15 августа, за 166 дней до взрыва
Тот день в Gotham Central Hospital был совершенно обычным рабочим днем. К обеду Селина провела три плановых операции, и оставшаяся часть смены не обещала ничего интересного: наблюдение за прооперированными пациентами, обход, консультации в скорой, работа в амбулатории и карты, карты, карты. Бумажная работа — самая утомительная, но Селина предпочитала ею не пренебрегать, прекрасно осознавая, что, накопив изрядное количество незаполненных историй болезни, потом уже не найдет в себе сил с ними разбираться. Ещё в армии Селина привыкла чётко и своевременно вносить все записи и расставаться с этой привычкой не собиралась. Всё нужно держать под контролем, даже когда твоя собственная жизнь лежит в руинах. Заполненные карты успокаивали. Создавали иллюзию контроля. Давали ощущение порядка. Так легче. Так проще. Так надо. За работой остаток смены прошел незаметно, за окном давно уже было темно. Селина взглянула на часы: Боже, уже почти полночь! Что я здесь делаю?! Встала из-за стола, собрала карты, убрала их в тумбочку. Подумала: «Завтра точно закончу», подошла к окну, которое выходило на центральный вход в больницу. Сейчас всё было тихо, никто не входил и не выходил из здания, парковка почти опустела. Стояло позднее лето: теплое, ласковое. В такие ночи можно гулять по улицам до рассвета, пить кофе в какой-нибудь маленькой уютной кофейне. А потом идти домой и нежиться в постели до обеда. Селина стояла у окна, сложив руки на груди, и улыбалась. Всё это было в её прошлой жизни. Было… Теперь всё не так. Нет больше прогулок под луной. Нет его плеча рядом. Нет больше жизни. Одни руины, один лишь пепел. Улыбка померкла. Прошло два с половиной года с того дня, как погиб Стивен.***
На их мобильный госпиталь, развёрнутый недалеко от Джелалабада, напали. Всё произошло мгновенно: взрыв, автоматные очереди, и её муж, истекая кровью, лежит на земле. Она знала, что это конец. Ей хватило одного взгляда на рану — пуля задела печень. Обширное повреждение, артериальное кровотечение. Он истечёт кровью за пару минут. Она не успеет… Селина пыталась зажимать рану рукой, но кровь горячими струйками текла сквозь пальцы. — Не надо. Кровотечение не остановить. Ты сама знаешь. — Стивен держал её за запястье. — Посмотри на меня, Селина, слышишь?! Времени почти не осталось! — Его голос слабел. Она перевела взгляд на лицо мужа. Казалось, за одну минуту он постарел на десять лет. Господи, какой же он бледный. — Я хочу, чтобы ты всегда помнила, что я люблю тебя. Я был счастлив с тобой и никогда не хотел другой жизни. Не вини себя, слышишь?! Не смей. Ты ничего не можешь сделать. И никто бы не смог, ты это знаешь. Селина, пожалуйста, живи. Не хорони себя вместе со мной. Пожалуйста, обещай мне. И она обещала. Повторяла, что всё будет хорошо, словно заклинание. Гладила его волосы, крепко держала за руку, будто пытаясь удержать жизнь, ускользающую из тела. — Скажи маме и Энни, что я их люблю, ладно? Пусть простят меня. Скажи им: я хочу, чтобы они тоже жили дальше. Хочу, чтобы они были счастливы. — Он слабел, и она ощущала, как с каждой каплей крови жизнь покидает его. Селина тихо плакала. Стивен захрипел. Вдох, выдох. Всё было кончено. Навсегда. Она сидела над остывающим телом своего мужа, не замечая ничего. Ещё слышны были короткие автоматные очереди, где-то взорвалась граната. Целый мир вокруг жил своей жизнью, но для неё он перестал существовать с последним ударом сердца мужа. Такой молодой, такой талантливый, такой… Лучший… Родной… Он ушёл. Оставил её. Селина снова была одна.***
Она думала, что смирилась. Восемь месяцев у его матери, Маргарет, помогли вернуться к действительности. Поначалу Селина неделями не выходила из своей комнаты. В тёплой пижаме и халате сидела у окна дни напролет, глядя на хлопья снега, оседающие на ветвях деревьев в саду. Забывала есть. Не говорила. Не думала. Но свежий воздух, сон, работа с психотерапевтом, спокойная и ненавязчивая забота свекрови сделали своё дело, и она начала хотя бы обращать внимание на окружающую её жизнь. Жизнь… Лишь ничего не значащее слово. Она больше не понимала его смысла. Она существовала, функционировала, но не жила. Казалось, жизнь её больше не интересовала. Понемногу приходя в себя, Селина понимала, что надо что-то делать, чем-то заниматься, иначе можно сойти с ума. Смысла жить дальше она найти так и не сумела, но и умереть не могла. Не решалась. Несколько раз запиралась в ванной, наполняла её горячей водой и даже брала в руки бритву. Врач знает, ЧТО именно нужно делать и как. Она бы довела дело до конца. Не то что все эти жалкие горе-самоубийцы, на которых она ещё в интернатуре насмотрелась вдоволь. Лишить себя жизни просто, ничто её не держит. Медицина ничего не потеряет, если Селина Кайл завтра не проснётся. Таких хирургов как она — аккуратных, добросовестных, но абсолютно ничем не выделяющихся, в каждой больнице было полно. С воспалёнными аппендиксами как-нибудь справятся и без неё. Всё было так, всё было логично. Она не боялась смерти. Но в последний момент, когда острая бритва уже касалась вены, что-то её останавливало. Было жаль Маргарет. Убив себя, Селина причинила бы ужасную боль этой женщине, которая только год назад похоронила сына. Чёрт бы тебя побрал, Стивен! Зачем ты заставил меня обещать? Я не могу так, слышишь? Не могу больше! Нарушить обещание, данное мужу, она тоже не могла. Но было что-то ещё… Она всё же могла принести пользу. Да, аппендицит может оперировать любой интерн. Но у Селины был большой опыт. За два года службы в Афганистане она провела бесчисленное количество операций, извлекала пули, осколки, сшивала мышцы, нервы, собирала по кусочкам раздробленные кости. Нет, о возвращении в армию и речи быть не могло. Всё что угодно, но только не это. Она лучше умрёт. Господи, нет. Никаких вооружённых конфликтов и горячих точек. Хотя, можно геройски погибнуть под первым же обстрелом. Она знала, что не выдержит. Не потому, что станет искать смерти. Она знала, что не выдержит даже одного вида вооружённых людей вокруг, звуков выстрелов, разрывов снарядов, гула вертолетов. Она знала, что сломается и не сможет выполнять свою работу. Сойдёт с ума, отгородится от внешнего мира и перестанет реагировать.***
Так уже было, когда через два месяца после смерти Стивена Селина подала рапорт с просьбой вернуть её в Афганистан. Каким-то чудом ей удавалось держаться около семи месяцев. Селина работала, как заведённая, почти не спала и не думала. Не раз и не два она под обстрелом спасала жизни. Она искала опасности, искала смерти. Всё закончилось в один миг. День был тяжёлый, под Кабулом шли ожесточенные бои, и их мобильный госпиталь развернули в десяти километрах вглубь фронта. Селина только что закончила очередную операцию, когда привезли ещё одного раненного. Увидев его, она на секунду подумала, что это Стивен — так парень был похож на её мужа. Но это был не он. Стивен был мёртв уже почти год, его больше нет. Дальнейшее она помнила смутно. Кажется, опустилась на землю, закрыла лицо руками, рыдала. Кто-то пытался её успокоить. А дальше — темнота. Очнулась она в своём же госпитале — кто-то предусмотрительно вколол Селине сильнодействующее успокоительное, и она отключилась. Проспала почти сутки. С ней пытались поговорить: командир, психологи, сослуживцы. Но Селина молчала. Неделю, две. Лежала на койке и смотрела на брезентовый свод палатки. А потом подала рапорт об увольнении. Её никто не остановил, все всё понимали. Так Селина оказалась в доме своей свекрови в Хановере, штат Нью-Гэмпшир, в небольшом городке на берегу реки Коннектикут.***
Она сидела в наполненной до краёв горячей ванне с бритвенным лезвием в руке. В её душе ничего не осталось, только выжженная пожаром бесплодная земля. Эта земля больше не способна взрастить семя надежды, любви и жажды жизни. Теперь Селина вернулась к размышлениям о том, что же ещё, кроме Маргарет и обещания Стивену, мешает ей сделать последний шаг, прекратить эти невыносимые муки. Она всё ещё может работать, может помогать людям. Пусть она не великий хирург, и никогда такой не станет, но ради этого стоило хотя бы попытаться жить. Существовать. Функционировать. Она сможет спасти чью-то сестру, мать, дочь, чьего-то отца или мужа. Она сможет. Стивена она спасти не смогла… Селина выпустила из рук лезвие и расслабилась. Опустила голову на бортик ванны. Горячая вода приятно согревала. Она закрыла глаза. Даже такая определённость была гораздо лучше того полубессознательного состояния, в котором она пребывала последние месяцы. Вряд ли впереди её ждут счастье и радость, но работа давала возможность выстоять. Хотя бы попытаться. Ей придётся каждое утро подниматься с постели, есть, пить, следить за собой, ездить в автобусе, ходить в магазин, — словом, придётся вернуться в жизнь, которую она старательно отвергала вот уже почти восемь месяцев, закрывшись в маленькой комнатке на втором этаже в уютном домике Маргарет.***
О своём решении Селина сообщила Маргарет на следующее утро после очередной тщетной попытки покончить с собой. — О, дорогая, я так рада за тебя. Я так беспокоилась, — Маргарет крепко сжала её в объятиях, потом слегка отстранилась и с теплотой и нежностью любящей матери посмотрела на неё. — Надеюсь, ты сможешь научиться жить без него, сможешь начать заново, — в глазах свекрови стояли слёзы. — Ах, Маргарет, ты знаешь, это невозможно. — Знаю, дорогая, но мы должны попытаться. Ради него. Он был бы рад знать, что наши жизни продолжаются, — пожилая женщина грустно улыбалась. — Да… Я ведь ему обещала. Не знаю… Мне кажется, я уже никогда не стану прежней. — Мы все никогда уже не станем прежними, милая. Просто попробуй. Не думай, не строй планов, действуй на автомате. А вдруг получится? Вдруг однажды утром ты проснёшься и поймёшь, что всё-таки стоит жить? Пожалуйста, дорогая, не сдавайся. — Я попытаюсь, Маргарет. Спасибо тебе за всё, — Селина нежно обняла свекровь, прижалась покрепче, закрыла глаза. — Селина, это твой дом, и ты всегда можешь сюда приехать. В любое время. Не спрашивай, просто приезжай. На уикенд, на праздники. Я буду ждать. Если захочешь поговорить, звони мне, ладно? — Хорошо, Маргарет, спасибо, — Селина искренне любила эту женщину, которая во многом заменила ей мать. Расстаться с ней было трудно: Маргарет была последней ниточкой, связывающей её со Стивеном. Но отступать было некуда. И вот она в Готэме. Уже год, как работает в больнице. Живет в маленькой светлой квартирке в Ист-Энде. Каждое утро просыпается, принимает душ, варит кофе, сушит и укладывает волосы, наносит лёгкий макияж, одевается, едет на работу. Все движения отработаны. Как и говорила Маргарет: не думать, не строить планов, действовать на автомате. Поразительно, но у неё получалось. В больнице всё шло хорошо: коллеги уважали её профессионализм, пациенты всегда благодарили за участие и заботу. Она действительно была хорошим хирургом и за этот год спасла немало жизней. Только вот пустота в груди так никуда и не исчезла. И кошмары, в которых она раз за разом так и не могла его спасти.