10 февраля
I’m halfway gone Sleepless, I’m battle worn And you’re all I want So bring me the dawn I need the sun to break, You’ve woken up my heart, I’m shaking, oh My luck could change Been in the dark for weeks And I’ve realized, you’re all I need I hope That I’m not too late And I hope I’m not too late
«Need the Sun to break», James Bay
За огромным панорамным окном во всю стену абсолютно белой гостиной бушевала буря. Где-то внизу океанские волны с грохотом обрушивались на отвесную скалу, отступая лишь на мгновение, чтобы снова окатить ледяной водой острые камни и растущие в расщелинах, скованные морозами хилые деревца и кустарники. Крупные хлопья снега, будто назойливые мошки, кружились по спирали, взмывали вверх и, подхватываемые порывами ветра, уносились куда-то вдаль, а затем постепенно оседали на землю, укрывая всё невесомым белым одеялом. Брюс Уэйн неподвижно сидел в кресле напротив окна и безучастно наблюдал за разыгравшейся стихией. Никакие звуки извне не проникали в эту огромную, наполненную звенящей тишиной комнату, отчего контраст между мрачным безмолвием внутри и свирепствующим снаружи зимним штормом усиливал ощущение нереальности происходящего. Очень тихо, почти неслышно Селина прикрыла за собой дверь, ведущую в медблок, а потом так же осторожно вернула на место секцию высокого книжного шкафа, скрывавшего от посторонних глаз потайной ход. Эта предосторожность была явно лишней, ведь кроме них, никто в этом странном доме не жил, и Брюс — Селина знала это абсолютно точно — не собирался приглашать гостей, по крайней мере, не сейчас, но профессиональные привычки и проявившаяся ещё в раннем детстве любовь к порядку неизменно брали над Селиной верх. Тем сильнее её раздражали манеры Кошки: та, нисколько не стесняясь, развешивала одежду и даже нижнее бельё на ручках дверей, спинках стульев и кресел, дверцах шкафов; раковина на кухне её квартиры была постоянно переполнена грязной посудой. Однако в вопросе содержания в порядке своих, как она их называла, «рабочих инструментов»: прибора ночного видения, чёрного кожаного костюма и сапог на каблуках, набора отмычек и прочего, одной ей известного оборудования, другая мисс Кайл была столь же педантична, сколь трепетно сама Селина относилась к личному чемоданчику с хирургическими инструментами и лекарствами, которым она обзавелась во время оккупации Готэма, кстати говоря, только благодаря Кошке. Та не проявлялась со дня освобождения города, но Селина не спешила радоваться лёгкому избавлению от назойливой соседки — она всё ещё чувствовала её незримое присутствие; в каждой своей мысли, в каждом движении она ощущала отголоски души той другой, которая сейчас мирно дремала где-то в глубинах её сознания, словно бы вновь ожидая своего часа. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, Селина замерла возле книжного шкафа. Она стояла чуть позади и сбоку от сидящего в кресле Брюса, имея возможность тайком наблюдать за ним, в то время как он неотрывно смотрел прямо перед собой, будто пытаясь разглядеть что-то в плотном снежном облаке, и не замечал ничего вокруг. Сторонний наблюдатель наверняка решил бы, что Брюс расслаблен и спокоен, но Селина сразу поняла, что всё по-прежнему, и ничего не изменилось, для чего ей потребовался один лишь беглый взгляд в его сторону. За последние несколько недель Брюс словно прирос к этому креслу и, когда бы Селина ни проходила мимо, она заставала его в неизменной позе: сосредоточенный взгляд направлен в окно, шея и плечи напряжены, руки свободно лежат на подлокотниках, а пальцы крепко сжимают белую кожу, сминая и заламывая идеально гладкий материал. Брюс молчал почти всё время, и его усталое бесцветное «спасибо», когда Селина заканчивала очередную перевязку, иногда было единственным словом, сказанным вслух за несколько дней; звон ножа и вилки о края тарелки, едва слышное «прости, я не голоден», скрежет ножек стула о каменный пол столовой и звук удаляющихся шагов заполняли собой всё пространство, не давая сделать вдох, заставляя предательски сжиматься сердце и кусать губы и, сдерживая слёзы, молча наблюдать за выходящим из комнаты Брюсом. Селине было тяжело видеть его таким напряжённым, молчаливым, потерянным, но она чувствовала, что ничем не может помочь сейчас, пока он так глубоко переживает утрату, и все его мысли где-то очень далеко от неё. В один из таких дней он, всё так же сидя в кресле, долго вертел в руках маску Бэтмена, пристально изучая каждую деталь, словно видел её впервые, а затем, не сказав ни слова, вышел из дома. В это время Селина находилась в медблоке и, услышав, как хлопнула входная дверь, вихрем влетела в гостиную. Беглым взглядом она окинула пустую комнату; необъяснимый страх сковал горло. Селина повернула голову к окну и замерла. Брюс стоял на краю обрыва, босыми ступнями утопая в снегу. Пронизывающий ветер трепал его волосы, лёгкую футболку и домашние брюки. — Господи, он же сейчас прыгнет, — в ужасе прошептала она. Сделав пару осторожных шагов в сторону двери, Селина уже была готова броситься на улицу, за ним, попытаться остановить, отговорить, как вдруг заметила, что в руке Брюс держит ту самую маску. Вплотную приблизившись к краю, он разжал пальцы, и то последнее напоминание, что осталось у него от Бэтмена, поглотила бездна. В тот момент Селина поняла, что именно он чувствует сейчас, и как непросто ему будет снова найти смысл жизни. Брюс потерял часть себя, ту лучшую часть, которая столько лет подряд давала ему стимул просыпаться по утрам и силы, чтобы продолжать бороться с царившей в Готэме несправедливостью, веру в счастливое будущее для родного города. Ту часть, которую сам он считал настоящей. А потом её отняли, вернее, он собственноручно, не дрогнув, расправился со своим вторым «я», и теперь не представлял, что делать дальше. Вот и сейчас, хотя прошло уже много дней, Брюс всё ещё блуждал во тьме неопределённости, то и дело натыкаясь на глухие стены и острые скалы ложных ходов бесконечного лабиринта сомнений, сквозь который ему предстояло пройти в поисках далёкого маяка надежды, который своим едва различимыми всполохами света вёл его сквозь тёмные воды отчаяния к тому месту, где Брюс мог бы бросить якорь и наконец ступить на твёрдую землю, чтобы начать всё заново. Этот долгий путь он должен был пройти в одиночестве, и Селина могла лишь быть рядом и дать ему эту возможность в полную силу пережить и осмыслить все те чувства, что он испытывал сейчас, не загоняя их в глубины подсознания, чтобы когда-нибудь вновь столкнуться с выжигающим душу горем, как это совсем недавно, спустя почти три года после смерти мужа, случилось с ней. Не торопить, не настаивать, сосредоточиться на себе, не забывая о том, что рядом человек, не меньше её самой нуждающийся в поддержке — примерно так Селина мысленно сформулировала нехитрый свод правил для этого странного периода своей жизни. Скованное морозами, всё вокруг замерло в ожидании весны, и она, как никогда остро ощущая себя частью этого огромного мира, затаилась, замерла вместе с ним в уютном убежище на краю обрыва, втайне надеясь, что жизнь буйством красок рано или поздно ворвётся в этот дом, наполнив его теплом и светом. Возможно, это случится ещё до прихода весны, возможно, позже. Но Селина точно знала, что рано или поздно Брюс вернётся к ней, нужно только дать ему время. Невольно вспоминая те восемь месяцев, которые она провела у Маргарет, её спокойную заботу и невероятную, поистине материнскую любовь, Селина вдруг в один миг осознала, что всё повторяется, только теперь именно ей остаётся терпеливо ждать и надеяться, что Брюс сумеет смириться с тем, что Бэтмена больше нет, и сумеет отыскать в своей жизни что-то, ради чего стоит хотя бы попробовать начать с чистого листа. Селина бесшумно подошла к нему сзади, осторожно положила ладони на его плечи. Брюс, вздрогнув от прикосновения, опустил голову и тяжело вздохнул. — Прости, — едва слышно выговорил он. — Это ужасно эгоистично с моей стороны. Я знаю, это… — Не надо, — оборвала его Селина, глядя на кружащиеся в плавном танце хлопья снега за окном. — Я понимаю. Всё нормально. Просто думай иногда о том, что мы всё ещё живы, ладно? — Обещаю, — тихо, но твёрдо ответил Брюс. — Я могу воспользоваться телефоном? — будничным тоном поинтересовалась Селина. — Конечно, почему ты спрашиваешь? — встрепенулся он. — Хочу поговорить кое с кем. Думала, может быть, ты не хочешь, чтобы нас отследили. — Не отследят. Только если ты не собралась обзванивать все готэмские телеканалы и газеты и сообщать им сенсационные новости, — усмехнулся Брюс. — Чёрт, ты меня раскусил! — расхохоталась Селина. — Я бы сколотила неплохое состояние, — закончила она заговорщическим шёпотом. — И не надейся. Всё равно никто тебе не поверит, — всё так же глядя в окно, выдохнул он. — Прости, я не могу сейчас… Брюс не договорил, замолчал на полуслове, потёр заросший двухнедельной щетиной подбородок и снова опустил голову, но Селина поняла, что именно он имел в виду: он не может сделать вид, будто ничего не произошло, забыть всё и в один миг стать прежним. Услышав его голос, она почти физически ощутила ту боль, которую он испытывал сейчас, находясь в растерянности, терзаясь сомнениями, но одновременно почувствовала невероятное облегчение. — Ничего. Всё будет хорошо, помни об этом. Всё наладится, непременно. Нужно только подождать. Он сильный, он справится. А я буду рядом. Улыбнувшись своим мыслям, Селина ободряюще сжала плечи Брюса, поцеловала его в висок и направилась обратно в медблок.***
Положив локти на стол и то и дело покручивая тоненькое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки, Барбара наблюдала за чертыхающимся отцом, один за другим распахивающим дверцы кухонных шкафов и с невероятным грохотом выдвигающим все подряд ящики. — Пап, давай я сама, садись, — наконец не выдержала она, со смехом поднялась с места и мягко подтолкнула комиссара к стулу. — В этом доме ничего невозможно найти! — буркнул Гордон и послушно сел. Оказавшись зажатым между боковой стенкой старенького пузатого холодильника и краем стола, он прислонился спиной к стене и, скрестив руки на груди, принялся следить за тем, как плавно Барбара двигается по их маленькой, давно уже требовавшей ремонта, но всё же такой уютной кухне, мгновенно находит и кружки, и сахар, и заварочный чайник, кипятит воду и проворно нарезает любимый яблочный пирог отца, который она испекла специально для него. — Ты стала совсем взрослой, моя девочка, — выдохнул комиссар, с восхищением и грустью глядя на дочь. — Ой, пап, ты так говоришь, что можно подумать, будто я переехала в Австралию, и мы больше никогда не увидимся, — попыталась отшутиться Барбара. Она повернулась к отцу, оперлась о столешницу и, вытерев руки полотенцем, пристально взглянула на Гордона. — К тому же мы работаем вместе, забыл? — Мне по-прежнему непривычно возвращаться в пустую квартиру, — грустно улыбнулся тот. — Я в последнее время редко бываю дома, сама знаешь, поэтому каждый раз, открывая дверь, жду, что ты выйдешь меня встречать. Забываю, что ты теперь замужняя женщина, миссис Блэйк, — сделав ударение на последнем слове, с улыбкой закончил комиссар. — Ох, пап, — повесив полотенце на дверцу шкафчика, вздохнула Барбара. Она в несколько шагов пересекла кухню, села за напротив отца и, положив локти на стол, снова принялась теребить своё обручальное кольцо. — Всё произошло так быстро, я сама тоже не до конца в это верю. Знаешь, — рассеянно глядя в окно, занавешенное полупрозрачным тюлем в цветочек, продолжала Барбара, — иногда мне кажется, что мы с Джоном поторопились. Нет, ты не подумай, я очень сильно люблю его, и мы счастливы, правда, — помотав головой, поспешила ответить она на невысказанный вопрос во взгляде отца. — Но… Не знаю… Мне просто грустно, что ты теперь один, и мы видимся не так часто, как раньше. Может быть, нам стоило подождать со свадьбой? — Подождать, когда я умру, чтобы со спокойной совестью начать свою собственную, самостоятельную жизнь, не опасаясь расстроить меня отъездом из дома, милая? — насмешливым тоном спросил Гордон. — Ну, пап, — возмутилась Барбара, нахмурив брови и серьёзно глядя на отца. — Запрещённый приём, комиссар! Не хочу ничего слышать о твоей смерти, ладно? — Хорошо-хорошо, — вскинув руки, ответил он. — Прости, это было жестоко, ты права. Я лишь хотел сказать, что глупо откладывать жизнь в надежде, что однажды что-то изменится или станет проще. Не станет, милая, просто это нужно пережить, — спокойным тоном говорил Гордон, а Барбара, подперев щёки ладонями, слушала и смотрела на отца, мечтательно улыбаясь. — Жизнь продолжается. Люди женятся, заводят детей. Это так же естественно, как и то, что солнце встаёт на востоке. И я рад, что ты не одна в этом мире, у тебя есть Джон. Не зря вы вместе столько всего пережили. Он и есть твоё будущее. — Я так люблю тебя, папа, — восхищённо произнесла Барбара, не двигаясь и неотрывно глядя на Гордона. — И я люблю тебя, дочка, — мягко улыбнувшись, ответил ей комиссар. — Я думала, может, — замялась она, — тебе стоит познакомиться с кем-то? — собравшись с духом, продолжила Барбара. — Я имею в виду, попробовать сходить на свидание, ну, ты понимаешь. — Покраснев, она резко вскочила из-за стола, принялась суетливо расставлять кружки и тарелки, разливать чай, искоса поглядывая на смущённого не меньше её самой отца. — Не уверен, — прокашлялся Гордон, — что у меня есть какие-то шансы, Барбара. Я почти всё время провожу на работе, да и вообще, не представляю, как ухаживать за женщинами. На свидание я в последний раз ходил с Сарой, и было это лет тридцать назад. Бойфренд из меня получится никудышный, — отшутился он. — Кстати, как дела у Сары? — спросила Барбара, усаживаясь за стол и пододвигая к себе кружку с горячим чаем. — Звонила вчера, — будничным тоном ответил Гордон. — Так, папочка, выкладывай, что у тебя там происходит, — пытаясь скрыть неловкость за непринуждённым смехом, принялась допытываться она. — Значит, вы созваниваетесь? Позавчера ты уже говорил с ней по телефону, сам же рассказывал. — Барбара, мы с Сарой развелись девять лет назад, — устало выдохнул комиссар. — Она просто интересовалась, когда будет безопасно приехать в Готэм. — Три дня подряд? — недоверчиво вскинула брови Барбара, инстинктивно подавшись вперёд. — Так она приедет? Чёрт, не упускай свой шанс! — Не три, а два, — огрызнулся Гордон. — Да, приедет, но не раньше марта, пока это слишком опасно. С Джеймсом и Синтией. И даже не думай сказать мне что-то ещё в том же духе, милая, — стальным тоном пресёк он все попытки Барбары продолжить разговор. — Ладно-ладно, — подняла руки она, показывая, что сдаётся. — Будем считать, что это просто визит вежливости, я всё поняла, — закончила Барбара беззаботно, тщательно изображая, что верит ему, но втайне надеясь, что Сара собирается приехать в Готэм не просто из вежливости. — Вот и славно, — кивнул Гордон. — Да, — подтвердила Барбара и, задумавшись, снова перевела рассеянный взгляд на окно. Вдруг вспомнив недавний рассказ отца о том, что Сара ушла от него, забрав с собой детей после того, как обезумевший из-за смерти Рейчел Доуз Харви Дент чуть было не убил маленького сына Гордона, Джеймса, Барбара подумала о Тёмном рыцаре, спасшем мальчика и взявшем на себя тяжкое бремя вины за смерть прокурора Дента. — Это так странно, да? — тихо спросила она. — Что именно, милая? — Я бы никогда не догадалась, что Брюс Уэйн и есть Бэтмен. Он спас целый город, а люди даже не знают, кто это был. — Они знают, Барбара. Это был Бэтмен. — Это несправедливо. Не представляю, как Готэм будет жить без него. — Нам всем придётся научиться, дорогая, — заключил комиссар.***
Альфред ждал этого звонка вот уже которую неделю подряд, старательно и безуспешно уговаривая себя не питать иллюзий, ведь мистер Уэйн мог решить — и сам Альфред неоднократно говорил ему об этом, — что начинать жизнь заново ему нужно где-то далеко от Готэма, забыв о прошлом и вычеркнув из памяти всё то плохое, что преследовало его здесь, а значит, и всех людей, которые служили лишь горьким напоминанием о пережитых потерях. Альфред утешал себя мыслью о том, что его мистер Брюс сумел сделать правильный выбор. И даже если им не суждено было встретиться вновь, Альфред не посмел бы нарушить негласный договор, заключённый с самим собой. Но каждый раз проходя мимо библиотеки, он подолгу задерживался в дверях возле старомодного телефонного аппарата, напрямую соединённого с тайным убежищем Бэтмена в Новой Англии, стоящего на низком лакированном столике из красного дерева, где-то в глубине души всё же надеясь однажды снова услышать родной голос или увидеть самого мистера Уэйна. Он поднял трубку, едва телефон зазвонил и, не дожидаясь, когда на другом конце провода заговорят, выпалил: «Мистер Брюс, как же я рад!». Затем услышал взволнованную мисс Кайл и, не сумев скрыть боли и разочарования, упавшим голосом тихо проговорил: — Мисс Селина, это вы... Хватая ртом воздух и глотая беззвучно текущие по щекам слёзы, Альфред, продолжая сжимать телефонную трубку, медленно сползал на пол, прислонившись спиной к стене. С каждой секундой в голове множились самые страшные предположения, заставляя чаще биться измученное сердце и лишая его последних осколков надежды. — Альфред, он жив, слышите? Брюс жив, с ним всё в порядке! — почти кричала в трубку Селина, словно догадавшись, о чём сейчас думает её собеседник. — Мисс, вы… Это правда? Ох, мисс Селина, — дрожащим голосом пробормотал Альфред, поднимаясь на ноги. — Я вдруг подумал, что… Я знал, что кто-то поселился там, я был уверен, что это мистер Брюс, а когда зазвонил телефон, и я услышал ваш голос, мне почему-то показалось… Понимаете, я был уверен, что это мистер Брюс звонит, — продолжал сбивчиво объяснять старик. — Нет-нет, он действительно жив. Простите, что напугала. — Прошу прощения, мисс Селина, я совершенно забыл о приличиях, — окончательно придя в себя, спокойно заявил Альфред. — Я так рад слышать ваш голос. Как вы, мисс? Вам что-нибудь нужно? Как мистер Уэйн? Он здоров? Я могу вам чем-то помочь? — Вопросы сыпались один за другим, и в конце концов Селина прервала этот нескончаемый поток, звонко рассмеявшись. — Альфред, помедленнее, пожалуйста, — мягко остановила его она. — Простите, мисс, — виноватым тоном ответил Альфред. — Физически мы оба в порядке, насколько это возможно после всего, что произошло. Простите, что не позвонила вам раньше. Дело в том, что Брюс… — Что с ним, мисс? Он всё-таки нездоров? — перебил Селину Альфред. — Раны ещё не зажили, и старые травмы дают о себе знать, но меня беспокоит не это. Вы ведь знаете его гораздо лучше меня. Он привык терпеть боль. — На мгновение в трубке повисла напряжённая тишина, а затем Альфред услышал судорожный вздох, и Селина, будто решившись на что-то и отбросив мучившие её сомнения, тихо продолжила: — Он всё время молчит. Сидит в кресле, уставившись в окно, и я подозреваю, что это связано с тем, что он уничтожил Бэтмена. — А вы, мисс? Что делаете вы? — осторожно спросил он. — Я? В голосе Селины Альфред уловил явное замешательство. — Да, вы, — спокойно и ласково продолжал он. — Не знаю… Ничего необычного. Много сплю, иногда готовлю что-нибудь, меняю повязки, читаю новости, — медленно и словно с трудом припоминая, чем занималась все эти дни, перечисляла разрозненный набор фактов Селина. — Вы думаете, будет лучше оставить мистера Брюса в покое и дать ему время прийти в себя? — Да, именно так я и думаю. — Это не сработает, мисс Селина, — категорично заявил Альфред. — Но… — Поверьте мне. В ту ночь, когда погибла, — начал было Альфред, но тут же осёкся, мысленно напомнив себе, что рассказывать о былых чувствах мистера Уэйна к мисс Доуз и о её гибели он не имел никакого права. Не зная наверняка, открыл ли его мистер Брюс ту давнюю тайну мисс Селине, Альфред предпочёл промолчать. — В ту ночь, когда мистер Брюс был вынужден убить Харви Дента, он вернулся домой раздавленный, уничтоженный. Он сел в кресло возле одного из окон своего пентхауса и просидел так восемь лет. Я говорю образно, разумеется. Но это действительно длилось восемь лет, мисс! — с жаром продолжал рассказывать печальную историю Брюса Альфред, расхаживая по библиотеке, таская за собой громоздкий телефонный аппарат и волоча по полу тянувшийся от розетки длинный чёрный провод. — Это не сработает. Вы правы, я слишком хорошо знаю мистера Уэйна. — Что же мне делать? И снова Альфред почувствовал, что Селина растеряна. Он остановился и, окинув взглядом комнату, залитую мягким солнечным светом, вдруг почувствовал, как свинцовой тяжестью на него наваливаются воспоминания, а вместе с ними и чувство вины за то, что не доглядел, был слишком мягок, не настоял. За то, что не отговорил, когда мистер Брюс решил стать Бэтменом. За то, что, в душе не одобряя, помогал и тем самым позволил мистеру Брюсу страдать, не допуская и мысли о том, что его жизнь может быть совсем другой, полной счастья и свободной от призраков прошлого. — Не уверен, что с моей стороны этично давать такие советы, но… — К чёрту этику, Альфред! — решительно оборвала его Селина. — Говорите, как есть. — Вся его жизнь состояла из горя и страданий. Я допускаю, что он сам выбрал такой путь и, если бы захотел, давным-давно мог разорвать этот порочный круг, но как бы там ни было, долгие годы его питала лишь ненависть и жажда мести. Он не знает, как жить по-другому, понимаете? Он потерял всех, кого любил, ещё будучи ребёнком. Смерть родителей очень сильно повлияла на него. Сильнее, чем я мог себе представить, мисс Селина. Отчасти здесь есть и моя вина, — тяжело вздохнул Альфред. — Я не должен был позволять ему так глубоко погружаться в себя и свои страдания. Потом он снова и снова терял близких людей, друзей, союзников. Всё, что у него было — это Бэтмен. Теперь его нет. Мистеру Брюсу нужен стимул, мисс. Таков уж он, таков его характер. Он не может жить без вызова, понимаете? Он привык к борьбе, и без борьбы его жизнь лишена смысла. Вы познакомились с мистером Уэйном в ту ночь, когда он снова надел костюм после восьмилетнего перерыва. И я видел в его глазах огонь воодушевления, мисс Селина. Встретив вас, он решил покончить с Бэтменом, это правда, только вот Бэтмен был его последней ниточкой в прошлое, и он её оборвал. Бэтмен — не просто часть жизни мистера Брюса. Он и был всей его жизнью. — Задыхаясь от волнения, Альфред опустился на стоящий посреди комнаты диван и, помедлив немного, продолжил: — Не пытайтесь оградить его от внешнего мира, оставлять в покое, этим вы ничего не добьётесь. Он лишь ещё глубже уйдёт в себя и окончательно утратит связь с реальностью. Наконец выговорившись, высказав всё, что было на душе, Альфред замолчал и, тяжело дыша, принялся распрямлять запутавшийся от его беспорядочных блужданий по комнате телефонный провод. В трубке повисла пугающая тишина. — Мисс? — осторожно позвал он. — Я здесь, — неуверенно ответила Селина. — Мне нужно подумать о том, что вы сказали. — Понимаю, мисс. Простите мне мою несдержанность, — с сожалением произнёс Альфред. — Я не должен был… — Нет-нет, не извиняйтесь, Альфред, пожалуйста! Всё в порядке, — бодрым голосом протараторила Селина. — Кажется, суть я уловила. А теперь расскажите, как вы.***
Спустя двадцать минут Селина, пребывая в смятении, положила трубку. Стимул. Страсть. Огонь. Вызов. Пожар. Всплеск. Она сомневалась, что сможет дать Брюсу всё то, о чём говорил Альфред. Селина не знала, как ей поступить теперь. А Кошка знала наверняка.