***
Майкл посмотрет то на землю, то на тело мужчины, стоило им только выйти из машины . Мальчишка попытался прикинуть рост Аарона, рассматривая его плечи, а после посмотрел на себя, разочаровавшись. Ну, сантиметров пятнадцать разницы есть точно, если не больше. Даже плащ, отданный ему, свисает с него по рукавам. Нет, он может подкатать их, но так стыдно дотронуться пальцем до этого куска легкой ткани: вещь кажется слишком идеальной для него, ребенка, практически без постоянного места жительства. Майкл ее не достоин, определенно. Он прямо ощущает на себе неотрывный взгляд мужчины, не особо понятно, к чему это ведет. Изнасилует? Пусть. Убьет? Пусть. Зато человек интересный. Но где-то глубоко Виштынецки мучает мысль о том, если блондин видит, что рукава свисают, то почему он не предложит свою помощь? Майкл настолько отвратительный и отпугивающий? А может быть, это сам Майкл слишком требует к себе внимания? Уловив сходу его мысль, Аарон берет его за рукав своего же плаща и начинает подкатывать, чтобы ему было удобнее носить: - Чего не подкатал? У него нет зубов, не кусается. Это всего лишь плащ за тысячу евро, а не тысячу зубов. После этих слов Майкл ужаснулся. Тысяча евро за плащ? Уму Майкла это казалось непостижимым. "Вот как живут богатые!", - подумал он, следуя за Аароном ко входу в дом. Темнеет. Последние лучи солнца уходят вдаль. Кроны множества деревьев выглядят могущественно страшно, заставляя подсознательно сжаться. Подросток неволей вспоминает мамины рассказы о злых дядюшках, появляющихся с наступлением ночи. Ему поебать. Воспоминания о маме навеивают некоторую тоску и тепло. Как она не раз лечила его простуду, гладила ему вещи, помогала по учебе. А после она женится на другом мужчине. И все, появляются сводные сестры, и Майкл становится никому не нужным в семье. С тех пор для него не существует мамы. На тело накатывает некое желание ощутить тепло: обниматься-целоваться и прочее. Но рядом таких людей нет. Кроме Аарона, которого он от силы знает меньше часа. Вот его нельзя касаться. Желая избавиться от угнетающих дум резко увеличивает шаг, оказываясь впереди. Его трясет, становится еще холоднее, Майкл закрывает глаза, пытаясь отвергнуться от всей этой картины. Кравчик собирается бежать, бежать без оглядки, чтобы не присутствовать тут. — Майкл, не беги, пожалуйста, — поляк слышит, как его догоняет Аарон, — ты уже вписался в АНБ и знаешь о моем местоположении? — в его голосе слышится четко видимая усмешка. Догоняет ребенка, после чего сью секунду достает из кармана пластиковую карту белого цвета, — Нам налево, то есть первая дверь. Ему становится стыдно, что он не сразу заметил входную дверь. А зря! Дверь дубового цвета, над ней небольшой козырек прямоугольной формы. По обе стороны расположены электрические фонари, а внизу — цветочные горшки, в которых цветут алые розы. Блондин прикладывает карту к дверной ручке, на что та сразу же отпирается. Мимолетное «пойдем» раздается где-то под нос, мужчина сразу же открывает дверь и проходит вперед, придерживая ее специально для Майкла. Не давая возможности осмотреться легонько толкает мальчишку вперёд, намекая, что ему следует поторопиться, чтобы не испытывать его недолгое терпение. - Плащ теперь твой. Я считаю, что он тебе очень идет. Дёргает бровями, прикрывая дверь за собой. Похоже, Аарону придется смириться с медленностью спутника, делает глубокий вдох-выдох, выставляя напоказ свою злость с помощью сжатия кулаков. Всегда не понимает, почему его сразу начинали бояться подчиненные, стоит лишь сжать руки и выдвинуть вперед плечи.***
Среднего роста женщина со всей силы размахивается и ударяет бутылку из зеленоватого стекла об дубовый стол, наблюдая, как осколки разлетаются по кухонной плитке. После следует секунда молчания. Молчания, которое угнетает, душит, убивает. Присутствие в этом доме становится невозможным. Воздух кажется отравленным, пропитанным спиртом и ненавистью обитателей этого коттеджа, передающегося по наследству. Женщина плачет. Кто бы мог только вообразить то, что ее обожаемый муж, от которого залетела в шестнадцать лет, с которым она растит совместных детей, способен на такие мерзкие, подлые вещи?! Что можно было найти такого в этой блядюге с пухлыми ненастоящими алыми губами и пышными формами, достигнутые в результате умелой работы пластического хирурга и желанием следовать новомодным стандартам красоты? А еще эти треклятые волосы блондинистого оттенка! Из-за этой шлюхи она даже сменила цвет волос, перенесла дорогостоящие операции с целью увеличить свое достоинство, однако потерпела фиаско: результат оставлял желать лучшего, на некоторых местах остались шрамы, не исчезающие уже больше десятка лет. Равносильно ее чувствам к мужу. Тяжело сохранять свое место рядом с избранником, если он имеет много денег и прибыльный бизнес: наживаться на наивных дурочках, очищающих прилавки с косметикой ради того, чтобы казаться сексуальными и страстными. Глупые детки. Падает еще одна бутылка. На этот раз — на голову Аарону. Темнота. Дальше ничего нет. Этот флешбек окружает Аарона уже несколько лет. Монтагомерти вынужден просыпаться с ним, засыпать вместе, обдумывать этот инцидент немало раз в неделю, вступая в процесс поиска правых и виновных. Или это запомнилось последующим ЧМТ? А стоит ли быть таким агрессивным? Хочет ли он быть подобным своим родителям? Есть ли смысл подобаться людям, продавшим свои нравственные нормы за какие-то зеленые бумажки?***
Кулаки разжимаются. Не очень хочется пугать ребенка своей реакцией, придется сдерживать в себе, не давать своим внутренним демонам вылезти наружу и поглощать положительные эмоции, требуя взамен негативные. В такие моменты парень ненавидит себя. После потери биологической семьи, состоящей из мамы-папы-сестры, в его голове что-то щелкнуло: сменить внешность, юридически зафиксировать свою компанию, покончить с нездоровыми отношениями, сблизиться с лучшими друзьями. А главное — полюбить себя. Нет, это не означает, что нужно спускать все с рук самому себе. Это значит научиться принимать себя, ценить окружающих, полюбить мир вокруг себя. Перерождение. Очутившись в своих думах, Аарон не заметил, как вместе с Майклом преодолели лестницу на четвертый этаж. Первый замок мужчина открывает самым обычным ключом, а над верхним пришлось повозиться той же пластиковой картой. Дверь отпирается. На глаза Майклу предстает нечто необычное для него: сходу вид на широкую гостиную, состоящую из черного шкафа, перед которым висел карниз такого же оттенка, однако шторы были молочного оттенка, даже хорошо, что не темные. Напротив же расположен диван из коричневой натуральной кожи. А чей — неясно, да и зачем это вообще знать, если это съемная квартира? Главное — сохранить живым его, не испортить чем-нибудь вроде кофе или каш. А то будут ОЧЕНЬ большие проблемы. На полу же разбросаны подушки похожего оттенка на шторы. Небрежный беспорядок создаёт сильный диссонанс с евроремонтом в комнате. Сам же пол — паркет из того же дерева, что и шкаф. От сложившейся зоны отдыха вниз ведут три ступеньки к зоне кухни. Пол на ней уже различался: черно-белая плитка, прямо как шахматная доска. Квадратный белый стол. Такие же в тон стулья. Черные тумбы. Ничего необычного. Возможно. — Майкл, проходи. Не стесняйся. Бери, все что считаешь нужным, — закрывает глаза руками, словно борясь с мигренью, — затем, я уложу тебя спать. Если бы только Майкл знал, что ему нужно - было бы намного легче. Не в силах признать свое поражение и неспособность позаботиться о себе, Майкл сказал: — Я не маленький ребенок, чтобы меня укладывать! — неожиданно для самого себя мальчик перешёл на повышенный тон, - если я попросил помощи Широкая улыбка, за которой следует добрый, но раздражающий смех. — Глупый, — рука опускается на плечо, -уложить спать человека это не значит, что я буду сюсюкаться с тобой с соской и кашей. Подготовлю тебе кровать, проведу в душ… — Не надо, — сразу же опустил взгляд в никуда, — ничего не надо, — проглотил слюну, — я буду спать на полу. Не дав возможности Аарону что-либо сказать Майкл лег на пол, абсолютно не брезгуя и не подавая дискомфорта. Фейспалм. Аарон, столь неохотно передвигаясь по апартаментам, поднял с пола все беспризорные подушки и, передвигаясь на носочках, дабы не испортить идиллию момента, аккуратно подошёл сзади к подростку и подложил под его голову, шею, плечи и локти подушки, а затем, чуть касаясь кончиками пальцев, погладил пока что гладкое его лицо.***
Три ровных линии разбиты на светлом дубовом столе. Аарон достал из кармана джинс небрежно смятую купюру, свернул ее в трубочку, наклонил голову и подставил ее под нос. Ощущение особой белой пудры в носу расслабляет. Увеличенные зрачки смотрят на белую стену, которая в его разуме уже давно не просто стена, а целый храм из его переживаний, страхов и боли.