Расчёт

      У неё двухдневная ломка после наркотика, которую она почти стойко переживает — Джонс рядом крутится и вроде помогает морально. Шерил думает, что была бы одна, вскрылась бы сразу же, а с Джонсом не может; Джонс все острые предметы прячет, снотворное выбрасывает. И ей приходится выживать.       Она больше не пьёт; нервничает, рыдает и орёт на Джагхеда, который говорит, что бесплатной выпивки Шерил от него больше не получит. Пару бутылок, что у него завалялись в шкафчике, забирает и уходит. Оставляет её одну после того, как пару дней не отходил ни на шаг. Ей становится слишком тихо и невыносимо.       Первая ночь без него, как и две предыдущие с ним, бессонная. Шерил крутится в постели, вспоминает, как было хорошо, когда она могла уснуть в любую минуту, хоть и спала с кошмарами. Вспоминает, каково это — быть одной, потому что за два отвратительных дня успела привыкнуть к Джонсу, который рядом, который проявил заботу и матерился на неё, когда блевала.       Шерил впервые после больницы принимает душ, стоит под едва тёплыми струями, опустив голову и редко дышит. У неё веки опущены, но непрестанно какие-то мрачные картинки словно пляшут перед глазами и вбиваются в память, откуда ни стереть, ни выкинуть. Она старается не думать; натирается и моет голову гелем Джагхеда, который пахнет отвратительной мятой и от неё морозит так, что Шерил кажется, будто леденеет, хотя вода по телу стекает тёплая.       В ванной у Джонса ни одного полотенца, в которое можно было бы замотаться, и Блоссом стоит голая, трясётся от холода. Взгляд падает на его серую футболку, вроде не грязную, которая единственное, что есть тут, кроме её грязных вещей. Шерил натягивает её на себя, ткань тут же намокает, прилипает к её худому телу. Но холодно становится не так сильно.       Она стоит у зеркала, вглядывается в него, как в самую страшную картину, и себя не узнаёт, хотя, казалось, за столько лет надо было бы привыкнуть к такой Шерил — сломанной, измученной, почти убитой.       Когда она тянется к ручке, чтобы выйти, Джонс распахивает дверь как бешеный с сумасшедшими глазами. Оглядывает всю ванную, задерживает взгляд на ней, зло пялится. Шерил пугается, хотя думала, что такого чувства давно лишилась.       — Совсем больной? — она интересуется хриплым голосом, непонимающе смотрит на Джагхеда и всё ещё стоит, оперевшись поясницей на раковину, о которую долбанулась, когда Джонс чуть не выломал двери, хотя заперто не было.       Он смотрит, видит худые ноги и почти все её шрамы, синяки. Шерил замечает этот странный взгляд, хмурится, обнимает себя руками, хочет под одеяло, чтобы спрятаться там в тепле и чтобы её не видно было.       — Думал, утопиться решила, — он пожимает плечами как ни в чём не бывало и отводит взгляд, смотрит на хлипкую дверь, сорванную с верхних петель. — Или снова вены резать собралась. Мне плевать на тебя, но знаешь, не в моём доме, пожалуйста, — разворачивается и уходит.       Она начинает часто моргать и тяжело вдыхать-выдыхать. Смотрит в пол, проводит рукой по влажным волосам, почти что начинает реветь, но не позволяет слезам скатиться по щекам. Трясётся и думает, что Джонс видит её как психованную идиотку, ищущую способ поскорее сдохнуть. Выдыхает, прикрывает глаза и понимает, что так и есть. Вот только хочется кричать о том, что она не пыталась с собой ничего сделать. Ни сейчас, ни сегодня, ни вчера.       Шерил выходит из ванной, медленно тащится к кровати, на которой уже сидит Джагхед. Падает рядом с ним и кутается в одеяло. Он молчит.       — Можешь не переживать, — говорит она, не смотря на него. — Я не собираюсь умирать здесь.       — Уверена? — он усмехается, и Шерил поворачивается на него, видит почти улыбку, и как Джонс отрицательно мотает головой. — У тебя по ночам пульса почти нет, дышишь через раз. Выглядишь так, — Джагхед поворачивается на неё и смотрит в глаза, — будто уже умерла.       Её передёргивает, хотя ничего нового не услышала. Но его слова вдалбливаются под самую кору мозга, потому что первый раз ей сказали это в лицо.       Шерил отворачивается от него и встаёт, чтобы пересесть на кресло. Одеяло берёт с собой. Заползает на кресло, на котором ей слишком твёрдо, с ногами, прячет их в тёплом одеяле. Рядом с Джонсом некомфортно, и она старается держаться подальше, насколько это возможно в этом крохотном пространстве.       Он вытаскивает из кармана куртки пачку сигарет и кидает ей на колени. Шерил долго смотрит непонимающе, вертит в руках долбаные вишнёвые тонкие.       — Ты попросила. Я подумал, лучше кури, чем пей и ори на меня.       Ей смешно, но не смеётся. Вчера, когда он уходил, Шерил попросила хотя бы сигарет, если пить ей больше не даёт, но не ждала, что действительно принесёт пачку. Они ей и не нужны толком, тем более эти вишнёвые, от которых выворачивает, а Джонс будто поиздеваться решил.       — Зажигалку дай.       Из другого кармана Джагхед достаёт зажигалку и тоже кидает ей. Она привычно не ловит, и зажигалка падает на пол, остаётся там.       — C какого хера ты мне помогаешь? — Шерил думает, что лучше лишний раз не заикаться об этом, ведь Джонс её в любую минуту выкинуть может, и тогда она точно подохнет, но не спросить не может. Она ему должна теперь, но старается эти мысли выкинуть из головы, где итак дерьма хватает. Смотрит на Джагхеда чуть нахмурившись, как смотрит всегда, а он не обращает на неё внимания.       — По старой памяти, — отвечает он и встаёт, бросает на неё короткий взгляд, потом медленно шагает к выходу. Шерил смотрит в спину, на зелёного змея.       — Как там Тони? — задаёт вопрос, стараясь говорить громко, когда Джагхед уже открывает двери. В горле начинает першить, и Шерил сжимает губы, в этот момент Джонс оборачивается на неё, смотрит любопытно, прищурив глаза. Блоссом тоже смотрит, старается не выглядеть странной.       — Скучает без тебя, если ты об этом, — он закрывает дверь и опирается плечом о косяк, складывает руки на груди. Шерил смотрит непонятливо и ждёт, что он скажет ещё, потому что думает, что уходить передумал, раз дверь закрыл.       Она говорила не об этом и думает, что Джонс врёт. Это ей Тони нравится, и только потому что не лезет в её жизнь, но Топаз явно не испытывает к ней того же, Шерил уверена.       — Так вы расстались? — спрашивает у него, когда между ними уже минуты две тишины. Джагхед улыбается, смеётся.       — Мы не встречались. Она моя подруга.       — С которой ты спишь? — Шерил уточняет, хотя и без его ответа, знает, что это так. Он перестаёт улыбаться, смотрит на неё, словно она узнала его самую страшную тайну. Ей смешно от того, что он думал, будто она не знает. — Это же очевидно.       Джагхед только кивает головой, чуть улыбаясь, но совсем не весело, как до этого, и уходит, ничего не говоря. Шерил до сих пор не может понять, что между ними. Это начинает раздражать, потому что раньше в таком она разбиралась быстро.

***

      Она выкуривает по пачке в день. Дерёт с Джонса деньги на те самые вишневые тонкие, а потом задымляет весь его трейлер. Джагхед приходит каждый день, проверяет её и орёт, потому что ему дышать невозможно, а ей нормально — Шерил не обращает внимания и подкуривает очередную сигарету.       Она идёт к выходу, пока Джонс все окна открывает и просит не курить здесь. Запинается о свою же сумку, которую он притащил ей из мотеля, и которая все дни валяется на полу. Чуть не падает; удерживается, но сигарета выпадает из слабых рук, обжигает ногу, и Шерил шипит, одной рукой хватается за стену, другой за ожог, а после вскрикивает. Джагхед оборачивается и смотрит как на ненормальную.       — Сказал тебе, не кури дома, иначе без сигарет останешься, — он подходит, не замечает мелкого ожога, поднимает сигарету с пола, тушит в раковине и выбрасывает. Шерил смотрит на это, ничего не говоря и почти не шевелясь.       Ей хочется, чтобы он убрался, потому что без него как-то легче и курить можно. Ничего не говорит ему. За все дни ни разу не гнала его от себя, хотя иногда бесил жутко. Но Шерил думает, что выгонять его из его же трейлера, где он её приютил — последняя степень стервозности, а она вроде перестала быть сукой в тот момент, когда по коже запястья глубоко полоснула кухонным ножом.       Шерил хватается за пачку с картинкой вишни и надписью: «Вредит здоровью». Курить она все же хочет, а Джонс выбросил почти целую сигарету и плевал на её злой взгляд. Пачка пуста; в мусорке она уже пятая.       Джагхед говорит, что на сегодня с неё табака хватит, когда она просит ещё. Блоссом злится, продолжает стоять там, где чуть не свалилась, и смотрит на Джонса, который ходит туда-сюда, что-то ищет.       — Сегодня десятое число, — говорит он, когда шарится в шкафу напротив Шерил. Она смотрит на змея на его куртке, всегда пялится на этот рисунок, когда не пялится в лицо Джонса. — Иди в больницу.       Шерил вспоминает, что ей швы снимать надо, которые почти перестали её беспокоить. Она их пластырем заклеивает и старается не обращать внимания. Получается, потому что все дни мысли были заняты другим — наркотиками, алкоголем, ломкой, сигаретами и Джонсом, который рядом, чёрт бы его побрал.       У неё в крови ни следов наркотиков, ни алкоголя, спасибо за это Джагхеду, и Шерил решает, что в больницу может отправляться спокойно. Она переодевается, пока он несколько раз проходит мимо неё и не обращает внимания на худое голое тело, на котором шрамы белеют, а синяки цветут. Блоссом плевать; Джагхеду можно на неё смотреть, потому что ему тоже плевать.       Он в больнице с ней, сбрасывает три звонка от Тони, ждёт, пока Шерил снимут швы. Она перестаёт его спрашивать, почему и зачем; смотрит недоверчиво и не благодарит. Думает о том, когда наступит время отдавать долги, и решает, что к тому времени уже будет зарыта под землёй. Если только Джагхед снова не спасёт её.       Просит не спасать.