебе красные розы на могилу», а Блоссом остаётся одна в белой-белой палате, пахнущей лекарствами, запах которых она ненавидит. Шерил ёрзает на мягкой кровати и стонет от боли, думая, что внутренности у неё горят. Еле дотягивается до регулятора на капельнице, чтобы обезболивающего — она думает, что это именно оно — поступало в организм больше. Она больше не хочет чувствовать боль.